Глава 15. Феодора очень полюбила Месимбрию

Феодора очень полюбила Месимбрию. Но и она, и ее муж понимали, что многое здесь требует перемен. Когда‑то великое и могущественное княжество сейчас пребывало в упадке. Это происходило прежде всего из‑за того, что города, которых в Месимбрии было достаточно и которые ранее славились своим богатством, ныне становились все беднее и беднее. Причиной их обнищания были как разбойничьи набеги из соседних стран, так и неумелые правители этих городов.

За дело правления Александр взялся с большим воодушевлением. Для начала он приказал возвести вокруг всех городов прочные каменные стены, чтобы в любое смутное время могла быть гарантия безопасности от внешних врагов. Чтобы строительство пошло как можно быстрее, Александр издал указ, по которому жители, участвующие в строительных работах, на пять лет освобождались от налогов. Еще он приказал понизить торговые пошлины, что заметно увеличило приток торговцев в города Месимбрии. Свои действия он обсуждал и согласовывал с богатыми и знатными жителями княжества, что дало ему возможность лучше узнать чаяния и желания людей.

Одной из важнейших своих задач князь считал превращение Месимбрии в крупный торговый центр. Все возможности для этого были. Княжество располагалось исключительно выгодно — на побережье Черного моря. Оно могло успешно торговать и с восточными странами, например, с Турцией, и с северными — Финляндией, Литвой, Швецией, Русью и другими.

Александр понимал, что оказаться в центре торговых путей из таких богатых городов, как Новгород, Рига и Смоленск, в Бурсу или Константинополь и не сделаться богатым просто невозможно. Вот он и хотел сделать процветающим княжество Месимбрию.

Феодора помогала возрождению Месимбрии по‑своему. Как уже говорилось, по ее совету Александр открыл в столице княжества три школы. Через неделю она заставила мужа подписать указ, по которому в каждом городе княжества предписывалось иметь хотя бы одну школу.

Однажды на почве реформаторской деятельности у Александра и Феодоры произошел небольшой конфликт. Князь должен был ехать в Трапезунд, родной город его матери, для заключения торгового соглашения. Феодора была осведомлена об этом и считала, что поедет вместе с ним. Но за два дня до отъезда Александр принес ей указ, по которому она назначалась регентом в его отсутствие.

— Но я думала, что мы поедем вместе, — изумленно сказала она, прочтя текст указа. — Я не хочу оставаться здесь одна!

Он грустно улыбнулся и поцеловал разгневанную Феодору в губы.

— Мне тоже очень не хочется ехать без тебя. Но я вынужден оставить тебя здесь, милая моя Адора. На глазах у нее появились слезы.

— Но почему?

— А вдруг ты беременна? Ты же не выдержишь трудного путешествия. Пойми, я боюсь брать тебя с собой. И потом, кого я оставлю здесь, если не тебя?

— Да кого угодно! Здесь много достойных людей. К тому же ты прекрасно знаешь, что я пока не беременна, хотя и очень хочу этого!

— Красавица моя, но у нас в запасе остались еще две ночи, и будь уверена — я не собираюсь их проводить в подготовке к плаванию, у меня будут намного более приятные дела, — сказал он с улыбкой и обнял свою прекрасную и очень расстроенную супругу.

— Нет! — воскликнула она, вырвавшись из его объятий. — Я не согласна! Место жены рядом с мужем. Либо мы едем вместе, либо не едет никто.

Александр подошел к ней и снова обнял, но на этот раз уже с совершенно серьезным выражением лица.

— Любимая моя, ты рассуждаешь как ребенок.

— Как ребенок! Я не понимаю, почему ты так не хочешь брать меня с собой! Может быть, тебя кто‑нибудь ждет в Трапезунде?!

— Феодора!

— Александр!

Феодора стояла перед ним, всем своим видом показывая, насколько она разгневана, но в глазах у нее были слезы.

Однако князь тоже был разгневан, и вместо того, чтобы попытаться еще раз объяснить ей свое решение, он сказал нарочито насмешливым и грубым тоном:

— Если ты ведешь себя как ребенок, то ты должна и в остальном быть похожей на ребенка. Дети не занимаются любовью каждую ночь.

Сказав эти слова, он повернулся и уже собрался уйти, но ее голос остановил его:

— Я никогда не прощу тебе этого!

В том, как она сказала эти слова, было что‑то, что заставило его вернуться к ней и, несмотря на яростное сопротивление, поцеловать.

Она сильно сжала губы, но его юркий язычок быстро разжал их.

— Феодора, моя сладкая Адора. Я люблю тебя! — сказал он нежно.

— Ты очень обидел меня, Александр, — отвечала она, но в голосе уже не слышалось резкости, а руки ее непроизвольно гладили его грудь под сорочкой. — Лучше бы ты ударил меня, чем говорить так. Я знаю, женщина обязана подчиняться мужу, а если она его ослушается, он должен ее побить.

Ее слова изумили Александра.

— Где ты научилась этой ахинее? — удивленно спросил он.

— В гареме султана Орхана. Там всегда говорили, что женщина — существо, полностью подчиненное мужчине. Александр рассмеялся.

— Это мужчина — существо, полностью подчиненное женщине, — сказал он.

Той ночью они не заснули до самого утра. Александр, видимо желая, чтобы Феодора надолго запомнила эти часы перед разлукой, довел ее до полного изнеможения: всякое его касание возбуждало ее до крайности. Он распоряжался ею как повелитель — ее тело подчинялось каждому его жесту, любому его желанию, всякому движению его рук. Но в эту ночь она была королевой, он почти не заботился о себе — главным было доставить удовольствие ей.

Под утро, когда стало казаться, что он подарил ей уже всю свою любовь, Феодора взяла инициативу на себя. Она стала целовать Александра так, что вернула ему его богатырское мужество, и сама опустилась на него сверху.

— Ты помнишь, как я первый раз овладел тобой, красавица? — задыхаясь от неги и страсти, шептал Александр.

— Д‑да!

