Глава 6 Обстоятельства, естественно!

С каждым в тот или иной момент его жизни может случиться такая неприятность, как большая любовь. Бессонные ночи, заплаканные глаза, ожидание звонков, насмешливая жалость окружающих достались мне как необходимые и неизбежные ингредиенты любовного пирога, по кусочку от которого перепадало всем так или иначе. Если честно, я думала, что со мной такая история больше не пройдет. В конце концов, я все это уже проходила… в девятом классе. Я даже пыталась уйти однажды на край света, чтобы показать папе, как сильно я люблю своего мальчика. Мы прошатались с ним тогда всю ночь, целовались в теплых подъездах, а я думала только об одном: что скажет папа? Папа сказал, что я просто маленькая дурочка и что, раз уж мне так хочется, я могу приводить этого мальчика к нам домой. Самое смешное, что после этой победы я, кажется, очень скоропостижно рассталась с предметом своих грез. Как же его звали? Надо же, я теперь даже не помню его имени, а тогда несколько дней разлуки казались бесконечной пыткой, не лучше, чем загонять иголки под ногти. Бр-р. Интересно, могу ли я надеяться, что моя неадекватная страсть к мужчине, который приходит в мою жизнь или, скорее, в мою постель пару раз в неделю, тоже исчезнет без следа? Здравый смысл подсказывал, что все временно, все бренно, а стало быть, когда-нибудь, возможно, не скоро, но мне наконец станет безразлично, позвонил он или не позвонил, удалось ему вырваться с работы или нет. И думает ли он обо мне каждую минуту, как я о нем. Иногда на работе, за статьей о каком-нибудь происшествии, которые я теперь иногда обозревала, я вдруг ловила себя на мысли, что не думала о нем. Именно так – я отрывала взгляд от экрана и говорила себе:

– Дорогая моя, а ведь ты сейчас о нем не думала. Значит, это возможно!

И эта возможность обнадеживала. Я безумно хотела вернуть себе себя, независимую, здравомыслящую, свободную от таких вот сильных, мучительных чувств. Я была как больной, старательно прислушивающийся к собственной болезни, и если вдруг подмечала, что уже час у меня ничего не болит, то на время успокаивалась. Та необъяснимая страсть, что свалилась на меня вместе с его темными глазами, его уверенными руками, она больше пугала, чем радовала меня. Впервые за долгие годы личного счастья и свободы я оказалась зависима от чьих-то звонков. И, самое ужасное, я никак не могла этим управлять. Константин стал составлять для меня смысл моего дня и моей ночи, всей моей жизни, в то время как я для него, кажется, являлась каким-нибудь третьим или пятым пунктом. Я металась по офису, мучилась ревностью и ожиданием, думая, что он женат, что относится ко мне несерьезно. Это я-то, которая сама никогда ни к кому не относилась всерьез. Ха! Теперь даже мой бывший МЧ Саша смотрит на меня с осторожной жалостью, даже он понял, что мной овладела любовь столь разрушительная и всепоглощающая, что я сама не могу с ней справиться.

– Саш, с тобой все в порядке? – спросил он однажды, после долгих недель демонстративного молчания и обид. Я в тот момент не видела Константина уже семь суток из его восьми, и он за все это время мне ни разу не позвонил.

– А что? Что-то не так? – Я резко повернулась к Саше и уставилась на него.

– Ты странная какая-то, – настороженно пояснил он. – И я уже почти сошел с ума от твоего барабанного стука. Ты готовишься в ударники?

– Что? – не поняла я, но Саша кивнул на подоконник, и я увидела, что действительно нервно постукиваю пальцами по нему и даже не замечаю этого.

Я смотрела в окно на внезапный дождь, который лил как из ведра, и думала о жарком египетском солнце. Наверное, Костя загорит и будет еще смуглее. Ему пойдет.

– Ты сегодня ела что-нибудь? Я никогда не видел, чтобы ты была такого цвета. Ты практически зеленая.

– А тебе-то какое дело, – оскорбилась я.

– Куда только смотрит твой парень, – с вызовом сказал он. – Он должен лучше тебя кормить. Ты скоро будешь падать в голодные обмороки.

– Я бы с удовольствием полежала в обмороке пару дней, – вдруг пожаловалась ему я. Грустным голосом, это получилось непроизвольно. Я была измотана, потому что последнее время плохо спала, практически ничего не ела, без конца представляя, как мой Костя нежится на пляже со своей женой.

– Деточка, с тобой что-то не так, – проницательно заметил Саша.

– Тоже мне бином Ньютона, – усмехнулась Тоська, сидя за своим столом. – С ней уже месяц что-то не то. Только это не лечится, к сожалению.

– Смейтесь-смейтесь, – угрюмо буркнула я и побежала курить.

Саша вышел вслед за мной через пару минут и еще пару собирался с духом. Потом спросил:

– Что, все так плохо? Я никогда тебя такой не видел.

– Знаешь, я сама себя такой никогда не видела, – призналась я. Странно говорить об этом с ним, но почему бы и нет. В конце концов, даже когда мы встречались, несмотря на поцелуи и в меру интересный секс, мы были больше друзья, чем любовники. Я всегда больше любила с ним поговорить, чем молча смотреть на его лицо, в его глаза, как было с Костей.

– А у меня, представляешь, есть девушка, – поделился новостью Саша, и я с удовольствием выслушала его рассказ о романтическом знакомстве, которое состоялось в клубе на 1905 года после нескольких бокалов коктейля Б-52.

– Я счастлива за тебя, – совершенно искренне сказала я, радуясь, что теперь не являюсь причиной его разбитого сердца. Впрочем, мне кажется, с его сердцем все и до этого было в порядке.

– А ты сама… ты счастлива? – осторожно поинтересовался он.

Я, не зная, какой ответ ему придется по душе, больше на всякий случай пожала плечами и не стала ничего говорить. Махнув своему бывшему рукой, я отправилась в женский туалет и там долго, с тщательностью, изучала смотрящую на меня из зеркала бледную незнакомку с кругами под глазами и с сухими, обветренными губами.

– Страшнее атомной войны, – сказала я ей вслух и усмехнулась. Всего несколько дней без него, и я бросаю краситься и следить за собой – разве это нормально? Неужели же он там с женой? Опасные мысли вернулись, как бы я ни гнала их прочь, поэтому я перестала сопротивляться привычному уже меланхолическому настроению. Только накрасила губы блеском и заставила себя выпить стакан зеленого чая. Мне надо держать себя в руках, беречь свою красоту, и без того далекую от идеала. Через несколько дней вернется он, и что я ему покажу – женщину, страдающую от неразделенной любви?

– Саш, у тебя телефон звонит, – заглянула в туалетную комнату Тоська. – Какой-то Пришелец.

– Что? – ахнула я, моментально возненавидев себя за то, что не взяла телефон с собой в курилку. Ведь всегда же, везде я его таскала с собой, но почему именно сейчас, именно в эту минуту я его забыла? Я побежала по коридору, споткнулась о ножку стола, грохнулась на пол и, не обращая внимания на острую боль в бедре, рванула в кабинет. Больше всего я боялась, что Костя сбросит вызов, тогда мне придется перезванивать ему самой, а это не так здорово для нашей игры в кошки-мышки. Мышка старательно прикидывалась кошкой, я делала вид, что совсем не скучаю по нему.

– Алло? – Я постаралась дышать ровно, а говорить непринужденно.

– Ты занята? – осторожно спросил он.

– Нет, нет… я просто была в коридоре. Не взяла с собой телефон, – выпалила я, жалея, что не успела придумать ничего более независимого.

Он помолчал, а я против воли почувствовала, что от его голоса по моему телу растекается теплая волна счастья.

– Курила, да? Ты в курсе, что много курить вредно?

– В курсе, – улыбнулась я.

Его неуклюжие попытки воспитывать взрослую женщину были умилительны. И давали мне право думать, что ему важно, чтобы я была здорова. Он заботится обо мне. Глупо, конечно, но я цеплялась за любую возможность убедить себя в его серьезной, большой любви ко мне.

– Ты только береги себя. Что ты делаешь сегодня вечером?

– Буду… ну, дома, – растерянно протянула я, не понимая, зачем он спрашивает. Он-то все равно сейчас в этом своем Египте.

– Может, я тебя встречу? – предложил он, и мое сердце немедленно громко стукнуло в груди.

– А что, ты в Москве?

