Фазы в отношении к ситуации, в которой находится система

1. А — адаптивная фаза

2. G — фаза достижения цели
3.1 — интегративная фаза

4. L — фаза поддержания латентной модели

В силу необходимости схема крайне упрощена, а по­тому в определенном отношении это произвольное пост­роение, но тем не менее она дает представление о неко­торых основных компонентах и связях. Четыре измере­ния пространства или направления процесса нашего дей­ствия представлены в ней четырьмя квадратами (1—4): адаптивное — А, достижение целей или удовлетворение — G, интегративное — I, латентно-экспрессивное — L (выраженность качеств).

Порядок, в котором они размещены, не произволен, большое значение имеет, например, что G находится меж­ду А и I.

Четыре типа эталонов, определяющих свойства объекта и его деятельность, а также нормы санкций, опи­сываются комбинациями переменных представленной модели, помещенными рядом с каждым из квадратов этой схемы. Таковыми, соответственно, являются:

для А:

качество: «специальная (техническая) компетент­ность» (переменные модели: «универсализм»— «резуль­тативность»),

нормы санкций: «одобрение» — «неодобрение» (пе­ременные модели: «специфичность»— «нейтральность»);

для G:

качество: «участие в осуществлении целей системы», «законность осуществления целей данной единицы в дан­ной системе»,

нормы деятельности:

а) «системные», или «относительные»,обязанности,

б) «регулирующие правила игры» (переменные мо­
дели: «результативность»— «партикуляризм»),

нормы санкций: условное ответное вознаграждение (переменные модели: «эффективность» — «специфич­ность»);

для I:

качество: «лояльность»,

нормы деятельности: проявление солидарности (пе­ременные модели: «партикуляризм»-— «аскриптивность качеств»),

нормы санкций: диффузное признание (переменные модели: «диффузность»— «эффективность»);

для L:

кэчество: «учэстие в осуществлении культурных цен­ностей»,

нормы деятельности: культурный долг (переменные модели: «эскриптивность кэчеств»— «универсализм»),

нормы санкций: проявление уважения (переменные мо­дели: «аффективная нейтральность»— «диффузность»),

I. Организация эталонов оценивания друг относи­
тельно друга рассматривается здесь таким образом:

1) определение главной модели ценностей (в идеале выражается одним из вышеуказанных типов). Она опре­деляет латентное содержание схемы, поскольку относит­ся к системе в целом.

II. Далее выделяются «первичные» по отношению к ней подсистемы:

1) одна из них наиболее непосредственно институционализирует главную систему ценностей (т.е. тип норм которой определяет это скрытое общее содержание; например, профессиональная система в США);

2) другие по необходимости отличаются от нее в силу того, что требуется постоянно наряду с достижением целей также:

а) ситуационная адаптация,

б) достижение целей подсистемы и целей единицы системы,

в) интеграция системы в целом,

г) сохранение культурных моделей и регулирование напряжений.

Структурные контуры не обязательно прямо долж­ны быть связаны с такой классификацией, другими сло­вами, структуры могут быть и «многофункциональными».

Эту парадигму можно использовать по крайней мере дважды (на двух уровнях) для анализа дифференциро­ванной системы.

Главный критерий, определяющий оценку тех или иных функций, а следовательно, подсистем — это их зна­чение для функционирования системы в целом.

Единицы ранжируются:

1. посредством прямой оценки, даваемой:

а) каждому из четырех типов эталонов в отдельности,

б) всем четырем по шкале, в зависимости от их значения, для функционирования системы в целом;

2. посредством «экологического» распределения:
а) льгот;

б) объектов вознаграждения и репутаций. Для того чтобы проанализировать конкретную сис­тему, нужно различать:

1. иерархию рангов в зависимости от:

а) континуума престижа в общем смысле — более или менее «плотного» или, наоборот, «разреженного»,

б) четырех главных субиерархий, получаемых посредством прямой оценки с помощью приблизительно интегрированной системы ранжирования;

2. иерархию обладания могуществом в зависимости от:

а) указанных выше прямых оценок,

б) равновесия конформности—девиантности,

в) распределения объектов владения.

Теперь можно попытаться проиллюстрировать аб­страктную схему понятий, описав в основных чертах не­которые главные особенности американской системы стратификации, а также проблемы мобильности внутри данной системы. Отличия данной системы от всех дру­гих по отдельным параметрам указывались ранее, но не было последовательного сравнения. Мы считаем, как уже отмечали неоднократно, что американское обще­ство имеет систему ценностей, очень близко подходя­щую к идеальному типу «универсализм» — «деятель­ность»(«результативность»). Первое место она отводит качествам и эффективности единицы, имеющим адаптив­ную функцию по отношению к системе в целом. Кроме того (и это имеет большое значение), отсутствие акцен­та на той или иной конкретной цели системы в целом означает, что ценность адаптивных функций не связана с какой-то конкретной целью, цели же определены, глав­ным образом, как «дозволенные» (а не предписанные). В общем можно, следовательно, говорить о содействии постановке целей (единицы), направленных на приобре­тение единицей льгот и объектов вознаграждения, ко­торые в определенной степени могут быть выражением положительной оценки качеств данной единицы и ее Деятельности.

Основной упор делается на производственную актив­ность в экономической сфере, а это, в свою очередь, создает предпосылку для некоторого «индивидуалистичес­кого» уклона всей системы ценностей. Однако этот «уклон» интерпретировать следует очень осторожно. Нет оснований полагать, что только достижения индивидов добиваясь которых они кооперируются между собою признаются ценностью, нельзя предполагать также и то что именно им отдается предпочтение. В действительно­сти очень высоко оцениваются достижения коллективов например, компаний предпринимателей. Основным здесь по-видимому, является то, что можно назвать «плюра­лизмом целей», т.е. не существует доминирующей цели, на которую должна была бы ориентироваться вся дея­тельность системы.

Можно изобразить это несколько иначе, сказав, что главная цель данной системы — максимизировать произ­водство объектов владения, признанных ценными, а так­же способствовать культурным достижениям, которые могут помогать единице достигать узаконенных целей, независимо от того, являются ли единицами отдельные лица или же коллективы. Такая ориентация способству­ет тому, что особенно большое значение приобретает генерализация контроля за объектами владения посред­ством денег и рыночных механизмов, а также генерали­зация оценочной коммуникации путем распределения прямых «установочных» вознаграждений, т.е. «репута­ций». Главное — то, что «продукт» оценивается деньгами, т.е. что для обмениваемого объекта владения, который подвергается оценке, они являются мерой стоимостного отношения его к другим объектам, получаемым в общем процессе производства, и что денежное вознаграждение может попросту служить рабочим показателем той «ре­путации», которую имеет данная единица (индивид или коллектив) в системе. Это, конечно, только первая ори­ентировочная точка отсчета и некоторая ее неадекват­ность будет нами принята во внимание в дальнейшем изложении.

Если верно, что эта общая ориентация есть главная ориентация, то наиболее непосредственно оцениваемы­ми достижениями будут те достижения, которые в спе-

пифически-американском смысле можно назвать "прак­тическими", те, что являются прямым результатом «про­изводства» в указанном смысле. Следующими за ними в порядке оценивания окажутся, по-видимому, те функции, которые имеют наибольшее значение для обеспечения условий, от которых зависит успех производственной деятельности, в том смысле, в каком мы употребили это выражение выше. В понятиях нашей функциональной парадигмы они (эти функции), как мы уже указывали выше, разделяются на три главных типа или направления. Тот тип, который идет по порядку вслед за адаптивным, — это, по-видимому, аскриптивно-квалитативный (значение предписанных качеств, конкретных по содержанию), затем — интегративный и, наконец, системно-целе­вой. Можно рассмотреть теперь каждый из них по по­рядку.