— Тогда ты не думала, что все‑таки мы станем мужем и женой?

— Да!

— Ты прелесть, ты — мое прекрасное сладкое вино! — воскликнул он и быстро перевернулся так, что Феодора оказалась под ним.

Она, плохо соображая, что делает, резко сдвинула ноги. Оба тела сотрясла дрожь — настолько сильными сразу после этого стали ощущения. То был прием, которому ее научили в гареме Орхана, но раньше она никогда не пользовалась им. Даже с Александром.

— Ох, мой милый, быстрее, прошу тебя, быстрее! — причитала она, задыхаясь на каждом слоге.

Комната плыла у нее перед глазами, а в теле клокотал настоящий вулкан. Чувствуя приближение озарения, она стала торопить Александра, помогая ему, обхватив его руками за ягодицы и резко вдавливая его в себя при каждом возврате.

— Боже! Ты — ведьма! Я сейчас умру! Остановись, пожалуйста! — воскликнул он. — Иначе я кончу раньше тебя!

Она немного ослабила свои движения, но лишь на несколько секунд.

Их тела сотряслись одновременно. Александр закричал что‑то нечленораздельное, выбросив в нее горячий поток семени. Его голова склонилась Феодоре на грудь. Однако Феодора не дала ему успокоиться. Она опять села на него и, взяв в руку его обессиленный фаллос, начала водить им по своему нежному пушку. Через минуту она добилась своего, ее муж опять восстал в своем мужестве, да к тому же настолько сильно, что создавалось впечатление, будто несколько часов любовных игр, которые были в эту ночь, им просто приснились и они только что добрались до постели. На этот раз Александр не дал Феодоре властвовать над своим телом.

— Я должен взять реванш, — проворчал он, и голос его стал даже резок, но Феодора сейчас этого и добивалась.

Раньше она бы никогда не подумала, что ее можно довести до такого состояния, когда захочется, чтобы с ней в постели обращались, как с рабыней.

Александр повернул ее спиной к себе, поставил ее на колени и резким, сильным толчком ввел в нее свой огромный и в этом случае жесткий фаллос.

Ей стало больно от его резких движений, но почему‑то в этот раз, в отличие от первой ночи с Орханом, ей хотелось, чтобы эта боль продолжалась как можно дольше, потому что к ней примешивалось просто сумасшедшее наслаждение. Ее даже не смущало, что поза, в которой она сейчас находилась, считалась в Византии для принцессы неприличной. Когда он завершил — а она успела это сделать на сей раз еще раньше, — она повернулась к нему лицом и крепко прижала к себе.

— Тебе понравилось? — спросил он нежно.

— Да. Мне всегда нравится, когда ты любишь меня так яростно.

Александр радостно улыбнулся.

— Хочешь чего‑нибудь поесть? — спросил он.

— Да, персик.

Он уже встал с кровати и собрался сделать первый шаг к столу, на котором стояло блюдо с фруктами, как она схватила его за руку и остановила:

— Александр, я хочу сказать тебе, что никогда еще не была так счастлива, как в последнее время, что мы прожили вдвоем. И еще я хочу сказать, что очень, очень люблю тебя!

— Я тоже очень люблю тебя, радость моя. Без тебя мне не было бы места на этой земле. Ты для меня как воздух, без тебя мне трудно дышать.

Он принес персик, и она, с большим наслаждением съев его, уснула в объятиях мужа.

Проснулась она уже поздно днем. Александра рядом не было, но она не придала этому значения — он всегда вставал раньше. Позвав Анну, она с ее помощью умылась и оделась. Потом, пройдя в столовую, вкусно позавтракала. Ее стало удивлять столь долгое отсутствие мужа. Она снова позвала Анну и, когда та пришла, спросила:

— А что, мой муж уже позавтракал?

— Нет, моя госпожа, — ответила Анна в каком‑то странном замешательстве.

— Почему нет? — спросила Феодора, почувствовав неладное в смущении всегда уверенной в себе Анны.

— Что вы спрашиваете, моя госпожа? — Служанка еще больше смутилась.

— Где мой муж Александр? — повторила Феодора замирающим голосом. Анна опустила глаза.

— Ну же, отвечай!

— Он уехал, принцесса. Вернее, уплыл на корабле. Разве он не говорил вам о своем намерении уехать? Я забыла, как называется тот город… чтобы заключить там торговый договор.

— Господи, спаси и помилуй! — воскликнула Феодора. Однако первое чувство неожиданности и обиды прошло, и ее захлестнул гнев.

— Как он мог! — вскричала она. — Мы же с ним так ни о чем и не договорились. Я же не дала согласия стать регентшей! Он же должен был уехать только завтра?

— Я ничего не знаю, госпожа. Он приказал не будить вас, я не смела ослушаться его повеления, — пролепетала ничего не понимающая Анна.

— Ну что ж, значит, он обманул меня, — сказала Феодора уже спокойнее, хотя в голосе ее еще слышался гнев. — Остается только смириться с этим.

— Принцесса, он оставил вам письмо.

Адора выхватила письмо из рук Анны, распечатала его и пробежала глазами.

Александр писал: +++

«Любовь моя, прости, но если бы у нас еще раз случилась подобная ночь, то я бы уже никогда и никуда не смог уехать от тебя. Тогда бы рухнули все мои планы по возрождению величия Месимбрии. Я думаю, ты понимаешь, что если бы я отказался от них, то перестал бы уважать самого себя. Очень надеюсь, что ты не станешь сильно обижаться на меня. Я рассчитываю вернуться месяца через два. Поверь, каждая минута без тебя для меня мучение и стоит целого дня, но в то же время помни — каждая прошедшая минута приближает нашу встречу. Еще раз прошу тебя простить меня за то, что обманул тебя. Только чувство долга перед родной страной заставило меня сделать это. Желаю тебе в мое отсутствие быть мудрой и почитаемой правительницей.

Я люблю тебя, Адора! Не забывай меня.

