Глава XI. Послевоенная глубинка

В послевоенные годы тюменский край оставался типичной сибирской глубинкой со слаборазвитой промышленностью и сельским хозяйством. Он был известен как место ссылки, как поставщик леса, пушнины и ценных сортов рыбы. Событием для Тюменской области стала демобилизация. С появлением демобилизованных в июле 1945 г. тюменцы окончательно убедились в том, что долгожданная победа свершилась. Более 44 тыс. бывших солдат и офицеров в значительной степени разрядили ситуацию нехватки рабочих рук: заменили у станков и в поле надрывавшихся от непосильного труда женщин, стариков и детей, восполнили недостаток руководящих кадров, который остро ощущался в недавно образованной Тюменской области.

Промышленность края непосредственно не пострадала от военных действий, но война отразилась на ее состоянии. Оборудование предприятий было сильно изношено, большинство из них располагалось в не приспособленных для работы помещениях. Катастрофически не хватало средств, поэтому нового строительства не велось. Оно сдерживалось также крайне узкой строительной базой.

Люди испытывали огромные лишения, усугубленные засухой 1946 г., нередки были случаи элементарной дистрофии, еще не были залечены раны, нанесенные войной. Но главное состояло в том, что война была позади, а впереди надежда на лучшую жизнь. Ради этой надежды, несмотря на почти полное отсутствие материальных стимулов, большинство людей, особенно в первые послевоенные годы, работало с большим энтузиазмом. Пафос восстановления вылился в огромное количество видов и форм соревнования. Как и прежде, большинство трудовых починов организовывались сверху, в тиши партийных кабинетов. Здесь в начале 1946 г. зародилась, например, идея движения за досрочное выполнение четвертого пятилетнего плана (1946—1950 гг.). После широкой пропагандистской кампании она быстро внедрилась в массовое общественное сознание и нашла поддержку среди части рабочих и служащих. В обязательствах, принятых на собраниях трудовых коллективов, они обещали сделать все, чтобы «успешно выполнить поставленные перед нами задачи, не взирая на сложность и трудность».

Первая послевоенная пятилетка начиналась в условиях перехода на выпуск мирной продукции. В машиностроении, которое выдвинулось за годы войны на первое место в структуре промышленности края, перестройка требовала изменения специализации, технологии, организации труда. Однако оборудования, необходимого для перехода на выпуск мирной продукции, не хватало. Заводы и фабрики лихорадило от хронического недостатка электроэнергии, что приводило к частым остановкам производства. По этой причине продолжительность простоев на "многих предприятиях достигала в 1946 г. четверти годового фонда рабочего времени, а общее сокращение объемов производства составило 10 процентов.

Правда, в 1947 г. промышленность края в целом выполнила годовое задание и перешла к серийному изготовлению новых видов гражданской продукции. Завод «Механик», вместо корпусов для машин, стал производить трехшильные концерав-нители, обрезные станки и вагонные скаты; «Судоверфь» вместо торпедных катеров — буксирные пароходы, лихтеры, стальные баржи; «Строймашин» вместо мин — бетономешалки. В то же время число предприятий, не справившихся с плановыми показателями, оставалось все еще значительным: 86 трудовых коллективов из 511 так и не выполнили свою годовую программу.

При таком положении явно не реальным выглядел санкционированный обкомом ВКП(б) призыв рабочих и служащих тюменского завода «Строймашин» завершить пятилетку в четыре года. 25 ноября 1947 г. это обращение публикуется в местной печати. За короткое время была организована поддержка «начинания» строймашевцев и уже 29 ноября местные парторганы рапортовали в ЦК ВКП(б) о том, что конкретные обязательства взяли тюменские заводы «Механик», «Судоверфь», аккумуляторный, АТЭ, химфармзавод, фанерокомбинат, ишимские механический и машиностроительный, ялуторовский завод сухого молока, тобольская судоверфь. Формализм состоял уже в том, что ни одно из перечисленных предприятий не имело собственных пятилетних планов от соответствующих министерств, а обязательства принимались на основе годовых программ.