Значение ценностей, предписанных единице качеств, может быть лучше всего описано через их связь с уни­версалистским компонентом основного типа ценностных ориентации. Существует, по-видимому, два основных контекста, в которых они проявляются. Один из них от­носится к тем эталонам, при помощи которых оценива­ется производственная деятельность сама по себе, и, — разумеется, в обобщенном виде, •— соотношение ее со всеми другими функциями, насколько данные эталоны позволяют это делать. Место науки в нашей системе — это наиболее значительный пример такого обобщения. Действительно, в некотором смысле, оценка ее производ-на, а не первична: порядок движения оценок — от техно­логии к науке, а не наоборот. Но когда технология дос­тигает определенного уровня развития, связь между нею и наукой становится чрезвычайно тесной. Наиболее важ­ный признак, указывающий, что так происходит, — это место в структуре ролей нашего общества тех профес-^сии, для которых требуется обучение научным дисцип­линам, особенно профессий инженерного и медицинского характера. Институты как учреждения, занимающиеся преимущественно «чисто» научными исследованиями, ^{ЭТо т}акже и те места, где обучаются кадры специалистов, которые потом входят в профессиональную систе­му. Таким образом, если говорить в целом, содействие сохранению и развитию культурной традиции, которая может обеспечивать производственные процессы, — это один из основных видов функций, которым должна слу­жить аскриптивно-квалитативная система ценностей. Эти функции ранжируются высоко, но в действительности по-видимому, все-таки будет иметь место «сдвиг» в сто­рону преобладания и здесь «прикладных» моментов.

Второй контекст приложения принципа универса­лизма связан с распределением способностей и возмож­ностей действовать таким образом, чтобы добиться про­изводственных достижений. Центр тяжести здесь лежит в универсалистском определении «равенства возможно­стей», применяемом как к индивидам, так и к коллекти­вам. Различие прирожденных индивиду способностей должно считаться естественным явлением. Но в данной системе существует сильная тенденция к возведению воз­можности в ранг чего-то всеобщего. Это основной источ­ник нашей высокой оценки здоровья и образования. Без хорошего здоровья и без обучения в такой мере, в какой человек впоследствии способен воспользоваться его ре­зультатами, он не может реализовать свои потенции в области производственных достижений. Совершенно очевидно, что это две сферы, в которых существует пол­ный консенсус относительно того, что «конкурирующим силам» нельзя позволять действовать непосредственно, и в особенности, что получение здоровья и образования не должны прямо зависеть от возможности платить за них.

Две другие важные сферы активности также входят в этот контекст. Одна из них — это область регулирова­ния равновесия личности, как через социализацию, так и через восстановление эмоционального равновесия. Прежде всего в этой сфере наш современный вид семьи, по сравнению с другими системами родства, характери­зуется глубокими отличиями; отсюда можно предполо­жить, что этим определяется и оценка роли женщины. Формально-профессиональный подход к этим проблемам связывается (что важно отметить) с тем же основным

контекстом: для взрослых людей, это главным образом, вопрос здоровья их психики, для детей же — проблема получения формального образования. Еще одна сфера касается регулирования экономических процессов рас­пределения объектов владения и коммуникации, в част­ности, репутации. Оказывается, что на первые места здесь¹⁷ выходят большей частью законодательные функции, а так­же некоторые из регулятивных функций управления и, разумеется, неформальное «общественное мнение».

¹⁷ См.: «Точка зрения социолога на юридические профессии», гл. XVIII (А Sociologist looks at the legal profession, 1952).

Интеграцию системы как целого можно рассматри­вать в качестве функции, занимающей следующее место по шкале приоритета. Можно ожидать, что она будет осуществляться в значительной степени за счет стихий­но устанавливающегося консенсуса и в результате про­цесса свободной адаптации групп интересов друг к другу (юридические соглашения, закулисные сделки и прочее), функции этого типа, в общем, входят в регулятивный механизм, балансирующий аскриптивно-квалитативные функции; основным эталоном здесь будет эталон «бла­гоприятных» для всех «законных» возможностей соблю­дать свои интересы. Принцип распределения могущества подтверждает предположение, что преимуществом у нас пользуются национальные (государственные) цели, и что нормы интеграции системы детально определены. По мере того, как будут изменяться условия, по-видимому, именно в этих точках будут возникать особенно сильные напряжения при функционировании системы.

И, наконец, как мы уже отмечали, функции содей­ствия осуществлению целей системы расположены ниже всех по шкале приоритета, в силу того, что в системе от­сутствует особая положительная цель. А следовательно, позитивное значение функции управления сравнительно слабо, оно зависит от сочетания ее с другими функция­ми. Положение ее может также зависеть и от величины расхождения между нашими установками по отношению к управлению в обычных условиях и в чрезвычайной обстановке, когда цель сохранения системы от разрушения становится насущной необходимостью. Может оказать­ся, что настоящее положение вещей, связанное с боль­шой ответственностью США за обстановку в мире, пред­полагает необходимость сдвига в повышении оценки функции управления. С этой точки зрения, наш современ­ный фон включает сложные проблемы адаптации. Посте­пенный переход аскриптивно-квалитативного акцента в системно-целевой нужно четко себе представлять. Так, первым, относительно недавним случаем воздействия на функции управления была сильная экономическая деп­рессия, которую с аскриптивно-квалитативной точки зре­ния можно считать чрезвычайным обстоятельством; другим чрезвычайно важным обстоятельством может яв­ляться проблема национальной обороны, а также другие проблемы, тесно связанные с нашим положением, нала­гающим на нас международную ответственность, то есть адаптивные и системно-целевые проблемы.

Нужно ясно отдавать себе отчет в том, что такой же порядок приоритета при оценке проблем возникает, ког­да мы переходим от рассмотрения подсистемы в целом к рассмотрению отдельных подсистем. Но сфера, в кото­рой эти оценки действительны, должна изменяться в за­висимости от места данной подсистемы (особенно в том случае, когда данная подсистема — коллектив) в струк­туре системы более высокого порядка. Парадигма долж­на, следовательно, применяться по крайней мере дважды для того, чтобы разместить конкретные роли отдельной единицы (индивида) в каком-то иерархическом порядке.

Так, центр роли, связанной с функциями управле­ния, — как мы ее обычно понимаем, — в ответственности за достижение целей системы, т.е. за организацию, в ко­торой эти функции управления имеют место. Поскольку это наиболее важная роль, содействующая существова­нию данной организации, и в то же время у нас нет не­обходимости отдавать приоритет функции ответственно­сти за достижение целей всего общества в целом, за исключением случаев крайней необходимости, то мы и наделяем высшим статусом роль, связанную с управле-

ем производственными организациями; равный или лаже более высокий статус имеют технические роли. Бо­лее того, несмотря на то, что в общей системе ценностей инструментальные функции ранжируются выше, чем эк­спрессивные, тем не менее, с точки зрения функциони­рования единицы системы по отношению к «высшему окружению» суперординарной («более высокого поряд­ка») системы, способность влиять на действия других посредством экспрессивной коммуникации может ока­заться фактором огромного значения. Поэтому хороший коммерсант или хороший «торговец» внутри отдельной единицы может иметь более высокое стратегическое по­ложение в силу значения, которое имеют его функции для данной единицы, хотя его функция в более широкой сис­теме будет иметь совершенно иное значение. Но в силу такого противоречия двух иерархий, которые существу­ют на двух уровнях в двух системах отсчета, можно ожи­дать довольно большой амбивалентности в оценке как качеств, так и их применения. По крайней мере тот факт, что такая амбивалентность действительно существует в арсенале оценок профессиональных групп, можно рас­сматривать едва ли не как наличие дублирующей модели. Так, символически центр тяжести компетенции в профес­сии юриста — это знание права. Но в действительности в функции практически работающих юристов входят час­то коммерческие способности, способность убеждать людей, которые очень опосредованно связаны с умствен­ным трудом в сфере юриспруденции.

