Земледелие и новые отрасли промышленности

Во второй половине XIX в. Тобольская губерния оставалась одним из крупнейших административно-территориальных образований в Российской империи. Общая численность населения края увеличилась с 1021,3 тыс. чел. в 1858 г. до 1433,0 тыс. в 1897 г., т. е. в 1,4 раза. Основной прирост давали сельские местности. Деревенское население губернии выросло на 41%, а городское только на 18,6 процента. Процесс урбанизации, который является одним из главных признаков перехода от традиционного земледельческого общества к индустриальному, не затронул Тобольской губернии. Доля городского населения даже несколько уменьшилась — с 7,8% в 1858 г. до 6,1% в 1897 г. и была в конце века ниже, чем в Сибири в целом. Наиболее населенными городами губернии являлись Тюмень и Тобольск. В губернском центре в 1861 г. проживали 17 тыс. чел., в 1897 — 20425. Тюмень в 1862 г. насчитывала 12593 жителя, а в 1897 г. — 29544. Перепись 1897 г. зарегистрировала в Кургане 10301 жителя, Таре — 7223, Ишиме — 7153, Тюкалинске — 4018, Ялуторовске — 3339, Туринске — 3167, Сургуте — 420 и Березове — 1070 человек.

Развитие капитализма путем земледельческой колонизации способствовало заселению прежде всего южных округов, которые имели к концу XIX в. самую высокую плотность населения в Сибири. В Ялуторовском округе она достигала 10 чел. на 1 кв. версту, Тюменском и Ишимском — более 7. В северных и даже средних округах губернии население было значительно более редким, часто изолированным от внешнего мира бездорожьем. В Березовском и Сургутском округах оно располагалось главным образом по р. Оби и ее главным притокам. В целом плотность населения в Тобольской губернии в 2,2 раза превышала среднюю по Сибири, но была в 18,7 раза ниже, чем в европейской части страны.

Аграрная направленность развития экономики края определила и особенности профессиональной структуры его населения. В сельском хозяйстве, рыболовстве и охоте было занято свыше 80% жителей. В промышленности, на транспорте, в кустарных промыслах трудились 9,1% населения (в Европейской России — 11,4%). Характером трудовых занятий населения был во многом обусловлен и его сословный состав. В начале 90-х гг. 75,1% жителей края составляли крестьяне, 8,2% — ссыльные, 6,5% — военные, 6,3% — инородцы (сибирские татары и аборигены Севера, выделявшиеся в отдельное сословие), 2,9% — мещане, 1% — представители прочих сословий, в т. ч. дворяне и чиновники, духовенство, почетные граждане и купцы.К наиболее многочисленной сословной группе крестьян по роду занятий и складу быта примыкали оседлые инородцы, около половины мещан, большинство ссыльных.

К концу XIX в. в крае сложилась довольно высокая земледельческая культура. Хлебопашцы, осваивая сибирскую ниву, умело использовали накапливаемый многими поколениями сибиряков и переселенцев опыт, применяли его с учетом разных почвенно-климатических условий. Применение богатого народного опыта, трудолюбие и упорство сибирского крестьянина позволили создать в суровом крае устойчивое земледелие. Здесь прослеживаются несколько направлений развития.

Во-первых, сложилась достаточно рациональная структура посевных площадей. Во второй половине XIX в. в черноземной лесостепной полосе преобладающей культурой вместо ржи стала пшеница, которую раньше либо совсем не сеяли, либо засевали ею небольшие площади. Среди других зерновых культур (рожь, ячмень, овес) она занимала теперь до половины посевов. В более северной, притаежной полосе на подзолистых почвах доля пшеницы едва достигала 40% посевов. Здесь больше сеяли озимую рожь (ярицу), овес, ячмень. Часть земли отводили под зернобобовые и технические культуры (горох, лен), травы. Зерновое производство из монокультурного превращалось в комплексное.

Во-вторых, утверждались более совершенные системы земледелия. В плодородных южных округах получила распространение переложно-паровая система, парозалежная с чередованием паров и запусканием земли в залежь. Обоснованные севообороты учитывали многие природные условия: свойства почвы, ее плодородие, рельеф местности, уровень грунтовых вод, розу ветров и др. От них зависели сроки посева, нормы высева, чередование пара и залежи. Там, где озимые вымерзали, сеяли яровые культуры. В среднем Прииртышье и Притоболье господствовало трехполье с применением удобрения навозом, преобладанием ржи в озимом поле, овса и ячменя в яровом и с зеленым, ничем не занятым паром. Трехпольный севооборот на треть уменьшал полезную площадь надела, но при лучшей обеспеченности тобольских крестьян землей этот его недостаток ощущался здесь меньше, чем в центре страны.

В-третьих, произошли заметные сдвиги в технологии возделывания земли. В конце XIX в. мерами повышения урожайности и борьбы с засухой были признаны безотвальное рыхление, сев без пахоты путем лущения после пропашных культур (картофель, свекла), смена сортов на одном и том же участке. Для повышения всхожести семян крестьяне применяли воздушный солнечный обогрев. Практиковалась система сменяемости культур по принципу «после чего что хорошо родится». Например, после пшеницы и ржи хороший урожай давали ячмень и овес, после ржи — картофель, после лука — хлеба. Картофель считался надежным предшественником для овса и ячменя, гречиха — для озимой ржи. Горох был признан полезным посредником между двумя колосовыми, считалось благоприятной последовательность «корнеплоды—клевер—лен». По целине сеяли прежде всего пшеницу или лен. Расширялось огородничество, выращивание капусты, огурцов, моркови, лука.

Основными пахотными орудиями в губернии в первые пореформенные десятилетия были сохи: «рогалюха», «колесуха», «сабан», а позднее и «пермячка». В 80—90-х гг. сохи стали заменяться плугами заводского изготовления, начинается применение сельскохозяйственных машин: жнеек, молотилок, сенокосилок, веялок, сортировок. Применение более совершенных орудий труда помогало распахивать дополнительные площади, поднимать целину, сокращать сроки сева и уборки, улучшать качество обмолота и переработки выращенного. Результат был обнадеживающий: достаточно высокие урожаи. Двухсотпудовый урожай яровых в отдельных культурных крестьянских хозяйствах Ишимского округа считался нормальным, хорошим, но не отличным.

