Глава 14. Великая императрица Византийская гневалась

Великая императрица Византийская гневалась.

— Если уж Бог наградил тебя умом с пшеничное зерно, так не лезь решать такие вопросы! — кричала она мужу. — Ты думаешь, потом кто‑нибудь вспомнит твою доброту? Ты ведешь себя, как твой отец, с одним лишь отличием. Он по крайней мере имел в советниках моего отца, который исправлял его ошибки.

Император Иоанн, однако, тоже был настроен воинственно:

— Коль уж ты вспомнила своего отца, то вспомни и то, что именно ты была инициатором его свержения. Будь он сейчас у власти, империя не скатилась бы в пропасть, в которую, кстати, своими интригами и любовными похождениями затащила ее ты.

Но Елена не слышала мужа.

— Ты дурак, Иоанн. Ты поставил империю на грань катастрофы! Султан Мурад хотел Феодору и, кстати, имел на нее все права. Мне, правда, непонятно, чем она так очаровала его. Обыкновенная самка, сука с красивыми глазками, но ты не должен был выдавать ее замуж, тем более за князя Месимбрии!

— Из‑за женщины Мурад не станет начинать войну. Мы живем не в Древней Элладе, и Константинополь не Троя. Твоя сестра — смелая и умная женщина, и она поступила совершенно правильно, убежав из Турции от этого сосунка Мурада! Пойми! Он не собирался на ней жениться. Ты что, хотела бы, чтобы сестра византийской императрицы жила наложницей в гареме турецкого султана? Это же позор! Да, Феодора и Александр приходили ко мне и спрашивали разрешения на этот брак, и, естественно, я его дал. Феодора имеет право на счастье, которое она не смогла получить в браке с Орханом, благодаря чему ты стала императрицей. Твой отец принес ее в жертву, а ты и рада. За что ты ее так ненавидишь? Я считаю, что она намного больше нас заслуживает счастья.

— Ее присутствие здесь опасно для всей империи. И еще, может, ты забыл, что наша дочь вынуждена была выйти за турка благодаря проискам этой шлюхи.

— Я думаю, ты преувеличиваешь. Александр и Феодора пробудут в Месимбрии несколько месяцев. За это время все утихомирится.

— А Элекса, ее ты забыл?

— Я никого не забыл. Но я не вижу ничего плохого в этом браке. Турция слишком большая и могучая страна, чтобы стесняться связывать с ней Византию династическим союзом.

— Но после бегства Феодоры наша дочь оказалась в опасности. Что, если Мурад захочет на ней выместить свою злобу за побег Феодоры?

— Мурад — благородный мужчина. Он не станет вымещать злость на беззащитном ребенке. Элекса будет спокойно жить в монастыре Святой Анны, и эта история с побегом Феодоры не коснется ее. За это я тебе ручаюсь.

Однако объяснения Иоанна не удовлетворили Елену. Она брезгливо отмахнулась от них рукой.

Ей казалось, что Иоанн просто не понимает ее, отказывается понимать. Или специально изображает из себя идиота, чтобы просто позлить ее. «Он же дурак, он не осознает всей опасности положения, в котором оказалась империя. Хотя чего я от него требую? Он всегда был глупцом. Он не видел, что империя попала в зависимость от крупных аристократов, теперь он не видит, что над ним нависла угроза лишиться трона», — такие мысли носились в голове Елены. Во многом она просто пыталась оправдать вескими причинами свою ненависть к Феодоре, но в чем‑то была права.

Византия давно уже пребывала в изоляции от остального мира. После разделения церквей она осталась единственным крупным православным государством в Европе. Раньше еще была Русь, но сейчас она почти погибла под ударами монголов и других орд с Востока. Так что Византии не на кого надеяться.

А печальные примеры уже бывали. В 1204 году Константинополь был до основания разрушен крестоносцами. Тогда на это их подвигли венецианские купцы, которые давно зарились на богатства великого города императора Константина. Орды этих так называемых крестоносцев, вместо того чтобы воевать с сарацинами за святой город Иерусалим, вероломно напали на столицу Византийской империи, свергли императора, который, правда, завидев армию крестоносцев, сам убежал из города, и разграбили ее до основания, унеся с собой все, что можно было унести. Поводом к нападению послужило желание восстановить на византийском престоле недавно свергнутого императора Исаака II Ангела. После разорения города крестоносцы создали свою империю, которая была слабой пародией на Византию. Это государство называлось Латинская империя. Остатки же Византийской империи стали называться Никейской империей. Уже к 1261 году император Никеи Михаил Палеолог завоевал всю Латинскую империю, и Византия стала возрождаться. Однако урок для византийцев был хороший. Всем стало ясно, что, напади кто‑нибудь на их страну, ни одно европейское государство не придет на помощь, а может, даже будет заодно с захватчиком. Главная причина такого положения Византии, конечно, была не в религии.

Религия — это повод. Причина была в том, что все европейские государства не отказались бы поживиться богатствами империи. Так что Византия попала в тиски, она была зажата между европейскими королевствами и Османской империей — Турцией. Конечно, главным противником Византии была Турция. Европейские королевства не могли нанести империи сколь‑нибудь ощутимый вред, не объединившись в коалицию. К тому же два сильнейших в Европе государства, Англия и Франция, сейчас находились в состоянии войны. Елена помнила, как в детстве ей рассказывали страшные истории об английском короле Ричарде I Львиное Сердце. Говорили, что он даже мог победить всех турков‑сельджуков и захватить Иерусалим, но предательство французского короля помешало ему это сделать. Если бы ему удалось победить Турцию, то и Византия не оказалась бы сейчас в столь плачевном положении.

— Во имя Господа Бога, прошу тебя, Иоанн, отошли Феодору назад к султану! — взмолилась Елена.

Однако император оказался не так глуп, как думала Елена. В его голове пронеслись те же мысли о плачевном положении Византии.

— Ты думаешь, это как‑то повлияет на Мурада? — усмехнулся он. — Последние слова Орхана к своему сыну были о том, что Мурад должен завоевать Константинополь. Неужели ты считаешь, что если он получит Феодору, то откажется от своих планов в отношении нашей столицы? Это глупость, Елена, и ты знаешь это сама.

Елена ничего не могла ответить на эти слова. Она вышла от императора и пошла в свои апартаменты, где ей доложили, что ее дожидается какой‑то человек. Она приказала его впустить.

Вошедший мужчина показался ей знакомым. Она где‑то видела его, но не помнила где.

— Приветствую вас, госпожа. Я Али Яхиа, управляющий дворцом султана. Я хочу увидеть принцессу Феодору и надеюсь, что вы поможете мне в этом.

— Моя сестра не захочет вас видеть, Али Яхиа. Вернее даже сказать, не сможет. Она вторично вышла замуж и сейчас живет с мужем, князем Месимбрии, в его владениях. Их дворец находится прямо на берегу моря. Так что я ничем не могу вам помочь.

— Очень жаль, госпожа.

И тут Елена не сдержалась. Она слишком не любила свою сестру, чтобы в голове у нее не возникло никакого дьявольского плана при столь удачном стечении обстоятельств — как‑никак перед ней стоял посланец того самого грозного султана Турции, что как мальчишка по уши влюблен в ее очаровательную сестричку.

— Султан действительно хочет взять ее в свой гарем?