Вернемся теперь к другой линии нашего рассужде­ния, и окинем общим взглядом главные особенности на­шей социальной структуры, связанные с проблемами стратификации. Очень упрощенно и только с точки зре­ния задач, стоящих перед нами, мы можем представить себе общество состоящим из трех основных типов кол­лективов. Во-первых,коллективы «конкретной функции» или организации, прототипом которых молено считать фирму, школу, больницу. Здесь роли (исключая клиен­тов, пользующихся услугами, и потребителей продукции) организованы по профессиональному принципу. Коллектив состоит из управляющих, специалистов, рабочих, учи­телей, врачей, сестер и проч. Второй тип, прототипом которого являются политические организации и цер­ковь, — это «ассоциации» с диффузной функцией, кото­рые представляют своих избирателей, но которые в за­висимости от своих размеров и широты интересов также в той или иной степени стремятся к организации ролей по профессиональному типу для выполнения более от­ветственных и специализированных функций, но здесь су­ществует много ограничений, а также вопрос о том, как широко может быть применен этот способ организации, называемый иногда «бюрократизацией», к ассоциации. (Существует бесчисленное количество других ассоциа­ций, реализующих конкретные функции: профсоюз, про­фессиональная ассоциация, рабочий союз и проч., но мы здесь их рассматривать не будем.) Наконец, существует еще нечто, что можно назвать "диффузной солидарнос­тью", объединяющее людей, входящих во множество раз­личных ассоциаций. Из них наибольшее значение для на­шего рассмотрения имеют: территориальная община, родство и этническая группа.

Связь этих трех типов друг с другом имеет огромное значение для системы стратификации, так как нормаль­ный индивид состоит членом коллективов по крайней мере двух типов, а если он взрослый мужчина, то обяза­тельно также и в коллективе третьего типа, т.е. в профес­сиональной системе. Он, разумеется, может быть членом и более чем одного коллектива какого-то из этих типов, что порождает для него массу проблем, связанных с на­лаживанием отношений между ними. Выше мы уже убедились, что наиболее непосред­ственно наша главная система ценностей воплощена именно в сфере профессиональных ролей. Правда, неко­торые из тех ролей, которые мы называем собственно «профессиями» (область «свободных профессий») пре­обладают как раз не в адаптивной подсистеме, а в подси­стеме культурной, аскриптивно-квалитативной, как, например, роли учителя, ученого или министра по рели­гиозным делам, или же в подсистеме, интегрирующей цели системы, как, например, роль правительственного новника. Но даже если коллективы в этих различных одсистемах и имеют весьма различный характер в связи тем, что выполняют разные функции, тем не менее все они включают в себя то, что в самом точном смысле мож­но назвать профессиональными подсистемами, роли в которых относятся к тому же самому основному типу, что и роли в первично-адаптивной подсистеме. Кроме того, конечно, значительный, хотя и все уменьшающийся класс профессиональных ролей, например, независимые, связанные с «частной практикой» профессии, а также независимые художники, вовсе не включены ни в какой контекст организации. Существует тип ролей, яркий при­мер которых — фермер, где, напротив, нельзя провести никакой естественной границы между единицей родства и производственной единицей; подобное положение су­ществует и в некоторых других сферах.

Тем не менее, нормой является все-таки то, что сред­ний взрослый мужчина выполняет «постоянную» («в те­чение полного рабочего дня») профессиональную роль, что в подавляющем большинстве случаев она является частью организации, строго отграниченной своими фи­зическими условиями, объектами владения и «управле­нием» от его единицы родства. Более того, и подавляю­щая часть незамужних женщин, вышедших из школьного возраста, тоже обладает такими ролями, а также осуще­ствляет их и все возрастающая часть замужних женщин. Можно сказать, что в профессиональной системе, опре­деленной таким образом, статус зависит от «производ­ственного» вклада индивида в выполнение функций той организации, с которой он связан, а следовательно, — от его способности действовать и от успехов в пользу орга­низации, которых ему удалось достичь.

Мы сказали, что это верно «в общем». Разумеется, есть множество причин, которые мешают достичь совер­шенства в этой области, таких, как трудность приложеия стандартов оценок, неопределенность этих стандартов и несравнимость качественно различных видов Деятельности (выполняемых единицами), а также их качеств. Различия в могуществе, которые являются резуль­татом обладания предметами владения, блоками комму­никации и проч., могут поддерживать и увеличивать от­клонения. Эти факторы имеют большое значение дд_я уточнения эмпирического анализа, но они второстепен­ны с точки зрения общей характеристики нашей системы стратификации.

Те же самые индивиды, которые исполняют профес­сиональные роли (в организациях), являются одновре­менно, разумеется, и членами единиц родства. Для аме­риканской системы родства наибольшее значение с указанной точки зрения имеет далеко зашедший процесс «изоляции» супружеской (ядерной) семьи. Это означа­ет, конечно, что норма или «ожидаемая» единица — это семья, ведущая общее хозяйство, которая главным обра­зом состоит из супружеской пары и их еще несовершен­нолетних детей. Хотя иногда в семье существуют и дру­гие отношения, все же о них точнее будет сказать, что это — структурная аномалия, в частности для городско­го среднего класса. Кроме того, существует симметрия в ориентации на такую семью, как семьи родителей обоих супругов, хотя можно, пожалуй, говорить о слабо выра­женной «матримониальной» линии в силу особой связи между матерью и замужней дочерью. Сверх того, супру­жеская семья, как хорошо известно, лишилась большей части своих функций в обществе, и именно тех, которые не относятся к формированию аскриптивно-квалитатив-ных характеристик, прежде всего функций производства, которые имеют такое важное значение для общества на­шего типа. По-видимому, ее первичные функции — под­держивать определенные «модели образа жизни», интег­рировать общую культурную традицию, регулировать общее равновесие личности членов данной семьи и слу­жить механизмом социализации детей в духе данной культурной традиции.

Это «сведение на нет» американской единицы род­ства по сравнению с положением единиц родства в дру­гих обществах, как в отношении значения принадлеж­ности индивида к той или иной семье, так и в отношении ее функций, очевидно, тесно связано с функциональны­ми требованиями профессиональной системы нашего типа. Но существует определенный предел, за которым этот процесс должен быть ограничен, иначе другие фун­кции семьи не смогут успешно ею осуществляться. Нельзя, по-видимому, сомневаться в том, что, во-пер­вых, эти функции жизненно важны, и во-вторых, в том, что нет возможности осуществлять их другим способом (вне семьи).

