Межкультурное общение 2 page

В рамках родной культуры индивиды способны выде­лять стандартные или типичные социальные ситуации. «Представляя собой часть информационного багажа нор­мального человека, такое знание используется в качестве контекстуальных рамок (в нашей терминологии «фрей­мов»), применение которых участниками взаимодействия становится предпосылкой взаимопонимания между ними» (Куницына и др., 2001, с. 102). Иначе контекстуаль­ные рамки можно представить в виде сценариев — стан­дартных последовательностей действий в привычных си­туациях. Отсутствие сходных сценариев может привести к конфликту между участниками общения. Например, в

российской культуре каждый знает, что надо уступать места старшим в транспорте, и даже если не делает этого, маскирует свое поведение (закрывает глаза или читает книгу), тем самым показывая, что он или она не следуют общепринятым правилам поведения не потому, что бро­сают им вызов, а потому что не осведомлены о положе­нии дел, требующем определенной реакции. Приписы­вание правильной модели поведения базируется на «зна­нии» системы национальных ценностей, среди которых есть уважение к старшим по возрасту и взаимная забота как проявление ценности коллективизма. Если носитель российской культуры на основе универсального психо­логического процесса атрибуции бессознательно припи­шет соответствующие ценности иной культуре, скажем, американской, и поведет себя в соответствии с ними, это вызовет всеобщее неодобрение, ибо стремление уступить место есть указание на возраст или пол другого челове­ка, который требует особого отношения, что есть прямая дискриминация либо по признаку возраста, либо по при­знаку пола и осуждается ценностями американской куль­туры, исходящей из приоритета полного равенства всех человеческих существ.

Атрибуция — сложный процесс. Ей предшествует ка­тегоризация. Научно доказано, что любой человек неспо­собен каждый раз заново анализировать каждый уникаль­ный стимул, каждую конкретную ситуацию и реагировать индивидуально на миллионы разрозненных и изолиро­ванных элементов. Он производит категоризацию этих элементов и реагирует на проявления определенных ка­тегорий. Иными словами, когда люди реагируют одина­ково на несколько разных стимулов (например, разных индивидов), они производят категоризацию и связыва­ют определенные атрибуты с каждой категорий (Triandis, 1972, р. 89). Категории могут относиться к американцам, индийцам, грекам, русским, медицинским докторам, уборщикам, христианам, женщинам, детям и пр. Атрибу­ты описывают характеристики, которые люди, принад­лежащие к определенной категории, предположительно

должны иметь: интеллигентные, мрачные, вредные и т. д.. Процесс восприятия в ходе категоризации так же куль­турно-обусловлен, как и процесс отражения объективного мира по-разному различными языками. «Если мы не до­пускаем, что носители разных культур искренне воспри­нимают мир по-разному, наши усилия, направленные на понимание, превратятся в попытки „скорректировать" того, кто воспринимает неправильно» (Bennett, 1998a, р. 16). Вместе с тем, воспринимая мир по-разному, носи­тели различных культур бессознательно формируют ка­тегории своего восприятия на основе следующих едино­образных факторов:

1) наличия явных различий и сходств, которые они на­
блюдают. Критерии сходного и различного базируют­
ся, в свою очередь, на понятии «привычного, знако­
мого», которое прикладывается к воспринимаемым
объектам любого рода;

2) распространения свойств и характеристик привычно­
го и знакомого на новое и неизвестное. Распростране­
ние такого рода способствует предсказуемости (часто
мнимой) окружающей среды и комфортности психо­
логического состояния воспринимающего;

3) разделения людей на «своих» и «чужих» и акценти­
рования внимания на том, что способствует такому
разграничению;

4) усиления положительных аспектов, связанных с вос­
приятием «своих»;

5) уверенности (или широко распространенном мнении)
о том, что, как говорилось выше, люди во всем мире в
сущности одинаковы, а значит, ведут себя большей ча­
стью в соответствии с постулатами родной (для вос­
принимающего) культуры (ср. Brislin, 1981,р. 105).
После того как на основе приведенных принципов