— Уже нет, госпожа. Он хочет, чтобы она вернулась в Турцию, в семью умершего султана Орхана, где ее все очень любят и ждут. Султан Мурад предлагает ей вернуться с мужем.

Голубые глаза Елены сузились, как у кошки.

— Да, возможно, Феодора и примет это приглашение, но я хочу предложить твоему хозяину другой путь.

— Какой же, госпожа?

— Мой отец и брат стали монахами. Я самая старшая в роде Кантакузинов. Значит, я могу распоряжаться и приказывать более младшим членам нашей семьи. К тому же я — императрица. Я пошлю мою сестру к султану Мураду за десятью тысячами венецианских золотых дукатов и за сотней восточных жемчужин. Жемчужины должны быть от одного до двух сантиметров в диаметре.

— Но как же, госпожа, новый муж принцессы Феодоры? Турецкие законы запрещают забирать в гарем чужих жен, а султан чтит законы.

— Вот за это, Али Яхиа, вы мне и заплатите. Я быстро сделаю Феодору вдовой. Ее новый муж сильно оскорбил меня. И я имею право казнить его, так как, оскорбив меня, он оскорбил империю.

Елена не сказала Али Яхиа, что оскорбление заключалось в том, что Александр не захотел стать ее любовником. Не то чтобы он ее отверг. Он провел с ней ночь, но, когда она заговорила о том, что теперь она будет ему покровительствовать, Александр заметил, что лучше уж он сам позаботится о себе. «Я очень люблю свою свободу, к тому же вы сами выбрали меня в любовники, а вы — женщина. Я же привык, чтобы женщин выбирал мужчина», — сказал он ей и ушел.

После этого случая Елена возненавидела Александра, но тем не менее ее тянуло к нему. Может быть, потому, что он единственный из всех мужчин, выбранных ею в фавориты, отверг ее. Елену это задевало, хотя в то же время и распаляло. Если бы не женитьба Александра на Феодоре, он бы мог не бояться за свою жизнь. Но теперь Елена не могла перенести, что он предпочел ей ее сестру.

— Вы, надеюсь, дадите мне официальную бумагу, где будут указаны все ваши требования? — спросил Али Яхиа и низко поклонился. — А также бумагу, с которой я смогу явиться к принцессе и изложить ваши приказы?

— Конечно, конечно. Я даже обеспечу вас лошадьми и охраной, чтобы вы могли не бояться, если вдруг мой муж захочет воспрепятствовать нашему плану.

Али Яхиа прижал руку к сердцу и опять низко поклонился. В его движениях была выражена очень большая почтительность, но также угадывалась и некая холодность, ему явно не очень хотелось столь бесстыдным образом обманывать свою бывшую госпожу.

— Хотя мой повелитель и приказал сделать все возможное для того, чтобы вернуть принцессу, — сказал Али Яхиа, — в сложившихся обстоятельствах я должен спросить у него разрешения на исполнение этого плана.

Елена кивнула.

— Жду тебя с ответом через два дня, Али Яхиа. Напомни своему хозяину, что объект его вожделения находится сейчас в объятиях другого мужчины. Пусть его не пугает мой план, для него это единственная возможность заполучить Феодору.

Али Яхиа вернулся через два дня. Когда слуга доложил императрице о его приходе, сердце Елены бешено застучало.

— Впустить его немедленно! — воскликнула она. Через мгновение Али Яхиа был перед ней.

— Он согласен? — спросила она, даже не пытаясь скрыть волнение.

Али Яхиа отвязал от пояса два небольших бархатных мешочка и протянул императрице. Голубые глаза Елены алчно заблестели. Она раскрыла первый мешочек. Жемчужины! Все как на подбор, размером едва ли не с клубнику. Во втором оказалось золото.

— Здесь десять тысяч золотых дукатов, госпожа, — сказал Али Яхиа и поклонился. — Если хотите, взвесьте.

Елена заторопилась в соседнюю комнату. Через минуту она вернулась со счастливой улыбкой на лице.

— Здесь даже чуть больше. Твой хозяин, Али Яхиа, не скуп.

Он опять почтительно поклонился Елене.

— Теперь слушай меня внимательно. Елена подошла к Али Яхиа, чтобы никто, даже слуги, не могли слышать того, что она скажет.

— Вот тебе бумага, — прошептала она, — которая послужит твоему господину свободным пропуском по всем нашим землям и еще даст ему в полное владение одну женщину‑рабыню по имени Феодора. Я подумала, что будет лучше, если не я пришлю ее вам, а вы сами увезете ее как рабыню. Она и ее новый муж живут в загородном дворце на самом берегу моря. Однако взять ее твой господин сможет лишь после того, как она станет вдовой. И пусть он постарается сделать это без лишнего шума. Я же со своей стороны обещаю вам, что Феодора в скором времени потеряет мужа. Не пытайтесь это сделать сами. Вы не сможете подкупить его слуг, они очень преданы Александру. Вы не сможете нанять убийц, они не согласятся на такое дело. Я же сделаю все тихо и незаметно. Все будут думать, что Александр умер своей смертью. Когда он умрет, я предложу сестре переселиться в ее собственный дворец, который находится совсем рядом с границей империи. Оттуда вы и возьмете Феодору. Вся стража того дворца подчиняется мне и позволит вам сделать это.

Али Яхиа поклонился императрице и уже собрался было уйти, но вдруг остановился.

— Ваше величество, не сочтите за дерзость, но можно я задам вам один вопрос? Не от имени султана, а от себя.

Елена кивнула.

— Госпожа, за что вы так ненавидите свою сестру? Насколько я знаю, она добрый и мягкий человек. Елена резко и неприятно засмеялась.

— Почему ты решил, что я ненавижу ее? Я ее очень люблю и желаю ей только добра. Однако она всегда должна знать, кто в доме хозяин. А хозяин в доме — я. Она убежала от султана Мурада, но разве имела она на это право? Нет, не имела. Кстати, я могу дать твоему господину хороший совет. Если она начнет хорохориться, пусть он побьет ее. Сильно побьет, так, чтобы на ее белоснежном тельце остались черные синяки. Пусть султан Мурад не стесняется, скажи ему, что лучше всего бить женщину в живот — его самое уязвимое место.

Елена говорила в каком‑то исступлении, казалось даже, что она получает наслаждение от своих слов.

— Но все‑таки, почему вы так ее ненавидите! — рискнул снова спросить Али Яхиа.

Эти его слова отрезвили Елену. Она как бы очнулась от жуткого сна.

— Я старше Феодоры, — сказала она уже не визгливым и резким, а тихим и грустным голосом. — Но мои родители почему‑то постоянно предпочитали мне Феодору. Они никогда не говорили об этом, но я всегда это знала. Когда моя мать умирала, я ухаживала за ней, как за ребенком, и знаешь, каковы были ее последние слова? Я скажу тебе, Али Яхиа! Сама не знаю зачем, но скажу. Ее последние слова были: «Феодора, любовь моя, я больше никогда не увижу тебя». Ни слова обо мне! Понимаешь, Али Яхиа, ни слова. А я ведь любила мать не меньше Феодоры, но она всегда на первое место ставила мою сестру. Отец тоже больше любил ее. Он говорил, что она единственная унаследовала его ум. Чепуха! Если б у нее был отцовский ум, она никогда бы не побежала искать защиты у меня и Иоанна. Она просто всегда строила из себя умную, а на самом деле была глупа! Вся ее сила заключается в ее странных глазах. Когда смотришь в них, кажется, что разговариваешь с удивительным человеком. Так вот, Али Яхиа, я хочу, чтобы она навсегда исчезла из моей жизни! Чтобы я больше никогда не видела этих глаз! Никогда!

