Верифицируемые выводы

Можно считать, что вошедшие в вышеизложенную схему утверждения и все наши рассуждения в основной части данной работы, краткой сводкой которых они яв­ляются, представляют, за одним исключением, адекват­ное обоснование пяти тезисов, о которых речь пойдет ниже. Исключение же состоит в том, что в рамках данно-

го исследования невозможно представить все эмпиричес­кие доказательства, на которых основываются разрабо­танные теории. В нашем резюме мы вообще не касались эмпирических свидетельств, но в основном тексте была сделана попытка дать представительную выборку таких свидетельств, и читатель, которого эти вопросы заинте­ресовали более глубоко, может обратиться к работам самих названных авторов, чтобы найти в них остальные доказательства.

Пять тезисов, о которых мы говорили, таковы.

1. В работах четырех ученых, которыми мы здесь занимались, были выявлены очертания схемы, которая совпадает у них всех по всем существенным моментам и представляет одну и ту же систему обобщенной социальной теории. Были выявлены структурные черты того, что мы называем волюнтаристской теорией действия. Теоретически важные расхождения этих ученых
можно свести к трем пунктам: а) различие терминологии — одни и те же вещи называются по-разному (например, Парето называет «логическим» то, что Вебер называет «рациональным»); б) различие в глубине проведенного ими структурного анализа и, следовательно, в характере эксплицитно выделенных ими элементов. В этом отношении Маршалл вряд ли представляет
нечто большее, чем начинающее движение за пределы утилитарной теории, хотя направление этого движения стратегически столь важно, что мы не могли оставить его без внимания; в) различие в способе выражения, проистекающее из различий эмпирических интересов исследуемых ученых и их теоретических подходов: так, моральный элемент для Парето — это в первую очередь конечные цели, элемент остатка же для Дюркгейма — институциональные нормы.

2. Обобщенная система теоретических категорий, общая для всех рассмотренных нами ученых, если рассмотреть ее как целостную систему, представляет собой новуюразработку теории, а не просто продолжение традиций, от которых они отталкивались. Это, разумеется, не было творчеством ex nihilo: новая система конструировалась в постепенном процессе критического переосмысления некоторых аспектов и эле­ментов старых систем, в процессе, находившемся в са­мой тесной связи с эмпирическим наблюдением и верификацией. Действительно, при том разнообразии отправных точек, от которых шли указанные ученые, сам факт, что они совпадали по существу, исключает вероятность того, что она была просто позаимствова­на ими из старых систем. А главное — она состоит не только из элементов, общих всем предыдущим тради­циям. И хотя каждая из основных групп элементов этой системы может быть найдена по крайней мере в одной из прежних традиций, и не просто как остаточная ка­тегория, а в виде чего-то более существенного, тем не менее, система в целом, как особая целостная струк­тура концептуальных элементов, уже не умещается в них. Законченная новая структура в каких-то очень важных пунктах уже просто несовместима с каждой из предшествующих теоретических систем.

3. Создание новой теоретической системы у каж­дого из авторов находилось в непосредственной связи с основными эмпирическими обобщениями, сформули­рованными ими. Сначала с отрицательными послед­ствиями: близость эмпирических взглядов Маршалла к взглядам, преобладавшим в утилитарной традиции, была возможна только ввиду сравнительно слабой сте­пени его отклонения от этой традиции. Приведем один характерный пример: если бы от своего понимания роли общепризнанной системы ценностей он пришел к воз­можности существования отличных друг от друга сис­тем ценностей, он не мог бы оставаться в рамках при­сущего ему однолинейного эволюционизма. У Парето и Дюркгейма отклонение от всех основных позитивис­тских эмпирических теорий (таких, как прямолинейный эволюционизм, свободное предпринимательство, соци­альный дарвинизм, религия и магия, трактуемые как донаучные формы мышления) были уже самым тесным образом связаны с волюнтаристской теорией действия. Отчасти развитие этой теории шло через критику позитивистских теорий, причем исходным пунктом этой критики были новые эмпирические открытия и их ис­толкования, отчасти же новые теоретические идеи вели к новому освещению уже известных фактов. То же са­мое можно сказать и о Вебере, добавив только, что он сражался на два фронта: с одной стороны, против идеалистических эманационистских взглядов и эмпири­ческих теорий, связанных с ними, а с другой стороны, против позитивистских тенденций марксистского исто­рического материализма.

Самое главное заключается в том, что важные эм­пирические интерпретации работ всех трех ученых нельзя адекватно изложить или констатировать, пользу­ясь терминами позитивистской или идеалистической концептуальных схем. Следует помнить, что их теории, в этом смысле, не просто смелые утверждения, вроде за­явлений, что «социальное изменение в некоторых сво­их аспектах следует циклической модели», или что «су­ществуют социальные факторы самоубийства», или что «протестантская этика сильно повлияла на экономичес­кое развитие Запада». Все эти утверждения могли най­ти место и в рамках других схем. «Эмпирические интер­претации», о которых здесь говорилось, — это, скорее, особое, свойственное именно данным ученым описание свойств процессов и связей элементов тех явлений, ко­торыми они занимались, лежащее в основе их самых общих утверждений. Чем более глубоко входишь в де­тали их объяснений этих явлений, тем более отчетливо выдвигаются на первый план категории волюнтаристс­кой теории действия.