– Во Внукове. Уже приземлились, так что к концу твоих трудовых будней я вполне могу оказаться около твоего порога. Ты будешь этому рада? Я ужасно соскучился.

– Я тоже, – слабым голосом прошептала я.

Неужели я его увижу? Неужели он меня поцелует? Стоп, он что, говорит из самолета?

– Я привез тебе кальян. Раз уж ты все равно куришь дома, будешь дымить вкусным табаком.

– Ты в самолете?

– Ага, – ответил он, введя меня на секунду в замешательство. А как же жена? Хотя она могла выйти в туалет. Но если так, то он рисковый парень.

– Я закончу в шесть. Могу в половине шестого.

– Ой, мне пора. Я буду в шесть, – пробормотал он и, словно в подтверждение моих мыслей о жене, в ту же секунду повесил трубку. Я стояла посреди офиса и с задумчивым видом вертела телефон. Тут он вдруг снова зазвонил.

– Да, алло. Что-то забыл? – спросила я, но это была всего лишь Жанка.

– Я-то ничего не забыла, – возмущенно заявила она. – А вот ты в порядке?

– Меня об этом сегодня уже второй раз спрашивают, – рассеянно заметила я. – Ну а у тебя чего?

– У меня? Да свинство невозможное. Этот ливень!

– Чем тебя не устраивает ливень? – усмехнулась я.

Жанка фыркнула.

– На кой черт я утром помыла машину, если теперь все встречные фуры обливают меня грязью!

– Так ты позвонила, чтобы сказать, что тебе машину пачкают? – уточнила я.

– Не просто пачкают, а окатывают грязью сверху донизу. А я, между прочим, даже воском ее натерла, машинку мою!

– Ах ты, бедненькая, – рассмеялась я.

Жанка вообще-то не отличалась особенной аккуратностью, так что машину она мыла раз в полгода, по большим праздникам. Хотя, казалось бы, при ее жизни на земле это можно было делать хоть каждый день.

Подруга немного успокоилась, излив на меня все свои проблемы. Ее дети нарисовали на стене «скелетона», получилось очень натурально, а поскольку они пустили в ход маркеры, теперь это не оттереть. Муж опять доел салат из миски и оставил ее, пустую, в холодильнике. Сама же Жанка никак не может найти время, чтобы посмотреть фильм, который я дала ей еще два месяца назад.

– Не жизнь, а сказка, – напоследок буркнула она. – А что у тебя?

– Он приехал, – тихо сказала я.

– О, кто о чем, а вшивый о Косте. Когда ж это кончится?

– Надеюсь, что никогда, – снова против воли я вела себя, как влюбленная кошка. Что поделать, в каком-то смысле я ею и была. Только что не мяукала по ночам, так еще не вечер. А вечером я через силу вбивала в компьютер заметку об аварии в Подмосковье. Авария была скучная, с одним трупом, обычно начальство не дает санкции писать о таком. Но тут была пикантная подробность, трагедия произошла из-за вышедшего на дорогу лося. Лось остался жив и ушкандыбал в лес, а на дороге осталась перевернутая фура и разбитая «BMW».

Наконец часы пробили восемнадцать ноль-ноль, и я, поколебавшись пару минут на тему «опоздать – не опоздать», не выдержала и полетела на улицу. Он уже стоял там, действительно загорелый, в белой футболке и бежевых шортах чуть выше колена. Я увидела его и чуть не прослезилась. Это были самые долгие семь дней в моей жизни.

– Ну, здравствуй, – с облегчением выдохнул он и прижал меня к себе.

– Здравствуй, – шепнула я в ответ и прижалась щекой к его груди. Его сердце билось ровно, тогда я подняла на него глаза и подумала – и что только я в нем нашла? Долговязый, худой незнакомец. Пришелец.

Мы отправились ко мне. Нам не хотелось ни гулять, ни есть, ни пить, ни говорить. Желание было одно: взобраться на мою кровать, как на остров, и отдаться во власть наших тел, которые гораздо лучше нас знали, что нам нужно и как нам без этого непереносимо плохо.

– Ну, как вы съездили? – спросила я спустя время, когда дар речи снова вернулся ко мне.

– Нормально. Только слишком жарко, – лаконично ответил он, без тени смущения рассматривая меня. Я сидела на кровати по-турецки и пила холодную воду прямо из моего любимого стеклянного кувшина. – А чем ты тут занималась?

– Думала о тебе. Писала статьи.

– Статьи? О чем? Опять какие-то выдумки? Вообще-то у тебя шикарная фантазия, я тебе скажу. – Он игриво провел рукой по моему плечу, а взглядом скользнул ниже.

– Я теперь обозреваю происшествия, – горделиво вздернула я подбородок и ухмыльнулась. – Теперь я почти что серьезный журналист.

– Да? И что же ты обозрела? – мурлыкнул он, притягивая меня к себе.

– Ничего интересного. Сегодня вообще только одна авария, лось выбежал на дорогу, перевернул фуру.

– Какой кошмар, – заметил он.

– Да никакого особого кошмара нет. Всего один труп. Если бы не лось, мы бы об этом и не написали.

– Да? – едва слышно прошелестел он.

– Ага, – кивнула я, повернулась на живот, положила голову Косте на плечо и только тут заметила, что с любимым моим делается что-то не то. Он побледнел, высвободил руку и сел на кровати. Потом встал, натянул шорты и принялся молча что-то искать в своей сумке.

– Что случилось? – испугалась я.

– Ничего, все в порядке, – глядя мимо меня, проговорил он. – Пойду покурю.

– Я с тобой, – суетливо вскочила я.

– Нет, ты… ты посиди, – помотал головой он.

– Я тоже хочу курить, – заявила я твердо, стягивая с кресла халат.

– ПОСИДИ! – почти крикнул он и вышел, хлопнув дверью.

Я так и осталась сидеть, голая, ошарашенная, с халатом в руке. Еще через пять минут Константин, все так же не глядя на меня, сослался на какие-то срочные дела и отбыл в неизвестном направлении, оставив меня в полнейшей прострации.

– Что ж это такое? – причитала я, наливая себе коньяк одной рукой и набирая телефон Жанки другой. Я чувствовала, что, если кто-то сейчас, немедленно не поможет мне справиться с камнем, внезапно обрушившимся на меня и сдавливающим мое дыхание, я сойду с ума. Жанка трубку не брала. Я позвонила Машке, но у нее самой случилась неприятность. Муж-наркоман, как я поняла, снова что-то вынес из дома и продал, так что Машке было не до меня. Телефон Константина оказался недоступен, и я в течение получаса, как маньяк-самоучка, набирала его номер одновременно со своего мобильного и с домашнего телефона. Эффект был нулевым. После этого я уже больше никому не звонила, а сидела все еще такая же голая на ненавистной кровати и пила коньяк, разговаривая с Шушерой.

– Все кончено, моя дорогая, все кончено. Он просто псих. И при слове «лось» он впадает в ступор и бросает женщин прямо в постели, – объясняла я своей кошке поступок Кости.

До этого я перебрала уже варианты «Он внезапно вспомнил, что не выключил утюг», хотя, убей меня бог, не понимала, зачем бы ему вообще было его включать, и «Инопланетяне передали ему телепатический сигнал, и он ушел на задание». Этот вариант меня бы устроил больше, если бы мой Пришелец и меня забрал с собой на свою летающую тарелку.

– Мы бы занялись сексом в невесомости, – мечтательно говорила я, а потом, кажется, пыталась показать Шушере на пальцах, что такое невесомость. Она плохо понимала, тогда я в качестве наглядного примера подняла ее и принялась трясти и медленно крутить в воздухе. Шушка истошно мяукала, а я говорила ей, что настоящие космонавты должны все терпеть. В конечном счете я достаточно быстро с помощью коньяка привела себя в бессознательное состояние и отрубилась. Оставаться в тот день в здравом уме и твердой памяти я уже не могла. От одной мысли, что Константин ушел и больше никогда не вернется, мне становилось так плохо, что хотелось умереть. Так что вариант «напиться до бесчувствия» был гораздо более гуманным выходом из положения. Хотя, надо признать, что подобный способ решать проблемы я до того дня не практиковала ни разу.