— Теперь выполнение вашего желания зависит от вас, госпожа. Если все будет хорошо, то самое большее через несколько месяцев ваша сестра уедет из вашей страны, — ответил Али Яхиа.

Было видно, что ему не очень‑то нравилось, что говорила византийская императрица. Он любил Феодору и знал, что она и вправду умна. Однако возражать и спорить с императрицей не мог, ограничившись своим замечанием.

Елена уже успокоилась и, кажется, жалела, что открылась постороннему человеку. К тому же, посмотрев на Али Яхиа, не трудно было понять, какие мысли одолевают его. Но сказанного не вернешь; да и человек, которому она открылась, был слишком незначительный, чтобы причинить ей какой‑нибудь вред. Она пожелала ему доброго пути и, когда он вышел, забыла о его существовании.

После ухода Али Яхиа императрица находилась в непонятном для окружающих, странном возбуждении. Ненависть к Феодоре была настолько сильна, что неудача этого плана, возможно, сделала бы Елену несчастной на всю оставшуюся жизнь. Но пока для Елены все складывалось удачно, и она не скрывала своей радости.

— Давненько я не видела твоих слез, Феа, — бормотала она, — надеюсь, что скоро ты мне доставишь такое удовольствие.

Последний раз она видела плачущую Феодору тринадцать лет назад, когда та, маленькой девочкой, уезжала из Константинополя в Турцию.

Но одна вещь мешала Елене в полной мере праздновать свою победу. Ей было непонятно, почему мужчины так сильно влюблялись в ее сестру. Александр отверг Елену, но влюбился в Феодору. Мурад ради Феодоры соглашается на ужасную интригу, и коль она не удастся, а он и Елена будут уличены, то ему может грозить даже отречение от престола — турецкие законы на этот счет суровы.

Ночь Елена провела со своим последним фаворитом, известнейшим в империи врачом, Юлианом Цимисхием. Она надела просторное платье из тонкой голубой ткани. В ярко освещенной комнате сквозь ткань отчетливо просматривались очертания ее тела, даже большие напряженные соски, по‑видимому сильно возбуждающие Юлиана. Кроме него и Елены в спальне находилась прекрасная голубоглазая девочка десяти лет. Ее худенькое детское тельце едва прикрывала короткая тоненькая туника. Когда Юлиан Цимисхий переводил взгляд с груди Елены, глаза его загорались ярким сладострастным блеском. В Константинополе ходили слухи, что он большой любитель маленьких мальчиков и девочек.

Елена взирала на гостя с доброжелательной улыбкой, он же, еще не зная, чего ожидать от сегодняшнего вечера, был несколько скован.

— Мой дорогой друг, — начала Елена, — мне нужен очень добротный, но не быстро действующий яд. Я должна рассчитаться со своим смертельным врагом. Но чтобы никто не заподозрил, что он умер от яда. Все должны думать, что он умер от обычного отравления или еще от чего‑нибудь.

— Это очень трудно сделать, ваше величество. Такие снадобья, как правило, весьма дорого стоят. Елена понимающе усмехнулась.

— Я все же думаю, что тебе надо его изготовить. Я не поскуплюсь. Кстати, как тебе нравится Юлия? — спросила она, указав на девочку. — Она привезена из Грузии, и ей десять лет. Не правда ли, она очаровательна? — Сказав это, императрица посадила ребенка рядом с собой, наклонила голову и поцеловала нежные, еще совсем детские губы.

Юлиан Цимисхий с нескрываемым вожделением смотрел на еще несформировавшееся тело девочки. Особенно его зажигало, что, несмотря на совсем крошечную грудь, соски у Юлии были большие, розовые и длинные.

Елена, оторвавшись наконец от губ девочки, бесстыдно демонстрировала Юлиану прелести детского тела.

— Я достану требуемое!!! — захрипел Юлиан. Казалось, что, не будь сейчас в комнате Елены, он набросился бы на Юлию, как голодный зверь. — Только скажи мне, кто жертва — мужчина или женщина? Это очень важно. То, что действует на самца, не действует на самочку.

— Самец.

— Подойдет порошок, который надо подсыпать в ванну?

— Нет, он может купаться со своей женой, а я совсем не желаю ее смерти. Мне нужен яд, от которого, даже при случайном стечении обстоятельств, не пострадает никто, кроме моей жертвы.

— Я дам тебе порошок, который надо будет подсыпать в воду для бритья. Яд действует не сразу, а когда просочится через кожу и попадет в кровь. Никто не сможет ничего заподозрить. Жертва сначала будет чувствовать легкое недомогание. Потом ему станет трудно ходить, он сляжет в постель и умрет. Яд полностью растворится в крови, так что никто даже не сможет предположить, что было умышленное отравление.

— Хорошо, Юлиан, я довольна тобой. Елена с интересом наблюдала за ним. Он совершенно не умел скрывать свои желания. «Интересно, кого он хочет больше, меня или Юлию? Пожалуй, Юлию», — подумала императрица.

Ее нисколько не обижало, что Юлиан отдавал предпочтение девочке, она знала о его склонностях. К тому же и сама Елена не очень‑то любила отдаваться людям типа Юлиана.

— Я не забуду твоей доброты, старый друг, — сказала она ласково. — В награду ты прямо сейчас, на моих глазах можешь насладиться Юлией. Но перед этим ты должен обещать, что о нашем разговоре никто никогда не узнает. Я отдам тебе на сегодняшнюю ночь эту прелестную девочку, а ты обязуешься держать язык за зубами. Согласен?

— Конечно, госпожа.

— Тогда бери ее.

Юлиан в одно мгновение скинул с себя одежду и набросился на девочку, которая хотя и знала, чего следует ожидать, все‑таки не сумела сдержаться и пронзительно закричала от мучительной боли, когда сладострастник вошел в нее. А потом раздавались только ее тихие и жалобные постанывания.

Елена почувствовала, как сильно возбудила ее эта жестокая сцена.

Она сбросила с себя всю одежду.

— Давай, Юлиан, бери ее! Бери. Не бойся, если она умрет, у меня есть другие, ничуть не хуже этой, — вопила Елена, все более возбуждаясь. Потом Елена легла рядом и широко раздвинула ноги. Юлиан не заставил долго упрашивать себя, он оттолкнул полуживую девочку и предпочел пышное тело императрицы. — Хорошо, Юлиан! Вот так!..

Елена лежала под грузным телом именитого врача и стонала, но не от боли, как недавно Юлия, а от наслаждения.

Наконец ее обдало внутри горячим семенем, и Елена кончила.

Через несколько минут она — уже одетая и серьезная — прощалась с Юлианом.

— Ты должен принести мне яд завтра ночью. Ясно?

— Да, госпожа.

— И никаких непредвиденных задержек! А то… Ты меня знаешь, Юлиан.

— Я принесу все вовремя, ваше величество!

— Хорошо, — сказала Елена с жестокой улыбкой. — Знай, Юлиан, когда мой враг умрет, я награжу тебя. У маленькой Юлии есть два брата‑близнеца. Если все будет хорошо, они станут твоими.