люди распределяют дискретные элементы по категори­ям, они используют категории в своем мыслительном процессе, бессознательно игнорируя индивидуальные элементы явлений, событий и человеческого поведения. Такой способ восприятия весьма рационален. Мышление

категориями способствует получению дополнительной информации. Если бы явления или события не были ка-тегоризованы, то воспринимающему приходилось бы каждый раз определять их характеристики и сущность. При сформированности категорий явления, попадающие в поле зрения, «помещаются в определенную категорию» и все «знания» об этой категории могут быть приложены к конкретному объекту. Относительно культуры такого рода процесс вполне продуктивен при общении в рамках одной культуры, базирующейся на единых ценностях. Если нас приглашают в гости в российскую семью, у нас не возникает сомнения в том, что нам будет предложено богатое, как правило, праздничное, необычное угощение. Мы бессознательно помещаем предстоящее событие в категорию «хождение в гости», приписываем этому со­бытию указанные выше атрибуты (угощение, наличие спиртных напитков, доброжелательная обстановка, мно­го юмора, возможно, разговоры о политике и пр.), и наши ожидания всегда оправдываются, подтверждая правиль­ность атрибуции соответствующих признаков рассматри­ваемому событию. Происходит это потому, что хозяева, приглашающие нас в гости, приписали этому событию идентичные характеристики и действовали в соответ­ствии с ними. Иными словами, значение ситуации «хож­дение в гости» у хозяев и гостей, принадлежащих к одной и той же культуре, одинаково.

Результат атрибуции, или приписывания, в процессе МКО радикально отличается от результата приписыва­ния в рамках родной культуры (см. обоснование в Detweiler, 1975;Jaspars, Hewstone, 1982). Причина кроется в следующем. Как только человек определен как русский или американец, вся доступная воспринимающему ин­формация может быть приложена к конкретному инди­виду. Особенность атрибуции в данном случае заключа­ется в том, что (как и в описанном случае с гостями) при­писывание происходит герез призму родной культуры, но прилагается к объектам культуры другого народа. X. Эр-лих еще в 1973 году провел интересное исследование кон-

кретных слов, которыми представители различных куль­тур характеризуют «чужих», с точки зрения культурной принадлежности, людей. Результат оказался поразитель­ным. Независимо от родной культуры и культуры «чу­жих», большинство характеристик были негативными и сводились в следующему ряду прилагательных: «невеже­ственные», «хмурые», «хвастливые», «циничные», «не обладающие чувством юмора», «пессимистичные», «с предрассудками», «замкнутые», «странные», «подозри­тельные» и «болтливые» (Ehrlich, 1973, р. 26). При этом представители собственной культуры характеризуются в большинстве случаев положительно. Такое исследование, с одной стороны, подтверждает тот факт, что процесс ат­рибуции идет на основе категорий собственной культу­ры и все, кто не вписываются в рамки ее нормативов, ка-тегоризуются как «чужие» и, по меньшей мере, «стран­ные», не соответствующие фреймам, т. е. ожиданиям воспринимающих. С другой стороны, приведенный выше перечень прилагательных, характеризующих носителей другой культуры, можно рассматривать как прямое под­тверждение тому, что культурные представления, такие как понятие о чувстве юмора или болтливости, носят от­носительный характер и обладают большой спецификой в различных культурах. Трудно представить, что обвинить японцев в болтливости могли американцы, однако со сто­роны представителей тайской культуры такое восприя­тие вполне возможно. Так, достоверно известен описан­ный в научной литературе факт, что кичащиеся своими высокими стандартами гигиены американцы (ежеднев­ный душ, неприемлемость повторного надевания одеж­ды, которая однажды была на теле и т. д.) воспринима­ются как грязнули теми же тайцами, принадлежащими к «водной» культуре и принимающими душ в любое время дня, как правило, от 4 до 6 раз ежедневно.