Сельскохозяйственные эксперименты проводились и в отдельных местностях Обского Севера. Энтузиасты полярного земледелия с 1894 г. начали заниматься огородничеством в Обдорске. Существенный вклад в местную агрикультуру внес обдорский просветитель, миссионер И. С. Шимановский, который прожил там 13 лет (с 1897 по 1910 гг.). Он положил начало полярному овощеводству: стал выращивать свеклу, репу, брюкву, капусту, а также картофель. В с. Мужевском велись опыты по выращиванию ржи (1892 г.), картофеля, репы и редьки (1894 г.). В некоторых русских селениях Березовского округа на протяжении последнего пятилетия XIX в. жители сеяли рожь, ячмень, овес. Эти же культуры, а также коноплю, картофель испытывали в Березове и Сургуте. Немало северян держало скот — коров, свиней, лошадей. Тем самым еще на исходе прошлого века была доказана возможность заниматься сельским хозяйством в условиях Крайнего Севера, но, конечно, в ограниченных масштабах.

В земледельческой полосе губернии стали формироваться районы торгового земледелия. Товарный характер приобретало и животноводство. Наиболее высокого уровня развития товарное хозяйство достигло в южных округах губернии. В Ишимском, Ялуторовском и других округах крестьяне продавали от 20 до 30% производимого ими хлеба. На базе торгового земледелия и скотоводства в южных округах росли и также приобретали товарный характер крестьянские промыслы по обработке растительного и животного сырья. В 70—начале 80-х гг. XIX в. здесь начало развиваться товарное маслоделие, которое заняло особое место в экономике губернии. Вначале производство топленого масла домашним способом велось в Курганском и Ялуторовском округах, причем изготавливали его еще немного — не более 0,5 млн. пудов. Промышленное производство масла в Сибири началось в 1886 г., когда на ферме Памфиловой близ Тюмени был основан завод по изготовлению «парижского» масла и сыра. В 1894 г. открылся первый оснащенный современным оборудованием маслодельный завод под Курганом. После этого количество маслозаводов стало быстро возрастать и к началу XX в. в губернии действовало уже почти три сотни таких заведений с общей производительностью более 1,4 млн. руб. и 979 рабочими. Это были почти исключительно мелкие мастерские. В Ялуторовском округе, например, масло вырабатывали 102 подобных «завода». К районам со слабым развитием товарного земледелия и животноводства относились округа подтаежной полосы. Товарные отношения здесь развивались на базе крестьянских кустарных промыслов.

В целом в пореформенный период производство зерновых культур заметно выросло, их урожайность повысилась. Производство хлеба на душу населения за три десятилетия — с 50-х до 80-х гг. — увеличилось в губернии на 15% и составило в 1883—1885 гг. 4,46 четверти против 3,12 четверти в европейских губерниях. Поэтому в течение всей второй половины XIX в., за исключением нескольких неурожайных лет, Тобольская губерния располагала излишками хлеба, значительная часть которого, особенно после постройки железной дороги Екатеринбург—Тюмень, стала вывозиться в Европейскую Россию.

Высокими темпами развивалось и животноводство. За 1860—1885 гг. поголовье свиней увеличилось в полтора раза, лошадей и крупного рогатого скота — почти вдвое. Заметно возросла продажа мяса, сала, кож, овчин, шерсти. Появились сотни мелких салотопенных, масловаренных, кожевенных и других кустарных заведений, перерабатывающих местное сырье.

Еще в дореформенное время в тобольской деревне начался переход от захватно-заимочного землепользования, заключавшегося в неограниченном праве крестьянина обратить в свое исключительное пользование то количество земли, которое он был способен обработать, к захватно-вольному (захватно-общинному). При захватно-вольном пользовании землей крестьянин распахивал любой участок, но только в границах отведенной государством данному сельскому обществу земельной дачи, и пользовался им до тех пор, пока не оставлял в залежь. Тогда земля становилась «вольной» и могла быть занята и распахана другим крестьянином. Захватно-воль-ное землепользование, в отличие от захватно-заимочного, предполагало существование крестьянской общины и регулирование ею поземельных отношений своих членов.

В 80-х гг. захватно-заимочное землепользование встречалось уже сравнительно редко, преимущественно в наиболее богатых землей волостях. В Ишимском округе господствовало захватно-вольное землепользование, а во всех других земледельческих районах завершался переход к общинному уравнительно-душевому пользованию землей.

На это были свои причины. Усиленное земледельческое освоение края, рост сельского населения, увеличение посевных площадей и поголовья скота привели к резкому сокращению количества свободных земель и более интенсивному использованию крестьянами своих угодий. Во многих волостях, где еще совсем недавно было много неосвоенных участков, возникал земельный дефицит.

Сельские общества стали урезать излишки земли у многоземельных крестьян-старожилов и перераспределять их между малоземельными по душам на уравнительной основе. Такие действия наталкивались на сопротивление части крестьян. Однако это сопротивление не имело успеха, поскольку в насаждении общинных порядков были заинтересованы правительство и местная администрация. С общины легче было получать подати и рабочую силу для отбывания повинностей. Коллективная ответственность общины за каждого из ее членов, обеспечивала без лишних хлопот бесперебойное пополнение казны. Власти считали, кроме того, что поскольку община гарантирует крестьянину получение определенного земельного надела, то станет и спасительным заслоном против разрастания «язвы пролетариата».

На первых порах общинное землепользование способствовало росту сельскохозяйственного производства. Но по мере развития капитализма отдельные ее черты — круговая порука, административно-податная направленность, слабая заинтересованность крестьян в улучшении качества подлежащих переделу участков земли — становились его тормозом. В то же время общинное право не могло подавить тенденцию роста крупнопосевных хозяйств и пролетаризацию части крестьянства, а только способствовало консервации кабальных форм найма и ростовщичества.

В южных земледельческих округах губернии переделы пахотных земель начались еще в 60-е годы. В 80—90-х гг. в Тюменском округе переделы с учетом качества и количества земли проводились через десять—двенадцать лет, а лугов — через три—пять лет. С ростом переселения и социального расслоения крестьянства требования переделов учащались, увеличивалась дробность крестьянских хозяйств и чересполосица. Все это отражалось на развитии капиталистических отношений в тобольской деревне, хотя и не нарушало закономерности этого процесса.

В 80—90-х гг. произошел заметный сдвиг в концентрации средств производства в руках зажиточных крестьян. Например, в Ялуторовском округе в зажиточных хозяйствах (12% крестьянских дворов) было сосредоточено около 40% посевов, 28% рабочих лошадей, 27% коров. Среди зажиточных крестьян появились фермеры-предприниматели, которые обращали солидные капиталы на покупку земли в частную собственность, приобретали семена улучшенных сортов, высокопродуктивный скот, усовершенствованные орудия труда и машины, использовали наемный труд, открывали кустарные мастерские, заводили мельницы, лесопилки. Крупными фермерами были, например, крестьяне Марайской волости Курганского округа Мезенцев, владевший на правах частной собственности 435 дес. земли, и Мельников — владелец 540 десятин.