Юлиан низко поклонился и вышел из спальни. Скоро он был уже дома и заперся в лаборатории, приготавливая нужное для Елены зелье. Работа была столь кропотливая, что он не заметил, как за окном уже начало светать. Сначала жидкость, над приготовлением которой он трудился, была темно‑желтого цвета, но он добавил какой‑то серый порошок, и она стала прозрачной. Юлиан понюхал — запаха не было. Заказ императрицы был исполнен. Он подошел к окну. Константинополь просыпался. Уже слышались крики возниц, везущих товары на городской рынок, визгливое переругивание женщин из простонародья и голоса детей. Посмотрев на пробуждающийся людской муравейник, врач спрятал склянку с только что сделанным ядом в дальнее отделение шкафа и пошел спать.

А в это время далеко от столицы империи то же солнце, что поднимало жителей Константинополя, стало досаждать сну Александра и Феодоры. Оно било прямо в окно их спальни и освещало высокое ложе, на котором они забылись сном. Этой ночью Феодоре снились красивые, светлые сны, как, впрочем, и прошлой, и позапрошлой. Она была истинно счастлива с Александром. Прошло лишь несколько дней после их свадьбы, но Феодоре казалось, что они прожили вместе уже целую жизнь. Она была любима и любила. Теперь она уже точно знала, что любит Александра, и ей верилось, что впереди ее ждут только свет и радость. Мурад хоть порой и вспоминался ей, но уже не вызывал прежних бурных переживаний.

Феодора полностью признала верховенство Александра в семье. Он был сильным и умным мужчиной, уважающим свою жену. А ей ничего больше и не надо было для счастья, разве что ребенка, но это, верила она, только вопрос времени.

Александр проснулся. Спальня уже была наполнена светом, а по потолку смешно бегали солнечные зайчики. Он посмотрел на спящую Феодору и не выдержал — очень бережно, стараясь не разбудить, поцеловал ее в губы. Она не проснулась, но улыбнулась и сквозь сон ответила на поцелуй. Тогда он попробовал поцеловать ее закрытые глаза, но от прикосновения она вздрогнула и пробудилась.

— Доброе утро, моя красавица, — сказал он. Феодора потянулась и промурлыкала что‑то нечленораздельное.

— Давай сходим искупаемся, — предложил он, поднимаясь с постели.

— Давай, — согласилась она.

Море было метрах в тридцати от дома, и она решила не одеваться, а лишь накинуть легкий халатик. Она протянула было за ним руку, но Александр схватил его раньше нее.

— Нет, моя радость. Мы пойдем купаться прямо так, — засмеявшись, сказал он.

— Но вдруг нас кто‑нибудь увидит.

— Никто нас не увидит, — заверил он и, схватив ее за руку, повел к морю.

На небе не было ни единого облачка. Легкий ветерок приятно овевал еще не отошедшее ото сна тело.

Вода в Босфоре была почти черная, резко контрастирующая с яркой зеленью близлежащих холмов. Обнаженные тела Феодоры и Александра напоминали на фоне восходящего солнца статуи греческих богов. На пустынном берегу не было ни души, только чайки, горланя, кружили над волнами.

Александр обнял Феодору за талию.

— Я никогда не был счастлив, как эти несколько дней, что прожил сейчас с тобой, — сказал он ей. — Я тебя очень люблю, красавица.

Ее руки коснулись обнаженного тела Александра. Она вздрогнула; она всегда вздрагивала, когда прикасалась к нему. Потом она обхватила его за шею и притянула к себе, так чтобы можно было поцеловать. Нежность и взаимное желание быстро нарастали. Невозможно уже было сдерживаться дольше. Своим бедром Феодора ощущала твердость восставшей плоти. Их переплетенные тела упали на песок. Феодора разбросала ноги, и Александр медленно вошел в нее.

Феодора ощутила, как радость заполнила ее. Теперь уже было все равно, увидит их кто или не увидит: для нее не существовало сейчас в мире никого, кроме нее и Александра. Александра и ее. Они достигли вершины вместе. Александр поднялся и сел рядом с ней на песок. Одной рукой он поглаживал грудь Феодоры, а другой дотянулся до одинокого камушка и швырнул его в море. Лицо белокурого великана светилось нескрываемым счастьем.

— А ты не боишься, что кто‑нибудь заметил нас, Александр?

Он рассмеялся: раз его жена задает такие вопросы, она пришла в себя.

— Если кто и видел нас, то подумал, что князь Месимбрии счастлив, имея такую красивую жену. И наверное, он позавидовал нам. Пойдем искупаемся, милая моя женушка, — предложил он. — Мне здесь, конечно, очень нравится, но я чувствую, что песок попал в совсем не предназначенные ему места.

Феодора рассмеялась столь забавному признанию, а он схватил ее за руку, поднял, и они побежали к морю.

Через некоторое время слуги увидели, как совершенно голые и очень счастливые их хозяева возвращаются домой. За завтраком Александр рассказал о недавно сгоревшем дворце, который теперь надо было перестраивать. Построенный очень давно, он помнил кровопролитные войны между Спартой и Афинами, Александра Македонского, завоевавшего Персию, и, естественно, вторгшиеся в Грецию римские легионы. Конечно, за столь долгую жизнь дворец несколько раз горел, несколько раз разрушался почти до основания, но его отстраивали заново, стараясь сделать таким же, как и раньше. Александр не хотел отступать от традиций и собирался снова восстановить древний облик дворца. Мастера для реставрации уже наняты и должны приступить к работе, не дожидаясь приезда хозяина.

— Я хочу сделать свой дворец таким прекрасным, чтобы тебе никогда не захотелось уехать из него и чтобы ты никогда не пожалела о том, что покинула Константинополь, — говорил ей Александр. — Я хочу, чтобы столица моего княжества величием не уступала столице Византийской империи.

Феодора внимала Александру с улыбкой, ей нравилась его порывистость, и, кроме того, было просто приятно слушать его: в каждом его слове сквозило страстное чувство, которое он испытывал к ней.

— Любимый, но ведь это будет стоить огромных денег.

— Я достаточно богат, чтобы сделать тебе этот маленький подарок.

Внезапно лицо Александра стало серьезным.

— Ты напомнила мне, — сказал он. — Я должен объяснить тебе, где спрятаны все мои деньги…

— Зачем?

Александр замялся, не зная что ответить; почему‑то в последнее время его стало мучить предчувствие скорой смерти.

— Ну, на случай, если со мной что‑нибудь случится, — тихо сказал он.

— Почему с тобой что‑то должно случиться? — удивилась Феодора. — Ты молод, умен, полон сил. В конце концов, мы только что поженились. Что может случиться? Не надо мне рассказывать ничего о своих деньгах. Без тебя я не притронусь к ним.

Феодору не на шутку взволновали слова мужа. Она хотела сказать что‑то еще, но он остановил ее властным жестом.