Преодолеть несоответствие между намерениями и действительностью пытались инициированием стахановского движения, всеобщим повышением норм выработки. Начиная с 1947 г. все предприятия области занялись введением «технически обоснованных» норм вместо опытно-статистических. За 1947—1948 гг. на некоторых заводах нормы были повышены почти в 2 раза. Нововведение было принято рабочими холодно.

Низкими оставались качественные показатели выпускаемой продукции. Себестоимость почти всех ее видов была выше плановой, большое количество заводов являлись нерентабельными. В этих условиях соревнование было переориентировано на улучшение технико-экономических показателей. В 1948 г. директора 9 московских предприятий выступили с инициативой о развертывании соревнования за увеличение сверхплановых накоплений. Коллективы промышленности и транспорта области в письме на имя Сталина обязались дать в 1948 г. не менее 38 млн. руб. сверхплановых накоплений. Однако и это обязательство осталось не выполненным.

Серьезной в промышленности области оставалась кадровая проблема. После войны большинство специалистов, прибывших в Тюменскую область по эвакуации, возвратилось назад. Поэтому даже на таких тюменских предприятиях, как завод АТЭ, аккумуляторный, кирпичный, судостроительный заводы, электростанция, сапоговаляльная фабрика дипломированных инженеров не хватало. Из-за этого многие заводы и фабрики не имели рационального технологического процесса, пользовались устаревшей технологией.

Важное место в структуре промышленности края занимала лесная и деревообрабатывающая промышленность. На ее долю приходилось в 1950 г. 17% основных фондов. С 1948 г. лесная промышленность систематически выполняла планы. Во многом это обеспечивалось за счет труда спецпереселенцев и колхозников. Государство принуждало колхозы выделять рабочую силу и транспорт для лесозаготовок. Колхозы обязаны были даже обеспечивать кормами лошадей, направляемых для выполнения данной повинности. Сено приходилось возить за сотни километров, это вконец разоряло и без того нищее село. После войны под лесозаготовки были отведены новые территории. Создаются Калымский, Карбанский, Красноленинский, Ур-манный леспромхозы, Тобольская и Ханты-Мансийская сплавные конторы. Для вывозки леса заключенными была построена железная дорога Лабытнанги-Сейда.

В конце 1940-х гг. половина рыбы, добывавшейся в Сибирском бассейне, вылавливалась на территории края. Тюменская рыба по видовому составу не имела себе равных среди других районов большого рыболовства. Здесь в промысловых масштабах добывалась преимущественно рыба ценных пород — муксун, пыжьян, щекур, ряпушка, нельма, осетр. Усилиями населения Севера области, которое работало фактически даром, пятилетний план рыбная промышленость выполнила досрочно, в сентябре 1950 года. Увеличился выпуск и улучшилось качество рыбных консервов. Были построены Усть-Иртышский рыбозавод и Нижне-Обская морозильная станция."

Большой доход государству приносила тюменская пушнина. Промысел песца, лисицы, соболя, горностая, выдры был традиционным занятием местных народов. Ежегодно они добывали пушнины на 12 млн. руб. в заготовительных ценах, которые были значительно ниже рыночных и не шли ни в какое сравнение с ценами на мировом рынке. Низкие заготовительные цены приводили к тому, что начиная со второй половины 40-х гг. все больше представителей коренных народов вынуждены были отказываться от традиционного промысла. Средний доход охотника составлял в 1948 г. 1290 руб. в год. Этих денег едва хватало на скудное пропитание, на боеприпасы их уже не оставалось.

В послевоенные годы на территории области возобновились в более широких размерах поиски нефти и газа. В январе 1948 г. были организованы Тюменская нефтеразведочная, а в марте того же года — Тюменская геофизическая экспедиции. На рубеже 40-х—50-х гг. утвердилась точка зрения тех специалистов, которые считали, что нефть и газ следует искать в южных районах области. В 1948—1952 гг. здесь было пробурено более 50 скважин, пройдено 100 тыс. метров пород. Работы в северных районах проводились разрозненными и малочисленными экспедициями. В 1953 г. Министерство нефтяной промышлености приняло решение о прекращении поисков на Севере. Это решение уже начинало воплощаться в приказах по главкам и трестам, когда 21 сентября 1953 г. на окраине поселка Березово ударил мощный фонтан газа, возвестивший об открытии первой западносибирской нефтегазоносной провинции. Скважина первооткрывательница Р-1 была пробурена геологоразведочной партией А. Г. Быстрицкого. Березовский газовый фонтан обозначил конец труднейших поисков 30—40-х гг. и начало нового периода, когда поиск переориентировался с южных районов Западной Сибири на северные.