Твой Александр». +++

Письмо выпало из ее рук. Она заплакала. Гнев уже прошел окончательно, и ей просто стало горько от того, что придется прожить столько времени вдали от самого близкого человека. Несмотря на слезы, Феодора улыбнулась. В том сумбурном письме, — вероятно, он писал его в спешке, — каждая строчка дышала великой, искренней любовью.

Она подняла глаза и увидела сквозь слезы изумленное лицо Анны. Той, видимо, казалось, что ее госпожа сходит с ума от горя.

Феодора грустно улыбнулась.

— Не бойся, я в здравом уме, Анна. И не стой столбом, а лучше принеси мне мой платок.

Анна побежала исполнять приказание, а Феодора сказала себе:

— Он всегда брал у меня реванш, когда проигрывал в шахматы. Сегодня ночью мне показалось, что он уже полностью и во всем подчинился мне, но я ошиблась. Пожалуй, я сейчас еще могу взять корабль, чтобы попытаться догнать его, но стоит ли это делать? Думаю, нет. Значит, надо его просто ждать, — печально заключила она и опять расплакалась.

Прошел месяц, потом другой, и Александр уже должен был вернуться. Феодора ждала его целыми днями, но он все не ехал. Однажды поздним вечером, когда она уже никак не думала, что он приедет в этот день, во дворец вбежал слуга, которому она наказала дежурить на берегу — высматривать корабль Александра, и закричал, что корабль князя Месимбрии всего в нескольких милях от берега.

Феодора мгновенно облачилась в голубое шелковое платье с золотыми пуговицами и широкие белые шаровары для верховой езды и через несколько минут уже скакала к пристани. Едва соскочив с коня, она очутилась в объятиях Александра, который только что по трапу сошел с корабля. Их губы слились в горячем, страстном поцелуе. От счастья Адора была как во сне. Когда наконец этот долгий и, может быть, самый сладкий за всю их жизнь поцелуй кончился, Александр воскликнул:

— Боже мой, любовь моя, Адора! Ты опять рядом со мной, и я опять самый счастливый человек на свете. В своем письме я написал не правильно. Каждая секунда без тебя тянулась мучительно, как целые сутки, а каждая минута — как целый месяц!

— Для меня так же, — проговорила она. — Кстати, а ты был прав тогда.

— Прав? В чем?

— Говоря, что у меня будет ребенок. Глаза Александра расширились, будто хотели выскочить из орбит. Феодора рассмеялась.

— Что с тобой? Уж не ударился ли ты головой об мачту во время шторма? Будет очень печально, если последний представитель рода Гераклидов повредится умом прямо перед рождением своего наследника.

— У нас будет ребенок?

— Ну да, да, да.

Александр смотрел на нее, глупо улыбаясь: он просто не верил, что в один день на человека может свалиться столько счастья.

— Так что ж ты стоишь здесь на ветру в таком легком платьишке? — опомнился он наконец. — Не хочу, чтобы ты рисковала жизнью моего будущего сына.

— А ты уверен, что будет сын?

— Не знаю. У меня никогда не было дочерей, но если родится девочка — тоже будет прекрасно. — Он поцеловал жену и добавил:

— У нее будут такие же фиолетовые глаза, как у тебя, моя красавица.

— И золотые волосы, как у тебя, — прибавила Феодора.

— Она будет похожа на античную морскую наяду! — сказал он. — И мы назовем ее Ариадна.

— Или, если будет мальчик, назовем его Александром. Он опять нежно поцеловал жену.

— Ладно, теперь ты узнал мои главные новости, пришел твой черед рассказывать. Как кончилось ваше путешествие в Трапезунд? Удачно? Торговый договор заключен?

— Слава Богу, да! Мой дядя Ксенос рад наладить хорошие связи с нашим княжеством. Теперь я могу сказать с достаточной уверенностью, что скоро все наши города, даже самые мелкие, станут богаче Константинополя! Даю слово, что наши дети будут править в независимой великой стране.

— Дети? Я не ослышалась? Если я правильно поняла, то одного сына тебе будет мало? О, великий император Месимбрии!

Он рассмеялся:

— Дети появятся, даже если мы этого не захотим. После таких ночей, как перед расставанием, они должны рождаться по трое зараз.

— Не приведи Бог, — с улыбкой ответила Феодора. — Пожалей меня, я не выдержу этого.

Адора была счастлива. Все ее мечты сбывались. Она хотела быть замужем за любимым человеком, она хотела рожать ему детей, она хотела, чтобы он любил ее так же страстно, как она его, — и вот сейчас она имела все это. Ей казалось, что жизнь теперь станет для нее сплошным праздником — ярким, радостным, пусть иногда даже печальным, но никогда — скучным или неприятным.

Пришла осень. Это время, когда природа преподносит людям свои лучшие дары — самые красивые цветы, самые вкусные ягоды и фрукты, — стало счастливейшим периодом в жизни Александра и Феодоры. В конце ноября у них родилась двойня — мальчик и девочка. Казалось, ликовала вся Месимбрия. Радостные крики, песни и пляски не затихали в тот день до поздней ночи.

В Константинополе, однако, событие это произвело обратное впечатление. Естественно, не на всех — император Иоанн, например, очень обрадовался известию, но вот его жена, императрица Елена, была по этому поводу вне себя от злости.

— Почему этот набитый дурак Зено не выполняет своего обещания, неужели я ошиблась в нем? Почему Александр еще жив? — часто вопрошала Елена свое отражение в зеркале.

Но зеркало молчало, оно только показывало, каким страшным в эти минуты становилось лицо Елены. В конце концов императрица заслала в Месимбрию своего шпиона. Вернувшись, тот принес для нее утешительные вести. Оказывается, Зено уже начал свою страшную работу — подливать Александру яд в воду для бритья, и смерть князя Месимбрийского была теперь только вопросом времени.

Об этом радостном для себя событии Елена сразу написала султану Турции Мураду. В Бурсе это известие приняли с восторгом. Там о плане Елены знали только два человека — султан Мурад и его верный слуга Али Яхиа.

