Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Как стать хорошим оратором
Ему повезло в том, что он был тревожным, и у него отсутствовали ораторские способности. Даже беседуя со мной, он не очень четко выражал свои мысли, и я не сразу понимал его. Он вынужден был писать лекции полным текстом и читать их «как свинья». Это первая стадия подготовки ораторов. Я сейчас от своих учеников, которых обучаю ораторскому искусству, требую, чтобы они вновь подготовленные речи первый раз читали «как свинья», т.е., слово в слово, уткнувшись в текст. Ведь надо же проверить действенность этого варианта. Те места, которые не получились, и слушатели отвлекались, следует подчеркнуть. В следующий раз эту же лекцию или речь можно читать «как курочка». Отработанный кусок можно говоришь, глядя на слушателей, а исправленный, глядя в текст. И лишь на третьем этапе уже можно «заливаться как соловей». Но я до сих пор, когда читаю лекцию первый раз, читаю ее «как свинья», ибо пишу всегда полным текстом. Самое большее, что я могу позволить временами читать как «курочка», это если в лекцию или речь вставлены уже апробированные мною куски. Конечно, нужно знать и психологию и конкретные ораторские приемы, но я всегда отличаю тех лекторов и ораторов, которые эти стадии не проходили. Чем-то мне они напоминают талантливых музыкантов, которые учились подбирать мелодии на слух, не имея хорошо поставленной техники игры. Меня этому учили. Вечный Принц дошел до этого сам. Это было для меня большой радостью. Кроме того, при кафедре дерматологии был доцентский курс сексопатологи, который организовал мой друг, еврей по национальности. Там я слушал лекторов, которых приглашал он, и его самого, так что получал образование и в этой области. У него же я читал и лекции по психотерапии. Он меня заранее предупредил, что меня в ассистенты не возьмет, ибо обещал в Москве, что евреев набирать к себе на цикл не будет. Еще одна оплеуха, но хотя бы в открытую. Кстати предложил он эту должность Организатору, но тот отказался. Так постепенно осуществлялся мой крен в сторону психотерапии. Далее все шло по плану, но не для меня. Организатор через полгода действительно стал главным врачом областного психиатрического диспансера. Но заведующим поставили не меня, а Крестьянина. Для него это была дополнительная нагрузка и все. Он даже не получил прибавки к зарплате, ибо как ассистент и так получал лечебный оклад. Отказаться, как это сделал мой однокурсник, когда ему предложили мое место в аспирантуре, он не смог. С формальной точки зрения все было правильно. Он ведь несколько лет работал, и неплохо, главным врачом больницы. Заведование отделением для него было делом пустяковым. Опять же мне говорили, что рекомендовал его на эту должность Организатор. Его перевод затягивался, но я знал, что уже не займу его места. В октябре 1979 года кафедру расширили. И дали два места ассистентов. Одно для студентов, другое на цикл усовершенствования врачей. Со студентами было все ясно. Туда претендовал Фармаколог. Фармаколог у нас работал старшим лаборантом после окончания аспирантуры на кафедре фармакологии. Как врач он был еще слабоват, хотя и бьл кандидатом наук. Но студентам это было все равно. Я обратился к Профессору с просьбой поддержать меня на конкурсе. Он неопределенно ответил. Стал мне выговаривать мои грехи и сказал, что не знает, как сложится конкурсная ситуация. Потом я выяснил, что он это место предложил Организатору. Я решил теперь сделать все, что смогу. Я пошел к Организатору и сказал, что он нарушает договор. Я же не лез на его место, зачем он лезет на мое. К чести его надо сказать, он отказался, и документы на конкурс не подал. Так мы с ним и до сих пор в дружеских отношениях. Но я знал, что Профессор ищет кого-то. У нас в области был кандидат наук, который защитился несколько лет назад в Ленинграде, никогда педагогической деятельностью не занимался. Его-то и хотел затянуть на кафедру Профессор. Лишь бы не меня. За меня были Зевс и Артист, но я к этому времени уже понимал, что без поддержки мне не обойтись. Я обратился за поддержкой к главврачу. Он не отказал. Но вы, Михаил Ефимович, посоветовали мне обратиться за помощью к члену обкома партии, жену которого я уже несколько раз успешно лечил. Это противоречит моим коммунистическим убеждениям. Но вы правильно сказали, что Профессор скорее откажется от места, чем возьмет на него вас. В общем, я решился и попросил. Он тут же пошел к