В конце 1940-х—начале 50-х гг. экономика Тюменской области оставалась по преимуществу аграрной. Но область не относилась к ведущим сельскохозяйственным районам Сибири. Ее удельный вес по производству зерновых в Западно-Сибирском экономическом районе составлял 8 процентов. Посевные площади края часто затоплялись весной и были переувлажнены. На состояние сельского хозяйства негативно сказывались частые административно-территориальные перестройки. То и дело переходя из состава одной области в другую, край всякий раз оказывался обделенным сельскохозяйственной техникой.

Последствия войны были для сельского хозяйства Тюменской области тяжелыми. Резко сократилась посевная площадь, количество тракторов уменьшилось на 1237 единиц, поголовье лошадей сократилось на 31 тыс. Оставшаяся техника была настолько изношена, а лошади истощены, что в 1946 г. вместо них при проведении сева использовали около 20 тыс. коров. Нередко роль тягловой силы выполняли сами люди.

Большой вред экономике колхозов наносила распространившаяся практика расхищения колхозных земель и их имущества предприятиями и организациями. 9 февраля 1946 г. Совет Министров СССР и ЦК ВКП(б) приняли специальное постановление о мерах по ликвидации нарушений Устава сельхозартели. К 1 февраля 1947 г. колхозам области были возвращены все захваченные у них земли и большая часть лошадей и сельхозтехники.

В ходе выполнения постановления Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б) встал вопрос о ликвидации так называемой практики «самоснабжения». Эта практика существовала повсеместно, суть ее заключалась в том, что руководящие работники советских, партийных, комсомольских органов обеспечивали себя продуктами питания за счет колхозов. Однако борьба с «самоснабжением» была кратковременной и носила формальный характер. Номенклатура не собиралась отказываться от своих «кормушек».

Кампания по ликвидации нарушений Устава сельхозартели наиболее болезненно сказалась на простых тружениках. В годы войны, пользуясь известным ослаблением контроля со стороны государства, некоторые колхозники, жители городов расширили свои индивидуальные наделы за счет пустующих земель. В 1946 г. более 13 тыс. колхозных дворов, многие рабочие и служащие потеряли эти наделы, лишились возможности хоть как-то улучшить полуголодное существование.

Тяжелый удар по довольно зыбкому благосостоянию наиболее предприимчивых крестьян был нанесен в ходе денежной реформы 1947 года. Деньги, вырученные на рынке от продажи сельхозпродукции, эти крестьяне держали по домам. Во время обмена они из страха быть разоблаченными не предъявляли их в государственные банки. Около трети денежной массы по этой причине обратилось в пыль.

В 1948 г. надеждам крестьян на лучшую жизнь был нанесен еще один удар: в нарушение Устава сельхозартели были приняты меры по изъятию в пользу государства мелкого скота по заниженным ценам. Сильно возросли сборы и налоги с доходов от продажи продукции на рынке. К тому же торговать можно было лишь при наличии специального разрешения. Из года в год увеличивались размеры обязательных поставок государству, а цены за продукцию компенсировали лишь часть затрат. Если прибавить к этому еще и многочисленные повинности (лесозаготовки, лов рыбы и т. д.), то получалось, что колхозная деревня работала на государство почти даром.

Положение на селе было настолько невыносимым, что среди крестьян стали распространяться антиколхозные настроения. Об этом можно судить по спецсообщениям в обком ВКП(б) от органов госбезопасности. В одном из них, от 20 августа 1945 г., говорилось о том, что в ряде районов области значительно увеличились высказывания о предстоящей ликвидации колхозов в связи с требованием союзников СССР по антигитлеровской коалиции. В Аромашевском районе распространялись слухи о том, что это произойдет со дня на день, т. к. «...Америка и Англия давно предложили нашим распустить колхозы, но наши ответили, что раз посеяли, так будем убирать, пообещав распустить колхозы...».