Семья — это единица преимущественно диффузной солидарности. Ее члены, следовательно, должны иметь в более широкой системе статус, который был бы для них всех в значительной степени общим, а это значит, что они должны, несмотря на различия по полу и возрасту, оце­ниваться как в определенных отношениях равные друг другу. Семья как единица пользуется определенной «ре­путацией» в общине. Ее члены ведут общее хозяйство, а потому и оценивают их одинаково в том, что касается жилья, одежды, характера и т.д., т.е. в системе престиж­ного символизма. У них одинаковый образ жизни. Если положение родителей в общине сравнительно высоко, преимуществами этого положения пользуются также и их дети, независимо от того, «стремятся» они к этому или нет; точно так же, разумеется, они испытывают все отри­цательные последствия низкого статуса своих родителей. Из этого следует, что сохранение семейной системы в качестве функциональной единицы даже в обществе на­шего типа несовместимо с полным «равенством возмож­ностей». Это главное препятствие на пути к полному осу­ществлению нашей основной системы ценностей, для которой характерен конфликт между функциональными потребностями личности, с одной стороны, и потребнос­тями общества в культурной стабилизации, а также со­циализации — с другой.

Другой ряд следствий, имеющих значение для суще­ствования нашей семьи, связан с ее влиянием на диффе­ренциацию ролей по полу. Несмотря на то, что количе­ство членов семьи, как правило, невелико, супружеская емья это система внутренне дифференцированная.

Адаптивное требование сохранения ее как системы в на­шем обществе заключается главным образом в том, что репутация и доход получаются семьей благодаря профес­сиональной роли супруга-отца. Это важно, потому что только благодаря этому он занимает в семье роль «инст­рументального лидера». Но мы знаем, что группы даже таких малых размеров имеют сильную тенденцию к диф­ференциации инструментального и экспрессивного ли­дерства. Процесс социализации требует определенного типа связи с детьми, для отца же оказывается исключи­тельно трудно комбинировать эту связь со своими обя­занностями. Поэтому основную роль в конкретных лич­ностных отношениях с ребенком и роль «экспрессивного лидерства >> в семье комбинируются обычно с внутренни­ми инструментальными обязанностями в семье (женщи­на как «хранительница очага») и имеют тенденцию свя­зываться, как правило, с женской ролью.

В такой ситуации возникает целый ряд факторов, содействующих определенному разграничению половых ролей вообще, что препятствует получению женщиной высокого статуса в профессиональной системе, а также возможности для нее конкурировать за профессиональ­ный успех или профессиональный статус. Вероятно, глав­ная функциональная основа этого процесса заключает­ся в том, что для общества значение имеет роль матери, когда она выполняется внутри семьи. Отсюда так важ­но, чтобы статус мужа и жены был равным. Профес­сиональная же конкуренция имеет тенденцию диффе­ренцировать их (супругов) по статусу, а не уравнивать. Замужняя женщина в нашем обществе, как правило, не конкурирует прямо за профессиональный статус и его первичные символы с мужчиной своего класса. Можно сказать, что такое разграничение половых ролей способ­ствует интеграции членов семьи, так что исключительно важные функции социализации, включенные в роль отца, сохраняются. Очевидно, однако, что такая ситуация пре­пятствует равенству возможностей, ибо женщину, неза­висимо от ее дееспособности, склонны включать в более узкую сферу функций, чем мужчину, и отстранять, по

крайней мере относительно, от некоторых статусов, об­ладающих наиболее высоким престижем¹⁸.

Яркий пример такой сегрегации половых ролей мож­но наблюдать в символизме стиля одежды у мужчин — это почти униформа, исключая отдельные виды спортив­ной одежды. Женское платье, напротив, отличается изощренностью и индивидуальностью вкуса, и в соответ­ствии с ним намеренно украшаются волосы, лицо и т.д., что совершенно недопустимо для мужчин. Что такого рода дифференциация вовсе не свойственна «человечес­кой природе» вообще, можно доказать двумя примера­ми из разных областей. Тот, кто хорошо знаком с общи­нами консервативного сельского типа, знает, что в них существует обычно очень тесный параллелизм в одежде обоих полов, как рабочей, будничной, так и «лучших вос­кресных» нарядов, которые отличаются приблизитель­но одинаковой изощренностью у того и у другого пола. В качестве другого примера мы можем указать аристокра­тическое общество Европы XVIII века, в котором мужс­кая одежда ничем не отличалась от женской по своей изощренности: пудреные парики, кружевные воротнич­ки и манжеты, разноцветные пиджаки и жилеты, атлас­ные штаны и серебряные пряжки не считались призна­ком феминизации, как они, несомненно, были бы расценены в нашем обществе.

¹⁸ Соответствующие аспекты американской системы родства, связанные с профессией и стратификацией, обсуждаются более подробно выше, в дру­гих статьях данного сборника (имеется в виду сборник «Essays in Sociological teory». — Прим. пер.) См. также об американской системе в целом: Robin М. Williams Jr. American Society, ch. 5.

В целом же основные черты нашей системы страти­фикации, по-видимому, следует рассматривать как ре­зультирующую тенденций к институционализации про­фессиональной системы, включающей в себя роли в единицах, формирующих аскриптивно-квалитативную сферу, и в управляющих системах, с одной стороны, и роли в системах родства — с другой. Территориальные общины, основанные независимо друг от друга, — оди­наково участвуют в сельско-городской и региональной дифференциации. Но по сравнению с другими общества­ми отличительной чертой нашего населенного пункта яв­ляется высокая мобильность его населения, так что об­щина такого населенного пункта зависит прежде всего от системы профессиональных ролей, а не наоборот. И расселение внутри общины имеет тенденцию (в рамках доступности места работы) зависеть от дохода семьи, а не быть независимой детерминантой.

Другой возможный путь возникновения в диффуз­ной солидарности дифференциации по статусу — это эт­ническая принадлежность. Возможно, что в определен­ных аспектах наиболее важным после сельско-городских и региональных моментов принципом, независимым от профессии и родства и прямо с ним не связанным, явля­ется религиозная принадлежность. Положение негров даже в северных штатах США — наиболее яркий тому пример. Но несмотря на рассеянность членов разных эт­нических групп по классовым структурам различных уровней, нация стремится в определенной мере сохранить свои относительно независимые «пирамиды». Значение нации при естественном ходе развития общества нашего типа будет, по-видимому, уменьшаться. До каких пре­делов может идти этот процесс, довольно трудно пред­сказать. С одной стороны, наша система, как мы уже ска­зали, принадлежит к типу, для которого характерна большая свобода («несвязанность»), чем для большинства других, и это обеспечивает сохранение этнических пере­городок. Тенденция эта усиливается также этническим традиционализмом — этим защитным свойством против неуверенности. С другой стороны, действуют очень мощ­ные силы аккультурации, которые стремятся опрокинуть традиции этнического разделения. Мы должны учитывать этнический фактор как вторичный принцип модифика­ции стратификационной модели, но не считать его вовсе не имеющим никакого значения.

Этническая проблема, по-видимому, влияет на сис­тему стратификации двумя основными путями. Во-пер­вых, система ценностей этнической группы может отли­чаться от системы ценностей, господствующей в обществе в целом. А следовательно, при определенной степени терпимости (в данном более широком обществе) она ожет иметь тенденцию к образованию внутри этого более широкого общества несколько отличного от него под-общества, в котором осуществлялись бы ценности дан­ной культуры. При этом действия членов таких этничес­ких групп должны интерпретироваться исходя из их соб­ственной культуры, отличной от культуры более широ­кого общества, включая сюда их собственную внутрен­нюю стратификацию и те способы, которыми они могут, согласно своим ценностям и своими собственными путя­ми, вырабатывать систему основных классов¹⁹.

¹⁹ Цример: негры в американском обществе — независимая национальная ультура, которая была культурой минимального значения; в Италии же и ападной Европе евреи были примером того, что такая национальная куль­тура может иметь большое значение.

