Глава 29. Мурад спал в тесной клетушке рядом с комнатой Алекс

Мурад спал в тесной клетушке рядом с комнатой Алекс. Сюда они и притащили Блэкуэлла. С помощью носильщика, которого он нанял на бедестане, раб осторожно уложил несчастного на соломенный тюфяк на полу.

Затем Мурад ушел: найти врача и приготовить укрепляющий настой из трав.

Алекс села подле Ксавье. Она изнывала от страха и неизвестности. Что случилось с капитаном? Он потерял рассудок? Умирает? Работорговец, которого она с огромным удовольствием бросила бы в тюрьму, клялся и божился, что купил этого раба у бедуинских торговцев. Алекс было на это наплевать. Вдруг он умрет? От истощения! И тогда получится, что ее вмешательство в историю только и смогло, что привести Блэкуэлла к столь ужасному концу. Вместо казни по приказу паши в следующем месяце.

– Давай сначала вымоем его, – сказал вернувшийся в каморку Мурад.

– Нет, прежде всего еда, – возразила Алекс. – Приподними его.

Мурад послушно приподнял несчастного. Блэкуэлл все еще был без сознания. Алекс сжала холодные безжизненные руки в своих и зашептала:

– Ксавье, это я, Александра. С тобой теперь все будет хорошо. Ты в моем доме, со мной. Я позабочусь о тебе. Ты встанешь на ноги. Обещаю! – Она замолчала. Ей показалось или серые веки действительно слегка дрогнули?

С огромным трудом ей удалось влить ему в рот ложку бульона. И наградой стало неловкое движение кадыка: он глотнул!

– Чудесно! – выдохнула Алекс, с улыбкой посмотрела на Мурада, почему‑то не разделявшего ее радости.

Она продолжала вливать каплю за каплей живительную влагу. Вскоре тарелка опустела.

Тогда Мурад уложил его на тюфяк и принялся снимать грязные драные лохмотья. Алекс вздохнула: она слишком хорошо помнила это сильное мускулистое тело, и видеть его таким – кожа да кости – было больно. Мурад забрал у хозяйки влажную тряпку и сказал:

– Позволь, я сам управлюсь.

– Он выживет? – прерывающимся шепотом спросила Алекс.

– Он очень сильный человек, – только и сказал Мурад, обтирая его лицо.

Алекс вытерла слезы и вдруг услышала шорох у двери. Интуиция подсказала, кто это мог быть. Ну конечно, на пороге стояла Зу. Первая жена Джебаля открыто шпионила за соперницей, как только та пошла на поправку, и постоянно совалась к ней в комнату без стука. Женщины смерили друг друга ненавидящими взглядами.

У Алекс сердце замерло в груди. Она сжалась. Теперь Зу будет что сказать Джебалю, ведь Лили Зохара посмела притащить к нему в дом самого Ксавье Блэкуэлла!

Но ничего не произошло.

– Что это? – спросила Зу, брезгливо глядя на Ксавье. – На что тебе сдался этот кусок падали?

Она не узнала пленника. Тощий, грязный, со спутанными волосами, он ни капли не походил на того красавца американца.

– Я не смогла оставить его умирать от голода, – резко ответила Алекс. – В отличие от некоторых у меня есть сердце!

– Ты просто дура. Отвалила целую кучу золота за какого‑то бесполезного раба. – Зу презрительно смерила соперницу взглядом.

– Это не твое дело!

– Пусть. Однако вряд ли Джебалю понравится, что ты опять без разрешения шлялась по городу, да еще в бедуинском бурнусе!

Алекс замерла. Мурад, обтиравший Ксавье грудь, вздрогнул и посмотрел на Зу. Толстуха улыбнулась.

– Это все твои выдумки, – выдавила наконец Алекс. – Я буду настаивать, что ты лжешь. И Мурад меня поддержит.

– Ах‑ах, разве я сказала, что собираюсь докладывать Джебалю? – слащаво пропела Зу.

– Что тебе надо?

Зу пожала плечами, величаво развернулась и выплыла из комнаты.