Они, правда, не верили византийской императрице. Их собственные шпионы приносили иные вести — о том, что Феодора живет с мужем в любви и полном согласии и никакого заметного недуга у правителя не обнаруживается. Поэтому‑то сообщение Елены о приближающейся развязке — скорой кончине Александра — было воспринято Мурадом и Али Яхиа как приятная неожиданность.

Итак, Феодора в конце ноября родила. Мальчика, как и было уговорено, назвали Александром, а девочку Ариадной. Через две недели после рождения маленький Александр умер. Ариадна тоже была слабого здоровья, и Феодоре казалось, что ее дочь также обречена на смерть.

В январе нового года, однако, ее страхи отступили. Ариадна стала поправляться. Малютка во всем была копией отца, только глаза у нее были Феодорины — фиолетовые.

Однажды осенью, когда Ариадне уже исполнилось десять месяцев, Феодора и Александр сидели на террасе дворца и разговаривали. В соседней комнате, засунув палец в рот, спала Ариадна. Феодора довольно нетерпеливо посматривала в сторону открытой двери, ведущей в детскую.

— Если бы выжил мой мальчик… — печально начала Феодора. Она всегда называла своего умершего сына «мальчик».

— Бог забрал его у нас, — попытался утешить ее Александр. — Значит, так должно было произойти.

— Почему это «должно было произойти»? Кому от этого стало лучше? — Феодора была раздражена словами мужа. — Ты говоришь так, потому что твоя вера всегда подавляла твой ум.

— Хватит вспоминать об этом, Феодора, — ответил Александр, делая вид, что не заметил выпада жены. — Мы уже давно похоронили нашего сына, а ты все время говоришь о нем, будто это произошло только вчера.

— Да, мы похоронили его, но для того, чтобы я забыла моего мальчика, надо было с ним вместе похоронить мою память о нем!

— У нас будет много других сыновей, любимая моя. Феодора взяла руку мужа и прижала ее к своей груди.

— Да, у нас будет много других сыновей! — воскликнула она. — Прекрасных сыновей! Прости меня, Александр. Просто я постоянно думаю о нем.

— Ничего, это пройдет. Надеюсь когда я вернусь из очередной поездки в Трапезунд, ты опять меня обрадуешь известием, что у нас будет ребенок.

Адора улыбнулась.

— Я очень постараюсь. Но я не понимаю, зачем тебе снова уезжать?

По лицу Александра пробежала тень тревоги.

— Потому что мой дядя написал мне, что по пути в Трапезунд на наш последний караван кто‑то напал. Полагают, что это сделали пираты, но я очень в этом сомневаюсь. По‑моему, это происки твоей сестрички. Она уж очень недовольна возвышением Месимбрии и никак не может смириться с тем, что теперь прекрасные ткани, ювелирные изделия, лучшие рабы не попадают на рынки Константинополя.

Феодора вздохнула.

— Ну что ж, поезжай, — сказала она. — Но только поскорее возвращайся!

— Я совсем ненадолго, красавица моя. Только туда и сразу обратно; нужно же обеспечить нашим купцам хорошую охрану и выяснить, кто занимается грабежом. Думаю, самое большее я буду отсутствовать месяц, а если повезет с попутным ветром, то и того меньше.

— Возьми с собой Зено, Александр. Он надежный слуга, да к тому же ему надо развеяться. После того как какой‑то негодяй убил его младшую дочку, он стал сам не свой. Надеюсь, морской ветер освежит и успокоит его.

Александр кивнул в знак согласия.

— Меня вообще очень удивляет эта история с убийством его дочери. Кому это было нужно? Да и сам Зено повел себя очень странно. Он, по‑моему, не столько горевал, сколько испугался. Да, ты права, я обязательно возьму его с собой, пусть успокоится в путешествии.

Ночью они прощались, и на этот раз, может быть, еще более страстно, чем в прошлый. Рано утром, однако, они уже были на ногах. Время расставания неумолимо приближалось. Александр пошел поцеловать дочку, Феодора отправилась вместе с ним. Сейчас, перед его отъездом, ей хотелось побыть с мужем как можно больше времени.

Князь поднял малышку на руки и крепко поцеловал в лобик, после чего положил обратно в кроватку.

— Она у нас вырастет красавицей, — задумчиво произнес он.

Феодора промолчала, хотя была согласна с ним, просто ее голова была занята другими мыслями.

— Я думаю, Месимбрия может гордиться своими правителями, коль у них рождаются такие красивые дети, как наша Ариадна, — сказал Александр. — Разве ты не согласна со мной, любовь моя?

— Да‑да, конечно, Александр, — ответила Феодора и почувствовала, что сейчас разревется — так ей не хотелось, чтобы муж уезжал.

Через час корабль, на борту которого находился Александр, уже был далеко от берега.

Вечером этого же дня Ариадна внезапно начала громко плакать, и никакие старания Феодоры и Анны не могли ее остановить. Наутро Феодора обнаружила, что ее ребенок покрылся кровавым потом. Это было настолько страшно, что принцесса не выдержала и громко закричала. Через некоторое время привели доктора. Он сразу же начал осматривать девочку, и лицо его при этом выражало все большее и большее беспокойство.

— Оспа? — взволнованно спросила Феодора.

— Нет, моя госпожа, не оспа, — ответил врач. — Вы можете успокоиться и идти отдыхать, я ручаюсь, что с вашим ребенком ничего не случится.

— Вы говорите правду? Вы не обманываете меня?

— Истинную правду. Хотя, должен сказать, что никак не могу понять причины этой болезни. Вы говорите, что она наступила внезапно?

— Да.

— Очень странно! Ну да ладно. Рекомендую вам закрыть окно, потому что свет сейчас вреден для девочки. И еще, смазывайте тело ребенка свежим молоком и вообще давайте ей пить молока как можно больше. Я вам гарантирую, что через несколько дней она выздоровеет.