4. Один из главных источников возникновения во­люнтаристской теории действия — это правильное на­блюдение эмпирических фактов социальной жизни, в особенности же — коррективы и дополнения к наблю-А^ениям, сделанным сторонниками тех теорий, в крити­ческую оппозицию которым встали интересующие нас Ученые. Разумеется, в рамках нашей работы невозможно привести все эмпирические доказательства, выдвинутые каждым из рассмотренных здесь ученых, а также те, которые можно было бы привести дополнительно в подкрепление их обобщенной точки зрения. Следова­тельно, возможности эмпирического подтверждения этих положений не исчерпаны. Но и те доказательства, которые представлены, с нашей точки зрения вполне достаточны. Во-первых, значительная часть этих дока­зательств была подвергнута разбору и найдена в основ­ном убедительной. Во-вторых, различные критические замечания, направленные против этих эмпирических теорий, также были нами рассмотрены и найдены не­основательными. И наконец, был выявлен поразитель­ный факт конвергенции: работы этих ученых, исходив­ших из совершенно различных отправных посылок, складываются в единую теорию.

Конечно, можно представить себе, что конверген­ции вовсе не было и что ее обнаружение в данной ра­боте есть результат накопления ошибок в интерпрета­ции фактов автором исследований. Можно также предположить, хотя и с очень малой вероятностью, что это — результат накопления случайных ошибок самих теоретиков. Если рассматривать каждую из этих воз­можностей, то следовало бы рассчитать ее вероятность, учитывая число различных элементов и их комбинаций. Результат совпадения именно предрасположенностей представляется в высшей степени маловероятным из-за большого несходства личностей всех указанных уче­ных, что и было отмечено в первой главе. Например, антиклериальный, радикальный гуманизм, который был у Дюркгейма основой его ценностей, очень часто становился мишенью разящей иронии Парето. Нако­нец, различия между индивидуалистическим позити­визмом, социологическим позитивизмом и идеалисти­ческими социальными теориями как концептуальными схемами столь велики, что исключают какое бы то ни было объяснение конвергенции с точки зрения имма­нентного развития этих теоретических систем без ссылки на факты. Любая из этих теоретических систем могла развиваться во многих направлениях, в них не было ничего такого, что толкало бы их именно в сторону волюнтаристической теории действия. Прежде всего утилитарная точка зрения могла развиваться — и действительно развивается — в радикальный пози­тивизм, особенно в теорию естественного отбора и пси­хологический антиинтеллектуализм. Точно так же и критика марксистского материализма с позиций защи­ты роли «идей» легко может трансформироваться в радикально идеалистическую теорию, и именно это произошло, например, с Зомбартом.

Поскольку названные выше объяснения эмпиричес­ки фиксируемого факта конвергенции теорий призна­ны нами несостоятельными, остаются еще два объясне­ния. Первое — это обусловленность конвергенции поисками адекватных трактовок существующих фактов, т.е. трансформациями теорий в ходе их приведения в соответствие с фактами. Второе состоит в том, что ис­точником конвергенции могли стать некоторые особен­ности общего движения европейской мысли — незави­симым от фактов, наблюдавшихся учеными, но общим для всех рассмотренных здесь интеллектуальных тради­ций, на которых возникла волюнтаристическая теория действия. Мы ни в коем случае не считаем, что послед­нее не имело места — такое движение действительно было, но взятое само по себе оно не может служить ис­черпывающим адекватным объяснением²⁴. В дополнение к уже представленным нами доказательствам в пользу этой точки зрения могут быть приведены еще следую­щие. Исключение наблюдения фактов как важного эле­мента в развитии теории действия приводит на деле к исключению самого действия. Не следует исходить из случайного соответствия между теоретической схемой и фактами, к которым она относится, так как такое раз­витие невозможно релевантно представить без некото­рой степени правильности наблюдения фактов. Но если стать на точку зрения такого случайного совпадения, то вся проблема природы науки как таковой, не говоря уже

²⁴ Для такого теоретического единомыслия, по-видимому, существенным элементом объяснения должны быть общие источники совпадения.

о конкретном ряде рассматриваемых нами научных идей, получит столь радикально отличающуюся от принятой здесь окраску. В этом случае наше исследование поте­ряет смысл²⁵.

Это заключение, в частности, имеет значение пото­му, что, если оно верно и нам удалось это продемонстри­ровать, то понятия волюнтаристской теории действия представляют собой убедительные теоретические конст­рукты. Это, конечно, не означает, что они возможны толь­ко в их нынешней формулировке и не могут развиваться далее. Но они были подвергнуты испытанию, показавше­му, что составляют концептуальную схему, полезную для эмпирических исследований.