Приложение представлений родной культуры к носи­телям и объектам культуры иноязычной усугубляется тем, что в ходе атрибуции происходит приписывание не толь­ко значений соответствующих событий, действий, пове-

денческих реакций, но и их мотивов (Brislin, 1981, р. 97). В.Д. Парыгин доказывает, что приписывание мотивов — это специфически социальная потребность в информации о скрытых от поверхностного взгляда побуждениях че­ловеческого поведения (Парыгин, 1999, с. 21). Приписы­вание мотивов заслуживает особого внимания в силу того, что многие аспекты коммуникации как процесса, направ­ленного на передачу значений посредством единой для общающихся системы символов (в отличие от общения, направленного на создание общего значения), являются немотивированными вообще, однако передают некото­рое значение. Следовательно, в процессе МКО носитель одной культуры может совершить поступок или действие как речевое, так и неречевое, которому он сам не придает никакого значения, которое он совершает формально и даже бессознательно (поскольку усвоил его бессознатель­но), а носитель другой культуры, в системе значений ко­торой данное действие обладает определенным значени­ем, приписывает это значение совершенному действию и реконструирует его мотив в системе координат родной культуры (см. Gudykunst, 1992,р. 6, 8).

Приведем пример типичного культурно-обусловлен­ного приписывания мотивов, взятый из практики пребы­вания российских студентов в американских университе­тах, смоделированный на основе примера в Triandis, 1975, р. 42-43. Вербальное поведение — высказывание — бу­дет приведено по-английски и дано в переводе, а рекон­струированные (на основе последующих бесед с участни­ками МКО) атрибуции значений совершаемых вербаль­ных действий и их мотивов — только по-русски.

Разговор идет между американским профессором и российским студентом. Речь идет о том, что российский студент, не преуспевший в написании тестов, хочет полу­чить возможность сделать дополнительное задание по предмету и таким образом улучшить свою итоговую оцен­ку. Американский профессор согласен предоставить ему такую возможность. Профессор ожидает, что студент осоз­нает собственную ответственность за происходящее и

примет участие в принятии решения (норма американ­ской культуры). Студент ожидает, что профессор, как стар­ший по рангу, скажет ему, что и когда надо сделать (нор­ма российской культуры).

Вербальноеповедение,

соответствующеевсем

лингвистигескимнормам:

Американец: How long will it take you to do this project? (Сколько времени вам по­требуется на выполнение работы?)

Русский: I do not know. How long should it take? (Я не знаю. А сколько време­ни должно на это уйти?) Американец: You are the one to analyse time requirements for yourself.

(Это вы должны проанали­зировать, сколько времени вам потребуется.) Русский: 10 days. (10дней.)

Американец: Take 15. Do you agree to bring it to me in 15 days?

(Пусть будет 15. Мы догово­рились, что вы принесете мне работу через 15 дней?)

Атрибуция культурно -

обусловленныхзнагений

лингвистическибезупрегньш

высказываниям: Американец: Я предло­жил ему принять решение. Русский: Он профессор, он знает степень трудности материала и определяет не­обходимые сроки. Почему он спрашивает меня? Американец: Он отказы­вается принять на себя от­ветственность. Русский: Я попросил его дать мне распоряжение. Американец: Я показываю ему, что это он должен при­нять ответственность за собственные действия. Русский: Не понимаю, что ему надо? Лучше скажу что-нибудь.

Американец: Он не спосо­бен оценить ни свои зна­ния, ни объем работы. Та­кие сроки нереальны. Американец: Я хочу, что­бы он принял на себя обя­зательства.

Русский: Наконец-то он дал мне распоряжение, что и когда я должен сделать, чтобы исправить отметку.

На самом деле проект требовал гораздо большего вре­мени от российского студента, производившего исследова­ние на неродном для него языке и не владеющего в совер­шенстве системами поиска информации. Студент работал сутками, но по истечении 15 дней работа не была сдана.