Мой телефон ближе к ночи разразился серией звонков. Я слышала голос Жанки на автоответчике, она говорила что-то о ванной и детях, но я даже не помню, что конкретно. Потом мобильник тоже пел на разные голоса, а я только рыдала в подушку. Моя комната кружилась и каждую минуту меняла свой размер и форму, и в какой-то момент наступила тишина и темнота, среди которой мне вдруг стало ослепительно хорошо. И только утром я поняла, отчего и почему почувствовала себя так прекрасно. Рядом со мной спал Константин. Живой и настоящий, совершенно невероятным образом материализовавшийся со мной рядом на моей кровати. В этот момент я всерьез начала подумывать о том, что он действительно инопланетянин и, как минимум, умеет проходить сквозь стены.

Но обнаружила я его присутствие не сразу. Сначала я поняла, что моя голова раскалывается от головной боли. Во рту была страшная сухость, а при попытке встать головокружение практически опрокинуло меня назад. Алкогольное отравление в чистом виде. Надо меньше пить, пить надо меньше. Я застонала, откинувшись на подушку, и вот тут-то и осознала, что нахожусь не одна. Константин, проснувшись от моего стона, приподнялся на локте и не без интереса наблюдал за моими мучительными попытками вернуться в разум. Все же средство анестезии, выбранное мной вчера, не было идеальным, так как привело к тяжелой интоксикации моего неокрепшего организма. Вообще-то этот коньяк в моем доме появился еще во времена Саши, который любил после долгого трудового дня пропустить рюмку-другую, сидя на кухонном подоконнике. Мне же такие крепкие напитки особо не нравились. Я скосила глаза на пол и увидела пустую бутылку, валяющуюся в куче моего тряпья.

– Это ты что, одна все выпила? – уточнил Константин, проследив за моим взглядом.

Я пожала плечами, внезапно разозлившись на него и на его спокойный, уравновешенный вид.

– Не помню. Нет, я пригласила кучу эльфов, они мне помогли.

– Ты с ума сошла?

– Ты сам ненормальный. Неврастеник. Ты хоть помнишь, что исчез, оставив меня одну, без единого слова, – вскипела я.

– Я просто не мог. Мне надо было побыть одному.

– Знаешь, не убеждает, – злобно бросила я. – И потом, как ты сюда попал?

– Я выломал твою дверь, – заявил он.

Я окончательно вышла из себя.

– Что ты сделал?

– Выломал дверь.

– Зачем? – изумилась я.

– Ты не отвечала на звонки, – невозмутимо пояснил он.

– И что? – нахмурилась я. – Может быть, я не хотела тебя видеть? Может, я вообще не желаю знать мужчину, который так со мной обращается. Уходит, ни слова не говоря. Ничего не рассказывает о себе. Для тебя наши отношения что – приключение? Забавная интрижка? Мне такого не надо.

– Да? – скептически заметил он. – Тогда зачем ты это сделала?

– Что?

– Зачем ты напилась?

– А может, я алкоголичка! – возмущенно ответила я.

Хоть мне и было очень плохо, я кое-как натянула тренировочные штаны и первую попавшуюся под руки майку. Без одежды я была беззащитна.

– Так ты хочешь, чтобы я ушел? – зло спросил он и встал с кровати. Его ноздри раздувались от каждого вздоха, он, кажется, тоже был в ярости.

– Ты уже ушел и наплевал, что женщина, которая тебя любит, чуть не сошла с ума.

– Что? Что ты сказала?!

– Убирайся! – крикнула я и швырнула в него халатом. Он поймал его и с минуту стоял с ним в руках, напряженно вглядываясь в мое лицо. Потом положил халат на ручку кресла, подошел ко мне, взял мои руки, без нежности, крепко, в замок, и посмотрел мне в глаза:

– Ты меня любишь? С чего ты взяла?

– Зачем ты вернулся? Я вчера уже пережила твой уход. Может, так было бы лучше.

– Может, – согласился он. – Но теперь я не уйду.

– Ты должен все мне объяснить. Я хочу знать: ты женат? У тебя есть другая? Это не очень важно, потому что я все равно не создана для семьи. Мне нужен только ты и больше ничего. Но мне надо знать. – Я попыталась выдернуть ладони из его пальцев, но он по-прежнему крепко меня держал и в ответ сжал мои запястья еще крепче.

– Так вот о чем ты подумала? Что я женат? И что ты – это просто роман на стороне?

– Да, – бесхитростно ответила я.

– И ты к этому вполне готова? – недобро рассмеялся он. – Тогда, боюсь, я тебя разочарую. Нет, моя дорогая, я не женат. Но и не свободен.

– Не понимаю, – растерялась я.

Он отпустил меня, сел в кресло, прикурил сигарету и протянул ее мне. Я послушно вдохнула табачный дым.

– Все очень просто. Моя жена погибла. Уже почти год назад. В аварии. Вы, журналисты, жуткие циники. Для вас авария, где всего один труп, – мелочь, скука. Но ведь это может быть труп чьей-то жены? Жены, с которой кто-то жил счастливо почти десять лет.

– Костя, мне очень жаль! – Я выдавила из себя эту банальность, но на самом деле почти потеряла в тот момент дар речи.

– Нет, ничего, я все понимаю. Ты не знала, ты не хотела меня задеть. И я действительно не должен был так реагировать. Но мне так стало тошно, когда ты сказала… неважно. Проехали. В любом случае ты тут ни при чем. Так вот, а телефон я выключил, еще когда мы ехали к тебе. А включил только часа через полтора. Позвонил, а ты не ответила.

– Я уже была в анабиозе.

– Да, – кивнул он и на минуту замолчал. – И извини меня за дверь. Я ее починю.

– Ничего, – попыталась улыбнуться я. Улыбка получилась кривоватой. – Мне так жаль.

– Мне тоже, – грустно кивнул он. – Теперь ты знаешь почти все. Кроме одного – у меня есть двое детей. Дочке семь лет и сыну три. Как видишь, я совсем не подарок.

– Что ты такое говоришь, – возмутилась я.

Признаюсь, в тот момент его дети не были для меня чем-то осязаемым, реальным. У него дети? Что ж, отлично, у многих людей дети. Разве это проблема? Вот если бы у него была жена, это бы действительно стало проблемой. Но жены нет. Ужасно то, что с ней произошло, но ведь я в ее гибели не виновата.

– Нет, правда. Я не хотел тебя ничем этим грузить. Я уже далеко не юноша, у меня на руках двое маленьких детей, а ты так молода, так беззаботна. Я просто хотел, чтобы все это длилось подольше. Чтобы ты длилась.

– Ты разве не понял? Ты просто глупый мужик, и все тут, – улыбнулась я. – Я же тебя люблю, слышал? И значит, буду любить и твоих детей, и вообще всю твою жизнь.

– Ты думаешь? – с недоверием посмотрел на меня он.

– А ты что же, считал, что, если сообщишь мне это пренеприятное известие, я моментально развернусь и уйду?

– Ну… а вдруг? – смущенно кивнул он. – А зачем тебе все это надо?

Глава 7 Цветы жизни

В двадцать восемь лет любой человек – уже окончательно сформировавшаяся цельная личность со своей системой взглядов и устоев, которые негоже нарушать или менять. Вот возьмем, к примеру, меня. Я люблю готовые макароны, белые рубашки в мужском стиле, но так, чтобы это были все-таки рубашки для женщин. Я обожаю гулять по Москве пешком, а вот водить машину не люблю, хоть и не пробовала. А зачем? В Москве, во всяком случае, на своих двоих я всегда попадала из пункта А в пункт В с предсказуемой скоростью. На машине же рассчитать заранее, сколько займет времени путь от проспекта Мира до, скажем, хотя бы даже Цветного бульвара, нельзя.

Так вот, я не хочу водить машину, я имею свою политическую позицию, которая выражается в моем нехождении на выборы, в основном по причине лени. Я люблю свою кошку, а она любит меня. Как и кошка, я тоже достаточно независима в своих взглядах и желаю иногда иметь возможность гулять сама по себе. Пусть даже и на собственном подоконнике. Мне нравится проводить вечера одной, дома, за какой-нибудь книжкой.

Однако же известно, что любовь творит с людьми, прежде всего с женщинами, чудеса. Или, если желаете, делает их неразумными идиотками, сгорающими от желания стать для НЕГО той самой ЕДИНСТВЕННОЙ, о которой он всю жизнь мечтал. Ну, пусть не всю жизнь, а почти год… после неожиданного и трагического ухода супруги в мир иной. Грустная история, кстати. И тоже лишний раз доказывает, что водители и пассажиры у нас в городе постоянно находятся на грани жизни и смерти.