Большой удельный вес в тобольском крестьянстве (от трети до половины дворов) имели середняки. Их экономическое положение не было одинаковым. В северных земледельческих округах, удаленных от железной дороги и Московского тракта, где сохранилось больше черт патриархальности, середняк сохранил свое хозяйство в первозданном виде. Он, как правило, имел надел по норме, несколько голов рабочего и продуктивного скота, жил в относительном достатке, но его хозяйство было слабо связано с рынком и носило полунатуральный характер. В южных округах среди середняков была довольно многочисленной группа, которая по своему экономическому положению приближалась к бедноте и постепенно втягивалась в процесс пролетаризации. Часть середняков тяготела к зажиточному слою и в лучшие хозяйственные годы пополняла его. Такие середняки нередко использовали наемный труд наемных рабочих, стремились к расширению посевов и аренде земли, были тесно связаны с рынком.

В целом к концу XIX в. тобольское крестьянство было значительно лучше обеспечено землей и более состоятельно, чем крестьянство европейских губерний страны. Большую часть его представляли средние и крупные хозяйства, имеющие устойчивое товарное хозяйство и обладающие возможностями для его дальнейшего развития. Процесс социального разложения крестьянства в Тобольской губернии был еще далек от завершения. В развитии аграрного капитализма преобладали зачаточные, незрелые формы. Удельный вес сельской предпринимательской буржуазии и батраков-пролетариев был еще невелик.

Но и на этой первой стадии процесс социального разложения способствовал росту крестьянских промыслов. В северной части земледельческой зоны губернии кустарные промыслы стали исходной базой для развития товарно-денежных отношений. Полупатриархальное земледелие соединялось здесь с товарным производством в кустарной промышленности. В этих местах раньше произошло выделение кустарных районов, в которых промыслы стали преимущественным занятием населения. Самым крупным в Сибири во второй половине XIX в. был тюменский кустарный район с центром в Тюмени. Этот город и его округа считались «кожевенным цехом Сибири». В тюменской кустарной промышленности выделялись промыслы по обработке животного сырья: кожи, овчины, меха, шубное дело, шорное, свечно-сальное, клееваренное, ковровое производство. Большое развитие в этом районе получили и деревообрабатывающие промыслы: производство телег, колес, саней, кошевок, повозок, крестьянской мебели, берд для ткацких станков, выделка рогож, мочальных веревок и др.

В ходе отделения промышленности от земледелия многие села превращались в торгово-ремесленные поселения, специализировавшиеся на производстве одной и той же продукции. Центром кожевенного промысла стала д. Решетниково и другие пригородные села, коврового производства — с. Каменское, экипажного — с. Кулакове, валяной обуви — с. Заводо-Успенское, сит — д. Червишево и Друганово, гончарных изделий — д. Головине и т. д. Четырнадцать деревень вокруг Тюмени специализировались на экипажном производстве. В город ежегодно свозилось для продажи до 50 тыс. саней и телег. Товары тюменских кустарей расходились по всей Сибири и считались лучшими по качеству и прочности.

В Тобольском округе ведущей отраслью кустарной промышленности была деревообработка: бондарный, столярный, токарный, дегтярный, салокуренный, корзиночный и другие промыслы, каждый из которых носил товарный характер. На Ирбитскую ярмарку отсюда вывозилось в 90-е гг. рогож на 200 тыс. руб., плетеных коробов — на 50 тыс., «целые обозы веревок» для упаковки товаров.

Этот же округ славился выделкой оленьих мехов, кожи, шитьем рукавиц. Местные мастера владели искусством выделки замши из козлиных, лосиных, оленьих шкур и изготовления из нее перчаток. Скорняки обрабатывали также шкурки белок, песцов, горностаев, хорьков, из которых шили дохи неплюйчатые и пешковые шапки. Кустари Тобольского округа специализировались также на постройке мелких судов, плели снасти для лова рыбы. Их заказчиками были рыбопромышленники, купцы и торгующие крестьяне Обского Севера.

В южных округах губернии, где торговое земледелие и скотоводство стали исходной базой для товарного кустарного производства, крестьянская промышленность специализировалась на переработке растительного и животного сырья. В 80-е гг. ялуторовские и ишимские кустари стали теснить тюменский кустарный район в кожевенном производстве. В Шатровской волости Ялуторовского округа сложился крупный центр овчинно-шубной промышленности общесибирского значения. Его изделиями снабжались интендантские склады в Казани, Омске, Иркутске, они шли на Нижегородскую, Ирбитскую и многие сибирские ярмарки, на север Сибири и в Киргизскую степь.

Кустарные промыслы в крестьянских хозяйствах еще не отделились от земледелия, но этот процесс уже обозначился. Например, в Ишимском округе в конце 80-х гг. свыше 40% кустарных дворов совсем не занимались хлебопашеством. Зажиточные сельские кустари переходили к предпринимательской деятельности, использовали в своих промышленных заведениях труд наемных рабочих. В свою очередь промысловики из крестьянской бедноты попадали в зависимость от скупщиков кустарных изделий, раздатчиков сырья торговцев-ростовщиков и были вынуждены забрасывать сельское хозяйство.

В числе первых на путь капиталистического развития вступило кожевенное производство в тюменском кустарном районе. Из высшей группы крестьянских заведений стала вырастать простая капиталистическая кооперация, отличающаяся преобладанием наемного труда над семейным. В 80-е гг. общее число заведений, вырабатывающих свыше 1 тыс. кож в год и использующих наемный труд, утроилось и составляло около 13% всех кожевенных мастерских района. В них было более четверти наемных рабочих и выпускалась почти половина продукции. Но в общей массе кустарных заведений губернии доля мастерских предпринимательской буржуазии была еще невелика. В середине 90-х гг. они составляли 3,5% всех заведений. Но в них работали 27% наемных рабочих и производилось свыше 40% кустарной продукции.

Преобладающей экономической формой в обрабатывающей промышленности Тобольской губернии оставалось мелкотоварное производство. В наиболее примитивных кустарных промыслах и в удаленных от рынков сбыта районах, в таежной глухомани сохранились, как остаток прежней патриархальщины, докапиталистические формы промышленности — домашнее производство и ремесло.

В первые пореформенные десятилетия облик промышленности края определяли традиционные для нее отрасли, перерабатывающие сельскохозяйственное сырье: кожевенная, винокуренная, мукомольная, салотопенная, овчинно-шубная и т. д. В кожевенной и мукомольной промышленности в губернии преобладало мануфактурное производство, а в винокурении уже к концу 80-х гг. господствовала фабрика. В 1898 г. все 9 имевшихся в губернии винокуренных заводов были оснащены паросиловыми установками и другим современным оборудованием. В отрасли было занято около 500 наемных рабочих, а сумма ее производства составила 2,3 млн. руб., т. е. более одной пятой общей стоимости продукции всей промышленности края, учтенной губернскими статистиками.