Американец: Я хочу, что­бы он выполнил принятые на себя обязательства. Русский: Он спрашивает про работу.

Оба понимают, что работа не закончена.

Американец: У русских нет чувства ответственнос­ти и представления о том, что такое сроки, как ценно время.

Русский: Ну и придурок! Мало того, что он отдает неосуществимые распоря­жения, он не ценит того, что я выполнил такую огром­ную работу в такие короткие сроки, и еще придирается по пустякам. Какая ему разни­ца сегодня я принесу работу или завтра? Будто он ее се­годня же читать будет!

Как видно из примера, различные культурные пред­ставления профессора и студента привели к обоюдному непониманию. Произошло это в силу того, что культур­ные ценности отражаются во всех сферах жизни общества и, конечно же, в системе ценностей образовательных. В американской культуре с ее центризмом на индивидуа­лизме, на ответственности человека за все, что с ним про­исходит, и связанной с этим свободой выбора, на особом отношении ко времени как к ограниченному и ценному

ресурсу, на пунктуальности, поведение российского сту­дента воспринимается как стремление избежать ответ­ственности, как необязательность, как нарушение акаде­мических норм сдачи работ в срок, свидетельствующее о том, что он не умеет ценить время и распределять свои силы. В российской культуре с ее отношением ко време­ни как к неисчерпаемому ресурсу, отражающемся в по­стоянных продлениях сроков выполнения практически любых работ, с ее дистанцией власти, в рамках которой человек более высокого ранга (профессор) несет ответ­ственность за определение объемов и сроков работ для людей более низкого ранга (студентов), поведение аме­риканского профессора воспринимается как нелогичное и недоброжелательное. Ориентированный на результат (американские культурные ценности) профессор не оце­нил усилий студента (ориентация на процесс — россий­ская культурная ценность). Столь разнородное приписы­вание значений соответствующих речевых действий и их мотивов произошло в силу того, что каждый из участни­ков МКО осуществлял атрибуцию в соответствии со стан­дартами собственной культуры и не стремился к созда­нию общего значения происходящего. Таких примеров атрибуции значений родной культуры ситуациям, собы­тиям, действиям, происходящим в культуре иноязычной или в родной, но с участием носителей другой культуры, можно привести множество. Все они служат подтвержде­нием тезиса о том, что создание общего значения проис­ходящего требует особых знаний и умений, и неподготов­ленные участники МКО не способны создать его, а зна­чит, общаться продуктивно.

Приведенный пример из академической жизни свиде­тельствует о том, что атрибуции часто базируются на упо­минавшемся в начале главы «золотом правиле» о единой «человеческой» сущности всех людей на Земле. В резуль­тате применения этого правила все люди рассматривают­ся через призму собственной культуры и им приписыва­ются соответствующие характеристики. Так, большинство американцев ценит собственную автономность, личную

свободу, материальное благополучие и социальную мо­бильность (Stewart, Bennett, 1991, p. 161). Носители аме­риканской культуры, вполне удовлетворенные возмож­ностью реализовать перечисленные ценности в американ­ском обществе, часто исходят из того, что подобные ценности универсальны и что все другие народы на Зем­ле хотели бы иметь аналогичную степень личной свобо­ды, материального достатка и возможности часто менять место жительства. На основе таких представлений они де­лают выводы о том, что все носители других культур, по­лучившие представление об американском общественном устройстве, мечтают переселиться в их страну, что при­ехавшие с визитом бизнесмены, туристы или студенты думают только о том, как бы им остаться в США (Stewart, Bennett, 1991,p. 192).

Аналогичным образом среди носителей российской культуры весьма распространено представление о богат­стве духовного мира россиян (Белянко, Трушина, 2000; Соловьев, 2001). Считая такое качество несомненным до­стоинством, россияне часто делают выводы о том, что представители многих других культур, в частности аме­риканской, просто неспособны понять глубину, слож­ность и богатство российской духовной жизни, сколько бы носители российской культуры ни старались посвя­тить их в нее.

