Почему мы так компульсивны?

Почему мы так часто повторяем свои ошибки? Почему наши импульсивные желания снова и снова заставляют нас действовать определенным образом, несмотря на то что мы стараемся их подавить? Почему в течение жизни мы сохраняем некие аргументы и доводы, несмотря на то что они оказываются несостоятельными? Почему, в конце концов, мы не учимся на ошибках? В каждом конкретном случае ситуации разные, но я убежден, что почти всегда вовлечены наши гены.

Практически 60 % наших генов активированы в мозге, самой генетически разнообразной ткани нашего тела (см. главу 6). Предполагается, что на наше поведение очень во многом (включая обман и самообман) влияет генетика. Это значит, что психологическим отличием друг от друга мы можем быть обязаны только и исключительно нашей генетике, а социальные условия и окружающая среда могут почти не влиять на нас. Только изучив генеалогию нашего ближайшего окружения, в особенности нескольких поколений своей семьи, мы можем пронаблюдать гены в действии, но это весьма трудоемко. Поэтому боМЃльшая часть социального разнообразия и сложности находится за гранью нашего понимания, по крайней мере в отношении причинно-следственной связи.

Наши гены не меняются, хотя могут изменяться их модели выражения. Если они действуют в пределах каких-то устоявшихся шаблонов, то мы испытываем это как некое компульсивное побуждение, которому не в силах противостоять. Подобным же образом гены могут лежать в основе наших желаний и импульсов, структуру которых трудно изменить. Это вполне может означать, что в нашем поведении есть повторяющиеся шаблоны, которые мы бы хотели изменить, но они «налагаются» на нас нашим генотипом.

Что касается внутренних конфликтов, помните, что интересы нашей материнской и отцовской половинок находятся в конфликте на протяжении всей нашей жизни и эту проблему не так-то просто разрешить (см. главу 4). С другой стороны, как мы уже заметили, чем старше мы становимся, тем более симметричное отношение мы имеем с окружающими людьми со стороны наших материнских и отцовских генов (больше – к детям и внукам, меньше – к сиблингам и родителям), а поэтому примерно к 60 годам становимся внутренне более спокойными, а кроме того, наслаждаемся «эффектом позитивности» (см. главу 6).

Что касается сопротивления компульсивным побуждениям, не многие настолько сильны (по крайней мере, среди мужчин), чтобы бороться с побуждением поиска секса с кем угодно и при каких угодно условиях. За последнее время я усвоил один важный урок – через сорок лет после того, как это понимание могло быть мне полезно, – что лучше отправиться в постель в одиночестве, чем утром проснуться виноватым. Я сформулировал простое правило, и это помогло мне придерживаться его чаще. А когда не получалось, то я был более осознан; я осознавал, что просыпаюсь виноватым и что мне нужно приложить большие усилия, чтобы стать еще более осознанным. Я убежден, что в новом подходе заключается сила. Отсутствие вины утро за утром создает чувство подлинной уверенности и расслабленной силы. Можно отправиться по новому пути и испытывать новые ощущения. Как долго продлится эффект – другой вопрос, но если признать, что повторяющиеся шаблоны поведения снова и снова заставляют нас чувствовать себя виноватыми и это неоптимально, то цель ясна и стоит того.