Около четверти промышленного производства губернии давала кожевенная промышленность. В массе своей это были мелкие и мельчайшие кустарные заведения, а также небольшие мастерские типа простой капиталистической кооперации, в которых трудились по 5—10 наемных рабочих. В 1895 г. Министерством торговли и промышленности среди 318 кожевенных заводов губернии было зафиксировано 11 мануфактур и одна фабрика, принадлежавшая тюменским купцам Колмогоровым. В

1897 г. в числе 315 кожевенных заведений губернии было 36 предприятий с годовым производством свыше 2 тыс. руб., которые условно могут быть отнесены к простой капиталистической кооперации или мануфактуре. 10 из них представляли собой тип так называемой «рассеянной мануфактуры», использующей труд рабочих-надомни ков. Так, на кожзаводе бр. Шуваловых в Тюмени из 91 рабочего на дому работало 60 чел., у предпринимателя Кускова из 48 — 40. Наиболее крупными предприятия ми отрасли были тюменские кожевенные заводы: старейший в городе завод Колмо горова с годовой производительностью 450 тыс. руб. и 150 наемными рабочими и за вод И. С. Решетникова с производительностью 188 тыс. руб. в год и 75 рабочими.В таких старых отраслях промышленности как овчинно-шубная, пимокатная, кирпичная, салотопенная и других переход в мануфактурную стадию к концу века еще не завершился.

В пореформный период, особенно в 80—90 гг. наряду с развитием промышленности по переработке сельскохозяйственного сырья и других традиционных производств и становлением в них мануфактуры, начали возникать средние и крупные предприятия новых для губерний отраслей. Во многих случаях такие предприятия образовывались сразу в виде фабрики, минуя мануфактурную стадию. К началу 90-х гг. в ряду отраслей, имеющих суммарную годовую производительность свыше 150 тыс. руб. каждая, кроме старых производств — кожевенного, винокуренного, мукомольного, салотопенного, — появились новые — суконное и механическое, а в

1898 г. среди 26 фабрично-заводских предприятий губернии было 9 винокуренных, 4 механических и судостроительных, по 3 мукомольных, лесопильных, суконных, стекольных завода и одна бумажная фабрика.

Новые отрасли промышленности были сосредоточены главным образом в Тюмени и ее окрестностях. Этот город стал к концу XIX в. крупным по масштабам Сибири промышленным и торговым центром. Его значение особенно быстро стало расти после проведения железной дороги, связавшей «ворота Сибири» с промышленным Уралом и Европейской Россией. В 1898 г. на Тюмень и ее округ по данным официальной статистики приходилось около 40% фабрично-заводской промышленности губернии.

К концу столетия Тюмень превратилась в крупный центр судостроения и судосборки. Еще в 1863 г. английский предприниматель Гуллет основал под Тюменью механическую мастерскую по сборке пароходов, в которой строились деревянные корпуса судов и собирались части паровых машин, доставлявшиеся из центральных районов страны и из-за границы. На следующий год нижегородский пароходчик Колчин и купец Игнатов близ пригородной деревни Мыс заложили механосборочный и судостроительный завод. Предприятие размещалось в каменном производственном корпусе, имело четыре цеха и паросиловую установку. В 1868 г. в Тюмени появилось еще одно судостроительное предприятие — завод, принадлежащий англичанам — отцу и сыну Вардропперам. В начале 70-х гг. вступила в строй судоверфь тобольского купца и рыбопромышленника М. Д. Плотникова. До конца века в Тюмени обосновались филиалы некоторых судостроительных заводов Урала и Европейской России, ремонтные базы местных пароходств. Свои верфи построили Боткинский и Богословский горные заводы. Всего в городе в это время располагалось 8 судоремонтных и судостроительных заводов и верфей. Наиболее крупным из них был завод Гуллета (450 рабочих). В 1893 г. с его стапелей сошел пароход «Кормилец» — первый чисто пассажирский из построенных в Тюмени. Более 400 рабочих было занято на Жабынском судостроительном заводе товарищества «Игнатов и Курбатов», до 100 чел. работало на заводе Вардропперов. Общая численность судостроительных и судоремонтных рабочих в Тюмени на рубеже столетий достигала (с учетом временно занятых) двух тысяч человек.

Важное место в Тюменской фабричной промышленности занимали суконно-ткацкое и бумажное производства. В 1875 г. была основана суконная фабрика Ядрышникова (160 рабочих), а в конце 80-х гг. — суконная фабрика торгового дома «Карякин и Андреев» (178 рабочих). В 1889 г. в с. Заводо-Успенском Червишевской волости близ Тюмени Сибирское торговое товарищество «Ал. Щербаков и К°» открыло писчебумажную фабрику, оснащенную пятью паровыми машинами и другим оборудованием. В конце 90-х гг. на фабрике трудилось 375 рабочих. Она была самым крупным предприятием бумажной промышленности в Сибири и обеспечивала своей продукцией не только всю местную полиграфию, но и типографии соседних губерний.

Таким образом, структура промышленности края отличалась большой пестротой. Промышленный переворот затронул лишь немногие ее отрасли, общий уровень развития промышленного производства оставался низким. Экономика губернии имела преимущественно аграрный характер. Подавляющая часть спроса быстро растущего земледельческого населения на товары промышленного производства удовлетворялись за счет ввоза их из Европейской России.

Слабость промышленности губернии сдерживала развитие местного рынка, а экономические связи с центром страны и мировым рынком долгое время затруднялись отсутствием современных путей сообщения. Грузооборот товаров был незначительным. До строительства железной дороги и усиления переселений крестьян в Сибирь процесс складывания капиталистического рынка протекал медленно. Вывоз хлеба из Тобольской губернии был ограничен соседними районами Урала. Поэтому основная торговля сосредоточивалась в близлежащих к Московскому тракту местностях.

Решающую роль в развитии капиталистического рынка в губернии, втягивание ее в общероссийские рыночные связи сыграл водный, а затем железнодорожный транспорт. Тюмень, расположенная в начале водного пути к основным земледельческим районам и торговым центрам Западной Сибири, естественно, стала важной базой нового парового флота. Первые рейсы пароходов по линии Тюмень—Тобольск—Томск совершались еще в 40—50-е гг. XIX века. С конца 50-х гг. от Тюмени до Томска начали регулярно ходить пароходы «Иртыш», «Польза», «Дружба». В 1860 г. открылось сообщение между Тобольском и Березовом.