– Ты был прав, – обратилась Алекс к Мураду. – Она шпионит за нами. Наверное, в этот раз она шла за нами по городу. Но зачем ей это? И почему она не помчалась с доносом к Джебалю?

– Она ждет подходящего момента. Она как львица в засаде: затаилась и ждет, чтобы… убить наверняка.

Алекс охнула. Ясно, что Мурад был прав.

Раб мрачно покачал головой, глядя на Ксавье, Взгляд Алекс тоже обратился на Блэкуэлла, и она испуганно прошептала:

– О Господи! Он поправится, и тогда… она обязательно его узнает!

– Как только он поправится, его нужно будет удалить из гарема, – твердо заявил Мурад.

На лице Алекс проступило столь знакомое ему упрямое выражение. Он сердито прикрикнул:

– Алекс!..

– Поживем – увидим, – откликнулась она.

Его тела касалось что‑то мягкое и нежное.

Он не понимал, где находится, однако впервые за неимоверно долгое время ему было так хорошо. Наконец‑то он как следует выспался и теперь чувствовал себя свежим и полным жизни. То, на чем он лежал, казалось подозрительно мягким и сильно напоминало толстый тюфяк. Под головой была подушка, а тело – укрыто тонкой тканью.

Ясно, что он лежал не под открытым небом. Он не чувствовал адского пламени беспощадного светила, с дьявольской настойчивостью обжигавшего его кожу. Нет, вместо этого прохладный ветерок овевал лицо и руки.

А желудок, хотя и требовал пищи, не сжимался голодной болезненной судорогой.

Он испугался, что все это сон. Но сознание сбрасывало с себя туман забытья, и становилось все более ясно, что он никак не мог попасть в этот рай на земле. Он вспомнил бегство с рудника и безжалостных кочевников, как его запрягали в повозку и заставляли тянуть плуг, будто он бык или мул. Он вспомнил голод. Он вспомнил жару. Он вспомнил еврейского купца, который помог ему снова сбежать. Купца убили грабители, а имущество забрали себе. Умирающего от голода Ксавье бросили на дороге.

А потом торговец рабами подобрал его на окраине какой‑то деревушки.

Но где же он теперь?

Ксавье ужасно не хотелось открывать глаза. Однако он заставил себя сделать это.

И очень удивился.

Он лежал в маленькой уютной каморке. Простой шерстяной ковер покрывал пол. Небольшое окошко распахнуто настежь, и снаружи угадывался роскошный цветущий сад. У Ксавье все поплыло перед глазами.

Он действительно лежал на толстом тюфяке. Его нагое тело прикрывала шелковая простыня – в этом не было никаких сомнений. Ксавье поймал себя на том, что с наслаждением гладит пальцами тонкую ткань.

Ведь он давно потерял надежду на то, что когда‑нибудь ложем ему будет служить что‑то более мягкое, чем простая земля, а тела будут касаться столь восхитительные ткани, а не грубые лохмотья.

Оказалось, что рядом с тюфяком стоит низкий столик. Блэкуэлл медленно приподнялся. Он увидел чайник с горячим чаем, блюдо со свежими финиками и кусок козьего сыра.

В животе громко заурчало. Потекли слюнки.

Ксавье схватил чайник и принялся жадно пить, не замечая, что ароматная жидкость течет по бороде и груди. Выпив все до капли, Блэкуэлл набросился на финики. Никогда в жизни не ел ничего более вкусного!

– Ксавье! Ты очнулся!

Он замер. Он не верил своим ушам, своим глазам.

О, он не забыл ее. Хотя рабство едва не лишило его разума, ее облик всегда оставался в памяти, в самом потаенном уголке, она приходила к нему во сне. Он уже успел забыть, какая она на самом деле красивая. И какую бурю чувств вызывала в душе. Однако теперь все было иначе.

Теперь он ощутил нечто новое. Не просто физическое влечение или преклонение перед чрезвычайной отвагой. Нет, какой‑то благоговейный восторг пробудился в душе.

А она заплакала, протянула к нему руки.

Ксавье кое‑как отер бороду. Он не в силах был оторвать взгляда от этого прекрасного лица.

