В пять часов вечера того же дня Скотт Грирсон встретился с Хэриетом. Режиссер выглядел не на шутку взволнованным и даже перепуганным

Против вас, кажется, развернули серьезную кампанию, – сочувственно произнес Скотт.

Меня просто затравили! – с болезненным отчаянием вскрикнул режиссер. – Я не знаю, что мне делать… Ведь даже если ничего и не удастся доказать, моя карьера все равно безнадежно испорчена. На меня уже и так все показывают пальцем.

Не беспокойтесь, мистер Хэриет. Рано или поздно правда станет известна, ваше доброе имя будет восстановлено. И я постараюсь сделать для этого все.

Ах, – уныло махнул рукой Хэриет. – Я уже ни на что не надеюсь.

Борьба будет нелегкой, но мы победим, – пообещал Скотт.

Но газеты уже подняли такой вой.

Ничего, после нашей передачи они будут вынуждены замолчать.

Хэриет попытался кое‑как улыбнуться, но это у него плохо получалось. Скотт ободряюще кивнул ему и распрощался.

Скотту нужно было побыть несколько минут одному. Завтра он начнет воплощать в жизнь свой давний план. Он пойдет в редакцию журнала Эмили и опять увидит ее. И этот миг станет началом его мести. Он так надеялся, что она подурнела за эти годы, растолстела и выглядит на все сорок пять. Но, к его сожалению, Эмили была хороша по‑прежнему.

Он почувствовал толчок в плечо, поднял голову – оказывается, задумавшись, он столкнулся с какой‑то женщиной. Коротко подстриженные светло‑каштановые волосы, зеленоватые глаза… «Эмили!»

Скотт! – невольно вскрикнула она и отступила.

Эмили непроизвольно протянула руки, чтобы обнять Скотта, но заставила себя остановиться. Она же сделала выбор и была счастлива без него. «Да‑да, счастлива и довольна! У меня есть работа, успех, впереди меня ждет блестящая карьера: место редактора отдела, а потом – кто знает? – даже главного редактора», – Эмили с трудом проговорила все это про себя, но это слабо помогало: присутствие Скотта отменяло абсолютно все. Существовал только он, его руки, лицо, тело, запах. Эмили чувствовала жар, исходящий от него, его дыхание на своих щеках. От мужчины пахло мятной жевательной резинкой – как и тогда, когда он впервые поцеловал ее. Губы Эмили помнили этот поцелуй с легким мятным ароматом. Тогда она была другой – влюбленной, безмозглой девчонкой. Теперь ей уже тридцать два и ею управляют не страсти, а рассудок. Но Скотт снова мог сделать ее прежней. Двадцатилетней Эмилкой Штиховой.

Вздрогнув, Эмили отшатнулась. Какие неожиданные, совсем ненужные мысли – погладить его лицо, поцеловать полные губы. Ее тело пылало от желания, молило об этом. Но рассудок был на страже. «Думай о работе! – шипел он. – О работе, а не о призраках прошлого! Тебе уже не двадцать лет!»

Date: 2016-05-14; view: 299; Нарушение авторских прав