Пароходство на Туре, Тоболе, Иртыше и Оби держали М. Д. Плотников, И. И. Игнатов, А. К. Трапезников и другие. Некоторые из них стали объединяться в специальные пароходные товарищества. Так, в 1870 г. Плотников, Горский и Шишкин образовали товарищество «Дружина», которое обеспечивало сообщение по Иртышу, Оби и их притокам.

Развитие тобольского речного пароходства способствовало многократному увеличению внутригубернских перевозок и формированию местного капиталистического рынка, но не могло обеспечить активное включение сибирской окраины в общероссийскую торговлю. Для этого была необходима надежная транспортная магистраль, соединяющая речной путь в Сибирь с центром страны и способная справиться с растущим потоком грузов и пассажиров. В 1866 г. чиновник Министерства внутренних дел Е. В. Богданович предложил проект железной дороги от Нижнего Новгорода через Екатеринбург до Тюмени. Тюменская общественность одобрила проект, а самого автора избрала почетным гражданином города. После многолетних обсуждений, дискуссий вопрос, наконец, был решен. В 1883 г. началась прокладка пути, но лишь на последнем участке: Екатеринбург—Тюмень. Открытие дороги состоялось 5 декабря 1885 года. В уральской столице она соединилась с ранее построенной дорогой до Перми. Для технического обслуживания поездов на станции Тюмень в 1887 г. были открыты железнодорожные мастерские.

Проведение железной дороги Екатеринбург—Тюмень, а затем участка Транссибирской магистрали Челябинск—Курган—Омск (1896 г.) удешевило и ускорило перевозки, обеспечило их непрерывность, втягивало экономику края в общероссийский рынок. Оборот товаров, проходивших через станцию Тура в Тюмени увеличился, например, с 1,7 млн. руб. в 1886 г. до 7,2 млн. руб. в 1891 г., т. е. более чем в 4,1 раза. Среди грузов, ввозимых через Тюмень в Сибирь, первое место занимала продукция машиностроения, затем бакалейные товары, мануфактура, посуда и т. п. Из Сибири вывозилось продовольствие — хлеб, масло, мясные продукты, яйца, рыба, а также пушнина, лес. В 1891 г. 80% всей отправки составлял хлеб. Доля ввоза в обороте станции Тура за первые шесть лет ее существования уменьшилась с 56,6% до 32,3 процента. Его структура и динамика соответствовали положению Тобольской губернии и Сибири в целом как колонии в экономическом смысле, специализировавшейся на производстве сельскохозяйственных продуктов.

Развитие торговли в пореформенный период стимулировали такие важные факторы, как внедрение товарно-денежных отношений в крестьянском хозяйстве и кустарной промышленности, разложение патриархального уклада, рост товарного земледелия, скотоводства и промыслов. Центрами реализации продукции сельского хозяйства и кустарной промышленности и снабжения населения всем необходимым в хозяйстве и быту были ярмарки. Число ярмарок быстро росло, однодневные торж-ки возникали в самых глухих районах. В 1884 г. в Тобольской губернии насчитывалось 72 ярмарки, а в 1888 г. их стало уже 433.

Видное место в ярмарочной торговле принадлежало Ишиму, где ежегодно происходила одна из главных ярмарок Сибири — Никольская, на которую прибывало до 2 тыс. купцов, торгующих хлебом, кожами, маслом, овчинами. Оживленным пунктом торговли продуктами земледелия и скотоводства был Курган, от которого начиналось судоходство по Тоболу. Здесь происходила торговля зерном, мукой, коровьим маслом, картофельной патокой.

Кроме этих основных пунктов сбыта крестьянской продукции в земледельческих южных округах губернии существовали десятки мелких сельских торжков и базаров. Их появление свидетельствовало о расширении сферы товарного производства в крестьянском хозяйстве. Во многих селениях хлеб скупали местные богатые крестьяне, некоторые из них в ожидании высоких цен запасали до 20 тыс. пудов пшеницы. Отсутствие достаточных средств, которые позволили бы крестьянину воздержаться от продажи хлеба в. невыгодное для него время и по низким ценам, приводило к разорению слабых хозяйств и обогащению сельской верхушки. Крупными торговцами, вышедшими из крестьян Тюменского округа, были жители деревни Зырянской Пятковы, годовой оборот которых достигал 100—150 тыс. рублей. Они не специализировались на купле-продаже какого-либо одного товара, а держали в своих руках весь сбыт сельскохозяйственной и кустарной продукции. Подручные Пят-ковых снабжались ими в долг дешевой посудой и другими товарами и обменивали все это по деревням на сырье и кожи. Жители д. Зырянской все поголовно были их должниками. На жалованьи у Пятковых находились специальные торговые агенты, они разъезжали по ярмаркам и городам и закупали крупные партии товаров. Скупленные хлеб, сырье, кустарные изделия продавались оптом на больших ярмарках.

Роль торговых посредников, распределителей различных товаров играли города, в которых господствовали купцы-монополисты. Крупные торговые фирмы занимались продажей европейских товаров, скупкой по дешевым ценам пушнины, продуктов сельского хозяйства и промыслов, ростовщичеством. Торговля в городах производилась в лавках, магазинах, на городских базарах, которые действовали, в отличие от ярмарок и сельских торжков, круглый год.

Подавляющая часть населения губернии удовлетворяла свои потребности через лавочную и развозную торговлю скупщиков, лавочников-кулаков. Лавочная торговля была распространена главным образом в городах и притрактовых селах, а развозная обслуживала сельские и отдаленные районы губернии. Она обычно сочеталась с ростовщичеством и спаиванием населения. В северных Березовском и Сургутском округах сохранилась средневековая меновая торговля с аборигенным населением.

Начавшаяся в пореформенный период капиталистическая эволюция форм торговых предприятий и форм рыночных связей между городом и деревней к концу XIX в. еще не привела к смене персонифицированной средневековой торговли обезличенной и высокоорганизованной капиталистической торговлей и победе магазина над традиционной лавкой и сельским коробейником. Характерными чертами торговли в губернии были ростовщический кредит и монополия, что обусловливалось недостаточным уровнем развития товарно-денежных отношений и нехваткой капиталов.

Поскольку процесс отделения торгового капитала от промышленного еще не получил своего завершения для сибирского буржуа было характерно объединение в одном лице торговца и промышленника. Так, фирма Е. Жернакова имела вальцевую мельницу, мыловаренный и свечной заводы, пароходы, торговала золотыми и серебряными вещами, мануфактурным, галантерейным и другими товарами, производила комиссионные операции по закупке хлеба, масла и других жировых товаров.