– Ты спасла мне жизнь…

– Знаю. – Она опустилась на пол рядом, но не смела дотронуться до него.

– Александра, – пробормотал он, не находя нужных слов, прислушиваясь к охватившему его чувству с радостью. И страхом. – Спасибо тебе.

– Теперь я владею твоей душой, – улыбаясь дрожащими губами, вдруг заявила она.

Ксавье ничего не понял.

– У китайцев есть поверье, если один человек спасает жизнь другому – он навсегда завладевает душой спасенного. – В ее глазах полыхал изумрудный огонь любви.

И Ксавье искренне опасался, что она сказала правду.

Вот уже в который раз Зу пробиралась к Зохаре в комнату. Зохара была сейчас у Джебаля – он пригласил жену пообедать, а если удастся, то и уговорить остаться на ночь.

В комнате было темно, и это обрадовало Зу. Ее сердце учащенно билось от страха и возбуждения. Правда, Мурад тоже был вместе с Зохарой у Джебаля, так что она могла спокойно пошарить в комнате у соперницы.

Зу не давала покоя маленькая блестящая лампа. Она догадалась, что Зохара ею очень дорожит, и надеялась использовать эту вещицу против нее. Мало ли, вдруг именно в ней‑то и кроется ключ к прошлому американки! Зу решила разыскать медную лампу.

Она обшарила набитый одеждой ореховый шкаф. Правда, в этот раз соперница перепрятала свои странные вещи. Но Зу не теряла надежды, что рано или поздно Зохара проявит оплошность.

Сейчас в шкафу лежала только одежда, в том числе и бедуинский бурнус, который Зу обнаружила уже давно, но до сих пор не понимала, зачем он нужен американке. Теперь же толстуха злорадно ухмыльнулась. Если Зу покажет его Джебалю, то Зохаре несдобровать. В ящиках комода тоже ничего стоящего не нашлось.

Где же лампа? Та блестящая штука, что светилась в руках у Зохары, словно была заколдованная? И куда подевались все те странные вещицы, которые Зу едва успела рассмотреть? Тогда она лишь мельком видела необычный кожаный мешок и кучу непонятных мелочей на кровати. Единственное, что она толком углядела, была тоненькая синенькая книжечка. Конечно, Зу не умела читать по‑английски и тем не менее сгорала от любопытства: что там могло быть написано?

Тут ей пришло в голову, что хозяйка могла перепрятать эти вещи в комнате у Мурада.

Зу уже подобралась к его двери, как вдруг та распахнулась ей навстречу. Зу замерла от неожиданности. Она совсем забыла, что там теперь живет новый раб.

Он стоял перед ней на пороге, держа в руках масляную лампу, и грозно спрашивал:

– Что ты здесь делаешь?

Зу переминалась с ноги на ногу. Раб удивительным образом изменился за какие‑нибудь несколько дней. Или она просто не успела заметить, какой он широкоплечий, высокий, какой отличный самец? И она прошлась по его телу откровенным жадным взором. Хотя он все еще был тощим, удивительно развитая мускулатура и идеально сложенное тело возбуждали. Глаза были темными и смелыми. Похоже, он будет довольно красивым без бороды. А какая самоуверенность! Наверняка в прошлом он обладал немалой властью!

А еще он изъяснялся на английском, причем не на ломаном английском, употреблявшемся в Триполи, и не на том странном английском, на котором говорила Зохара. Он произносил слова немного невнятно, в нос. Такого Зу еще не слышала.

Может быть, она знает его? И акцент казался странно знакомым…

– Что ты здесь делаешь? – повторил он вопрос – теперь на ломаном арабском.

– Это мой дом. Я могу делать здесь все, что хочу. А тебе, раб, надо научиться себя вести! Обращайся ко мне «госпожа» и «Лили Зу», а не то пожалеешь!

Он недоверчиво посмотрел на незнакомку, а потом на валявшиеся на кровати вещи.

– Ах, как ты предан своей новой госпоже, – пропела Зу.

Раб ничего не ответил.