Недовольство крестьян проявлялось в пассивных формах. Одна из них — это бегство из колхозов. В Тюменской области прогрессирующая миграция началась в 1948 году. До 1951 г. население колхозов области сократилось с 368196 до 326836 чел., или на 12,7 процента. Другая часть крестьян не выходила на работу или не выполняла установленного минимума трудодней. За первую половину 1948 г. пер вых было 30 тыс. или 20%, а вторых — 8598 или 6% от занятых в сельском хозяй стве края.

В ответ власти усилили репрессии. 4 июля 1947 г. был принят указ, предусматривающий от 5 до 25 лет заключения за любое посягательство на государственную или колхозную собственность. По указу от 2 июня 1948 г. крестьяне, нарушавшие трудовую дисциплину, подлежали выселению.

Но несмотря на невыносимые условия, большинство сельских тружеников сохраняло лояльность режиму: часть из страха перед ним, другая из присущей российскому крестьянину притерпелости, третья по убеждениям. Поразительный феномен послевоенной деревни заключался в том, что в массе своей она трудилась самоотверженно.

Как и в городе, причудливое сочетание организованного и искреннего энтузиазма представляло из себя соревнование сельских тружеников. По официальным отчетам, в 1948 г. в нем участвовали все колхозы, совхозы, МТС, 91% полеводческих и 84% тракторных бригад, 42% трактористов и 24% колхозников. В качестве примера в печати тех лет часто упоминалось имя тракториста Исетской МТС Н. В. Белоу-сова (с войны он пришел инвалидом,, у него была ампутирована левая рука). Работая на чудом восстановленном тракторе «ХТЗ», выпуска 1934 г., он вспахал за сезон 1946 г. 1005 га земли. В том же году Н. В. Белоусов выступил инициатором сдачи хлеба государству из личных запасов. Сам он сдал 100 пудов хлеба. Однако эта «инициатива» оказалась мертворожденной. Подавляющее большинство колхозников «излишков» продовольствия не имело.

Копируя опыт промышленности, партийные органы попытались в конце пятилетки переориентировать соревнование на селе на достижение высоких качественных показателей. В Тюменской области инициатором движения за повышение урожаев стал колхоз им. Фрунзе Викуловского района. В 1948 г. средний урожай в колхозе составил 14,7 с га (при среднем по области 7—8 ц). Председатель колхоза В. С. Гольцов и бригадир полеводческой бригады П. С. Артамонов стали в этом году Героями Социалистического Труда — первыми на тюменской земле. Тогда же возникло соревнование между областями, а внутри областей между районами. Так, Тюменская область соревновалась с Омской, Курганской; Викуловский район с Абат-ским; Тюменский с Ишимским. Однако, дело редко доходило до подведения итогов соревнования. Обычно все ограничивалось принятием обязательств.

В конце четвертой пятилетки сельскому хозяйству страны предстояло пережить еще один крупномасштабный эксперимент. На этот раз по укрупнению колхозов. За 1950 г. количество колхозов в области было сокращено с 1729 до 845. Население восприняло эту акцию безропотно. Лишь некоторые колхозники высказывались против, не желая объединяться с еще более бедными соседями. Экономические выгоды от проведенной кампании оказались незначительными, но политический выигрыш был налицо. Укрупнение позволило усилить нажим на крестьянство при помощи возросшего партийного влияния. За 1950 г. удельный вес колхозов, имевших первичные партийные организации, вырос с 33 до 68 процентов. Коммунистами были 93% председателей колхозов, 22% бригадиров, среди трактористов и комбайнеров партийная прослойка составляла только 7 процентов.

В целом сельское хозяйство края в послевоенные годы продолжало оставаться в состоянии глубокого кризиса. Деревня работала на пределе возможного. Многие задачи восстановительного характера были решены лишь в 50-е годы. Только в 1953 г. была превышена посевная площадь 1940 года. Еще позже, в 1956 г., удалось превзойти уровень 1937 г. по валовому сбору зерна.