Буржуазия губернии была неоднородна по своему происхождению и имущественному положению. Значительная ее часть была удачливыми детьми «эпохи первоначального накопления», вышедшими в течение одного поколения из крестьян (В. А. Волчихин, Н. М. Чукмалдин, М. П. Подаруев) или мещан (И. И. Игнатов, Ф. С. Колмогоров, И. И. Ядрышников). Меньше было выходцев из старого купечества (А. Бармин, М. Прасолов) и иностранных предпринимателей (Р. Г. Гуллет, Л. М. Пирсон). Влиятельный верхний слой местной буржуазии составили главы торговых домов и фирм, фабриканты и пароходовладельцы, капиталы которых исчислялись сотнями тысяч и миллионами. Наследственный капитал винокуренного заводчика А. Ф. Поклевского-Козелл был оценен в 4,5 млн. руб., А. В. Колмакова — в 3,5 млн. руб., Ф. С. Колмогорова — свыше 1 млн. рублей.

Любопытное свидетельство всесилия местных толстосумов оставил анонимный «претендент на должность городского головы», который в 1894 г. писал в своих «Письмах из Тюмени», что в городе господствуют три влиятельные партии: пароходчики, кожевенные заводчики и виноторговцы. «Не ублаготвори первых, ратуя хотя бы о тех же городских интересах, и восстанут против тебя, распустят дурную молву по всей обской речной системе и низвергнут тебя и предадут осмеянию. Попробуй только заикнуться, что, отравляя воду реки Туры подзолом и ошурками, посягают заводчики на народное здоровие, — поднимется все Заречье, и докажут вам, что дважды два двадцать четыре, что наша-де вода, благодаря близости кожевенных заводов, не только безвредна, но и питательна. Наконец, стеснение винокуренных заводчиков и кабатчиков может повести к тому, что получишь некоторые повреждения благородных частей организма»...

Вторая, более многочисленная группа состояла из мануфактуристов и торговцев средней руки, капиталы которых колебались от 10 до 100 тыс. рублей. Наиболее многочисленный слой составляла мелкая буржуазия — владельцы мелкокапиталистических мастерских, трактиров, постоялых дворов, лавочники и т. п.

Столь же неоднородным был состав местного пролетариата. Кадровые квалифицированные рабочие были относительно немногочисленны. Преобладал слой сезонных рабочих, крестьян-отходников, составлявших большинство занятых в мануфактурах, кустарных заведениях, на пристанях, лесоразработках и т. п. Положение рабочих в губернии в пореформенный период было тяжелым. Платили за работу мало. На многих предприятиях, особенно мелких, практиковалась натуральная оплата, существовала система штрафов. Хотя на предприятиях фабричного типа оплата труда рабочих в 90-х гг. заметно повысилась, она все же немногим превышала стоимость минимальных жизненных средств работника и его семьи.

Во второй половине XIX в. рабочий день равнялся 12—14 и более часам. Закон 1897 г. об ограничении его 11,5 часами на большинстве предприятий не выполнялся. Так, на судостроительном заводе «Гуллет» в 1898 г. он составлял 13,5 часов. Многие рабочие жили в бараках, принадлежащих хозяевам предприятий. Бараки заселялись сверх всяких норм, холостые и семейные жили вместе. Летом в бараках было душно, а осенью и зимой холодно. Для такого «жилья» была совершенно заурядной непомерная грязь, помещения «кишели» насекомыми. В Тюмени рабочая беднота селилась в домишках на восточной окраине города в районе Больших (Копыловских) и Малых (Угрюмовских) сараев. Здесь было скопление землянок и полуземлянок, устроенных в развалинах сараев старых кирпичных заводов.

Особенно невыносимыми были условия труда и быта рабочих мелких предприятий мануфактурного типа. Известный сибирский историк П. Головачев писал, что на тобольских кожевенных заводах производственные здания «представляют плетеные или бревенчатые постройки, часто без полов, а иногда без потолков и без крыш; все отбросы оставляются около строений, и потому всюду вонь и грязь; рабочие не имеют отдельных помещений и живут там же, где выделываются кожи, овчины, валенки и т. п.».

Несмотря на это, во второй половине XIX в. Тобольская губерния значительно продвинулась в развитии сельского хозяйства, промышленности и торговли. Трудом сибиряков был достигнут подъем товарного земледелия и животноводства, золожены основы капиталистической промышленности.

§ 3 «Государственные преступники»

Вступление России в полосу буржуазной эволюции вызвало оживление в общественно-политической жизни Тобольской губернии. Интеллигенция края разделяла надежды либеральных кругов европейской части страны на изменение всего стиля жизни великой державы. Кроме того специфика Сибири наложила особый отпечаток на настроения местной общественности. К таким своеобразным чертам следует отнести появление на рубеже 50—60-х гг. идей областничества, а также влияние политических ссыльных на общественно-политическую жизнь региона.

В период подготовки и проведения буржуазных реформ 60—70-х гг. XIX в. впервые в истории российского освободительного движения была поставлена проблема соотношения централизации и децентрализации. Она явилась ключевой для сибирских областников Г. Н. Потанина, Н. М. Ядринцева, В. И. Вагина, С. С. Шашкова и других. Жизнь некоторых из них непосредственно связана с Тобольской губернией. В Тобольске и Тюмени провел детские и юношеские годы Николай Михайлович Ядринцев. Во время учебы в Санкт-Петербургском университете он стал основателем кружка сибиряков, положившего начало движению областников. В 60-е гг. XIX в. это движение шло в русле демократических представлений разночинной интеллигенции.

В прокламациях «Патриотам Сибири», «Сибирским патриотам» областники выдвигали идею независимости региона и образования здесь в будущем демократической республики. Они протестовали против произвола местной администрации, ратовали за развитие в Сибири образования и культуры.

Возвратившись в 1865 г. из Санкт-Петербурга в различные города Сибири, областники развернули активную пропаганду своих взглядов. Н. М. Ядринцев до своего ареста и после освобождения много путешествовал по сибирским городам, бывал в Тюмени. В 1868 г. в журнале «Дело» были опубликованы его «Письма о сибирской жизни. Из Тюмени», написаны статьи «Тюменская жизнь», «Два соседа — Екатеринбург и Тюмень» и некоторые другие, посвященные проблемам тюменского края.

Круг активных сторонников областничества был немногочислен и к 90-м гг. XIX в. их идеология пришла в состояние кризиса, столкнувшись с неоправдавшими надежд реалиями. Однако, насколько можно судить по прессе (журнал «Вопросы Сибири», газеты «Сибирь», «Сибирская газета», «Восточное обозрение» и др.), в период с 60-х по 80-е гг. прошлого века идеи самостоятельности региона весьма волновали сибиряков.