Покойная супруга Кости Ирина ехала из славного городка Одинцова в маршрутке, водитель которой не справился с управлением, обгоняя по встречной полосе другую машину. Вопрос: «А зачем, собственно, его понесло на встречную, если от этого ровно бы ничего не поменялось?» – остается открытым и по сей день. Возможно, водитель был вынужден кормить со своей зарплаты целый аул где-нибудь в Абхазии, так что старался сделать в день не двадцать маршрутов, а двадцать три. К примеру. В результате маршрутка врезалась в легковую машину, перевернулась и отлетела в кювет. Об этой аварии тогда много писали, как сказал Константин. Еще бы, теперь он понял почему. Ведь там-то трупов было целых семь: пять в маршрутке, включая водителя, и еще двое в той легковой машине, которая ехала по своей полосе и вообще никого не трогала. Естественно, о таком наш брат журналист не написать не мог.

Когда Костя рассказывал об этом, у него были совсем пустые глаза, как два черных озера, на дне которых плескалась боль, которой ни понять до конца, ни разделить я не могла. Но мне хотелось прижать его к себе и утешить, ободрить и наполнить собой, своей всепоглощающей любовью. После того, что он мне рассказал, мне казалось, что любить больше, чем я люблю его теперь, уже невозможно. И я решила, что отныне самая большая моя мечта – во что бы то ни стало сделать его счастливым снова. Его и его детей, естественно.

– Теперь я точно знаю, это судьба, – с воодушевлением била себя кулаком в грудь я, а моя Жанночка скептически смотрела на меня из-за кухонного комбайна. Она готовила что-то на своей огромной кухне, а я бесполезно сидела напротив в моем любимом кресле и клялась в вечной любви Константину.

– Да, Сашка, ты впечатляешь, – насмешливо посмотрела на меня подруга. Я же с горящими от восторга глазами еще раз в деталях поведала ей о том, насколько сильно я его люблю, какой он прекрасный человек. Без жены и с двумя маленькими чудесными деточками, с которыми мы непременно подружимся, как только увидим друг друга. – А дети у него насколько маленькие?

– Не помню. Что-то в сумме не больше тринадцати. То ли семь и пять, то ли восемь и три. Нет, не помню. Мальчик и девочка. Как ты думаешь, я могу понравиться детям? – волновалась я.

После той великой ночи, закончившейся выламыванием моей двери, в моей жизни начался совершенно новый этап. Этап Настоящих Отношений, взрослых, сложных, полных серьезных вопросов и проблем. И это было для меня так ново и необычно, так волнительно. Наконец-то я встретила мужчину, ради которого готова на все.

– Ты-то понравиться им можешь, а вот они тебе – не факт. Все-таки чужие дети – это очень непросто, – ответила мне умудренная опытом Жанна. – Я своих-то подчас еле выношу.

– Что ты говоришь? Какие же они мне чужие. Ведь это ЕГО дети. Нет, я не говорю, что могла бы заменить им мать, но…

– Да это и невозможно, поверь.

– Я знаю, знаю, но мы можем стать друзьями.

– Вот такое я как раз прекрасно представляю. Ты будешь ставить им на DVD «Бивиса и Батхеда» или вообще «Мохнатиков» из MTV, кормить их «Дошираком» и курить в окно. Любой ребенок высоко оценит такую мачеху! – захохотала она. Я надулась.

Ради великой цели я была готова отказаться от чего угодно, даже от макарон быстрого приготовления. Я что, не женщина? Не смогу что-то приготовить?

– Ну что? Ну, скажи? Пельмени, – продолжала хохотать Жанна.

– А что? Пельмени им тоже нельзя? – опешила я.

– Да уж, немного же ты знаешь про детей, моя дорогая. Остается только надеяться, что твой Костя умный человек и не станет ждать от тебя слишком многого. Он умный человек?

– Он самый умный, самый красивый, у него самые сильные руки и самый большой…

– Бла, бла, бла, – замахала руками она. – Дальше можешь не продолжать, а то, хоть я и замужняя женщина, могу не сдержаться.

– Самый большой отцовский инстинкт, – обиженно добавила я. – Он, наверное, самый лучший отец в мире.

– Тогда это проблема.

– Вот никакая и не проблема. Вы все представляете меня какой-то просто… метросексуалкой, что ли?

– Кем-кем? – сморщилась Жанна. – А что, я не одна такая? Кто-то еще тебя считает такой… малопригодной для самоотверженного служения семье?

– Ну… – опустила голову я. – Как бы это помягче сказать. Так думают все. Сашка утверждает, что я не проведу с детьми и получаса, прежде сбегу. И моя мама, она говорит, что не доверила бы моим заботам и канарейку. А еще Костя.

– Что, Костя? – удивилась она. – Он-то что?

– Он говорит, что я глупышка, что мне этого совсем не надо и что я сама потом пожалею.

– Тогда он умнее, чем я думала, – задумчиво кивнула Жанна.

– Вы все ошибаетесь. Да, у меня нет опыта. У меня много чего нет, но опыт приходит со временем, не так ли? – патетично и обиженно заявила я, размахивая от возмущения руками. – Я не умею готовить, но ведь есть же какие-то рецепты. Я у тебя могу научиться, если надо. Ты же не откажешь подруге в рецепте котлет?

– Не откажу. Но твой Константин совершенно прав. Объясни, зачем тебе все это надо? Чужие дети – тебе, одинокой, молодой, красивой… свободной? Ведь это же такое ярмо!

– Я его люблю, – уперлась я. – И оно мне надо.

– Флаг в руки, – усмехнулась Жанна, и по ее взгляду я поняла, что она так в меня и не поверила.

Черт его знает, может, она и права отчасти. Но только ко мне это не относится. Если в вашей жизни произошла такая невероятная редкостная случайность, как настоящая любовь с настоящим нормальным мужчиной (что само по себе почти невозможно), в это стоит вкладываться. И я была готова на все, но, однако же, прошел еще месяц, прежде чем Костя решился нас познакомить.

Это случилось ближе к концу июля. В Москве все засыхало и обугливалось от невыносимого зноя, а в магазинах стоял арктический холод и из кондиционеров не прекращал дуть северный ветер, валя в простудах тех, кто не умел выдерживать такие температурные перепады. В метро было нечем дышать, но там, кажется, уже никто и не пытался этого делать.

Я весь месяц читала в Интернете статьи о воспитании детей. Иногда только меня чуть-чуть смущал тот факт, что я примерно понимала, как все эти статьи появлялись, так как сама неоднократно сочиняла что-то подобное. О детях, правда, не писала, не припомню, а вот статью о том, что определенные методы дрессуры собак помогают укрепить здоровье человека, состряпала. Было дело. Кажется, я увязала все к тому, что в любом случае, что бы вы ни вытворяли с вашей собакой, вы будете делать это на улице, вероятно, в каком-нибудь зеленом парке. А это, как ни крути, очень полезно. Фас! Статьи же про детей были разными. Где-то утверждалось, что главное для родителей – обеспечить своим отпрыскам режим кормления, гуляния и гигиенических процедур. При появлении сочетания «гигиенические процедуры» я сразу статью закрывала. Я никак не могла представить себя за проведением каких-то гигиенических процедур. Единственная процедура, которую я умела делать и проводила регулярно, – это вычесывание шерсти у Шушеры. И то это было сложно и неприятно для нас обеих. Кошка крутилась, царапалась и мяукала, а я продиралась сквозь ее благородный дымчатый валенок частой щеткой с металлическими зубчиками.

– К счастью, у детей не бывает шерсти, – пожимала плечами я и закрывала «гигиенические» сайты. Зато в Интернете были и другие статьи. Те, в которых писалось о том, что главное в воспитании детей – не ломать их природы, не нарушать хрупкого доверия и вообще предоставить им развиваться, как господь на душу положит. Такие методы воспитания я сочла наиболее перспективными. Действительно, чего они, зубы себе сами не почистят, что ли? Моя задача – дать им понимание и тепло. И не мешать резаться в «Плейстейшн». Отличная приставка, я и сама люблю в нее играть. Поэтому, когда Костя позвонил и спросил: «Сашуль, а не хочешь ли ты съездить вместе со мной и детьми на Истру покупаться?», я была полностью готова.

– С радостью, – моментально ответила я. И уточнила на всякий случай: – Ты уверен?

– Я? Не очень, – честно признался он. – Но, раз ты считаешь, что это может быть здорово, почему бы не попробовать, в конце концов.