– И хотела бы я знать, каков ты будешь без этой своей бороды. – Зу подскочила к рабу вплотную, так что полу прозрачные газовые шаровары коснулись его босых ног. – Ты наполовину седой, но это часто бывает с рабами‑европейцами еще в молодости. Сколько тебе лет?

– Двадцать восемь, – сказал он.

Да он совсем молод! И к тому же наверняка очень горяч. Зу была достаточно опытна в таких делах и чувствовала его мужскую силу так же, как чувствовала его уверенность в себе.

На незнакомце были надеты одни шелковые шаровары. Он такой высокий. Наверное, и то, что помещалось в его штанах, должно быть под стать остальному. А для Зу было чем больше, тем лучше. Она облизалась и погладила его по голой груди. И радостно встрепенулась. Он оказался твердым, как скала. И наверняка его мужское орудие такое же твердое!

Он не шелохнулся. Выражение лица оставалось равнодушным. Однако в глубине черных глаз сверкнул огонь. Огонь гнева или огонь страсти? Зу не знала. Да и не особо интересовалась его чувствами.

Она снова погладила его по груди, легонько задела сосок.

– А ты, оказывается, интересное приобретение в нашем хозяйстве, – хрипло шепнула она. – Теперь понятно, почему Зохара не пожалела на тебя денег. Надо же, какая проницательная! – хихикнула толстуха.

– Ты закончила? – поинтересовался раб.

Ее рука остановилась, чтобы поиграть с темной порослью на его груди, – грубо, почти болезненно.

– Не думаю, – промурлыкала она, бросив на него вызывающий взгляд. – Ты давно не был с женщиной?

Он перехватил ее руку и отвел в сторону.

– Я отвечу – нет.

– Разве я тебя о чем‑то просила? – ухмыльнулась она, чувствуя легкую обиду.

Он резко оттолкнул ее руку.

– Или я давала возможность выбирать? – игриво прошептала Зу, просунув бедро между ног и прижимаясь к нему. – О, хвала Аллаху! – вырвалось у нее. – Да ты же не евнух.

Алекс с трудом выбросила из головы Ксавье, заходя в комнаты к Джебалю. Он удивительно быстро поправлялся, и она не отходила от него. Ей так хотелось поскорее достичь с ним полного понимания, укрепиться во взаимной любви, позабыть прошлые ошибки и сбежать из Триполи.

Однако за три дня им почти не удалось поговорить, так как Блэкуэлл то спал, то ел – и это было самым лучшим способом поскорее подняться на ноги.

Надо было торопиться. Наступило пятое июня. Время поджимало. Побег следовало совершить как можно раньше, не позднее середины июля. Вдруг жестокая судьба все же постарается привести капитана на плаху?..

– Зохара.

Алекс встрепенулась. В последние недели Джебаль лишь изредка навещал ее. Наверняка он ждал, пока жена оправится полностью от жестокого недуга. Алекс напряженно всматривалась в его лицо. Столько времени ей благополучно удавалось избавиться от его домогательств. Не может быть, чтобы судьба не проявила к ней милости еще ненадолго, пока они с Блэкуэллом не сбегут. Отныне для Алекс не существовало иных мужчин, кроме него, и только ему она отдастся.

– Как твое самочувствие, дражайшая супруга? – заботливо спросил Джебаль.

– Я все еще слишком слаба, – притворно заохала Алекс. Никогда в жизни она не чувствовала себя лучше. – У меня даже нет сил, чтобы проделывать обычные утренние упражнения. Ну, помнишь, все эти прыжки и приседания! Я сразу начинаю задыхаться от усталости!

– Ах, да, эти непонятные американские привычки. Наверное, у себя вы их зовете «попрыгунчиками» или еще как‑нибудь?

– Попрыгунчиками и приседунчиками, – охотно подхватила Алекс, подвинувшись так, чтобы быть подальше от принца.

– Разве тебя не осматривал лекарь, которого я присылал этим утром?

– Осматривал, но он дурак! – напряглась Алекс.

– Неужели? – Светская улыбка на губах Джебаля мигом угасла.