Другой особенностью общественно-политической жизни края явилось активное воздействие на нее политической ссылки и пребывания в губернии представителей различных политических направлений. Так как с 1823 г. в Тобольске, а с 1869 г. — в Тюмени существовал Приказ о ссыльных, то ни один «государственный преступник» не миновал Тобольской губернии. Здесь начинался сибирский кандальный путь. От Тюмени он пролегал через Ялуторовск, Голышманово, Ишим, сворачивал на Тушнолобово, Абатское с выходом к Омску. С 70-х гг. отправляемых в Сибирь начали перевозить на баржах по рекам, а с постройкой железной дороги повезли в арестантских вагонах. В Тюмени из ссыльных формировали группы: кому поближе — пешком, кому дальше — реками. Вдоль ссыльной магистрали строили тюрьмы. В Зауралье главным из такого рода учреждений стал построенный к середине XIX в. тобольский тюремный замок. Его использовали как пересыльную тюрьму. За период с 1863 г. до 1897 г. в Сибирь было сослано 425,5 тыс. человек, в том числе в Тобольскую губернию — 133,4 тысячи.

Особое место среди них принадлежало политическим. Это были люди высокой гражданской чести и совести, мужества, готовые к самопожертвованию ради светлых идеалов. Они верили в счастливое будущее Отчизны. Пусть их мечты, устремления оказались утопией, но в условиях той эпохи они выступали как горячие патриоты. Герои и мученики, творцы и жертвы исторических катаклизмов. Гордость и боль многострадального народа. И не одного народа, а едва ли не всех, населяющих многонациональную Российскую империю. Неизменное пополнение давали Украина, Белоруссия, Прибалтика, Кавказ. После восстания в 1863 г. в Польше волна ссылки выплеснула в Сибирь 18,5 тыс. мятежных поляков. Более 4 тыс. из них разместили в Тобольской губернии.

Один из самых умных и дальновидных администраторов того времени — тобольский губернатор А. И. Деспот-Зенович стремился максимально использовать появление образованных и культурных людей из числа ссыльных поляков, нацелить их на «полезную для края деятельность» и «успокоить взволнованные недавними политическими тревогами умы». Проект губернатора «Об устройстве быта находящихся в Тобольской губернии политических преступников» был выражением нетипичных для провинциального администратора либеральных взглядов и в некоторой степени облегчил жизнь ссыльных.

И все же большинство ссыльных попадало в тяжелые условия, испытывало материальные трудности, лишения. Правда, официально тем, кто прибывал в ссылку предоставляли своего рода «льготы». Например, разрешали приписываться в государственные крестьяне или городские общества, получать земельный надел и вести хозяйство или поступать на службу (конечно, дозволенную), ездить в пределах округа приписки; их не лишали сословной принадлежности, у них не конфисковывали имущество.

Крестьяне-старожилы, однако, не хотели делиться землей, поэтому иногда возникали конфликты. Многие ссыльные обычно не имели навыков земледелия. В 90-е гг. каждый четвертый-пятый ссыльный был фактически нищим. Нужда заставляла соглашаться на любую работу, на самых кабальных условиях. Нанимались батраками к зажиточным крестьянам, подсобными работниками к предпринимателям, купцам.

Одних удары судьбы ломали, другие стойко выдерживали их и возобновляли общественную деятельность, занимались просветительством, учительством, врачевали больных, сотрудничали в прессе, писали научные труды и литературно-художественные произведения, скрытно печатали и распространяли нелегальную литературу и листовки, создавали подпольные организации единомышленников.

Когда в России развернулось «хождение в народ», ссылку в Тобольской губернии пополнило более 500 народников. Их численность выросла после убийства 1 марта 1881 г. народниками императора-реформатора Александра II. В Тобольской губернии оставляли преимущественно административно выселенных, главным образом, по двум обвинениям: «за революционную пропаганду» и «за политическую неблагонадежность».

В губернии в 1887 г. появились и начали расходиться местные нелегальные брошюры: «Идеи на штыки не улавливаются», «Политический террор», «Письма из тюрьмы и ссылки...» Писали о злоупотреблениях сибирских чиновников, попрании законов, свирепой цензуре, о растоптанных человеческих судьбах. Брошюры разошлись сначала по Тобольску, потом появились в Тюмени, Ялуторовске, Ишиме.

В 1888 г. в губернии стал распространяться местный нелегальный журнал «Политическая ссылка». В полицейских управлениях сыщики сбились с ног в поисках издателей. Оказалось, что выпуск и распространение «крамольной» продукции организовали ссыльные. Им удалось приобрести 2 печатных аппарата — гектографа. Один установили в Тобольске, другой в Туринске. Руководителем тобольской типографии был С. А. Жебунев. Вокруг него сгруппировались супруги Л. Е. и М. А. Луговские, С. К. Егоров, С. И. Мельников, И. А. Меримкань, Ф. Г. Зенин. К ним примкнули разделявшие их взгляды тоболяки: учителя И. И. Суханов и О. Забелина, библиотекари Н. И. Березницкий и А. Суханов, чиновник И. Н. Давконт, группа семинаристов, среди которых — М. Бармин вместе со студентом П. Сухановым работали на гектографе в подпольной типографии. Организация открыла частную библиотеку, в книжном фонде которой находились книги Г. В. Плеханова, М. А. Бакунина, П. А. Кропоткина, С. М. Степняка-Кравчинского. Поступали сюда газеты и листовки «Народной воли». В Туринске ссыльные К. Е. Стерн и Е. П. Дбановскии печатали «Политическую ссылку». Редколлегия состояла из ссыльных и местной интеллигенции.

Брошюры и журнал рассылали путями, которые наладили еще ссыльные декабристы: через тайных курьеров и почтовых посредников — друзей из местных жителей, негласных верных помощников. Тайные каналы связи, выработанные за долгие годы конспирации, объединяли всех поселенцев.

Среди ссыльных выделялась активностью ялуторовская группа, представлявшая собой народнический кружок. Его образовали члены «Всероссийской социально-революционной организации», доставленные «на житие» в 1878 г.: С. А. Жебунов (переведенный потом в Тобольск), С. Л. Чудновский, супруги Н. Н. и А. В. Чернявские (позже переведенные в Ишим), сестры О. С. и В. С. Любатович. Некоторое время здесь провел ссылку «за политическую неблагонадежность» известный издатель демократической и научно-популярной литературы Ф. Ф. Павленков (1880—1881 гг.). С первых же дней они наладили нелегальную работу: посылали корреспонденции о положении ссыльных в прогрессивные журналы, готовили подпольную типографию, получали и рассылали запрещенную литературу, проводили конспиративные собрания.