Второй путь модификации (стратификации общества в целом этническими группами) заключается в том, что этническая группа, как по своим ценностным моделям, так и по большинству других аспектов своего статуса, образует некую особую единицу в более широком обще­стве, на которую лица, не являющиеся ее членами, реаги­руют стандартным образом, что, в свою очередь, способ­ствует тому, что реакции членов данной группы также детерминируются.

Типичный пример — дискриминация, т.е. непризна­ние за членами какой-либо этнической группы права за­нимать определенные статусы, обязанности которых они тем не менее, могли бы квалифицированно выполнять. Реакция дискриминации необъяснима только с точки зрения ценностных моделей данной этнической группы, здесь следует принимать во внимание также источник и характер дискриминации.

В целом можно сказать, что до самого последнего времени, по-видимому, сильное модифицирующее дей­ствие этнических групп в американском обществе прояв­лялось на более низких делениях стратификационной шкалы. Но мобильность вверх привела к изменениям об­щей шкалы, и теперь вопрос о месте евреев, а также ирландцев-католиков, например, в верхних слоях среднего класса приобретает громадное практическое значение.

Из двух типов ассоциаций с диффузными функция­ми, о которых мы говорили выше, политические ассоциа­ции можно считать более слабо действующим фактором за исключением тех групп, которые активно участвуют в выполнении политических функций. Высокая степень горизонтальной мобильности означает, что принадлеж­ность к местной политической единице имеет второсте­пенное значение, и ее меняют довольно легко.

Партийная принадлежность также для большей ча­сти «публики» не является жесткой и ее легко меняют (за исключением небольших по размеру крайних группи­ровок, включенных в политическую деятельность профа­шистского или же коммунистического толка). Связана ли такая деятельность с политической карьерой — это уже совсем другой вопрос. Важно отметить, что, в отличие от очень многих других обществ, «политическая элита», или «правящий класс», в американском обществе не занима­ет главенствующего положения. Те же, кто успешнее других делает политическую карьеру, входят в состав элиты, не представляя собой ярко выраженных господ­ствующих элементов. Кроме того, такая принадлежность редко передается из поколения в поколение.

Вопрос, связанный с религиозной организацией и с принадлежностью к ней, представляет огромный социо­логический интерес. Основной структурой здесь можно, по-видимому, считать структуру протестантского сектан­тского плюрализма с большой долей конгрегациональ-ной автономии местных единиц даже в католической и методистской церквах. Все это имеет тенденцию выраба­тывать, совмещаясь тесно с территориальным соседством, в процессе ассимиляции и в связи с церковной принад­лежностью широкий и нежесткий контекст социальной стратификации. Так, принадлежность к господствующим церквам имеет значение в верхних классах, и отсюда вниз идет общая упрощенная градация вероисповеданий, свя­занная с классовой структурой. Если рассматривать дифференциацию прихожан внутри вероисповеданий, то связь со стратификацией окажется здесь еще более тесной. Основным исключением из модели является Римская католическая церковь с ее особым интересом к этническому происхождению прихожан. Напротив, в других общинах обнаруживается, что духовенство не занимает никакого особого положения внутри классовой структу­ры. Тем не менее во многих отношениях это очень специ­фический вид профессиональной роли, который, за ис­ключением католического духовенства, с обязательным для него целибатом, имеет тенденцию ассимилироваться в общую систему профессиональных ролей. Статус свя­щенника в первую очередь зависит от престижа его у при-

хожан.

Если рассматривать и занятие «политикой» в конеч­ном счете как профессиональную роль (какой в действи­тельности может быть гражданская должность или же карьера на военной службе), то нам придется абстраги­роваться только от этнической проблемы, от типа терри­ториальной общины и от особого положения католичес­кой церкви для того, чтобы обосновать широкое обобщение, что наша система стратификации нацелена главным образом на интеграцию системы родства с про­фессиональной системой. Очевидно, наиболее важным, связующим звеном является здесь то, что как главный в семье статус, так и первичная профессиональная роль — роль супруга-отца — заняты одним и тем же лицом, ко­торое является «инструментальным лидером семьи», по­скольку его профессиональный заработок составляет основной — а часто также единственный — источник до­хода семьи, т.е. льгот и объектов вознаграждения, имею­щих символическое значение.

Следовательно, должна существовать зависимость между прямой оценкой профессиональных ролей, дохо­да, вытекающего из исполнения этих ролей, и статусом людей, эти роли исполняющих, образующих группы на шкале стратификации. По существу, это четкая связь, к второй мы будем применять термин «классовый статус», поскольку нам нужно бывает описать условия, существующие в США. Несколько более широко мы можем дать здесь определение классового статуса, сформулирован­ное нами в более ранних работах: это такая составная часть статуса, которая является наиболее общей для всех членов эффективной единицы родства. Здесь отличитель­ными чертами американской системы являются: устрой­ство типичной единицы родства — изолированная (ядер­ная) семья, — и то, что один из ее членов занимает детерминирующую данный статус профессиональную роль. В классическом Китае, например, отличие между крестьянскими и помещичьими семьями — которые в ка­честве единиц родства имели совершенно различное уст­ройство — покоилось на том, что они имели совершенно разные основания: существенное значение придавалось тому, имеет ли данная семья достаточное количество зем­ли для того, чтобы обеспечить себе модель жизни, свой­ственную «ученым», т.е. такую, чтобы члены семьи мог­ли не заниматься физическим трудом.

Как мы уже определили, классовый статус — это не простая единица, а довольно слабо связанный внутри себя комплекс элементов. Статус семьи по значению конкрет­ной профессии и по доходу может повышаться и пони­жаться в зависимости от изменения в сфере экспрессив­ного символизма, отношений данной семьи с другими семьями, занимающими определенные положения на шка­ле престижа, родства или же по принадлежности к добро­вольным обществам, а также благодаря сугубо неформаль­ным светским связям. Он может также повышаться или понижаться от выбора места жительства, благодаря пре­стижу того учебного заведения, которое посещали члены семьи или же которое посещают их дети, а также другими способами. В значительной степени неразличимым явля­ется тот рубеж, где заканчивается действие этих «состав­ляющих элементов» классового статуса и начинает про­являться их чисто «символическая» окраска. Все это означает, что комплекс профессионального дохода семьи является, вообще говоря, центром какого-то более широ­кого комплекса. Мы умышленно абстрагировались от эт­нического статуса, который тоже можно было сюда ввес­ти, т.е. его тоже можно было бы принимать во внимание, рассматривая семью. Из всех других элементов, возмож­но, наиболее значительным будет образование. Наиболее важной причиной того, что этот фактор не включается в «ядро», а держится на «периферии», — то, что в нашем обществе основной смысл образования, по-видимому, ус­матривается в его способности служить путем к будуще­му профессиональному (а отчасти и к материальному) ста­тусу. Это отличает американское общество от обществ большей части европейских стран, где «качество» образо­вания в статусе человека имеет относительно большее зна­чение по сравнению с тем, что он «делает». Различие, од­нако же, только в степени. Так, посещение привилегированного колледжа, по существу уже выделя­ет человека, в некоторой степени даже независимо от его будущего профессионального статуса.