– Он мне противен, – заявила она, глядя принцу прямо в глаза. – И я не желаю, чтобы ты снова присылал его.

– Но, может быть, мне он понравился. Возможно, я бы очень хотел, чтобы именно он осмотрел мою любимую жену!

– Ну что ж, тогда мне остается покорно улыбаться и терпеть на себе его руки! – ответила Алекс.

– Ты что, нарочно меня злишь? – Джебаль сжал кулаки. – Если так, то тебе это вполне удалось!

– Прости, я лишь старалась быть искренней.

– Иной раз женщине следует быть менее искренней и более милой.

– Такой, как Паулина?

– Паулина родила мне сына!

– Наверное, тебе следует на ней жениться, – ляпнула Алекс.

Джебаль побледнел.

Она испугалась, что принц может ударить ее, и отшатнулась.

– Я не разрешал тебе двигаться с места, – сердито промолвил Джебаль. – И я не разрешал тебе столь дерзкие речи. Чтобы это было в последний раз!

У Алекс замерло сердце. На языке вертелся язвительный ответ. Возможно, дерзость повлечет наказание, зато спасет от изнасилования. К тому же ей осточертела личина покорной мусульманки! По крайней мере она теперь не одинока после того, как вернулся Блэкуэлл.

– Значит, мне надо превратиться в немую.

Джебаль, не веря своим ушам, уставился на непокорную.

– Ты что, напрашиваешься на наказание? – наконец прошипел он, задрожав от ярости.

– Нет, – выдавила Алекс.

– Я пригласил тебя пообедать. И вместо того чтобы скрасить мне вечер, чтобы сделать его мирным и приятным, о чем я мечтал весь день, ты дерзнула разозлить меня. Это болезнь так сильно изменила тебя, Зохара?

– Я не менялась.

О, он сразу понял скрытый намек. Значит, он плохо знал ее. От ярости его лицо стало багровым.

– Твоя наглость переходит все границы! Пожалуй, это я изменюсь… в своем мнении! Ступай к себе в комнату! И не высовывай оттуда носа, пока я не прикажу!

Алекс молча направилась к двери, еле удерживаясь, чтобы не побежать.

– Не понимаю, чего тебе надо! – крикнул Джебаль ей в спину. Она остановилась, но не посмела оглянуться. – И я все больше склоняюсь к мысли о разводе!

Теперь в его тоне слышалось предупреждение.

Алекс сознавала, что им необходимо оставаться в браке до самого дня побега. Ей необходима хотя бы минимальная свобода действий. Однако поздно идти на попятный и раскаиваться в собственной несдержанности. Пора уносить отсюда ноги, да поживее.

– Прочь! – рявкнул Джебаль. – Теперь ступай прочь с глаз моих. И не смей показываться мне, пока я не решу, как с тобой поступить!

Алекс выскочила в переднюю комнату. Мурад кинулся к ней. Было очевидно, что раб подслушал все до единого слова.

Заговорщики шли молча, пока не оказались подальше от покоев Джебаля. Только тут Алекс шепнула:

– Спасибо, Господи! Ты дал последнее предупреждение!

– Знаю. – Мурад, подхватив за талию, увлек Алекс дальше.

– Блэкуэлл уже почти набрался сил для побега, – прошептала Алекс. – Мурад, мое время действительно истекло!

– Да, верно. Однако ему нужно еще не меньше недели.

– Это меня и страшит. – Алекс понимала, что Мурад прав. – Ведь на носу июль!

Раб давно был посвящен в подробности ее так называемого предсказания.

– Еще бы тебе не страшиться. Алекс, удали его из дворца – или хотя бы с женской половины, пока не стало слишком поздно!

Алекс понимала, что иного выхода нет. Но ее бросало в дрожь при одной мысли о новой разлуке с Блэкуэллом. Она не была уверена, что сможет ее перенести. А вдруг какой‑нибудь новый поворот судьбы?! И опять все сначала?!

Алекс вошла к себе в комнату. И тут же увидела Зу, обнимавшую Блэкуэлла. От неожиданности Алекс вскрикнула.

Зу с Блэкуэллом отпрянули друг от друга.