– Конечно! Ты совершенно прав! – обрадовалась я. А то, при его болезненном отношении к детям, он мог бы думать и прикидывать еще год. А мне хотелось сделать его счастливым как можно скорее.

– Только, зайка, можно я тебя предупрежу. Ты не пробуй сразу с ними близко сходиться. Дай им время, ладно? Им это тоже непросто, понимаешь?

– Конечно, я все понимаю, – согласилась я с соответствующей моменту интонацией, серьезно и проникновенно. – Я буду очень деликатна, даже не волнуйся. Все пройдет хорошо.

– Тогда мы заедем за тобой завтра часиков в девять утра, – с облегчением вздохнул он.

– Заедете? – удивилась я.

– Ну да!

– А на чем?

– На моей машине, – спокойно пояснил он.

– Ты водишь?

– Ну, по городу стараюсь не водить, а за город – конечно. С двумя детьми без машины не обойтись. То туда отвезти, то сюда…

– Ну да, ну да, – согласилась я, а про себя подумала: интересно, сколько всего еще я про него не знаю. Возможно, он вообще совсем не тот человек, каким я его себе вообразила. Ведь думала же я, что он такой же убежденный пешеход. И вот, пожалуйста.

Утром он ждал меня возле подъезда, помахивая связкой автомобильных ключей, а рядом стояла темно-синяя машинка. Какая-то иномарка, кажется, не слишком новой модели, если судить по внешнему виду. Впрочем, я могу ошибаться. Оказалось, что вообще-то он очень даже одобряет автопром, а в момент нашего славного знакомства был на своих двоих по вполне понятной российской причине – его тогда на дачу привезли друзья. Привезли так, чтобы он мог выпивать спокойно и ни о чем не думать. А он и пить особо не стал, да еще в лесу раздобыл себе женщину, которая теперь только и делает, что днем и ночью мечтает о нем, распрекрасном.

– Какая у тебя красивая машина, – на всякий случай улыбнулась я.

Он улыбнулся в ответ и кивнул, но целовать меня не стал. Сначала я даже не поняла, в чем, собственно, дело, и сама потянулась к нему. Он быстро помотал головой и скороговоркой проговорил:

– А кто тут у нас в машине? Давайте-ка вылезем и познакомимся с тетей Сашей.

– Какая же я тетя? – почти обиделась я, а потом увидела, как из машины с самым недовольным и надутым видом, какой только можно изобразить на таких маленьких личиках, вылезают его дети. Худая, ужасно похожая на Костю девочка в синих брючках, с вышитыми бабочками и мальчик примерно вдвое меньше сестры, в кроссовочках размером с мой кулак, в бейсболке и темных очках, которые скрывали половину его лица.

– Здрасте, – буркнули они хором, а я вдруг поняла, что не в состоянии выдавить из себя хоть слово. Я была в ужасе. О чем я думала, это же не картинки из Интернета, это живые люди, дети. Я ничего в них не понимаю: как они устроены, что у них внутри, где какая кнопка. Мне стало страшно, по спине пополз холодный пот. Как я могла считать, что это легко и просто?

– Тетя Саша, поздоровайся с детьми, – сквозь зубы проговорил Костя.

Я постаралась встряхнуться и взять себя в руки.

– Привет, – с усилием кивнула я.

– Ну, вот и славно. Это моя хорошая знакомая тетя Саша, а это наши Дашенька и Алеша.

– Очень… приятно, – еле слышно себе под нос пробормотала я и закашлялась.

Дети не ответили ничего. Девочка Даша без улыбки смотрела мне прямо в лицо, а мальчика Алешу я почти не видела из-под бейсболки и очков. Готовности дружить у ребятишек, похоже, не было. Во всяком случае, в глаза она не бросалась.

– Ну что, все хотят купаться? – немного растерянно улыбнулся Костя.

В ответ ему была угрюмая тишина. Кажется, деточки не очень-то любили купаться. И что теперь? Сейчас мужчина всей моей жизни возьмет и передумает, отвезет этих двух надутых воробушков домой и станет встречаться со мной снова только в свободное от работы и детей время. Долго ли мы все так протянем? Я поняла, что надо немедленно что-то делать. Что же делать, что же делать?

– Я обожаю купаться, – выдавила из себя я. – У меня суперсексуальный купальник, я его на распродаже купила.

– Да? – неожиданно подала голос девочка Даша. – А что такое суперсексуальный?

– Ну… это, – онемела я.

Она же с вызовом посмотрела на меня и улыбнулась. И тут я поняла, что, во-первых, она и без меня прекрасно знает, что это такое, а во-вторых, специально меня спровоцировала. Костя стоял рядом с открытым ртом и не знал, что сказать.

– Это значит, что он очень мне идет и подчеркивает мою женственность, – выпалила я, искренне надеясь, что не покраснела как помидор.

– Да. Отлично, – выдохнул Костя. – Давайте уже поедем. А то в пробку попадем. Прыгайте-ка в машину. Алеша?

– Я хочу писать, – раздался голосок из-под бейсболки.

– Что? Ты же дома пописал, – возмутился Костя. – И что делать?

– Может, под кустик? – тихонько предложила я. Не то чтобы я знала, что делаю, но просто я довольно-таки часто видела, как мамочки на площадках именно так и поступают. Причем никого это, кажется, не возмущает. Что, кстати, странно. Взрослые в подобной же ситуации будут сочтены хамами и быдлом подзаборным.

– Нет, Алеша у нас под кустик не пойдет, – довольно надменно заметила Даша.

Я кивнула. Потом пожала плечами и сказала:

– Тогда пойдем ко мне домой. Никому больше не надо в туалет? Нет? – И я решительно взяла за руку мальчика, которого так и не смогла рассмотреть. Костя с некоторым беспокойством проводил нас взглядом, но я держалась уверенно и даже помахала ему, улыбнувшись. В конце концов, уж с этим-то я справлюсь. Что тут сложного, отвести ребенка в туалет? Мы поднялись на лифте на мой восьмой этаж, я открыла дверь, малыш, смешно скинув свои малюсенькие кроссовочки, прошмыгнул в туалет, и минут пять там стояла полнейшая тишина.

– Мне надо вытееть попу, – через какое-то время заявил он.

– Что? – не сразу врубилась я.

– Мне надо попу вытееть, – деловито повторил он, высунув нос из-за двери. В ручке он держал бейсболку. – А это мешает.

– Давай, я подержу. А бумага там, на стене. Посмотри, пожалуйста. – Я взяла бейсболку и старательно отвела взгляд от маленького человечка со спущенными штанами. Но он почему-то не уходил, а смотрел на меня. Я дернулась и спросила:

– Ну, что?

– Я не умею, – пробурчал он.

– Что не умеешь?

– Попу вытиать.

– Что? – вытаращилась на него я. Но, как говорится, назвался груздем – полезай в кузов. Я зажала двумя пальцами кусочек бумажки и, как сумела, провела эту самую «гигиеническую процедуру». Правда, если честно, я не смогла бы поручиться за качество работы, так как не стала всматриваться и убеждаться, что все в порядке. Но вроде самого Алешу результат моих усилий вполне устроил, и он, сопя, натянул штанишки и потопал к выходу. Я зашагала было за ним, потом вспомнила, что он не спустил воду, вернулась и спустила ее, стараясь не думать о том, как все это странно для меня.

– Тебе папа не говорил, что воду надо спускать за собой? – спросила я, постаравшись говорить мягко.

Ребенок подумал секунды две, потом кивнул:

– Говоил.

– А почему же ты тогда так не делаешь?

– Я забываю, – с важным видом сообщил мне он. – У меня эта… дыйка в голове.

– В каком смысле? – не поняла я.

– Не знаю. Так папа говоит, – пояснил он и потопал дальше.

Я ухмыльнулась, закрыла дверь и пошла следом за ним на улицу, где нас ждал уже вконец обеспокоенный Константин. Даша с независимым видом обрывала цветы с придорожной клумбы, делая вид, что вообще не с нами.

– Ну, вот и мы, – немного натянуто улыбнулась я.

Костя с видимым облегчением выдохнул, увидев, что с его сыном (как странно!) ничего не произошло за те несколько минут, что мы отсутствовали.

– Так, все. Поехали. Мы и так попадем в самые пробки, теперь уже гарантированно, – скомандовал он, и мы все заняли свои места в его синей иномарке. Он пристегнул детей, я села с ним рядом, и мы покатили из Москвы со скоростью спешащей сороконожки.