ректору, вернулся через пять минут и сказал, чтобы я считал себя уже ассистентом. По-моему, для него это была такая мелочь, как стакан воды выпить. Для меня же это было судьбоносно. Он ко мне очень хорошо относился. А в этих нюансах, ассистент или ординатор, он не очень разбирался. Он просто выполнял мою просьбу. Я никому об этом не рассказывал. Зевс и Артист думают до сих пор, что они помогли мне стать ассистентом. А вот дальнейший разворот событий мне известен. Профессор ставил вопрос ребром или я, или он, ректор сказал Профессору, что выбор будет не в его пользу. В общем, как поется в песне Высоцкого; «Правда, конечно, восторжествует, если проделает то, что проделала Ложь», Пришлось прибегнуть к протекции. Вот здесь совесть меня не мучает. От этого всем, а не только мне, стало лучше. Так я стал ассистентом. Мечта моя осуществилась. Как показал дальнейший ход событий, правильнее было бы сделать меня ассистентом еще в 1970 г. Крестьянин, которого взяли на мое место, ничего не сделал, что положено сделать на этом месте. Не защитил диссертации, ни опубликовал монографии, был не особенно продуктивен в научной работе. Это мое повышение было на грани фантастики. Ни возраст, ни положение в научном мире, ни «инвалидность пятой группы» не помешали поставить меня на эту должность. Был еще один приятный момент в моем назначении: у меня выросла зарплата почти в два раза. И все это потому, что стал лучше общаться, отказался от тормозящих развитие принципов. У подножья трона (1980-1984)
Я с упоением окунулся в работу Цикл уже был в действии. Основная нагрузка лежала на Артисте и Зевсе. В это время все сотрудники цикла практически были в состоянии выраженного конфликта с Профессором. Это был научный конфликт. У нас были разные принципы диагностики, но потом конфликт начал носить и личностный характер. Обострил его Зевс. Он демонстрировал на клинических конференциях больных, хорошо известных психиатрической общественности, которых ранее консультировал Профессор. Мы же (чаще это делал Зевс) этим больным ставили другиедиагнозы. Мы были правы. Я, правда, пытался удержать его, но тщетно. (В Библии есть такое речение. С отважным не пускайся в путь, чтобы он не был тебе в тягость; ибо он будет поступать по своему произволу, и ты можешь погибнуть от его безрассудства (Сир. 8, 1—5). Запомните это речение. К сожалению, Вечный Принц этому не следовал и с Зевсом продолжал дружить и поддерживать его начинания. Более того, он им восхищался и даже пытался ему подражать — М.Л.) Доводов у Профессора не хватало. Он даже взмолился. Вот его слова: «Ребята! Вы знаете мои принципы диагностики. Зачем вы лезете на рожон?». Зевса это не успокаивало. Конфликт стал принимать открытый характер.Но с Зевсом Профессор справиться не мог, я же стоял где-то в стороне. Больше всего доставалось Артисту. Профессор нас просто выгонял с кафедры. Какое-то время мы занимались в загородной больнице. И ездили туда на больничном автобусе. Однако постепенно надвигался энергетический кризис. Оттуда нас вскоре тоже попросили. Ряд лекций на цикле читал Профессор. Так вот онотказался это делать. Как вы думаете, кому их поручили читать? Нетрудно догадаться, что поручали это мне. А читал он у нас лекции по психотерапии и по группе органических заболеваний головного мозга. Естественно, интересы у меня тогда крутились примерно одинаково и в области психиатрии, и психотерапии. Я еще не забыл, да, наверное, и никогда не забуду, все то, что усвоил во время работы над кандидатской диссертацией по дефектным состояниям при шизофрении. Вот я и подготовил лекции на эту тему, да и еще ряд лекций по шизофрении было поручено прочесть мне. Я же подготовил ряд лекций но органическим заболеваниям головного мозга. Одна из них, посвященная атеросклерозу, нравится мне до сих пор. Ну и, конечно, число моих лекций до психотерапии постоянно росло. Хотя я на цикл пришел позже всех, принеобходимости я мог подменить многих своих коллег, поскольку я научился читать чужие лекции с листа, а через несколько месяцев мог прочесть почти любую лекцию нашего цикла. Судьба моя определилась. В то же время я продолжал довольно успешно, правда, не так часто, работать и во врачебно-физкультурном диспансере. Обе работы как-то состыковались. Занятия по психотерапии я проводил на базе врачебно-физкультурного диспансера. Изюминкой психотерапевтических занятий были занятия по психотерапии в спорте. Тогда это была большая редкость. Там