Итак, атрибуция каких-то качеств, черт, свойств, мо­тивов поведения самим себе и другим людям как психо­логический феномен тесно связана с понятиями «своих» и «чужих». Понятия эти широко рассматривались в пси­хологической литературе не только в рамках теорий меж­личностного (в частности, межгруппового) общения, но и применительно к взаимоотношениям полов, предста­вителей различных рас и возрастов, и полученные дан­ные в этой области обладают большим потенциалом для анализа атрибуции при межкультурных контактах. Одна­ко деление на «своих» и «чужих» по признаку культур­ной принадлежности относительно малоисследованное явление. Например, зарегистрированы факты, подтвер-

ждающие приписывание различных мотивов представи­телям различных культур, совершающим одинаковые действия или демонстрирующим одинаковые качества. Так, стремление поделиться ресурсами в собственной культурной среде может рассматриваться как щедрость, в то время как аналогичное качество, демонстрируемое «чужими», воспринимается как расточительность или безответственность (Brewer, 1979). Однако объяснений этого феномена, кроме ссылок на обобщенное негатив­ное отношение к «чужим» и подчеркивания положитель­ных свойств «своих», не было разработано.

Для углубления представлений о том, по каким принципам происходит приписывание значений пове­денческих актов «своим» и «чужим» представляется це­лесообразным использовать некоторые данные из об­ласти анализа межличностного общения и проследить их актуальность и модификацию в случаях МКО.

Рассмотрим такие важные признаки атрибуции в про­цессе межличностного общения, как приписывание свойств или качеств субъекту и приписывание характе­ристик ситуации. Учеными, исследующими психологи­ческие аспекты поведения, было установлено, что инди­вид, наблюдающий за происходящим, склонен припи­сывать некоторые характеристики поведения участников действия или процесса свойствам их личностей. В то же самое время индивид, принимающий участие в собы­тии или процессе, тяготеет к тому, чтобы приписать оп­ределенные характеристики ситуации, в которой он на­ходится. Простейший пример: если кто-то не может най­ти работу, человек, воспринимающий положение дел со стороны, чаще всего считает, что в этом виноват сам ищу­щий работу. Человек же, испытывающий трудности в по­исках работы, приписывает причины такого положения характеристикам жизненной ситуации. Одно из объясне­ний этого явления кроется в особенностях восприятия. Индивид, задействованный в ситуации, сосредоточивает свое внимание на ее характеристиках, поскольку он дол­жен на них отреагировать. Он занимается анализом си-

туации, а не самоанализом, для которого нет ни условий, ни времени. Именно поэтому атрибуция идет по линии характеристик ситуации, а не личности. В противополож­ность этому наблюдающий индивид склонен реагировать на человеческое поведение, а не на набор обстоятельств. Поведение, в свою очередь, гораздо легче «объясняется» через атрибуцию качеств личности (Gudykunst, Kim, 1992, p. 30). В целом тенденция приписывать характеристики качествам личности без учета обстоятельств, в которых она находится и действует, получила в психологической литературе название «фундаментальной ошибки атрибу­ции» (Ross, 1978).

На уровне МКО можно найти множество примеров «фундаментальной ошибки атрибуции». Параллель лег­ко выстраивается при учете все того же деления на «сво­их» и «чужих» по принципу культурной принадлежнос­ти. Когда комментируется поведение «своих», оценки, чаще всего, даются посредством приписывания некото­рых характеристик ситуации. Например, «российские граждане по природе своей честные и щедрые люди, но тяжелые и несправедливые условия существования зас­тавляют многих их них воровать (скрывать доходы) и ничего не делать задаром» (негативные характеристики приписываются ситуации). При анализе поведения пред­ставителей другой культуры его причины чаще всего при­писываются национальным чертам характера: «ну как могут американцы найти выход из трудного положения, у них же совершенно не развито творческое мышление!» (негативные характеристики приписываются личности). И наоборот: американцы, анализирующие бедственное экономическое положение российских граждан, склонны к суждениям типа «Как можно выйти из экономического кризиса, когда русские так необязательны, ленивы и склон­ны к расточительному отношению ко времени?», они при­писывают характеристики не ситуации, а индивидам. При столкновении с ситуацией, в которой американцы вынуж­дены признать отсутствие знаний о чем-то, они объясня­ют это примерно так: «Зачем засорять голову ненужной