Негативные последствия для национальных округов Тюменской области имел перевод на оседлость коренных народов Обского Севера. Начало ему было положено еще в конце 30—начале 40-х годов. Однако в первые послевоенные годы этот процесс шел вяло. За 1946—1950 гг. осело всего 81 хозяйство. Власти решили ускорить эксперимент. 11 декабря 1950 г. Совет Министров СССР принял постановление «О мерах помощи в переводе на оседлость кочевого и полукочевого населения национальных колхозов в районах Крайнего Севера Тюменской области». К 1958 г. в Ханты-Мансийском округе перевод на оседлый образ жизни был завершен. По крайней мере, так считало партийное руководство области. В Ямало-Ненецком округе, по тем же сведениям, осело 22% хозяйств.

По своей значимости и последствиям перевод на оседлость вполне можно приравнять к массовой коллективизации сельского хозяйства. Кампания сопровождалась коренной ломкой всех сторон общественной и личной жизни оленевода-кочевника, вела к отказу от традиционных привычек, обычаев, выработанных веками. Для хантов одним из главных обычаев являлось проведение Медвежьего праздника (медведь почитается хантами как предок). Обряд включал широкую народную песенную и танцевальную импровизацию перед медвежьей головой. Участники праздника просили прощения у предка, старались в танцах повторить его движения, задобрить, а заодно и показать свою ловкость. В конце 40-х—начале 50-х гг. в Ми-кояновском районе Ханты-Мансийского округа на медвежьи пляски в юртах Аленя, Вежары, Кислор, Юильские съезжались от 150 до 2000 человек. К концу 50-х гг. усилиями смотрителей от идеологии эта традиция сошла на нет, 30 лет праздник не проводился и был фактически разрешен только в конце 80-х годов.

В послевоенные годы государство наряду с энтузиазмом людей широко использовало и подневольный труд. К 1950 г. на территории края в качестве ссыльных проживало более 60 тыс. чел., в том числе более 1 тыс. бывших участников западносибирского крестьянского восстания 1921 г., более 11 тыс. «кулаков», 7500 высланных с территории Молдавской ССР, 26 тыс. немцев, 9319 калмыков, более 1 тыс. литовцев, более 300 сектантов из Рязанской области. Около 25 тыс. из них трудились в колхозах и совхозах, 12 тыс. — в лесной промышленности, более 9 тыс. — в рыбной промышленности, 14 тыс. — на предприятиях и в учреждениях других министерств. Около 1 тыс. работали инженерами и техниками, преподавателями, врачами и фельдшерами, плановиками и бухгалтерами, бригадирами, трактористами, комбайнерами, агрономами и даже председателями колхозов.

Наиболее тяжелым было положение спецпереселенцев, работавших на лесозаготовках и в рмбной промышленности. Жили они в бараках, построенных наспех, мучились от голода и холода, от оскорблений и издевательств власть имущих. Роковым образом на положение выходцев из южных районов страны сказывался климат.

Указом от 26 ноября 1948 г. спецпереселенцы утверждались в своем статусе пожизненно, становились пожизненными изгоями. За побег с места поселения полагалось 20 лет каторжных работ. Потеряв надежду когда-нибудь вернуться в родные места, 5 тыс. семей из отбывавших ссылку в области построили свои дома, около 8 тыс. обзавелись скотом. После снятия ограничений многие из них остались в тех районах, где отбывали ссылку.

В еще более худших условиях приходилось трудиться военнопленным и заключенным. До амнистии 1955 г. в Тюмени трудился рабочий батальон, сформированный из советских военнопленных — армян, состоявших в годы войны в «Армянском легионе». Легионеры работали на судостроительном заводе, заготовляли лес, строили дома. После амнистии большинство из них вернулось в Армению.