я понял, что в командных видах спорта спортсменам нужна не столько аутогенная тренировка, сколько решение проблем общения. Многие современные зарубежные издания были нам недоступны. С вашей подачи, Михаил Ефимович, я прочел Карнеги. Несколько позже я познакомился с другими работами. Одну из них я приобрел еще в 1978 году. Она пролежала у меня два года без движения, ибо беглый просмотр ее в то время привел меня к выводу, что ничего стоящего в ней нет. Интерес мой к психотерапии рос. Многие смотрели на это как на чудачество (что не мешало им с удовольствием передавать мне своих тяжелых больных. Об одной больной я уже писал). Достать литературу тогда было очень трудно. Но навык научной работы помог отыскать мне нужные книги в Ленинской библиотеке. (Даже в медицинской библиотеке их не было). Книги были только на английском языке. Платить за переводы у меня не было денег, и я стал их переводить сам, имея позабытые основательно знания английского в объеме средней школы. Что-то переводил сам, что-то домысливал. Достал пленки книг Э. Берна «Люди, которые играют в игры», «Что говорить после того, как сказал «Здравствуйте» и «Секс в человеческой любви»). Эти книги я более или менее перевел. Когда появились переводы, выяснилось, что кое-где я перевел неточно. Но и то, что у меня получилось, было не так глупо. Так я стал автором нескольких игр. В общем, даже незнание иногда помогает открывать что-то новое. Переводил я ночами, когда дети и жена уже спали, используядетский диафильмоскоп и наслаждаясь каждой переведенной мной фразой. Я думал, что понял формулу счастья, которую вы, Михаил Ефимович, выразили следующими словами: «Счастье - это когда ХОЧУ, МОГУ и ДОЛЖЕН имеют одно и то же содержание». Я понял, что для счастья не должно быть противоречий в душе. А если они есть, то именно их в первую очередь и нужно разрешать. Я понял, что Золушка действительно была счастлива. У нее не было душевных внутренних конфликтов. Она ладила сама с собой. Она всегда знала, чего ей не хватает. Могла перетерпеть, дождаться и пр. Своими открытиями я с восторгом делился со всеми друзьями. Они выслушивали меня кто иронически, кто скептически, кто с жалостью. Но все это были мои друзья, которые несколько скорбели обо мне и из вежливости меня терпели. Лишь только Акробат выслушивал меня сочувственно и даже присутствовал при моих опытах использовать трансактный анализ в общении. Я же его соблазнил на пешую ходьбу, и поутрам мы ходили вместе. Кстати, он единственный из моих друзей в отдельных случаях тоже стал применять трансактный анализ. Я же стал жить по Э.Берну. Постепенно интерес к психиатрии у меня стал падать. Хотя еще и вел психически больных, и преподавал психиатрию,но больше уже думал о психотерапии. Меня пересталиволновать споры по поводу диагностики у наших пациентов. У нас на кафедре сложились две группы. Одна из них, к которой принадлежал и я, чаще ставила в ряде случаев диагноз шизофрении. А другая группа, к которой относились Профессор, Крестьянин и Организатор, ставила диагноз органического заболевания головного мозга. Фармакологу, по-моему, все было до фонаря. Он вяло поддерживал Профессора, а иногда и нас. Страшного в этом ничего нет. Такова особенность психиатрии. Окончательный диагноз заболевания разными школами даже после многих лет течения формулируется по-разному. О, надо было знать характер нашего Профессора! Инакомыслия он не терпел. Но если раньше он обвинял нас, что мы мало читаем, то сейчас он уже говорил, что мы перечитали. Правда, обычно в коллективах никто не возражал мнению шефа, и споры шли не на кафедральных конференциях, а на республиканских и союзных, когда съезжались представители разных школ. Конференции для меня потеряли всякий интерес. Я заранее знал, кто что скажет. А влезать во все бесперспективные споры мне не хотелось. В результате получилось так, что отношения с Профессором у меня если не стали теплыми (он человек мстительный), то хотя бы уже не были напряженными. Кстати, и на друзей своих я стал смотреть как-то отстранено. То же случилось и в семье. В общем, меня они кое-как терпели, а точнее, относились снисходительно или иронично. Но я к этому времени уже овладел техникой амортизации и относился к этому спокойно. Здоровье мое продолжало улучшаться. Можно сказать, что я стал довольно крепким и начиная с 1980 года практически не болел и перестал утомляться.
Date: 2016-05-15; view: 390; Нарушение авторских прав |