Феодора и Анна неукоснительно следовали указаниям доктора. Сначала никаких перемен к лучшему не было заметно, но уже под вечер Ариадна перестала плакать и впервые за время болезни спокойно уснула. Анна посоветовала Феодоре тоже пойти поспать, обещав, что сама посмотрит за ребенком. Феодора была слишком утомлена, чтобы возразить, да ей и вправду нестерпимо хотелось спать. Едва придя в спальню, она как подкошенная упала на кровать. Однако быстро уснуть ей не удалось. Она уже слишком привыкла засыпать, чувствуя рядом теплое и упругое тело мужа, и никак не могла свыкнуться с его отсутствием.

Разбудили ее глубокой ночью какие‑то неясные крики. Она вскочила с постели и, накинув халат, быстро вышла из спальни. Первая ее мысль была об Ариадне, однако, заглянув в детскую, она увидела, что та спокойно спит вместе с обещавшей бодрствовать, но заснувшей прямо на стуле Анной. Феодора выбежала в коридор и наткнулась на своего слугу.

— Что случилось? — спросила она. Тот, помявшись, ответил:

— Меня послали разбудить вас, госпожа. Корабль князя вернулся!

Адора отстранила слугу и бросилась в гостиную. Неясные предчувствия мучили ее. В гостиной она увидела Зено и капитана корабля, на котором уплыл Александр. Феодора почти догадалась о том, что скажут ей сейчас эти люди.

— Что случилось?! — закричала она. И Зено, и капитан молчали.

— Не молчите! Где мой муж?! Почему вы вернулись? Зено побледнел так, что Феодоре показалось, что тот сейчас упадет в обморок. Капитан же, набравшись храбрости, ответил:

— Он умер, госпожа. Я проклинаю себя за то, что должен был принести вам эту черную весть. Адора покачнулась, как от удара.

— Мертв? Александр мертв? — прошептала она. Из глаз ее брызнули слезы. — Нет! Этого не может быть! Я не верю вам!

Анна прибежала на крики и увела Феодору в спальню, где несчастная принцесса забылась в тревожном сне. Анна вернулась в гостиную и застала там своего мужа. Что‑то в его поведении было необычным, и это насторожило ее. Она отвела его в свою комнату и приказала:

— Зено, ты должен мне рассказать все. Я вижу, что что‑то тяготит твою душу.

Зено полностью подчинялся своей жене и решил, что отпираться бессмысленно.

— Я ничего не мог сделать, она знала про нашу Марию. Она сказала, что если я не сделаю это, то тебя казнят.

Анна ничего не поняла в бессвязном бормотании мужа.

— Подожди! Во‑первых, кто «она»?

— Императрица Елена!

— Что она приказала тебе сделать?

— Убить князя Александра, — пролепетал несчастный так тихо, что Анна еле услышала его.

— Ну‑ка говори мне все по порядку.

— Она позвала меня к себе и рассказала про Марию. Не понимаю, от кого она это узнала? Потом она дала мне бутылочку с ядом и сказала, что каждый день я должен подливать из нее по чуть‑чуть в воду для бритья князя Александра. Я тогда очень испугался. Она говорила, что если я не сделаю это, то она прикажет казнить тебя за детоубийство. Я согласился. Однако затем я решил, что не буду выполнять ее приказания. Несколько месяцев прошло спокойно, но потом явился ее гонец и потребовал от меня ответа. Я сказал, что не согласен убивать своего господина. Он тогда только рассмеялся и ушел. На следующий день за городскими воротами нашли нашу дочь с перерезанным горлом, а вскоре опять пришел этот посланник императрицы. Он сказал, что если я не выполню обещания, то такая же участь постигнет всех моих близких. Мне ничего не оставалось делать, и я стал подливать яд в воду для бритья. Я поступил так лишь потому, что не хотел твоей смерти!

— Моей смерти?! Я не боюсь смерти! Ты трус, Зено. Как ты мог согласиться на это ужасное дело? Тебе надо было рассказать все нашей госпоже. Она защитила бы и тебя, и меня. Теперь же ты стал убийцей, убийцей ее мужа! Анна немного помолчала, а потом твердо произнесла:

— Я обязана все рассказать нашей госпоже. — И, не глядя на мужа, вышла из комнаты.

Несколько часов спустя Зено повесился в саду перед княжеским дворцом. Люди толковали, что он не выдержал смерти своего любимого господина.

Два дня Феодора пролежала в забытьи, на третий день она очнулась. Первого же человека, которого она увидела перед собой, а это была верная Анна, она спросила, не зная, то ли ей приснился страшный сон, то ли все случилось на самом деле:

— Это правда?

— Что, госпожа?

— Мой муж мертв?

— К сожалению, да.

— Сколько дней я пролежала в бреду?

— Два.

— Что произошло за это время?

Анна подумала, как трудно сейчас будет вынести Феодоре известие о смерти дочери. Ариадна умерла сразу после того, как повесился Зено.

— Я даже не знаю, как сказать вам об этом, госпожа.

— Ариадны больше нет? — чисто интуитивно догадавшись, отрешенно проговорила Феодора, и по телу ее пробежала странная дрожь.

Анна утвердительно кивнула.

— Это случилось в тот же день, — помолчав, добавила она. — Я ничего не могла сделать.

— Я верю тебе, Анна. Спасибо тебе за все. Феодора о чем‑то задумалась, потом неожиданно спросила:

— Где сейчас мой муж?

— Его положили в большой гостиной еще вчера, чтобы с ним могли проститься все желающие.

— Попроси всех уйти оттуда, я хочу побыть с моим мужем наедине.

Выйдя из спальни, Анна натолкнулась на Василия — управляющего княжеским дворцом.

— Принцесса желает попрощаться с мужем, — сказала она ему, — и просит вывести всех из залы Управляющий кивнул:

— Я немедленно исполню это.

Через некоторое время Феодора вошла в большую гостиную, где покоилось тело ее любимого мужа Василий выполнил приказание, и в зале не было ни души.