— Я не говорю — «случится»; я говорю — «может случиться». Вдруг я надолго уеду или что еще. Я просто хочу, чтобы ты не оставалась без денег…

Столица княжества Месимбрия была довольно большим городом, хорошо укрепленным и красиво застроенным. Предки Александра управляли княжеством уже более пятисот лет, и на протяжении всего этого отнюдь не малого срока они пользовались большой любовью горожан, ибо никогда не были чересчур жестокими, жадными и высокомерными. В князьях Месимбрии всего было в меру. Как говорится, если князь — подлец, но не очень, то это уже очень хороший князь. Однако если говорить серьезно, то среди предков Александра и действительно было много достойных людей. Они никогда не бросали свой город в трудные времена — во время войн, эпидемий, восстаний или нашествий варваров. Последних было больше всего. Правда, нынешние жители от них не страдали, но раньше постоянно приходилось отражать нападения то русов, то болгар, то диких орд кочевников с Востока. Во время одного такого нападения болгар в 812 году и пришел к власти предок Александра. Звали его Константин Геракл. Он сумел не только выдержать осаду, но и отбросить болгарское войско от города.

Жители города, узнав, что их господин едет с новой женой, на самом берегу моря выстроили для них большой дом, в котором они сейчас и жили с Феодорой. Недавно сгоревший старый дворец находился, как и этот новый дом, за чертой города, но с другой стороны; поэтому‑то Александр до сих пор так и не добрался до своего родового гнезда. Однако он хорошо помнил дворец предков — построенный в классическом греческом стиле, с большими мраморными колоннами, многочисленными верандами, изнутри отделанный красным и оранжевым мрамором, очень просторный и светлый. Перед дворцом был разбит красивый, ухоженный сад, который, как рассказывали, совершенно не пострадал во время пожара. Множество античных статуй украшало его: прославленные военачальники, римские императоры и, конечно же, языческие боги и богини. В общем, дворец князей Месимбрии мало в чем уступал императорскому дворцу в Константинополе, разве что был меньших размеров.

После свадьбы Адоры и Александра прошло уже три месяца, но ни один из супругов не мог сказать, что его чувство ослабело. Они были безмерно счастливы.

Вместо Ирины Феодора наняла новую служанку. Звали ее Анна. Это была крупная женщина средних лет, очень рассудительная и властная. Через некоторое время все остальные слуги в доме Александра и Феодоры подчинились ей. Мужем ее был крошечный Зено, в нем было всего пять футов росту, и Анна повелевала им.

Императрица Елена внимательно наблюдала за Александром и его женой, но пока ей никак не удавалось осуществить свой чудовищный план. В Константинополь князь Месимбрии и его жена не собирались. Тогда Елена решила поторопить события и пригласила их к себе во дворец, говоря, что ее муж и она очень соскучились. Но в письме Александр вежливо ответил, что сейчас приехать не может, ибо реставрация сгоревшего дворца еще не закончена, а одну Феодору ему отпускать не хотелось бы. Ответ взбесил Елену, и она решила поехать к ним сама.

Вскоре в Месимбрию пришло письмо от императора и императрицы, в котором сообщалось, что они намереваются приехать в гости к Александру и Феодоре.

Императорская чета появилась через неделю после своего письма. Как ни странно, их приезд ни в чем не изменил течение жизни Александра и Адоры. Император к ним благоволил, а императрица, казалось, позабыла все старые обиды и вела себя очень доброжелательно. У нее даже не случилось ни одной ссоры с сестрой. Однако это‑то обстоятельство и беспокоило Феодору. Она слишком хорошо знала мстительный характер сестры, чтобы поверить, что та больше не желает ей зла. К тому же Феодора помнила слова Елены, сказанные в день ее свадьбы с Александром. Но пока что императрица не давала повода для подозрений.

Уже близился день отъезда, когда Елена решилась наконец приступить к реальным действиям.

Она призвала в свою комнату двух преданных ей охранников.

— Ступайте и приведите ко мне человека князя Александра. Зовут его Зено. Но будьте осторожны, я не хочу, чтобы кто‑нибудь видел, как вы поведете его ко мне. Я не хочу, чтобы знали о том, что я вызывала его к себе.

Охранники поклонились и ушли выполнять приказание. Они служили у императрицы уже пять лет и знали, что когда она отдает приказания таким жестким тоном и глаза ее становятся узкими, как у кошки перед прыжком, надо все делать быстро, не задавая лишних вопросов.

Уже через десять минут Зено стоял перед императрицей. На его лице явственно отражался страх, а ноги постоянно подгибались, как будто он хотел упасть на колени. Елена движением руки удалила охрану и осталась с ним наедине. Она обошла всю комнату, встала за его спиной и внезапно заговорила мягко и ласково:

— Знаешь ли, мой дорогой друг Зено, каково наказание за убийство в нашей стране?

Ноги у Зено подкосились, и он пал на колени.

— В‑ваше величество? — Во рту у него пересохло от страха, и это все, что он мог вымолвить.

— Каково наказание за убийство? — спросила Елена еще раз.

— Убийство, ваше величество? — Голос Зено предательски дрожал.

— Да, Зено, убийство, которое совершила твоя добрая Анна. Я забыла, сколько вашей дочери тогда было лет? Десять? Одиннадцать?

Зено готов был потерять сознание. Это случилось очень давно. У него и Анны была дочь Мария. Когда ей исполнилось десять лет, она сильно заболела. Доктор сказал, что надежды на выздоровление нет. Целую неделю Зено и Анна смотрели, как медленно, в жутких мучениях умирает их ребенок. В конце концов, когда Мария в очередной раз забылась в дремоте, Анна с согласия Зено задушила ее подушкой: они больше не могли выносить того, как мучается их обреченное дитя. Анна и Зено никогда с тех пор не вспоминали происшедшее, хотя каждый из них знал, что за это деяние ему придется отвечать перед Богом. Однако Зено никак не ожидал, что придется отвечать и перед людьми. Откуда эта женщина узнала об убийстве Марии? Ему даже почудилось, что он разговаривает с дьяволом.

Однако Елена продолжала говорить, как будто не замечая, что Зено находится на грани помешательства.

— Наказание за убийство, мой дорогой, — публичная смертная казнь. Это не лучшее, чем может окончиться жизнь, особенно для женщины. Сейчас я тебе расскажу, как происходит эта процедура.

Голос Елены оставался ласковым, отчего впечатление от ее слов становилось еще более страшным.

— В ночь перед казнью ею, конечно, попользуется тюремщик. Может, даже он приведет с собой приятеля. Наутро к ней придет брадобрей и побреет ее наголо. В таком виде ее повезут по людным улицам к месту казни. Потом ее возведут на эшафот, где сорвут всю одежду и нещадно отдерут кнутом. Я представляю это зрелище. Совершенно голая, твоя жена Анна визжит и дергается от каждого удара кнута, который оставляет на ее теле красные полосы. Толпа же будет кидать в нее грязью и камнями…

— Прошу вас, госпожа!!! — взмолился Зено, но Елену нельзя было остановить.

— Знаешь, что потом сделают с твоей женой, Зено? — спросила Елена. — Сначала ей отрубят руки, а потом ноги. Она — еще живая — будет плавать в луже своей собственной крови. Потом ее нагое, истерзанное тело выставят на всеобщее обозрение, и оно будет украшать своим видом рыночную площадь до тех пор, пока его не склюют вороны. Но и после этого Анна не обретет покоя, ее не закопают, как всех добрых христиан, а бросят в сточную канаву.

— Почему? Зачем вы рассказываете мне все это? Если вы хотите смерти моей любимой Анны, то зачем издеваетесь надо мной?

Зено почти истошно кричал на императрицу. Ее слова довели его до истерики, и он уже не мог сдерживать себя.