Но вопрос можно рассматривать еще и таким обра­зом, что большее значение так определенный классовый комплекс в американском обществе имеет только пото­му, что шкала классов четко и недвусмысленно опреде­лена. Только такая классификация как «верхний»(опре­деляемый весьма осторожно), «средний» и «нижний» классы имеет смысл. Для конкретных целей часто полез­но бывает ввести субделения (подклассы), как это дела­ется во многих местах данной статьи. Но ради осторож­ности не следует делать выводов о том, что эти более тонкие дифференциации чуть ли не одинаковы в различ­ных классах или же что границы между смежными клас­сами очень определенны.

Для сделанного нами предостережения есть три ос­нования. Во-первых, как мы уже видели, в процессе пря­мой оценки профессиональных ролей самих по себе воз­никает сложное переплетение различных по своему качественному типу ролей и не только в рамках одного приложения нашей качественной классификации, но по крайней мере двух таких приложений. Так, исключитель­но трудно ранжировать друг относительно друга сколько нибудь четким образом крупных руководителей бизнеса, людей, занимающих высокие должности в правительстве, и людей, занимающих высокие места в сфере выполнения

аскриптивно-квалитативных функций, таких, как ученые, писатели и проч. Должностных лиц определенных катего­рий, как это показал Хатт²⁰, легче расположить в общем довольно четко ранжированном порядке — внутри одних и тех же качественных типов. Во-вторых, связь между про­фессиональным и семейным статусом довольно опосредо­вана. Верно, что существует тенденция: благодаря накоп­лению преимуществ, семьи, пользующиеся этими преимуществами, успешно укрепляют свое положение и сохраняют его за собой как наследственный «верхний класс», но это не тот успех, который был бы значим в об­щенациональном масштабе. Он (успех) наиболее заметен в мелких общинах, однако не в самых маленьких из них, потому что все, кто имеет хоть чуть-чуть профессиональ­ного самолюбия, стремятся расстаться с такой общиной. Но даже в таких общинах заметны крупные изменения, происходящие со временем. Вообще любая экспрессивно-символическая шкала ранжирования семьи, — как, напри­мер, шкала жилищ, предложенная Чепиным, — будет толь­ко слабо коррелировать со шкалой профессионального статуса отцов семейств, и чем более тесно ранги связаны со шкалами, тем слабее будет корреляция.

²⁰ См.: Halt Paul К. Occupation and social stratification («AJS», № 55, May 1950).

Третья причина слабой связи внутри комплекса — это относительная независимость его элементов и факторов, влияющих на процесс распределения объектов владения. Наследуемое имущество играет определенную роль, но в сравнении с другими системами — относительно неболь­шую. (Ее место — в верхних слоях системы, включая те, которые обычно называются «верхним слоем среднего клас­са» — несомненно заслуживает, однако, более вниматель­ного, чем до сих пор, изучения.) Заработки других членов семьи (не супруга-отца) также ни в коем случае нельзя иг­норировать, но, по-видимому, гораздо более важный фак­тор — это фактор различия механизмов, посредством ко­торых доход распределяется в качестве профессионального вознаграждения в различных сферах. Молено выделить три главных вида таких механизмов. Первый из них — это «классическое >> распределение посредством свободной кон­куренции, при котором доход индивида прямо зависит от его собственной «предпринимательской» деятельности — от продажи услуг или продукта на свободном рынке. В эту же категорию входят и независимые художники, специа­листы и проч., точно так же, как и владельцы какого-либо «дела» в общепринятом смысле этого слова. Это порожда­ет колоссальное неравенство и, разумеется, может являть­ся источником большого богатства, которое, правда, теперь у нас встречается гораздо реже, чем в прошлом. Второй вид - это оплата предприятием своих работников из того, что

заработано на рынке конкуренции, хотя такой рынок не обязательно должен быть нерегулируемым, — это оклады, зарплаты, премии, комиссионные вознаграждения и т.д. (ди­виденды на обеспечение принадлежат к другой категории). Третий вид механизмов охватывает класс профессий, которые приходится «субсидировать» в том смысле, что фонды здесь формируются или увеличиваются при по­мощи некоторых механизмов, иных, чем механизмы сво­бодного рынка, например, посредством налогового обло­жения, благотворительности²¹. Государство использует механизмы и «неприбыльных» организаций: больницы, университеты и проч. являются наиболее важными из них. Завершая этот перечень широким обобщением, можно сказать, что первые два механизма способствуют доволь­но сильной дифференциации, а следовательно, ведут к го­раздо большему росту «верхушки», чем это обеспечива­ет действие третьего механизма. Совершенно открытым остается вопрос, насколько такие различия в професси­ональном доходе, а следовательно, в уровне жизни се­мьи непосредственно связаны с дифференциациями, пря­мо зависящими от оценки²². Легко показать те случаи,

²¹ «Скользящая» шкала, которая представляет собой наиболее характер­ную особенность рынка профессиональных услуг, является здесь проме­жуточной.

²² Результаты исследования в Норд-Хатт, согласно которым ученые и дру­гие группы специалистов размещены даже выше групп крупных бизнесме­нов, показывают, что денежный доход не отражается в относительной оцен­ке достаточно прямо.

North Cecil С, and Halt Paul K. Jobs and Occupation a Popular Evaluation («Opinion News» Sept. 1,1947, pp. 5-13), перепечатано в: Sociological Analysis, Jogan Wilson and William L. Kolbeds, N.Y., Harcourt, 1949, p. 464-473.

когда различия профессионального дохода и общей оцен­ки бросаются в глаза, как например, различие между жалованьем верховного федерального судьи и доходом который обычно получает частнопрактикующий юрист. Момент этой относительной независимости мы не будем здесь рассматривать. Но именно такие расхожде­ния и вызывают к жизни механизмы приспособления, необходимые для того, чтобы воспрепятствовать им на­рушать интеграцию социальной системы слишком силь­но. На двух видах таких механизмов следует остановить­ся. Один из них, который бросается в глаза при сравнении нашего общества с европейскими, особенно в том виде, как они существовали поколение или более тому назад, — это довольно широкий круг льгот, доступных для всех независимо от статуса: это средства передвижения, гос­тиницы, рестораны и проч. Такие мелочи, например, как то, что «все до одного» курят одни и те же сорта сигарет приблизительно одной и той же стоимости и даже то, что многие обладатели очень высокого статуса имеют «фор­ды» и «шевроле», а некоторые обладатели невысоких статусов ездят на «кадиллаках», очень знаменательны. Этим широким кругом объектов, сравнительно неболь­шого, «незаметного» значения до определенной степени снимается обособление, которое существует между от­дельными группами, так что они не противостоят в не­посредственных контактах в тех сферах, где сравнение их друг с другом привело бы к возникновению очень рез­кого напряжения. Семьи чиновников, офицеров, профес­соров, доходы которых ниже доходов сравнимых с ними профессиональных статусов в сфере предприниматель­ства, почти не имеют дела с семьями этих последних, — и напряжение тем самым минимизируется. Разумеется, су­ществуют общие стандарты, недостижение которых при­водит к очень сильному напряжению. Здесь очень важ­ная область — образование, которое получают дети. Но существование таких механизмов имеет все-таки огром­ное значение в обществе, где мотив «не отстать от Джон­сонов» так сильно преобладает даже в фольклоре. Это иллюстрирует важность исследования отдельных фактов в контексте всей социальной системы, а не только в изо­лированных ее частях.

В частности, если прибегать к сравнениям, одна из наиболее заметных особенностей американской системы стратификации — это ее сравнительная «нестройность», отсутствие четкой иерархии престижа (она существует только в самом общем виде), отсутствие четко выражен­ной элиты или правящего класса, изменчивость оттенков, мобильность между группами, и при определенности пре­стижного значения общепризнанных целей, сравнитель­ная толерантность по отношению к тем путям, которые ведут к успеху в этой области. Это ни в коем случае не «бесклассовое» общество, но среди классовых обществ — это весьма своеобразный тип.