Феодора медленно подошла к неподвижно лежащему Александру. Взглянув на него, ей показалось, что это вовсе не ее муж, но потом она поняла — просто душа его улетела и осталась только пустая оболочка, кокон без бабочки.

Она опустилась перед ним на колени и запричитала:

— Я хочу быть с тобой. В этом мире у меня ничего не осталось. Только с тобой я смогу быть счастливой Я хочу быть с тобой.

Внезапно она услышала его голос.

— Ты не права, любовь моя. Нами распорядился Бог, я ушел, а ты осталась и должна жить дальше. Перед тобой множество путей. Ты будешь счастлива и без меня, красавица.

Она вздрогнула, настолько неожиданно заговорил с нею Александр, вернее, душа Александра.

— Нет! — возразила она. — В моей жизни больше не будет ничего.

— Красавица, ты сама знаешь, что впереди у тебя еще целая жизнь. Доверься хоть раз судьбе, она не ошибается.

Феодора разрыдалась.

— Не покидай меня! Пожалуйста, не бросай меня одну, Александр! — молила она.

— Любовь моя, — мягко говорил он, — ты держишь меня между двумя мирами. Я должен уйти.

— Нет! Нет!

— Я люблю тебя, Адора, и если ты тоже любишь меня, ты должна мне позволить уйти. Как я могу остаться с тобой, подумай? Я даже не смогу никогда больше прикоснуться к тебе. Наша жизнь с тобой окончена, и согласись, она была прекрасна. Иногда, прошу тебя, вспоминай меня.

— Александр!

— Адора, пожалуйста.

Она упала на пол. Грудь ее сдавливали рыдания, а сердце колотилось так бешено, что, казалось, готово было выскочить из груди.

— Прощай, Александр. Прощай, мой верный и любимый муж! — прокричала она.

— Прощай, красавица, — услышала она его удаляющийся голос.

Она кричала еще и еще, но никто уже больше ей не отвечал.

Через несколько дней состоялись похороны Александра и Ариадны. Весь город пришел проститься с последними Гераклидами.

Месяц Феодора прожила, заперевшись в четырех стенах. Постепенно горечь утраты притуплялась, ее сменила тупая боль, напоминающая о себе в основном под вечер. Она стала заниматься делами: как‑никак, она теперь стала единоличной правительницей огромного княжества.

А еще через месяц из Константинополя прибыло посольство. Адора принимала его в большой гостиной, там, где когда‑то лежало бездыханное тело Александра.

Василий ввел главного посла. Это был Титус Тимонодис. Адора помнила его еще по Константинополю, это был один из многочисленных любовников ее сестры.

Лицо Василия выражало крайнее смущение.

— Госпожа, — сказал он и показал на Титуса, — этого господина императрица намерена сделать вашим соправителем.

— Не соправителем, а правителем, — надменно поправил Василия Титус.

Адора готова была рассмеяться в лицо этому напыщенному болвану, однако сдержалась и спокойно сказала:

— Пусть решат они. — Она показала на стоящих вдоль стен месимбрийских аристократов. — Хотите иметь своим правителем этого человека?

— Нет, — хором ответили все. Титус побледнел, а Василий с ехидной улыбкой повернулся к нему и сказал:

— Вот видите, они вас не хотят! Наш город древнее Константинополя и имеет право сам выбирать правителя для своего княжества. Мы выбираем принцессу Феодору.

— Н‑но она женщина, — от неожиданности заикаясь возразил Титус.

— Да, она женщина! И какая женщина! Прекрасная, достойная того, чтобы управлять империей! Она — наш выбор!

— Но императрица хочет, чтобы ее сестра вернулась домой.

— Это еще зачем? — поразилась Феодора.

— Императрица считает, что после горя, которое постигло вас, лучше всего вам вернуться в свою семью, к людям, которые так вас любят.

Адора заговорила, и в голосе ее зазвучали металлические нотки:

— Моя сестра никогда не была для меня близким человеком, Титус Тимонидис, и ты знаешь это. Моя настоящая семья находится здесь. И если ты сейчас же не покинешь пределы моей страны, то я прикажу силой выдворить тебя отсюда! И передай моей сестре, чтобы она не слишком совала нос не в свои дела.

— Вы еще пожалеете об этих словах, принцесса!

— Он угрожает нашей княгине, — воскликнул Василий, — убейте его!

Титус не был храбрецом, он смертельно побледнел, когда к нему приблизились люди с обнаженными мечами. Однако Феодора остановила кровопролитие:

— Не стоит, мои верные друзья! Пусть он возвращается в Константинополь и расскажет о том, что видел.

Титус уехал. Прибыв в Константинополь, он сразу направился во дворец.

Елена была в своей спальне. Из одежды на ней была коротенькая белая туника. Увидев вошедшего Титуса, Елена спросила его:

— Почему ты здесь, а не в Месимбрии? И где моя сестра?

— Они взбунтовались, моя повелительница. Княжество признало своей правительницей принцессу.

— Титус, ты говоришь ерунду. Я дала тебе шанс обеспечить свое будущее, став правителем такой богатой провинции, как Месимбрия. Ты же не смог отнять власть у женщины. Я в тебе разочарована, но я дам тебе возможность взять реванш. Ты немедленно отправишься в Болгарию, найдешь там князя Симеона Асена и передашь ему, «чтобы он напал на Месимбрию. Он слишком многим мне обязан и не может отказать.

Елена поманила Титуса к себе и усадила его на свою постель.

— А потом ты спасешь Феодору.

— То есть как?..

— Возьмешь отряд солдат и выбьешь болгар из Месимбрии. В этом тебе поможет Павел. Не так ли, Паулюс? — спросила она у молодого стражника.

— Конечно, императрица, — не задумываясь, ответил тот.

Императрица схватила Титуса за волосы и притянула его голову к своей груди.

— Ты просто создан для наслаждений, дурашка! — сказала она ему.

После отъезда Титуса жизнь в Месимбрии шла своим чередом, и казалось, ничто не предвещало будущего несчастья.