Елена улыбнулась. Именно до такого состояния она и хотела довести несчастного. Зено взглянул в ее глаза и увидел, что они похожи на два голубых холодных камня, — Я могу предложить тебе сделку, — сказала императрица. — Твоя жена останется живой, и никто никогда не узнает о ее преступлении, но за это ты должен выполнить одну мою просьбу.

— Просите, я выполню все, лишь бы Анна осталась жива! — прохрипел Зено.

Елена не смогла сдержаться, на ее лице появилось победоносное выражение. Все шло, как она задумала.

— Тогда слушай меня, мой дорогой, и помни: от тебя зависит, жить или не жить твоей женушке.

— Я сделаю все, что вы прикажете, — сказал Зено.

— Я не потребую от тебя многого, лишь самую малость. — Елена начала говорить свистящим шепотом, отчего еще больше стала похожа на хищную кошку. — Я дам тебе небольшую бутылочку с прозрачной жидкостью, и ты спрячешь ее так, чтобы об этом не узнала ни одна живая душа. Через пару месяцев ты достанешь эту бутылочку из своего тайника и капнешь несколько капель в воду для бритья твоего хозяина, князя Александра. Смотри только, чтобы тебя не поймали при этом. Ты должен будешь подливать эту жидкость в его воду для бритья на протяжении двух недель. После этого выкини флакончик и все, что в нем останется, в море. И запомни — только в воду для бритья. Не капни этой жидкостью себе на руки, а то твоя жена останется вдовой.

Елена внимательно смотрела на побледневшего, дрожащего Зено.

— Предупреждаю тебя, — прошипела она, — не вздумай меня обмануть. Ни Александр, ни Феодора не спасут тебя, убежать ты далеко не сможешь, а правосудие в империи пока еще работает хорошо. И еще раз повторяю, жизнь Анны в твоих руках. Выполнишь все, как я тебе сказала, проживешь с ней до самой старости, а ослушаешься — тогда сам знаешь, что ее ждет. По‑моему, ты теперь знаешь это во всех подробностях.

Зено стоял перед императрицей ни жив ни мертв. Дрожащей рукой он указал на бутылочку, которая еще находилась у Елены.

— Э‑э‑это яд, ваше величество? Елена зло рассмеялась:

— Да ты никак стал умнеть, Зено? Ты выполнишь то, что я тебе приказала?

— Д‑да, ваше величество.

— Тогда забирай флакон и катись отсюда! Зено неуклюже поклонился, положил бутылочку с ядом в карман и на ватных ногах направился к двери.

— Помни, Зено, — услышал он вдогонку страшный голос императрицы, — Месимбрия пока еще часть империи, и если что, я тебя из‑под земли достану. Мои шпионы разбросаны по всему свету, так что тебе не убежать.

Оставшись одна, Елена дала волю своим чувствам. Она рассмеялась так, будто только что произошло самое счастливое событие в ее жизни.

— Этот дурачок Зено выполнит все, что я ему сказала, — воскликнула она. — Он боится меня и, наверное, думает, что я — дьявол! Дурашка. Я рассчитаюсь с ним, когда дело будет сделано. Мне не нужны лишние свидетели.

На следующий день Елена уговорила мужа уехать домой, сославшись на то, что ей нездоровится. Они пошли попрощаться с хозяевами. Не найдя их во дворце, они отправились в сад. Александр и Феодора были там. Коротко простившись, императорская чета стала собираться в дорогу. Однако Елена не смогла сдержаться и решила потешить себя видом пока еще счастливой Феодоры. Она вернулась в сад и спряталась за деревом. Феодора смеялась. «Интересно, как она будет смеяться через три месяца», — со злостью подумала Елена.

Два часа спустя после этих событий Елена и Иоанн стояли на палубе корабля, отплывающего в Константинополь. Елена смотрела на удаляющийся берег, на губах ее играла злая усмешка. На этот раз ее сестра проиграла, и теперь уже навсегда.

В это же время Александр и Феодора сытно пообедали и отправились в спальню — немного отдохнуть. За недолгое время, что они прожили в Месимбрии, их новый дом заметно преобразился. Когда они въехали в него, он выглядел как обыкновенное жилище богатого и знатного вельможи, сейчас же он стал похож на загородный дворец императора, короля или князя. Эти перемены в его внешнем и внутреннем облике произошли во многом благодаря Феодоре. Наружные стены жилища она приказала украсить искусной резьбой; внутренние стены обили шелком, в каждой комнате своим цветом. Потолки расписали вызванные из Италии художники, из Турции привезли дорогие ковры, а из Венеции множество разных зеркал, которые считались лучшими в мире. В каждом углу Феодора приказала поставить по золотому или серебряному подсвечнику на высокой ножке. Ночью каждая комната освещалась своим особым светом: этот эффект достигался за счет разного цвета шелков, которыми были обиты стены.

В спальне тоже произошли большие перемены. Ее оформили в классическом греческом стиле. Итальянские художники тут постарались на славу. В отличие от других комнат стены спальни не были драпированы шелками, а были расписаны разноцветными красками. Прямо над дверью красовалась надпись большими золотыми буквами на греческом языке, гласившая: «Александр и Феодора, правители Месимбрии».

Посредине комнаты стояла огромная кровать, к которой с потолка спускались голубые шелковые занавески с искусно вышитыми на них мифическими животными. Пол в спальне был застлан огромным мягким ковром. Когда Феодора впервые на него встала, ей показалось, она снова очутилась в гареме Орхана — такие ковры она встречала только там. Рядом с кроватью находился небольшой столик овальной формы, сделанный из слоновой кости. Его из далекой Индии привезли в Месимбрию генуэзские купцы. Эти же купцы из какой‑то другой восточной страны привезли две вазы изумительной красоты. Их тоже поставили в спальне, и Феодоре нравилось их разглядывать. На каждой вазе были мастерски изображены сцены из жизни той далекой страны, откуда их привезли. Феодору удивляло, что, судя по картинкам на вазах, жизнь там была очень не похожа на жизнь Византийской империи. Она полагала, что даже в далеких северных странах быт людей не так уж разительно отличается от того, как живут люди на ее родине.

Над Месимбрией спускалась ночь, и влюбленная пара собиралась отойти ко сну. Феодора стояла перед венецианским зеркалом и расчесывала свои прекрасные волосы золотым гребнем, когда к ней приблизился Александр. Он давно уже был раздет и ему надоело ждать красавицу жену, которая вот уже почти полчаса занималась своей прической. Александр обнял и поцеловал Феодору.

— Мы не будем сегодня спать? — с насмешливой улыбкой спросил он.

— Подожди. Сейчас я буду готова, — ответила Феодора.

Ей приятно было видеть его возбужденным. В таком состоянии он переставал быть величественным, сильным князем, становясь похожим на влюбленного юношу.

Она сбросила со своих плеч ночной халат и нагая подошла к мужу. Тела их сплелись, а губы слились в долгом и страстном поцелуе. В эти минуты Феодору всегда охватывала беспредельная нежность. Она ласкала его тело, целовала лицо, шею и плечи. Внезапно опустившись на колени, стала целовать его ноги. Александру это было приятно, но он оторвал ее от себя.

— Не надо, красавица моя, — сказал он ласково и поднял Феодору с колен. — Ты не рабыня и не наложница. Ты моя верная, любимая жена. Моя королева! Моя госпожа! Я не хочу, чтобы ты мне оказывала такие почести.