Впервые в своей жизни я ехала два часа в машине с постоянно чего-то желающими детьми, в частности, именно по их прихоти из магнитофона всю дорогу неслись бесконечные песенки из советских мультфильмов. И я это терпела только для того, чтобы искупаться в холодной воде Истринского водохранилища! Сразу, как мы прибыли на место, дети, забыв, что надо дуться и смотреть на меня волком, понеслись к воде, а мы с Костей, естественно, побежали за ними. И как только мои босые ступни оказались погружены в воду, я поняла, что купаться не хочу.

– Какая же красота, ё-мое, – восхитился Костя. – А ну, кто первый нырнет?

– Вы идите, – ласково сказала я, отойдя от воды примерно на метр. – А я тут пока сумки распакую.

– Да? Ну, это было бы здорово, – улыбнулся он. – А ты не хочешь с нами?

– Я присоединюсь позже, – заверила его я.

Кстати говоря, не могу сказать, чтобы я вообще сильно любила купаться. Но если уж купаться, то не при температуре в двадцать градусов, верно же? Я девушка маленькая, склонная к промерзанию, так что охлаждаться искусственно мне, в общем-то, незачем. Мне всегда нравились Красное и Средиземное моря за то, что температура воды там никогда не бывает ниже двадцати пяти. А вообще-то я предпочитаю заходить в так называемое парное молоко, это когда температура больше или равна двадцати восьми.

– Вот это водичка! – кричал Константин, пока я, расстилая покрывало на траве и выгружая сумки из машины, старательно оттягивала момент вхождения в родные воды. Мой Пришелец и его детки брызгались и хохотали, веселясь так, что было бы правильнее бросить все эти баночки с едой и бежать к ним. Я настойчиво уговаривала себя не кобениться.

«Ну, подумаешь, один разочек померзнешь. Зато сразу подружишься», – решилась все-таки я и, вздохнув, стащила с себя шорты и подошла к воде. А дальше был самый настоящий кошмар. Даша, увидев, как медленно и осторожно я подхожу к воде, как смешно трогаю водичку пальцами ног, как ежусь от холода, среагировала практически сразу.

– Лешка, ко мне, – скомандовала она, и они вдвоем с братцем принялись брызгать в меня этой холоднющей водой, зачерпывая ее обеими руками.

– Не надо! Нет! Я сама! – слабо кричала я, деревенея под ледяными струями, но тут Костя, который неправильно истолковал наш визг, подошел ближе и поднял меня вверх своими сильными мужскими руками. В какой-то другой момент это могло бы быть даже эротичным, но только не теперь. Через секунду я оказалась брошена в бушующие потоки волн, которые создавались коварными детишками. И никто, никто не слушал моих воплей о том, что у меня от холода свело ногу и что купаться я совсем не хочу. Они смеялись и радовались. Им было очень хорошо.

– Прекратите! – с яростью заорала я, да так, что (наконец-то!) стена брызг в момент прекратилась и воцарилась тишина.

– Что-то не так? – через минуту спросил Константин.

– Все не так! Я же просила вас не брызгаться, а вы даже не слушали! – возмутилась я, выскакивая из воды, как пробка из хорошего французского вина.

– Но мы же шутили, – примирительно сказал он, – это же так весело!

– А мне совсем не весело. И вообще, вода очень холодная.

– Вода прекрасная, – как бы про себя, заметила Даша.

Я посмотрела на нее. Ее глаза сияли от удовольствия. Еще бы, ведь я стояла на берегу, дрожала от холода и злилась. Как я понимаю, именно этого-то она и добивалась. Ну уж нет, подумала я. Не стоит из-за пары холодных капель проигрывать сражение.

– Я просто оказалась не готова прыгать в эту прекрасную воду вот так сразу. Мне надо было дать несколько минут, чтобы привыкнуть, – дружелюбно пояснила я. – Но ничего страшного. А хотите, я сделаю всем бутербродов?

– Отличная идея, – просиял Константин.

Деточки пожали плечами и унеслись купаться. И хотя остальная часть дня была уже не столь ужасна, во всяком случае, меня никто больше не заставлял нырять, все-таки, как ни гнала я от себя одну мысль, она упорно возвращалась в мою голову. Мысль была о том, что, оказывается, не все можно узнать о детях из интернетных статей. И еще – похоже, все будет совсем не так просто, как мне мечталось.

Глава 8 Не ждали?

Я думаю, очень хорошо, когда все происходит постепенно. Степ бай степ,^[2] как говорится, а иначе велика вероятность, что событий окажется слишком много. Сначала в землю бросают семечко, потом оно прорастает, цветет, отцветает, плодоносит, зреет и опадает. Так вроде бы происходит? Хотя я не могу быть в этом уверенной, потому что о сельском хозяйстве знаю понаслышке, от мамы с папой. Дача у них появилась уже после того, как я выросла, так что выгуливать меня там в нежном возрасте им не пришлось. Выгуливалась я в пионерских лагерях, о чем у меня остались исключительно светлые воспоминания. Мы ходили в походы, покуривали у забора, учили этому искусству ребят из младших отрядов, за что те отдавали нам свои котлеты. Хорошее было время. Мы ничего там не сажали, кроме голосов, когда орали кричалки типа «Кто шагает дружно в ряд – наш придурочный отряд». Но даже я знаю, что из семечка не сразу образуется помидор. Для всего нужно время.

А вот у меня времени было маловато. Мне требовалось срочно прорасти, зачеренковаться, пустить корни в совершенно новой для меня почве. Еще вчера у меня был роман с симпатичным молчаливым мужчиной, который смотрел на меня, как на вкусную клубнику, а сегодня я с головокружительной быстротой погружалась в микромир его маленькой, но весьма сложной семьи. И как бы стремительно это ни происходило, я с упорством сумасшедшего старалась этот процесс еще больше ускорить.

– Ты так торопишься, потому что боишься, что он передумает или что передумаешь ты? – спросила меня Тоська, услышав, как я в очередной раз договариваюсь с Костей провести совместные выходные. Мы уже посетили Московский зоопарк, где меня до смерти напугала лошадь, подкравшаяся сзади и укравшая мой хотдог. Константин хохотал как ненормальный, а я старалась не думать о том, что могла остаться без пальцев. Хотя вряд ли, ведь лошадь оказалась ручной, хоть и вороватой. В общем, было весело, правда, опять не мне. В следующий раз мы повели детей на какой-то дебильный спектакль, где роль Аленушки играла деваха лет тридцати пяти. Но там хотя бы никто не пытался нападать на меня. А еще мы посетили парк аттракционов и укатали там детей до состояния невесомости.

– Я стараюсь укрепить контакт с детьми.

– Зачем? – покачала головой Тоська. – Ты что, хочешь, чтобы они к тебе привязались?

– Ну… а что тут плохого?

– А ты сама не видишь? – удивилась она.

Я не видела, надо признать, что я вообще мало что видела, кроме счастливого лица Константина. Когда мы все вместе наедались какой-нибудь жуткой курятины фри в сетевом ресторанчике, а дети радостно хлопали в ладоши, получив к обеду дешевую пластмассовую игрушку, Константин просто сиял.

– По-моему, это только хорошо, что мы с ними можем вот так общаться. В конце концов, если все зайдет еще дальше…

– А если не зайдет? – оборвала меня она. – А если тебе надоест играть в заботливую мамашу? Ты уверена, что этот Константин, которого ты знаешь чуть больше трех месяцев, – твоя судьба?

– Я… я бы хотела, чтобы это было именно так, – кивнула я.

И ничуть не покривила душой. Ни с кем и никогда мне не было так хорошо, как с ним. И ради него я могла согласиться на что угодно, а не только на прогулки с детьми.

– А я бы хотела, чтобы ты наконец посмотрела на вещи серьезно. Ты же даже не понимаешь, что такое семья! – возмутилась она. – Сколько я тебя помню, ты разбивала все свои отношения, как только они теряли ореол романтики.

– Это так, – встрял в наш разговор Саша. Поскольку после нашего разрыва прошло достаточно времени и у него появилась новая девушка, к теме наших отношений он теперь относился довольно легко. – Ты и со мной поступила точно также.

– И что, – продолжила Тося, – если ты вдруг через полгода решишь, что и с этим пора кончать? Ты подумала, каково придется несчастным детям?

– А ты подумала о том, что я могла в этот раз полюбить по-настоящему. И что я совсем не хочу никакой романтики и никакого ореола. Я хочу только быть с ним! И я буду с ним. И мы будем счастливы, хоть ты в меня и не веришь, – обиделась я.