Но однажды ночью Феодору разбудил жуткий надрывный крик:

— Болгары! Господи, помоги! Болгары!

— Спасайтесь, принцесса, — в городе болгары! — прокричал вбежавший в ее спальню Василий.

— Война?

— Да нет, простой набег. Ночью кто‑то открыл им городские ворота, и они ворвались в город.

— Что я должна делать, Василий?

— Ждать.

— Чего?

— Кто окажется сильнее: наше ополчение и гвардия или их дружина.

Василий ушел, а Феодора осталась одна. Но сон не шел к ней — разве можно уснуть в городе, где идет жуткая битва и решается твоя судьба? Через несколько часов вернулся Василий. Лицо его было бледным и печальным.

— Что случилось? — спросила Адора.

— — Они сильно теснят нас. Принцесса, вам надо спасаться. У болгар нет флота, и вы можете уехать из города на корабле.

— Я не брошу свой город и своих людей, — гордо отвечала Феодора.

— Вы должны жить ради этого города, ради всего княжества и ради ваших людей. Ваша смерть никак им не поможет! Вам нужно бежать!

Однако было уже поздно. Раздался страшный крик, и в спальню вбежала Анна. Платье ее все было в крови. Она не добежала до Феодоры нескольких шагов и мертвая повалилась на пол. За ней в спальню вошел здоровенный болгарин. Василий хотел было преградить ему дорогу, но болгарин тут же заколол его кинжалом.

Адора машинально кинулась было к своим окровавленным слугам, но болгарин преградил ей путь.

— Принцесса Феодора? — хрипло выкрикнул он. И, не дожидаясь ответа, представился:

— Я князь Симеон Асен.

Она не знала, откуда вдруг у нее взялись силы дерзко спросить его:

— Варвар, как ты посмел напасть на мой город?!

— Твой город? — усмехнулся Симеон. — Нет, принцесса, это мой город. Признаться, захватить его оказалось намного проще, чем я думал.

В этот момент в спальню вошли еще два болгарина.

— А ну‑ка, подержите ее! — приказал им Симеон. Эти двое схватили Феодору, а Симеон сорвал с нее одежды. Через секунду она стояла перед ним совершенно голая. Два болгарина крепко держали ее руки так, что она даже не могла прикрыть свою наготу. Симеон с улыбкой рассматривал ее тело.

— Прекрасно! — воскликнул он и расхохотался. — Даже голую ее ни с кем не спутаешь. Сразу видно — это Принцесса. Какая кожа!

Его руки больно сжали одну из ее грудей. Он приблизился к ней и попробовал поцеловать, но она так и не разжала губ. Симеон расхохотался.

— Хорошо, что мы не зарезали здешнего епископа. Завтра утром он нас обвенчает. Убирайтесь отсюда! — сказал он двум своим воинам. — И прихватите с собой эту падаль, лежащую на полу.

Солдаты отпустили Феодору, и она сразу же отскочила в угол комнаты, а они схватили за ноги два трупа и поволокли их за дверь.

Симеон улыбался.

— Не вздумай бежать, крошка. Ты права, что боишься меня, я мужчина не из легких! — Его голос стал немного мягче:

— Я думаю, ты будешь хорошей девочкой. Иди сюда и поцелуй меня. У нас с тобой сегодня будет первая брачная ночь. Ты что, не согласна?!

Он подскочил к сжавшейся от испуга Феодоре, схватил ее и бросил на кровать. Его руки стали судорожно шарить по ее телу. Он больно щипал ей соски, облапал ее всю, царапал ногтями ягодицы. Его язык сумел проникнуть в рот Феодоре, и она с отвращением ощутила мерзкий винный перегар. Он несколько раз пытался проникнуть внутрь ее, но Феодора крепко сжала ноги. Тогда он сильно ударил ее кулаком в живот, Феодора ослабила мышцы, и он раздвинул ей ноги и вошел в нее. Никогда Феодоре не было так противно, больно и обидно. К этим чувствам еще примешивался великий стыд, что вот она, Феодора Кантакузин, беспомощно лежит под грязным варваром, который насилует ее.

Внезапно она почувствовала, что тело Симеона обмякло. Феодора решила, что он наконец удовлетворил свою похоть, но, взглянув ему в лицо, поняла, что он мертв. Она с ужасом скинула с себя мертвое тело. Рядом с кроватью с обнаженным мечом в руке стоял капитан византийской гвардии. Ничего не говоря, он протянул Феодоре ее одежду и вышел из спальни.

Феодора быстро оделась в свое порванное платье и выбежала за ним.

Он, так же молча, пригласил ее сесть в носилки. Через пятнадцать минут они были уже на пристани, а еще через десять на византийском корабле. Здесь капитан наконец‑то заговорил:

— Приветствую вас на борту моего корабля, принцесса Феодора. Я — капитан Павел Симонидис, ваш покорный слуга.

Холодный ночной ветер обдул лицо Феодоры и высушил ее слезы.

— Как вы очутились здесь, капитан? Я не очень‑то верю в то, что вас привел сюда счастливый случай, Капитан улыбнулся.» Боже, как она хороша! — подумал он. — Она красивее своей сестры!«

— Императрица получила известие, — сказал он вслух, — от верного человека, живущего в Болгарии, что Симеон совершит набег на ваш город. Сразу же она послала меня к вам на подмогу. Но вижу — я, к сожалению, опоздал.

При последних его словах Феодора покраснела.

— Нет ли у вас на корабле какой‑нибудь женской одежды, а то моя вся порвалась? — спросила она.

— Да, Елена подозревала, что так случится, и в каюте стоит целый сундук с женской одеждой.

Капитан чуть не прикусил себе язык: он по неосторожности, очарованный близким присутствием Феодоры, назвал императрицу Еленой, но Феодора, кажется, ничего не заметила.

Через два дня Феодора уже была во дворце, где ее ожидала Елена. Встреча сестер на этот раз была очень теплой. Феодора считала, что Елена спасла ей жизнь, а императрица искусно притворялась. В первый вечер они ни о чем, собственно, и не смогли поговорить, Феодора слишком устала с дороги. Но на следующий день Елена завела разговор о событиях в Месимбрии.