— Я люблю тебя, Александр. В словах не умещается все, что я чувствую, когда ты рядом, и я хочу передать свои чувства физически. Мне хочется, чтобы ты узнал, насколько сильно я люблю тебя.

— Моя глупенькая Адора, — ответил он. — Почему ты думаешь, что я не знаю, «что»и «как» ты чувствуешь? Когда мы соединяем наши тела, я смотрю в твои прекрасные глаза и вижу всю твою любовь, слышу страстное биение твоего сердца. Такие вещи не пристало объяснять. Тот, кто любит, понимает без слов все, что чувствует любимый человек.

Он привлек Феодору к себе и крепко поцеловал в губы.

— Ты самая прекрасная женщина на земле, Адора! Осторожно подняв ее на руки, он отнес ее на постель.

Едва ее голова легла на подушку, как она привлекла к себе Александра.

Он нежно, как бы играя, ласкал ее тело, и его пальцы чувствовали, как с каждым прикосновением оно все больше и больше напрягается. Он повернул ее на живот и начал целовать выгиб ее спины, всю спину, постепенно спускаясь вниз, к ягодицам. Александра всегда очень возбуждали эти два округлых холмика. Мягкая, упругая плоть вибрировала под ласками его сильного языка. Он опять перевернул Феодору и покрыл поцелуями ее животик. Она лежала замерев, не отвечая на касания, лишь учащенное дыхание говорило, сколь приятны ей ласки Александра.

Сегодня пусть он делает с ней все, что захочет. Она будет его рабыней, беспрекословно подчиняющейся каждому его желанию.

— Адора! Адора! Ты похожа сейчас на беззащитную маленькую девочку!

Она не ответила на его восклицание и, улыбнувшись, притянула Александра к себе. Он увидел ее расширенные от возбуждения глаза. Она раздвинула ноги и тут же ощутила, как он нежно вошел в нее. С губ ее сорвался резкий вздох.

— Ох, Александр! — прошептала она и счастливо улыбнулась. — Я с тобой стала совсем бесстыдницей.

— Правда? — спросил он. — Если это называется бесстыдством, то оно мне нравится.

Сказав это, он начал медленно, мягко двигаться. Глаза Феодоры закрылись, и она предоставила ему полную свободу действий. Весь мир сконцентрировался в ощущении — тела любимого человека и ее собственного тела.

Ее исступление было очень бурным, она с силой вцепилась ногтями в спину Александра и потеряла сознание.

Александр встал с кровати, подошел к большой серебряной чаше с водой и смыл кровь со спины. Когда он опять лег, то увидел, что Феодора уже спит.

— Красавица, моя любимая, — прошептал он, целуя ее.

Он уснул вслед за ней, и ему приснился странный сон. Он увидел свою первую жену, которую почти напрочь забыл. С появлением Феодоры его жизнь решительно переменилась. Где‑то в далеком прошлом остался его гарем в Фоке. Все его женщины были распущены, получив воздаяние, на которое можно было безбедно прожить. Таким же образом он позаботился о жизни своих сыновей. Феодора знала все это: он никогда ничего от нее не скрывал. Единственное, в чем он так и не признался, это что ее странный сон в Фоке был явью.

На следующий день Александр и Феодора решили покататься по морю на парусном судне. К тому же Феодоре не терпелось посмотреть, как выглядит город с моря. Когда она оказалась в нем впервые, был поздний вечер, и из‑за темноты она ничего не смогла увидеть.

Парусник шел достаточно ходко, Феодора жадно вглядывалась в открывающиеся картины города. Она была потрясена. Шпили башен, купола церквей, величественные греческие дворцы на самом морском берегу — великолепие всего этого ни в чем не уступало Константинополю. Она восторженно схватила Александра за руку.

— Божественно! — воскликнула она.

— Я так рад, что тебе нравится мой, вернее, наш город, — промолвил он со счастливой улыбкой.

Судно проплыло совсем немного, и их взорам предстал величественный дворец рода Гераклидов. Еще месяц назад он был весь черный от копоти. Сейчас же вся внешняя часть дворца, выходящая к морю, сияла яркими красками и позолотой. Александр удивился, заметив на берегу огромный мраморный крест, вкопанный в землю. Раньше его там не было. Он полюбопытствовал у капитана, и тот ему объяснил:

— Городские жители поставили этот крест в честь прибытия в город вашего сиятельства и вашей супруги.

— Но почему никто не сказал мне об этом? — недоумевал Александр.

— Хотели удивить, князь, — ответил капитан и как‑то несмело, по‑детски улыбнулся, что не очень вязалось с его богатырским обликом.

Александр кивнул в знак того, что его удовлетворили объяснения капитана.

— Прикажете возвращаться? — спросил капитан.

— Пожалуй, да, — ответил Александр.

Он с большим удовольствием проплавал бы и еще пару часов, но в городе его ждали неотложные дела; на сегодня была назначена церемония принесения присяги княжеской семье жителями города.

На берегу их встречал Василий — управляющий княжеским дворцом. Он объявил, что к предстоящей церемонии, которая должна состояться на рыночной площади, все готово.

Через минуту они уже ехали туда, окруженные почетным эскортом. Площадь была запружена народом. При их появлении по всей этой огромной людской массе волнами пробежали громкие приветственные крики. Александра и Феодору подвезли к возвышению посреди площади, на котором стояли два больших золотых трона. Княжеская чета села, а Василий вышел вперед и поднял вверх правую руку. Толпа мгновенно затихла, как будто кто‑то махнул волшебной палочкой.

— Люди, это наш новый господин Александр, князь Месимбии из рода Гераклидов, и его жена, принцесса Феодора Кантакузин! — громко прокричал Василий в образовавшейся тишине. — Преклоним колени перед нашими господами!

Было что‑то величественное в этом зрелище, когда многотысячная толпа опустилась на колени и склонила головы перед сидящими на тронах.

Александр поднялся и сказал громким, властным голосом:

— Клянусь ни в чем не нарушать обычаи славного Города, не чинить обид его жителям, быть им защитой и опорой!

Люди встали с колен и разразились громкими радостными криками. Вверх полетели шапки. Среди всеобщего гула Феодора разобрала некоторые восклицания: «Да здравствуют Александр и Феодора!», «Многая лета Александру и Феодоре!» Она была несколько удивлена помпезной процедурой присяги и по пути домой спросила мужа:

— В этом городе своих господ всегда так встречают?

— Как так? — не понял Александр.

— Так торжественно? Александр рассмеялся:

— Нет, конечно, не всегда. Но в столь пышной встрече виновата ты.

На лице Феодоры отразилось недоумение.

— Не столь часто, — продолжал Александр, — женой правителя‑князя бывает принцесса Византийской империи, дочь императора и сестра императрицы. Должен тебе сказать: то, что сегодня произошло, случилось здесь впервые. Простых правителей города встречали всегда в день приезда и только высшие чины города.

— Интересно, каково впечатление обо мне горожан? — смеясь, спросила Феодора.

— Я думаю, ты им очень понравилась. Женщины станут считать тебя образцом благонравия, а мужчины, особенно молодые, эталоном красоты и, конечно, будут влюбляться в тебя, — в тон жене ответил Александр. — Кстати, вот и подтверждение моим словам!