Другая бросающаяся в глаза особенность, имевшая большое значение в течение очень длительного периода раз­вития общества, — это «степень уплотненности» шкалы в том, что касается доходов. Это «уплотнение» имело место на протяжении жизни последнего поколения. Оно осуще­ствлялось под давлением с обоих «концов». С одной сторо­ны, оно, конечно, связано, и очень сильно, с развитием ра­бочего движения, с значительной политической оппозицией, но свою роль здесь сыграли также и замедле­ние иммиграции, значительное повышение доходов большей части низко расположенных групп, — хотя это повышение было неравномерным и в группах «белых воротничков» до­ходы повысились сравнительно мало. С другой стороны, высокий прогрессивный налог как на доходы, так и на иму­щество, а также изменения в структуре экономики «уреза­ли» старую верхнюю страту, в которой было развито сим­волическое потребление с целью отделить себя от остального общества, и которая еще 2 — 3 поколения тому назад всячески «выставляла себя напоказ». Судьба лонгай-лендского имения семьи Морганов, проданного с аукциона Для того, чтобы уплатить налоги, — яркий показатель это­го процесса. (Одно из «чудес», о которых говорит Веблен, иллюстрируя свой вывод о близости «золотого века».) Теперь мы можем вкратце описать основную модель сверху донизу таким образом: «вершина» широка и рассеяна, состоит из нескольких компонентов, связанных между собою не очень тесно. Несомненно, что теперь ее (т.е. «вершины») центр тяжести находится в профессио­нальном статусе и профессиональном доходе. Если смот­реть с исторической или же сравнительной точки зрения то обращает на себя внимание тот факт, что по сравне­нию с предпринимательскими «фортунами >> периода эко­номического развития в XIX веке (особенно сразу после Гражданской войны), заметно замедлился в общенацио­нальном масштабе процесс пополнения числа правящих семей, которые, подобно семьям японской и даже фран­цузской модели, пытались осуществлять контроль на ос­нове корпоративных объединений в экономике. Члены этих семей удерживают свое элитное положение, но по­средством своих профессиональных или же псевдопро­фессиональных достижений, а отнюдь не исключитель­но только на основании семейной принадлежности. Это происходит несмотря даже на то, что механизмы надеж­ного капиталовложения обеспечили возможность сохра­нить в целостности все, что унаследовано, и гораздо бо­лее успешно, чем во многих других обществах (не допуская произвольного раздробления посредством рас­пределения между наследниками, а также расточения посредством благотворительных пожертвований и заве­щаний). Основное явление, которое, по-видимому, име­ет место в настоящее время, — это смещение контроля за предприятиями из рук семей-основательниц, имеющих частнособственнические интересы на этих предприяти­ях, в руки управляющего и технического персонала, ко­торый как таковой не имеет здесь сравнительно сильных собственнических интересов. Этот имеющий решающее значение факт и лежит в основе нашей интерпретации: элементы «семейной элиты» в классовой структуре (уор-неровские «верхние верхнего», т.е. верхние слои верхне­го класса) занимают вторичное, а не первичное место во всей стратификационной системе. В целом их положение имеет значение скорее в локально-общинном, чем в госу­дарственном масштабе, и более велико как раз в мелких, а не в крупных общинах (и менее всего в крупных городских центрах) и в общинах экономически отсталых, а не звитых. Существенной проверки требует поэтому утверждение тех, кто говорит, что нужно ожидать развития верхушечного наследственного класса по образцу воопейских докапиталистических обществ. Развитие нашей налоговой системы в течение последних десятиле­тий совершенно очевидно не подтверждает гипотезу об усилении влияния этой группы в дальнейшем.

Можно говорить, и то с оговорками и "в общих чертах" — об элите управляющих делами (менеджеров), как о нечетко очерченном верхушечном классе по професси­ональному признаку. В этой группе существует сильная конкуренция в лице элиты специалистов, быстро усили­вающихся благодаря росту значения научно обоснован­ной технологии как в производстве вообще, так и в воен­ной промышленности в частности. Некоторые группы специалистов, в особенности юристы и инженеры, несом­ненно тесно связаны с бизнесом, но они постоянно пере­ходят в другие группы, в особенности академические. Существование средних групп различной квалификации говорит об этой элите как об образовании открытом, по­стоянно обновляющемся.

Нужно учитывать при этом, что не существует резко выраженного разрыва между группами элиты в указанном смысле слова, с одной стороны, и совокупностью групп предпринимателей и специалистов и численно умножаю­щимися в силу разрастания функций правительства груп­пами чиновников и кадровых офицеров — с другой.

Обратная сторона этого разграничения, а также того, которое мы приведем ниже, принимается нами во внима­ние как второе обстоятельство, заслуживающее разбора. Такая структура — следствие независимости супружеской (ядерной) семьи, которая приводит к тому, что молодая супружеская пара, отделившись в хозяйственном отноше­нии, а иногда и территориально, от семьи, имеющей ста-ус элиты, часто начинает свой жизненный путь от такого Уровня, который характерен для «низших слоев среднего асса». То, что в общем у нас гораздо меньше, чем в европеиской традиции, уверенности, что сын обязательно последует по стопам отца в отношении статуса и даже в профессии, и что он женится только тогда, когда сможет обеспечить своей жене «образ жизни, к которому она при­выкла», — все это означает, что на четкие родословные линии у нас гораздо сильнее накладываются обстоятель­ства, зависящие от карьеры, чем в стратификационных системах другого типа.

Может быть, единственный отчетливый показатель границы между «верхними» и остальными слоями средне­го класса — это ожидание, что дети этих первых получат образование в колледже, и уверенность, что это право обеспечено им статусом, а не выдающимися способностя­ми самих детей. Это отчасти маскируется, правда, боль­шим качественным разнообразием институтов высшего образования, но это тем не менее — все же отчетливая раз­граничительная линия²³. Важно объяснить смысл этих ожиданий; прежде всего ожидается, что сын будет в со­стоянии выполнять профессиональную роль высокого уровня, а вовсе не то, что он может стать достаточно об­разованным человеком и приобретет гуманитарные инте­ресы, соответствующие культурному статусу его семьи.

Традиционная граница между «средним» и «ниж­ним» статусным классом в западном мире проводится, конечно, в терминах разделения профессий на «белово-ротничковые» и «рабочие». Развитие нашей страны идет в направлении все большего стирания различий именно по этой линии. Главный вклад в дело стирания этих раз­личий вносят высокие доходы элиты рабочих групп, рас­тущие, несмотря на все усиливающийся нажим союзов, так что существует очень заметное сближение этих групп. Наряду с этим происходит также и ассимиляция образа жизни, так что все труднее провести между ними четкую дифференциацию. Наиболее значительный момент здесь, как установил Синтерс²⁴, — это то, что все эти группы пронизывает ожидание, что дети будут продвигаться в воем статусе. Традиционный «рабочий класс», в том смысле, как его понимают в Европе, у нас сравнительно невелик.

²⁴ Как показывают исследования мобильности, на которые мы ссылалис выше, это ожидание сравнительно ярко проявляется в верхушках двух из шести профессиональных статусных групп, которые были нами выделены- "Centers Richard. The Psychology of Social Clasees. Princeton, Princeton Univ. Press, 1949, pp. 147, 216.