Следовательно, они пригодны как возможный исход­ный пункт для дальнейшей теоретической работы, по­скольку наука всегда идет дальше любого теоретическо­го исходного пункта. Выступать в защиту использования этой схемы не означает, таким образом, выдвигать уто-

²⁵ Тезис о том, что существовала конвергенция воззрений указанных в на­шем исследовании теоретиков в структуру одной и той же обобщенной си­стемы действия, — это тезис настолько решающий, что, рискуя утомить читатателя повторениями, мы опять отсылаем его к основным местам ра­боты, в которых мы это продемонстрировали.

В наиболее строгом смысле можно сказать, что некое заключение верифи­цировано, если: (1) каждая констатация факта, от которого она логически зависит, может быть верифицирована посредством совершенно определен­ной, недвусмысленной операции и (2) каждый шаг логического вывода мо­жет быть сделан с математической строгостью. Нельзя сказать, что отме­ченная нами конвергенция продемонстрирована в таком совершенно стро­гом смысле. То, что исследованные нами авторы действительно писали так, как мы это изобразили, можно верифицировать посредством совершенно определенной операции: чтения их текстов. Но общее число соответству­ющих констатации фактов очень велико, поэтому, к сожалению, здесь не­возможно применить математические методы к логическим выводам из этих фактов. Проблема, которая здесь возникает, это проблема помещения этих фактов в некоторую общую модель, которую можно интерпретировать. Если не считать математической демонстрации, то нет никакого способа убедить критика, который просто отказывается видеть факты в их связи с общей моделью, представленной здесь, и упрямо предполагает, что имеет место неправильная их интерпретация. На это можно возразить, что пока не существует другой интепретации этих фактов, сведенных воедино, ко­торую можно было бы принимать всерьез, хотя будучи взяты по отдельно­сти эти факты могут быть истолкованы и в рамках других схем. Рассмот­ренные в терминах использованной здесь схемы, эти факты образуют пос­ледовательную конфигурацию, так что доказательство конвергенции по­лучается адекватным. Тот, кто рассматривает эти факты все вместе и в связи с этой схемой, не может прийти к другому выводу.

пическую программу того, что надлежит делать соци­альным наукам, и чего они никогда до сих пор не делали. Напротив, это означает исходить из того, что то, что при­несло пользу в прошлом и способствовало получению важных эмпирических результатов, по-видимому, будет столь же полезно и в будущем при дальнейшем развитии.

5. Четыре приведенных выше вывода, взятые вмес­те, образуют надежную эмпирическую верификацию те­ории. В данном конкретном случае — это теория разви­тия научной теории, сформулированная в первой главе. Действительно, невозможно понять указанные процес­сы научного изменения на какой бы то ни было другой основе. В частности, мы показали, что это изменение не­возможно представить адекватно: а) ни как результат процесса накопления новых знаний об эмпирической реальности, получаемых вне связи с постановкой про­блем и направлениями интересов, заложенных в струк­туре первоначальных теоретических систем; б) ни как результат процессов чисто «имманентного» развития первоначальных теоретических систем без обращения к фактам; в) ни как результат воздействия элементов, вне­шних по отношению к науке, таких как личные пережи­вания ученых, их классовое положение²⁶, националь­ность²⁷ и т.д. Эти уровни взаимозависимости структуры теоретических систем с наблюдением и с верификацией фактов могут иметь большое, но никоим образом не исключительное значение. ²⁸

²⁶ Марксист сказал бы, что поскольку речь идет не о пролетарских ученых, этот элемент нельзя исключать. Мы считаем, что это не вносит никакого изменения в общий вывод. Существует слишком много доказательств того, что имеют значение другие элементы, а не классовое положение.
²⁷Следует напомнить, что все четверо ученых, нами рассматривавшихся, — различной национальности.
²⁸ Можно указать на то, что этот вывод содержит нечто большее, нежели утверждение об эмпирической значимости рассматриваемой теории. Он говорит о том, что мы продемонстрировали, в частности, и ее эмпиричес­кую пригодность среди прочих факторов, объясняющих ее возникновение. На ее создание влияли, конечно, и многие другие факторы, но их было не­достаточно, и теория в том виде, в каком она здесь была представлена, не появилась бы, если бы ее авторы не занимались корректными наблюдения­ми фактов и логически правильными рассуждениями на основе этих на­блюдений. Только приняв этот тезис, наше исследование может претендо­вать на то, чтобы быть вкладом в социальную динамику.

В связи с этим полезно указать, что, если признать последний вывод, в особенности в сочетании с четырьмя предыдущими, то наше исследование имеет право на то, чтобы его рассматривали не просто как вклад в осмысле­ние некоторых социальных теорий и процессов их разви­тия, но также и как вклад в социальную динамику. Ибо развитие эмпирического знания является чрезвычайно важным фактором процесса социального изменения, по­скольку оно тесно связано с рациональным действием, которое и является главной темой нашего исследования. Рационалистический позитивизм ошибался только в том, что рассматривал этот фактор как единственный. Данное утверждение верно как относительно знания о челове­ческом действии, так и относительно знаний о природе. Следовательно, понимание характера процессов, благо­даря которым это знание — особенно в форме науки — претерпевает развитие, есть совершено необходимое предварительное условие правильного понимания его социальной роли. Конечно, наше исследование не реша­ет этих проблем в целом, но оно может претендовать на то, что делает вклад в их решение.