На пути следования их постоянно останавливали различные люди. Все они почтительно кланялись княжеской чете. Молодая красивая женщина с ребенком на руках проскользнула между воинами, охранявшими князя и его жену, и протянула Феодоре свое дитя, как бы прося благословения. Феодора взяла ребенка на руки, поцеловала и спросила:

— Это девочка? Как ее зовут?

— 3 — зоя, ваше величество, — в большом смущении ответила женщина.

— Господи! Это же имя моей матери! — воскликнула Феодора. — Я надеюсь, что, когда твоя дочь вырастет, она станет такой же доброй и любящей, какой была моя мать.

С этими словами Феодора вернула женщине ребенка. Та приняла его, не сводя с принцессы преданных, восторженных глаз.

Из‑за остановки княжеского эскорта, вызванной этим забавным эпизодом, вокруг княжеской четы собралась большая толпа. Всем хотелось поближе рассмотреть своих новых господ, которые жили рядом с городом, но открыто появились на людях в первый раз.

Феодоре и Александру пришлось еще не раз останавливаться. Один раз это произошло из‑за большого скопления народа, а в остальных случаях было вызвано тем, что навстречу выезжали знатные люди города, желающие засвидетельствовать свое почтение князю и его очаровательной жене. Ликование простого народа было более естественным и искренним. Для городской же аристократии во встрече с княжеской четой не было новизны: она уже была знакома со своими новыми правителями и выезжала навстречу лишь для того, чтобы поднять свой авторитет среди простых людей.

В конце столь долгого путешествия через весь город у Феодоры и Александра произошла волнующая встреча с начальником городского ополчения. Сей достойный муж, голову которого украшала благородная седина, отвесил князю и принцессе низкий поклон и произнес звучным голосом:

— Мой господин и моя госпожа, вы только что видели, как ликует весь город по случаю того, что вы торжественно вступили в его правление. Я хочу присоединиться ко всеобщему ликованию и пожелать вам долгих лет жизни, здоровья, много сильных и смелых сыновей, а также прекрасных дочерей. Даст Бог, вы будете управлять нашим городом тысячу лет!

Александр принял из рук старика жезл — символ военной власти в городе.

Когда между ними завязалась беседа, Александр и Феодора узнали, что начальник городского ополчения хорошо помнил не только отца и братьев Александра, но и его деда, о котором отзывался с величайшим почтением.

— Время, когда нами правил ваш дед, было золотым веком Месимбрии. Я очень надеюсь, что это повторится. Я узнал, что вы уже приказали открыть три новые школы, это правильно: для такого большого города, как наш, две школы — это очень мало.

Феодора радостно заулыбалась. Это она еще два месяца назад посоветовала Александру открыть в городе побольше школ. Сердечно попрощавшись с начальником, она пригласила его в гости:

— Приходите к нам, я и мой муж будем рады видеть вас. Приходите, и мы осушим бокал вина за процветание княжества и за новый золотой век Месимбрии.

Когда Александр и Феодора наконец‑то взошли на порог своего дома, они почувствовали усталость: сегодняшний день был, конечно, очень тяжелым, но в то же время очень радостным. Александр отпустил слуг и, взяв Ад ору за руку, ввел ее в дом.

— Устала, любовь моя?

Феодора улыбнулась и прильнула к мужу.

— Да, немного. Но я счастлива. Мне кажется теперь, что это мой родной город, и я вернулась в него после длительного отсутствия.

Александр смотрел на нее влюбленными глазами.

— Я хочу тебя, — произнес он негромко. Феодора рассмеялась и шутливо подтолкнула мужа по направлению к спальне.

Через неделю они переехали в только что отремонтированный дворец князей Месимбрийских. В честь этого события в тот день был дан роскошный пир. На него хозяева пригласили всех состоятельных и известных людей города. Во время пира бессчетное множество раз поднимались кубки за здоровье князя Месимбрии и его супруги. Не меньший энтузиазм вызывал тост за благоденствие и процветание княжества. Когда гости ушли, Феодора в изнеможении опустилась в мягкое кресло.

— Могу поспорить, что сейчас самое твое сокровенное желание — принять ванну и улечься в постель, — засмеялся Александр.

— Ты прав, — ответила она. — Но я даже не знаю, где в этом дворце находится наша спальня.

— Должен сознаться, что у меня об этом тоже очень смутное представление, — сказал он.

Она устало улыбнулась, кивнула и, повернувшись к двери, ведущей внутрь покоев, громко позвала:

— Анна! Анна, иди сюда.

— Что случилось, госпожа? — спросила та, прибежав на крик.

— Наша спальня, где она?

— Пойдемте, я покажу, — сказала Анна и повела хозяев по длинному коридору, в который выходило множество дверей. У одной она остановилась. — Вот ваша спальня, моя госпожа. А напротив ваша, мой господин.

— Спасибо, Анна. Приготовь мне ванну, а то я чувствую себя совершенно разбитой.

— Уже готова, госпожа.

Александр наклонился к ушку Феодоры и тихо прошептал:

— Иди и жди меня, я скоро приду и попытаюсь снять с тебя усталость по‑своему.

То, что Анна назвала спальней, оказалось апартаментами в несколько комнат, среди которых одна и вправду была спальней. Изяществом своего убранства эти несколько комнат поразили даже Феодору, хотя она уже давно привыкла жить в роскоши: огромные персидские ковры скрывали мраморный пол, окна занавешены шелковыми портьерами, прекрасная мебель, золотая и серебряная посуда, мягкие большие подушки на полу, венецианские зеркала в золоченых рамах с драгоценными камнями.

Феодоре показалось, что она очутилась в сказочной стране. Из оцепенения ее вывел голос Анны:

— Ваша ванна здесь, принцесса.

Через час она восседала на своей огромной кровати и расчесывала еще влажные, но от этого не менее прекрасные волосы. Дверь внезапно открылась, и вошел Александр. На нем был лишь короткий халат из белого шелка.

— В соседней комнате накрыт стол для ужина. Все стынет, а ты сидишь здесь как ни в чем не бывало. Это же преступление, Адора! — воскликнул он в притворном ужасе.

Феодора расхохоталась.

— Каюсь в своем ужасном преступлении и прошу судью смилостивиться и дать мне возможность загладить свой грех поеданием этого остывающего ужина, — промолвила она.

— Тогда — к столу!

Они отпустили всех слуг и во время трапезы сами ухаживали друг за другом. Это дало им возможность говорить спокойно, не опасаясь лишних ушей. Несмотря на шутливое начало трапезы, разговор вышел серьезный. Сначала они коснулись отношений Елены и Феодоры, потом возможности Месимбрии отделиться от Византийской империи, а в самом конце заговорили на еще одну животрепещущую тему.

— Месимбрия нуждается в наследнике, Адора, — вздохнул Александр. — За последние годы погибли все представители рода Гераклидов, кроме меня, естественно. Мы с тобой обязательно должны продолжить этот славный род. Ты понимаешь меня, Адора?

Феодора смотрела на Александра со счастливой улыбкой.

— У нас непременно родится сын. Обещаю тебе, — сказала она уверенным, твердым, но в то же время нежным голосом.

Александр взглянул в ее глаза и увидел, какой пламень любви пылает внутри его внешне спокойной жены.

— Знаешь, мне что‑то надоел этот мерзкий ужин. А? — И тут же, не дожидаясь ответа, схватил Феодору в охапку и понес в спальню.