Другой важный аспект той же проблемы — это не­способность (вопреки предсказанию марксистов) индус­триального пролетариата возрастать в численности вме­сте с ростом производства в сфере экономики и, напротив, относительное увеличение численности «беловоротнич-ковых» и «обслуживающих» профессий, многие из ко­торых имеют признаки полузависимого мелкого предпри­нимательства (например, владелец бензоколонки).

Во всяком случае, изменение структуры низших сло­ев профессиональной системы имеет огромное значение для будущего развития. Профессии, включающие очень тяжелый физический труд — «киркой и лопатой», — не­сомненно исчезают очень быстро. Новое автоматическое оборудование полностью ликвидировало многие виды так называемого «полуквалифицированного труда». Это очень недвусмысленно указывает на то, что традицион­ное «дно» профессиональной пирамиды в действитель­ности совершенно исчезает. Пожалуй, возникает тенден­ция к превращению нашей классовой структуры в структуру, где будет доминировать средний класс даже еще сильнее, чем это имеет место в настоящее время.

Нижние этажи структуры обнаруживают тенденцию отклоняться от модели этого «среднего класса», и эта тенденция в некоторых отношениях дополняется тенден­цией тех слоев, которые находятся у самой вершины пи­рамиды, создавать модель семьи, отличную от профес­сиональных элит. Можно с уверенностью сказать, что это выражается в сдвиге от преобладания целей, объединяе­мых общим понятием «успех», к преобладанию целей, объединяемых понятием «обеспеченность». Более опре­деленно: это есть не что иное, как потеря интереса к до­стижению независимо от того, заключается это дости­жение в относительно большем доходе, в возможности Делать нечто более значительное или в повышении статуса семьи благодаря либо доходам, либо улучшению репутации. Профессиональная роль, следовательно, стано­вится теперь не достижением, но средством обеспечить себе необходимую предпосылку приемлемого образа жизни или неизбежным злом. Центр тяжести интересов сдвинулся из профессиональной области в сферу семьи развлечений, дружеских связей и проч. Несомненно, что сдвиг такого рода, проходя в какой-то мере сквозь все классовые уровни, увеличивается по направлению к ос­нованию шкалы — той ее области, которую мы называем на обыденном языке «классом простых людей»²⁵. Это наиболее ярко проявляется в том, что Уорнер и его по­следователи называют «нижними слоями нижних групп». Интенсивность и распространенность этих тенденций невозможно точно определить, но, по-видимому, наи­большее значение, которое бросается в глаза с первого взгляда, — отсутствие четко определенных разграничи­тельных линий. Данные исследований мобильности ярко демонстрируют, что высокий уровень притязаний имеет место на всех классовых уровнях; четко выраженных ин­тервалов между ними не существует.

Следует сказать также несколько слов и о месте сель­ского населения в системе стратификации. Первый замет­ный факт здесь — это быстрое уменьшение удельного веса сельского населения в общем количестве работающих на хорошо оплачиваемых работах; сейчас он составляет не более 15% — контраст с другими обществами разитель­ный. Во-вторых, большое значение имеет колебание раз­меров ферм, доходов и проч. в очень больших пределах, так что в действительности мы можем сказать, что перед фермерами открыты все пути для того, чтобы двигаться из положения, эквивалентного «нижнему классу» (за исключением «фермеров-хозяев», у которых по существу нет конкурентов), на самое дно шкалы в положение пре­словутых «бедствующих испольщиков», которых так много в некоторых областях страны. Наконец, можно утверждать, что механизация сельского хозяйства способствует ассимиляции фермеров с категориями мелких предпринимателей, а во многих случаях — не очень мел­ких. Кроме того, явление «реурбанизации» порождает тенденцию к ассимиляции их образа жизни с образом жизни городского населения, причем эта тенденция про­является достаточно сильно.

²⁵ Этот термин используется не только Уорнером, но и Калем в его неопуб­ликованных работах.

Типы подходов, которые мы излагали на протяже­нии нескольких последних страниц данной статьи, пред­полагают, что большие «группы интересов» в нашей по­литике — это указанные выше предприниматели, рабочие и сельское хозяйство — выступают не в качестве блоков, не тесно интегрированными, как это большей частью от­ражается в идеологически стереотипных представлени­ях; каждая из них включает в себя большое количество типов и статусных уровней (особенно если мы примем во внимание рабочую аристократию, которая часто имеет доходы такого же уровня, как и предприниматели). Эти группы и такие свободные коалиции, как республикан­ская и демократическая партии, совсем не похожи на группы, члены которых имеют интересы, идентичные по всем вопросам. Прежде всего они «пересекаются» в сис­теме стратификации друг с другом и с другими группами; они не образуют четко очерченных «страт», в букваль­ном смысле слова расположенных друг над другом.

И наконец, этот очерк был бы неполным без кратко­го рассмотрения проблемы мобильности внутри нашей системы стратификации. Хотя интересы социологов, ра­ботающих над этой проблемой, имеют тенденцию фоку­сироваться на так называемой «вертикальной» мобиль­ности, по-видимому, первый важный момент, который следует подчеркнуть, — это огромное значение «гори­зонтальной» мобильности. В этом последнем виде, в свою очередь, можно выделить два взаимосвязанных типа, ко­торые являются решающими, а именно: мобильность тер­риториальная (перемена места жительства) и передвиже­ние при одном и том же профессиональном статусе, либо внутри одного и того же вида профессии, но из одной рганизации в другую, либо же из профессии одного вида ^{В п}Р°фессию другого. Объем территориальной мобильности, разумеется, очень велик, и она является наиболее важной предпосылкой вертикальной мобильности, по­скольку она создает возможность выхода из «замкну­тых» ситуаций и испытания своих возможностей на но­вом поприще. Изучение малых, экономически отсталых общин без систематического учета того, что происходит постоянный отлив людей из общины такого рода, приве­ло к тому, что исследование уорнеровских классов созда­ло впечатление низкого уровня вертикальной мобильно­сти в нашем обществе.

Другой исключительно важный момент нашей аме­риканской профессиональной системы — это большой объем «горизонтального» движения внутри профессио­нальной системы. Например, в континентальной Европе для людей, расположенных немного ниже самых высо­ких политических уровней, гораздо менее обычно, чем у нас, раз поступив на службу в аппарат управления, по­том уходить оттуда: государственная служба у них — ка­рьера всей жизни. Кроме того, мы с гораздо большей ин­тенсивностью передвигаемся из одной организации в другую, из одной сферы в другую, с ней тесно связанную. Очевидно, реже у нас встречается также непрерывность статуса, передаваемого из поколения в поколение, гораз­до реже, чем это характерно, например, для Европы. Оба этих типа горизонтальной мобильности имеют очень большое значение для создания возможностей двигать­ся вверх путем «достижения целей», а не путем «проры­ва через барьер», т.е. преодоления тех неизменных усло­вий, в которые человек поставлен своим происхождением или же данной ступенью своей карьеры.

Хотя, вероятно, в настоящее время эта мысль менее общепризнана, чем несколько лет тому назад, и в после­днее время раздаются категорические утверждения о том, что возможности мобильности вверх за период жизни последнего поколения значительно уменьшились. Эти утверждения следует принимать с большой долей скеп­тицизма. По-видимому, в прошлом у нас сущестовало два фактора, которые уже не могут повториться в будущем. Новые поселения на континенте открывали такие возможности приобретения статуса в новых территориаль-ых общинах, которые уже невозможно больше воспро-звести в стране, заселенной полностью. Во-вторых, воз­можности для всех страт современных иммигрант