На территории области располагались: Обское управление исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ), 501 и 503 Главные Управления лагерей железнодорожного строительства МВД СССР (ГУЛЖДС). Заключенные Обского ИТЛ с 1947 г. вели строительство военно-морской базы на Ямале в районе пос. Мыс Каменный. К ней прокладывалась железная дорога из Салехарда через поселок Новый Порт. От причала собирались прокопать канал до ближайшего озера, которое предназначалось как укрытие для надводных кораблей и подводных лодок. За 2 года заключенные построили из лиственницы пятикилометровый пирс. Завершению строительства помешала непогода. Шторм 1950 г. разрушил уникальное строение, а после смерти Сталина начался демонтаж «великих строек». Но еще и сегодня созданное в те годы используется как складские помещения и причал новопортовского рыбозавода.

Строительство № 501 и 503 ГУЛЖДС были созданы для прокладки железной дороги до Салехарда (№ 501) и от Салехарда до Надыма (№ 503). Затем эту трассу намеревались протянуть до Чукотки и, повернув на юг, соединить с Транссибирской магистралью. Решение о строительстве № 501 было принято 29 января 1949 г., работы планировалось завершить в 1952 г. Все расходы оплачивались по фактическим затратам. По сведениям последнего начальника строительства № 501 А. Д. Жигина, работами было занято более 60 тыс. человек. Из них 80% были заключенные. Вскоре после смерти Сталина стройка была ликвидирована. На 1 января 1954 г. из общей протяженности 1500 км было построено 800 км железной дороги. «Мертвая дорога», как ее окрестили в народе, стала одним из примеров преступной расточительности сталинского режима. В то время, когда страна испытывала огромный недостаток в средствах, общие затраты на строительство так и недостроенной дороги превысили 4 млрд. рублей. Это в 24 раза превышало те средства, которые были вложены в промышленное и жилищное строительство области за все годы четвертой пятилетки.

После завершения Великой Отечественной войны правящий режим продолжал укреплять механизм контроля за жизнью государства. Ядром этого механизма являлась ВКП(б) — КПСС, безоговорочно подчинявшаяся сталинской тирании и закрепившая за партийно-государственной номенклатурой ведущее положение во всех государственных органах и общественных организациях. В конце 40—начале 50-х гг. коммунисты составляли 75% от общей численности депутатов Тюменского областного Совета, 58% — в городских, 67% — в районных и 39% — в сельских советах. В составе 16 обкомов профсоюзов удельный вес членов партии равнялся 50 процентам. Еще выше этот показатель был в исполнительных органах советов и руководстве массовых объединений, состав которых подвергался строжайшей фильтрации.

В послевоенный период завершился процесс превращения коммунистической партии из общественной в государственную организацию, советы играли роль декоративных органов, строго проводивших в своей деятельности партийную линию. Широко применялась практика принятия совместных постановлений советских и партийных органов по хозяйственным вопросам.

Из войны вышло немало людей, научившихся самостоятельно мыслить и выбирать решения. С другой стороны, ситуация военного времени внесла в мирную жизнь военное начало: привычку к командованию и подчинению, строгую дисциплину, слепую веру в силу приказа. Усилия партии были направлены прежде всего на закрепление военного начала.

Переход к мирной жизни сопровождался дальнейшей унификацией мышления членов партии. Большая роль в этом отводилась «партийной учебе», пройти которую стало теперь одной из первых обязанностей члена партии. С 1946 по 1951 гг. удельный вес коммунистов, «обучавшихся» в партийных школах, вырос с 50 до 94 процентов.

«Партийное руководство» не ограничивалось вмешательством в экономику, партия регламентировала и сферу общественно-политических отношений и даже личную жизнь граждан. Каждая массовая политическая кампания преследовала две цели: укрепить веру в непогрешимость режима и инициировать новый трудовой подъем.

После войны прошли выборы в Верховные Советы СССР, РСФСР и местные советы. Был установлен жесткий контроль за политическими настроениями. К числу антисоветских во время подготовки к выборам в Верховный Совет СССР в феврале 1946 г. было отнесено даже невинное заявление агитатора в Тюменском районе о том, что в прошлом ее семья жила зажиточно и все имели возможность учиться. Фиксировалось любое проявление недовольства.

Во время выборов было обеспечено почти стопроцентное участие избирателей в голосовании, и почти такое же количество голосов, поданных за кандидатов в депутаты. Случаи отказа от голосования или голосования против были крайне редки. 10 февраля 1946 г. (выборы в Верховный Совет СССР) против предложенных кандидатов проголосовало по области 2203 чел., а 21 февраля 1947 г. (выборы в Верховный Совет РСФСР) — 1812 избирателей, что составляло в первом случае — 0,4%, во втором — 0,3% от принявших участие в голосовании.