– Курить пойдешь? – примирительно предложила она. Я кивнула.

Мы постояли в тишине, задымляя пространство. Потом я вздохнула и продолжила:

– Ты же понимаешь, что если не пробовать, то ничего никогда не получится. Я же не могу выписать на свои чувства сертификат соответствия.

– Это да, – согласилась Тоська. – В жизни невозможно все просчитать. Но двое детей! Ты ведь даже не представляешь, как это сложно.

– Сложнее, чем когда лошадь тебе чуть не откусила полруки, все равно не будет! – усмехнулась я.

А вообще довольно-таки обидно, что никто не верит в то, что я способна быть кем-то большим, чем просто любовницей. Мне теперь казалось, что я уже совсем готова к тому, чтобы стать заботливой хозяйкой большой семьи. Я мечтала, как буду по утрам в воскресенье готовить завтрак… к примеру, омлет или какую-нибудь кашу для всей семьи. И пусть мне не рассказывают, что это трудно. Я пробовала, все довольно просто: берешь пакетик и заливаешь водой, почти как макароны. Получается вкусно, тем более что есть каши с разными ягодами. В общем, я соберу домочадцев за большим столом, прямо в пижамах, как это делает Жанночка, и мы будем неторопливо завтракать. Просить друг друга передать соль или пододвинуть сахар, наливать в кофе молоко из маленького белого молочника. Я буду проверять у детей уроки. Константин будет целовать меня, уходя на работу. Но главное – мы будем вместе каждый день! Каждый, а не пару вечеров в неделю, когда он приезжает ко мне усталый, измотанный работой, в строительной пыли своих объектов, а потом, после коротких страстных объятий, выпивает кофе и улетает. Ему надо укладывать детей. Теперь, когда я знала об их существовании и обо всех обстоятельствах Костиной жизни, он перестал задерживаться у меня допоздна. А мне так не хватало этих микроскопических встреч. Мне нужны были месяцы и годы, он же мог позволить себе только несколько часов.

– Мне кажется, что дети понемногу привыкают к тебе, – сказал он однажды, когда мы сидели в холле аквапарка и ждали, пока дети вдоволь напрыгаются на батуте. Мы были мокрыми, усталыми и довольными. Вода в бассейне оказалась теплой, градусов двадцать восемь, так что я старательно развлекала детей: позволяла брызгаться Даше, играла с Алешей и даже учила его плавать, поддерживая за животик. Это такое странное чувство, когда в твоих руках с полным доверием к тебе находится человек меньше нормального раз в пять. Симпатичный маленький гном. Визжит, хаотично размахивает конечностями и плюется водой. Здорово!

– И я к ним тоже, – мягко добавила я и ободряюще улыбнулась.

– Они, конечно, не ангелы, – заметил Костя, – но, мне кажется, вы споетесь. Во всяком случае, это возможно.

– Конечно, споемся, – с готовностью подтвердила я.

– С Дашкенцией, я вижу, тебе сложновато, но ей очень трудно. Это надо понимать. Она-то маму прекрасно помнит. Алеша все-таки был слишком маленький, когда… когда это случилось, – с трудом закончил он.

– Ничего, дай ей время, – успокоила его я.

Даша старательно меня игнорировала, никогда не заговаривая со мной ни о чем сама, ничего не просила, но и не грубила, что тоже было немало. А Алеша вел себя вполне дружелюбно. И хотя он мог поставить меня в тупик просьбой высморкать ему нос или купить настоящий трактор, с ним мне все же было проще.

– Хочешь приехать к нам в гости на следующих выходных? – неожиданно спросил Костя.

Я вздрогнула и посмотрела на него. Он отвел глаза и принялся чертить надувным дельфином невидимые фигуры на полу.

– Ты думаешь, это будет уместно? Все-таки одно дело вот так погулять, и совсем другое – появиться у вас дома, – озабоченно уточнила я, хотя на самом деле мне хотелось кричать от радости. Значит, мне все-таки удалось доказать ему, что ко мне можно относиться серьезно. Какой же он все-таки хороший человек. И как волнуется, вон, все лицо напряженное.

– Я даже не знаю. Мне очень хочется видеть тебя там. И я очень скучаю, когда тебя нет. Но если ты считаешь, что еще не время, то…

– Нет-нет, я-то как раз так не считаю, – радостно улыбнулась я. – И буду очень рада побывать у тебя дома.

– Отлично, тогда я тебе потом напишу, куда ехать. Мы живем прямо рядом с метро, – ободрился он.

Мы осторожно взялись за руки, пока дети продолжали прыгать на батуте. При них мы, естественно, старались никак не демонстрировать наши взрослые отношения, так что и теперь мы просто сидели и держались за руки. А он тихонько, незаметно поглаживал мою ладонь указательным пальцем, и от этой незатейливой ласки я тихо таяла и чувствовала себя бесконечно любимой и счастливой.

В следующую субботу я встала чуть свет, проснувшись даже раньше будильника, так велико было мое волнение от предстоящей встречи. Я побродила по квартире в одних трусах и лифчике, наслаждаясь тем, что никуда не надо спешить. Сегодня я впервые попаду в святая святых, куда стремилась и не могла прорваться все это время, – в его дом. Сейчас было смешно даже вспоминать, что когда-то я думала, что Костя прячется от меня, потому что в этом доме сидит и ждет его какая-нибудь скучная растолстевшая жена, которую он ни за что не бросит, потому что слишком порядочный. Что ж, в этом я не ошиблась, Костя действительно был на редкость порядочным человеком. Права был Жанка, он и в самом деле относился к тому редкому, почти вымершему виду мужчин, которых я лично прежде вообще ни разу не встречала. Мужчина настоящий, обыкновенный. Занесен в Красную книгу, в неволе не размножается. Или размножается? Я всегда воспринимала семью как некую клетку, но теперь, рядом с Константином, была бы совсем не против побыть в заточении.

– Шушка, ты тут без меня не скучай. Надеюсь, пока меня не будет, ты не станешь водить сюда котов? – поддела я свою кошку, на что та фыркнула и, демонстративно отвернувшись, принялась вылизывать себе место, которое приличные кошки не стали бы даже показывать.

– Ай-яй-яй, как не стыдно. А вдруг тут были бы папарацци, а ты в таком виде! – еще больше развеселилась я.

Из всех моих нарядов для сегодняшней поездки я выбрала голубое в цветочек шелковое платье с высокой талией, которое подчеркивало все достоинства моей фигуры. Я редко надевала это платье, оно было слишком дорогим и нарядным, чтобы ходить в нем на работу, слишком классическим, чтобы ездить в нем на пикники и купания, и слишком марким, чтобы дома принимать в нем гостей. Но тут мне оно показалось очень даже уместным. А вдруг Костя устроит торжественный ужин, как в кино. Мы будем сидеть на разных краях стола, положим на колени белые крахмальные салфетки. Выпьем красного вина, потанцуем. Дети в это время посмотрят какой-то мультик, наверное. Я думала о предстоящем вечере, как о свидании, естественно. По большому счету, я обо всех наших встречах думала как о свиданиях, только иногда это были свидания по полной программе, а иногда по укороченной – его пальцы на моей ладони, это я тоже считала почти сексом. Такой секс-лайт, детский вариант, безалкогольный.

Прямо перед моим уходом мне позвонила мама.

– Скажи, что ты сейчас делаешь? – безо всякого здрасте спросила она.

– Хотела выходить из дома. Но теперь это, конечно, придется отложить, – вздохнула я и присела на пуфик в коридоре.

– И куда ты собралась? К своему этому сорокалетнему? – возмущенно задышала мама.

Я забыла сказать, что, помимо маленькой Даши, Тоськи и моего бывшего МЧ Саши, был еще один человек, которому категорически не нравились мои отношения с Константином. Моя мама считала, что имеет право на собственных внуков, а не на парочку чужих.

– Мам, это мое лично дело, – выдохнула я. – Не надо лезть.

– Если уж тебя так тянет на пожилых мужчин, у моей знакомой есть сын – ему тридцать девять. Он разведен, детей нет. Давай я вас познакомлю, а? Очень хороший мальчик, положительный, управляющий банка.

– Мой Константин тоже очень положительный, – вставила я.

– Работает на стройке!

– Архитектором!

– Но на стройке! Неужели тебе это кажется нормальным? С кем он там общается? С гастарбайтерами? Ты представляешь, как они матерятся? – пыталась смутить меня мама.