информацией, когда есть возможность получить ее в лю­бой момент», т. е. приписывают отсутствие собственных знаний характеристикам их жизненной ситуации, позво­ляющей безболезненно устранить пробел в информации в любой момент. Соответственно, одним из приемов, спо­собствующим искоренению «фундаментальной ошибки атрибуции», будет тренировка внимания на ситуацион­ных факторах и их учет в ходе процесса приписывания характеристик, свойств и причин (мотивов) происходя­щего.

Исследование атрибуции осложняется тем, что, будучи универсальным свойством человеческой психики, сам этот процесс является культурно-обусловленным. Было дока­зано, что атрибуции имеют различные тенденции в высо­коконтекстуальных и низкоконтекстуальных культурах (см. главу 1). Носители высококонтекстуальных культур, будучи более чувствительными к контексту, ситуационным характеристикам, имеют тенденцию выявлять значение поведения индивида опосредованным путем, расшифро­вывая значимые элементы ситуации. Носители низкокон­текстуальных культур тяготеют к прямолинейному, одно­значному пониманию самого сообщения или невербаль­ного действия индивида (Ehrenhause, 1983).

Следующим аспектом анализа психологического про­цесса атрибуции является приписывание значений на двух уровнях: на уровне того, что было сказано или сделано (уровень содержания), и на уровне того, как это было сделано (уровень отношения). Как правило, содержатель­ный уровень кодируется вербально, а уровень отноше­ний — невербально (Gudykunst, 1992, р. 8). Как и весь про­цесс атрибуции, приписывание на обоих упомянутых уровнях является культурно-обусловленным. Даже если содержание высказывания соответствует ожиданиям вос­принимающего, его форма может входить в противоре­чие с представлениями родной культуры. Используя практики анализируемых культур — российской и аме­риканской, достаточно привести в качестве примеров сле­дующие эпизоды. В более демократичной американской

среде совершенно нормально воспринимается, если сту­дент разговаривает с преподавателем, развалившись в кресле и забросив ноги на стол. Если подобные «сигна­лы» посылаются преподавателю российскому, несмотря на адекватность содержания высказывания студента в тот момент, когда он принимает «американскую» позу, они воспринимаются как нарушение поведенческой нормы и форм выражения дистанции власти и оцениваются отри­цательно.

Следующей особенностью атрибуции, влияющей на общение вообще и на МКО в частности, является тенден­ция приписывать оценкам (выводам, заключениям, к ко­торым мы приходим) характер фактуальности (реально наблюдаемых действий и событий) (Куницына и др., 2001, с. 52). Это очень распространенное психологическое яв­ление наиболее радикальным образом влияет на МКО, поскольку глубина расхождений наблюдаемых явлений и произведенных на их основе оценок еще сильнее, чем в родной культуре. Самый типичный, даже банальный, при­мер — американская улыбка, которая сопутствует амери­канцам повсеместно и не несет смысловых нагрузок, кро­ме выражения всеобщей доброжелательности. Незнако­мые с таким положением дел носители российской культуры вместо того, чтобы просто зафиксировать факт — «Он улыбался» (возможно, собственным мыс­лям), делают выводы оценочного характера: «Он добро­желательный человек»; видя быстро идущих по террито­рии университета студентов, вместо фиксации факта «Они идут быстрым шагом» делают вывод «Они торопятся на занятия» и т. д.* В результате проведенного анализа раз­личных сторон психологического процесса атрибуции представляется правомерным сделать следующие выво­ды. Атрибуции, или приписывания значений поведенче­ских действий и их мотивов,

* Оценочные суждения, выдаваемые за факты, следует отличать от приписывания мотивов наблюдаемым действиям. В первом из приведен­ных примеров приписывание мотива могло иметь следующий характер: «Он улыбался, потому что ему понравилось мое высказывание (действие)».