Несокрушимым оставался авторитет Сталина. Документы констатируют полное отсутствие антисталинских высказываний даже со стороны спецпереселенцев. Более того, к 70-летию Сталина на его имя поступило 1185 телеграмм от жителей области, в т. ч. от участников Отечественной войны из села Сытомино Ханты-Мансийского округа, учеников 10 класса средней школы г. Ханты-Мансийска, от многодетной матери из села Покура, от жителей сел Сорокино, Казанского и других.

Не вызвала сколько-нибудь заметной реакции со стороны населения области малопонятная для простых людей идеологическая кампания по «наведению порядка» в науке, литературе, музыке. Она свелась к организации «проработок» в немногочисленных вузах и театрах. Это касается и кампании против «безродных космополитов». Большинству тюменцев был неведом смысл этой борьбы. Лишь некоторые по пестревшим в газетах фамилиям догадывались, что она направлена против евреев. Правда, после публикации в газетах в январе 1953 г. материалов о врачах-отравителях, среди небольшой части населения произошел всплеск антисемитских настроений, который с удовлетворением был зафиксирован в очередном спецсообщении областного управления МГБ в обком КПСС.

Лишенные достоверной информации большинство жителей области, как правило, единодушно поддерживало внешнюю политику страны. Это проявилось как во время сбора подписей под Воззванием Всемирного конгресса сторонников мира о запрещении атомного оружия, под которым подписалось все взрослое население края, так и тогда, когда речь шла о ядерных взрывах в СССР или ответственности сталинского руководства за нагнетание «холодной войны». Политическое сознание в целом оставалось апологетическим. Но монолитного единства уже не было. Даже в сибирской глубинке начали появляться отдельные суждения, ставящие под сомнение не сам режим, а отдельные его проявления. Это происходило не без влияния тех, кто участвовал в освободительном походе и сравнивал отечественные порядки с увиденным за границей. Заставляли сомневаться и рассказы спецпереселенцев, живших в условиях парламентарного государства (выходцев из Прибалтики, Молдавии). Во время предвыборных кампаний отдельные избиратели стали задавать вопросы, над которыми они раньше и не задумывались. Например, о том, почему у нас на выборах выставляется один кандидат, а не несколько. Высказывания других сводились к тому, что выборы в СССР — это фикция.

Об уровне доверия населения к власти свидетельствовали вспышки ажиотажного спроса. Одна из них была зарегистрирована накануне проведения денежной реформы, 15 декабря 1947 года. В этот день выручка торговли в г. Тюмени в 6 раз превысила обычную. Подобное повторилось и в 1950 г. во время подготовки выборов в Верховный Совет СССР. Среди населения распространился слух о том, что очередное снижение цен произведено только на время избирательной кампании, а после ее окончания цены, якобы, опять будут повышены. Прилавки были опустошены в несколько дней.

Почти повсеместно регистрировались в послевоенные годы антиколхозные высказывания. Они отмечались даже среди коренного населения Севера области.

Сильным катализатором недовольства был низкий жизненный уровень. Еще больше он снижался в результате ежегодных выплат в счет Государственных займов восстановления и развития народного хозяйства. Население было поставлено в такие условия, что вынуждено было каждый год подписываться не ниже чем на размер месячного заработка. Настроение недовольных выразил рабочий судостроительного завода: «Государство нам немного помогает, только с нас последние гроши отбирает».

Однако, несмотря на рост критических высказываний, кредит доверия властям со стороны народа был еще достаточно высок. Особенно в первые послевоенные годы. Однако чем дальше, тем больше энтузиазм, вызванный надеждой приблизить своим трудом по-настоящему мирную жизнь, вступал в конфликт с действительностью. Постепенно стал формироваться «комплекс обманутых надежд». Росло число лиц, у кого были гораздо более реальные жизненные установки. Эмоциональный подъем к концу 1940—началу 1950-х гг. стал спадать.