С 1880—1881 гг. действовал нелегальный политический кружок в Ишиме. В него входили супруги Г. А. и Е. П. Мачтет, А. В. и И. Н. Чернявские (переведенные из Ялуторовска), С. Н. Бардина, Ф. И. Маркевич, В. П. Благовещенский. Учитель Н. Шахов был их доверенным лицом, связным и помощником. В 1883 г. к ним присоединились направленные сюда из Кургана Н. Е. Каронин-Петропавловский с женой В. М. Линьковой. На собраниях они читали и обсуждали новинки литературы, труды Г. В. Плеханова. Жаркие дискуссии касались земельной и административной реформ, преобразования государственного устройства, судьбы народничества и переоценки собственных воззрений на его сущность. Нередко звучали слова самокритики, приходило осознание иллюзорности народнических идей. Оживленная переписка и обмен политической литературой укрепляли связи с остальными поселенцами.

Сплоченность помогала одолевать сложности неустроенного быта, особенно когда организовали кассу взаимопомощи и общественную столовую. Досадовали, что режим ссылки сковывал стремление заняться полезной деятельностью. Без дела оставаться не хотелось, тогда некоторые решались на побег. Так, С. И. Бардиной не разрешили поступить на службу, запретили даже загородные прогулки для укрепления здоровья в сосновый бор. Непримиримая к унижению и попранию личности натура не выдержала. Отчаянная женщина тайно выехала в Тюмень. Ее примеру последовал В. П. Благовещенский. В Тюмени действовал первый народнический кружок, который сложился под влиянием ссыльных еще в 1877—1879 годах. В него входили участники народнических выступлений в Петербурге С. Л. Геллер и Е. Ф. Ермолаева, активист «хождения в народ» И. Ф. Климович, а из местной демократической интеллигенции адвокат Н. Н. Шаховский, сыновья польских повстанцев: учитель К. Н. Высоцкий и В. А. Цватницкий. Они организовали в городе тайные явочные квартиры для беглых соратников, одной из которых воспользовалась С. И. Бардина. Отсюда она уехала за границу для лечения, но поправлять здоровье, подорванное тюрьмами и ссылкой, было уже поздно.

Из южных округов губернии связи ссыльных тянулись на Крайний Север. В Сургуте с конца 70-х гг. жили высланные за революционную пропаганду И. И. Лазаревич, А. И. Лебедев, А. И. Нуромский и В. Я. Яковлев-Богучарский. Последнему из них довелось стать помощником исследователя сибирской ссылки американца Джорджа Кеннана. Известный журналист и ученый, он проехал всю Сибирь, жил в Сургуте. Здесь судьба и свела его с В. Я. Яковлевым-Богучарским. От него Д. Кеннан получил массу сведений о жизни ссыльных, часть которых иностранный гость использовал для книги «Сибирь и ссылка».

В Сургут В. Я. Яковлева-Богучарского перевели из Туринска в наказание за протест против ущемления прав ссыльных. Но и здесь он продолжил борьбу с властями. Широкую известность получило выступление сургутской группы ссыльнопоселенцев в защиту народника А. А. Иванова, который будучи тяжело больным несколько лет добивался направления в тобольскую больницу. Когда после долгих хлопот губернское правление в 1887 г. дало, наконец, разрешение, в больном еле теплилась жизнь. По дороге он умер. В ответ среди сургутских ссыльных начались волнения. Они считали кончину товарища результатом бездушия, самоуправства властей, нарушения прав ссыльных и подали жалобы губернатору В. А. Тройницко-му и министру внутренних дел Д. А. Толстому. Ответов не последовало. Тогда возмущенные «бунтари» объявили гражданское неповиновение власти.

По приказу В. А. Тройницкого в Сургут прибыла военная команда. Ночью 18 марта 1888 г. всех арестовали, вывезли из города и разбросали по различным селениям. В Юганское были доставлены супруги Аверкиевы и Н. А. Блинов, в Шерка-лы — С. М. Лесневич, в Локосовское — А. В. Колегаев и В. Я. Мрачковский, в Кондинское на Оби (ныне пос. Октябрьский) — Е. Ф. Казаков и Я. И. Меримкин. Троих увезли в Пелым, остальных ждала Якутия.

Сибирских изгнанников поддерживала демократическая общественность России. Особенно выручал Красный Крест «Народной воли». Эта организация, образованная в 1881 г., представляла собой сильное конспиративное политическое общество с филиалами в различных городах, в том числе и в Тюмени. Общество оказывало материальную помощь ссыльным, организовывало их побеги, укрывало в подполье и давало возможность продолжать прежнюю деятельность.

В среде товарищей по изгнанию особое место заняла каторга народников-литераторов. Так, на исходе 1861 г. в Тобольске появился сотрудник журнала «Современник» М. И. Михайлов. О его популярности говорит хотя бы тот факт, что за проведенный здесь месяц, с 31 декабря 1861 г. до 27 января 1862 г., с ним неофициально встречались 37 тоболяков. Отсюда конвой повез его дальше, в Восточную Сибирь. Летом 1864 г., на 8 дней, с 5 по 13 июня, тобольская тюрьма приняла «государственного преступника № 1» Н. Г. Чернышевского, которого задержали тут по дороге на каторгу.

С 1880 г. до 1884 г. на поселении в Ишиме жил известный поэт и писатель Г. А. Мачтет. За годы ссылки, продолжая заниматься литературным творчеством, он обогатил отечественную прозу рядом рассказов, повестей, очерков, увлеченно работал над романом «И один в поле воин». Эти произведения были основаны на ишимских впечатлениях и тамошних событиях той поры. Лейтмотивом его творчества стал образ народного защитника.

Тобольской губернии много внимания уделил в своем творчестве В. Г. Короленко. Дважды во время остановок на пересылке он отбывал заключение в Тобольском тюремном замке и даже пытался бежать оттуда. Все эти события писатель запечатлел в двух специально посвященных им произведениях: рассказе «Яшка» и очерке «Искушение». Многие сюжеты из жизни того времени, пребывания на тобольской земле включены в «Историю моего современника».

В конце XIX в. последним из этой славной плеяды прибыл в тобольскую ссылку видный украинский поэт-демократ П. А. Грабовский. На этот город ему сменили поселение в Якутии. В Тобольске он жил с лета 1899 г. и умер здесь в конце 1902 г. Сразу же по приезде П. А. Грабовский окунулся в культурную и общественную жизнь губернского центра: участвовал во встрече Д. И. Менделеева, посетившего родину, на открытии Народной аудитории (театра) и библиотеки с читальней, в литературных вечерах, посвященных 100-летию со дня рождения А. С. Пушкина.