• происходят на основе предварительной категоризации;

• осуществляются

на основе деления на «своих» и «чужих» {Алпатов,

1994, с. 174),

на уровне формы и содержания,

на уровне характеристик субъекта и характеристик

ситуации;

• являются субъективными, поскольку осуществляются
(без предварительной подготовки, т. е. естественным
путем) на основе критериев и категорий родной куль­
туры.

В процессе атрибуции задействованы все универсаль­ные свойства культуры: отношение к природе, времени, пространству, автономности и свободе личности, природе общения и др., перечисленные и описанные в главе 1. Их приписывание идет не только в процессе вербального об­щения за счет выбора определенных языковых средств и речевых стратегий, но и в ходе непосредственных пове­денческих реакций. Приписывая собственное отношение ко времени носителям других культур, россияне часто опаздывают на встречи, с опозданием начинают совеща­ния, поздно сдают необходимые документы и т. д. При­писывая другим собственное отношение к пространству, россияне, как правило, встают слишком близко к собе­седнику, занимают места рядом с другими людьми, когда есть возможность сесть на расстоянии. Исходя из соб­ственных представлений о ценностях коллективизма и взаимопомощи, предлагают услуги, не подозревая, что тем самым индицируют отношения неравенства и соб­ственного превосходства, а также просят носителей дру­гих культур об услугах, не подозревая, что такие просьбы при определенных обстоятельствах могут воспринимать­ся как обуза и вторжение в личные дела другого индиви­да, поскольку от россиянина (согласно ценностям другой, англоязычной, культуры) ожидается, что он или она дол­жны справиться с трудностями сами и т. д.

Обобщающий вывод заключается в том, что на исход­ной стадии МКО его непросвещенный участник осуще-

ствляет атрибуции на основе ценностей и постулатов род­ной культуры, исходя из представления о единстве при­роды человеческих существ и идеи сходства реальностей их существования.

Однако психологические, социальные, социологиче­ские исследования последних лет наглядно демонстриру­ют тот факт, что люди существенно различаются между собой. Различия эти касаются не только индивидуальных физических и психических черт, но носят системный ха­рактер. Люди отличаются друг от друга как носители сис­темных признаков этнической группы, экономического слоя общества, возрастной группы, профессиональной принадлежности, сексуальной ориентации и т. д. (см. Bennett, 1998, р. 192). Наибольшие различия существуют в аспекте такого конституирующего фактора личности, как культурная принадлежность. Именно она, базируясь на различных системах культурных ценностей, обеспечи­вает глубоко заложенные системные различия в мировос­приятии и моделях поведения между носителями разных культур.

Названный постулат глубинного различия индивидов по признаку культурной принадлежности не является общепринятым в обыденном мышлении и в системе на­учного познания (см., например, противоположную точ­ку зрения в Никитин, 1999, с. 6-14). В большинстве слу­чаев он просто игнорируется, а различия сводятся к по­верхностным явлениям, за которыми стоит единая «человеческая природа», объединяющая исторические периоды, общества и психологические процессы взаимо­действия индивидов. Исходя из этноцентрических пред­ставлений люди активно ищут сходства и игнорируют глубоко заложенные различия между представителями различных культур. Отражение постулата о глубинном сходстве всех человеческих существ можно проследить в философских науках, подходах и даже лингвистических школах (см., например, работы Н. Хомского о врожден­ности глубинной грамматики). М. Беннет называет этот постулат «теорией единственной реальности» (single -