К сожалению, она не имела даже теоретического представления, как умею материться я. А если бы она хоть раз услышала, как моя Жанночка поливает матом неосторожных водителей, которые имели глупость ее подрезать, то, боюсь, мама бы просто не поверила, что можно вообще так говорить.

– Ма? – после недолгой паузы осторожно спросила я.

– Что?

– Как папа?

– Мы хотим завести собаку. Я прочитала книгу про одну женщину, у которой были вот такие же безмозглые дочки. И она завела себе собаку, чтобы хоть кого-то любить. И я заведу. И назову ее Внучок. И пусть тебе будет стыдно.

– А если я рожу тебе внука, ты будешь счастлива? – зачем-то спросила я.

Сначала на том конце воцарилась гробовая тишина. Потом мама испуганно переспросила:

– Ты что, беременна от этого своего Кости?

– Мама, нет. Я просто предположила, – попыталась успокоить ее я.

– Нет, ты меня в гроб сведешь. Если уж соберешься рожать, то сделай это с мужчиной, у которого не будет кучи детей! – категорически отрезала она.

Я вздохнула и повесила трубку. Вся моя затея с большой и счастливой семьей представилась мне совсем в ином свете. Сколько же слез я пролью, пока приучу своих родителей к Костиным детям. Вряд ли они сами будут мне в этом помогать. Ни за что. Ни те, ни другие, и я между ними, как меж двух огней. На этой «радостной» ноте я и отправилась к Косте. Слава богу, хоть там меня не ожидало никаких проблем.

– О, кто приехал. Алеша, посмотри, что Саша привезла вам, – с широкой, почти мультипликационной улыбкой встретил меня Константин.

Я держала в руках игрушечную модель какого-то трактора, от которой Алешино лицо расплылось в такой же, как у папы, улыбке.

– Вот, Алеша. Извини, но настоящие прямо передо мной закончились, остались только игрушечные. Подойдет? – лукаво спросила я.

Мальчишка кивнул и убежал в комнату, прижимая трактор к груди. Эх, если бы еще можно было так же легко угодить Даше. Я привезла ей набор для маленькой модницы, всякие бусы и украшения, которые можно было бы мастерить своими руками.

– Мне такие уже дарили. Потом только по полу все валялось, – без тени радости сообщила мне она, принимая подарок.

– А ты не разбрасывай, а сделай себе браслет. Все девочки тебе будут завидовать.

– Кто же станет завидовать такой ерунде? – дернула узкими плечиками маленькая язва.

Тут уже в дело вмешался Константин:

– Как тебе не стыдно так себя вести. Ну-ка прекрати немедленно и скажи Саше спасибо.

– Спасибо, тетя Саша, – скривилась она.

Хотя по моим настоятельным требованиям меня надо было называть безо всякой там «тети», потому что тетей я себя еще пока не считала, Дарья не без удовольствия продолжала именовать меня именно так. Вредный ребенок!

– На здоровье, – сквозь зубы ответила ей я.

Таким образом, обменявшись «любезностями» еще на пороге, мы с Дашей благополучно разбежались в разные стороны. Она – к себе в комнату, я – смотреть Костину квартиру, за исключением, естественно, Дашиной комнаты, на которой висела самодельная табличка «Ни биспакоеть», изготовленная второпях и явно в мою честь.

– А что, интересный подход к грамматике, – иронично заметила я.

– Что ты хочешь, она окончила только первый класс. Спасибо, что вообще уже пишет сама. А в прошлом году она заставляла меня писать письма для мамы. Вот это был кошмар, – вдруг зачем-то рассказал он, после чего у меня пропало всякое желание злиться на эту маленькую надутую злючку. Еще бы, ведь она-то хотела бы, чтобы рядом была мама, а не какая-то тетя Саша, от которой никакой пользы, окромя вреда. И папа по вечерам неизвестно где пропадает.

– Так, ладно, а что там у вас? – как ни в чем не бывало, кивнула я в сторону следующей двери.

– А это у нас ванная, – радушно открывал передо мной все двери он.

Квартира у него была большая, четырехкомнатная, с хорошим ремонтом, явно сделанным не только с профессионализмом, но и с любовью. Все было подобрано в необычных, но очень гармоничных сочетаниях, даже шторы во всех комнатах хоть и отличались друг от друга, а все же следовали какому-то единому общему стилю.

– Ты сам делал ремонт, да? – спросила я на всякий случай, хотя и так все было понятно. Такую красоту мог сотворить только архитектор.

– Что ты, нет, конечно. У меня бы и времени на это не хватило, – помотал головой он. – А что, нравится?

– Не то слово, – восхитилась я.

– Это все Ирина старалась. Я даже не вмешивался.

– У нее был прекрасный вкус, – я пыталась не показать, что мне не так уж приятны его трогательные воспоминания о бывшей жене. Я понимала, невозможно жить, делая вид, что ее не было. Она была, и она сделала действительно чудесный дом, не чета, к примеру, моему. Н-да, откровенно сказать, мои жалкие попытки навести красоту в нашей с Шушерой квартире были просто смешны. И как это Костя не сбежал от меня сразу, как увидел мое жилище?

Последней была дверь в комнату Алеши, и за этой дверью открывалась самая что ни на есть умилительная картина – на полу сидел он и играл подаренным мной трактором. Мы с Костей одновременно улыбнулись, но тут сзади раздался тоненький ехидный голосок:

– А он стену за дверью разрисовал.

Я увидела, как Алеша сразу закрутил головой и вскочил на ножки. Костя зашел в комнату, посмотрел за дверь и нахмурился.

– Та-ак, а это у нас что такое, дорогой друг! – строго спросил он, сведя брови.

– Что – что? – мальчуган сделал вид, что не понял, но глазки отвел.

– Вот это – что? – уточнил Константин, ткнув пальцем в нарисованный человеческий (вроде бы) скелет, очень натуралистично изображенный на стене. Графика, черный маркер.

– Это… скелетончик, – развел руками Алеша.

Я фыркнула, но Косте было не до смеха.

– И кто тебе сказал, что можно рисовать на стенах? Ну-ка, покажи мне этого человека? Его надо наказать, – лютовал он.

– А я ему говорила, что ты будешь ругаться, – вмешалась Даша.

Я повернулась, но успела увидеть только мелькнувшую в дверях косичку. Девочка уже ушла.

– Ты могла бы запретить ему рисовать. И вообще, ябедничать нехорошо! – крикнул ей вдогонку Костя и вышел из комнаты. Алеша, явно готовясь расплакаться, побежал за ним.

– Пап, прости. А пап? Я больше не буду! Простишь? Простишь? – прыгал он вокруг Кости, пока тот безуспешно оттирал «Доместосом» Алешино творение. Я, как умела, помогала ему, отчего капнула на свое любимое голубое платье каплю этого ядреного средства, и мне стало вообще не до скелетонов. Я убежала в ванную и отмывала пятно до тех пор, пока низ платья не промок окончательно. А светлое, отбеленное пятно все же осталось.

– На стенах рисуют только некультурные, невоспитанные люди! – доносилось до меня из комнаты, а я ругала себя за то, что не додумалась надеть на этот семейный обед старые джинсы. Мое платье!

– Пап, а знаешь, на свете есть такая волшебная страна, где стены рисуют на человеках. Хочешь, я туда уйду? – спросил вдруг Алеша и расплакался в голос.

И тут уж мы оба плюнули на свои пятна, я на платье, Костя на стену, и бросились утешать ребенка, который говорил, что пусть, пусть стены изрисуют его всего целиком. Может быть, тогда хоть папа его простит. Минут через пятнадцать, когда мы наконец смогли убедить Алешу, что он может пока спокойно оставаться в этой стране, Костя немного устало посмотрел на меня и сказал:

– Ну что, пошли кушать?

– Кушать? Ты еще можешь хотеть кушать в таких условиях? – усмехнулась я.

– А что у тебя с платьем? Все обошлось?

– Практически, – кивнула я и обняла его, плюнув на то, что Даша или Алеша могут нас увидеть. В конце концов, мы просто стоим, прижавшись к друг к другу, и никого не трогаем. Два человека, которым вдруг захотелось почувствовать, что они вместе посреди этого беспредела и скелетоновщины.

– Хочешь, я куплю тебе другое платье? – шепнул он и нежно поправил мои волосы рукой.

Я прижалась щекой к его ладони.

– Не-а, не надо. Ничего страшного. Все хорош