Феодора подробно рассказала ей о смерти мужа и дочери.

— А не собираешься ли ты выйти замуж еще раз? — спросила императрица.

— Нет, что ты! Я собираюсь принять постриг в монастыре Святой Варвары. Мне теперь нет жизни без Александра.

Елену только обрадовало это заявление сестры. Значит, гарем Мурада будет для нее хорошей карой.

— А почему я не вижу твоих верных слуг, Анну и Зено? — спросила Елена.

— Бедный Зено, он повесился сразу после смерти Александра, он очень любил своего господина.

— А Анна?

— Анну убили болгары прямо на моих глазах. Елена не смогла сдержать радостной улыбки при этих известиях, но Феодора была так удручена своим горем, что не заметила этого.

— Ну ладно, дорогая моя, — сказала императрица, — тебе надо отдыхать, а не разговаривать, я и так слишком утомила тебя.

С этими словами она вышла. Если бы она обернулась, то увидела бы, как изменилось лицо Феодоры.

Феодора не доверяла сестре. Несмотря на все свои горести, она не утратила врожденной наблюдательности и способности здраво рассуждать. Она чувствовала, что Елена хитрит. Феодора не стала рассказывать Елене о том, что через неделю после смерти Александра она разговаривала с капитаном корабля, на котором плыл ее муж, и он, описывая признаки внезапной смертельной болезни Александра, назвал среди прочего кровавый пот. После этого Феодора обратилась к доктору, который лечил дочь, и попросила рассказать, чем же была больна Ариадна. Доктор долго мялся, но потом все‑таки вынужден был сказать, что, по всей вероятности, она была отравлена мышьяком. Но он заверил Феодору, что доза мышьяка была очень маленькой, и только хрупкость детского организма не позволила ему справиться с болезнью.

Не меньше Феодору удивили и слова капитана Павла о том, что Елена знала, что Феодора уедет из Месимбрии. Если так, то получается, что императрица знала и о том, что подмога не успеет.

И последнее. Конечно же, Феодора заметила то, что капитан назвал императрицу по имени, и это позволило ей понять, что перед ней стоит любовник Елены.

Все эти факты наводили Феодору на нехорошие подозрения, но пока она решила притвориться ничего не понимающей и попытаться докопаться до истины.

Вечером того же дня Елена провела во дворец Али Яхиа и двух янычар. Они пришли в спальню к Феодоре. Императрица подсыпала в ее ужин сонный порошок, и Феодора должна была проснуться не раньше чем через сутки.

Двое янычар вынесли принцессу из дворца, положили в носилки, которые сразу же тронулись в сторону турецкой границы.

Через час они встретили конный патруль султана Мурада. Оказывается, он не вынес ожидания и двинулся навстречу Али Яхиа. Сейчас он находился в миле от отряда, выкравшего Феодору.

Султан не скрывал своих чувств.

— Привезли?! — нетерпеливо спросил он. И когда слуга утвердительно кивнул, Мурад не выдержал и бросился к нему. — Несите ее скорей в шатер.

— О Аллах, как она прекрасна, — воскликнул султан, когда наконец Феодору внесли в его шатер и светильники осветили ее лицо. — Но почему она так неподвижна, Али Яхиа, она не больна?

— Нет, просто императрица была настолько любезна, что усыпила ее на целые сутки.

Мурад и Али Яхиа вышли из шатра.

— Я очень благодарен тебе, мой верный друг, — сказал Мурад. — Если бы не ты, я навсегда бы потерял мою Адору.

Али Яхиа странно посмотрел на султана, он никак не мог понять великую страсть своего господина к почти незнакомой женщине.

Мурад понял этот взгляд и рассмеялся:

— Ты думаешь, я сумасшедший? В чем‑то ты, конечно, прав, все влюбленные сумасшедшие, но ты многого не знаешь. Я сейчас тебе выдам государственную тайну. Почему тебе? Потому что ты человек, которому можно доверять!

Али Яхиа непонимающе смотрел на султана. — Представь себе, что я, любимый сын султана Орхана, имел связь с его женой Феодорой еще раньше, чем она приехала в султанский дворец. Я познакомился с ней, когда она была еще маленькой девочкой и жила в монастыре Святой Екатерины. Я влюбился в нее с первого взгляда. Она была одинока: у нее тогда не было ни друзей, ни подруг, и естественно, что она потянулась к первому встретившемуся ей молодому человеку и влюбилась в него. Этим человеком был я. То было самое прекрасное время моей жизни. Я встречался с ней в монастырском саду. Но, к сожалению, скоро все кончилось. Султан Орхан забрал Феодору к себе, а я, сейчас сам не знаю почему, решил, что в этом виновата она. Шли годы, но я никак не мог Забыть ее». Когда умер отец, я дал ей месяц на траур, а после того она должна была войти в мой гарем. Я сказал ей об этом очень грубо. Она обвела меня вокруг пальца и сбежала в Византию, где вышла замуж за этого несчастного грека. Ну, остальную историю ты уже знаешь не хуже меня. Короче, я безумно люблю Феодору уже много‑много лет. Я хочу сделать ее своей женой! Я хочу, чтобы она родила мне сыновей! Вот так‑то, мой верный друг, — вздохнув, закончил свою исповедь Мурад.

Али Яхиа стоял как громом пораженный. Впервые за всю его долгую службу у турецких султанов он был удивлен. Он, всегда такой спокойный и невозмутимый, сейчас стоял и смотрел на Мурада, раскрыв рот.

Вечером следующего дня Али Яхиа подошел к султану:

— Мой господин, принцесса Феодора должна скоро проснуться, и я думаю, что будет лучше, если первым она увидит меня. Я постараюсь все ей объяснить.

Мурад подумал и согласился:

— Давай сделаем так, как ты говоришь. Я доверяю тебе, Али Яхиа.

Верный слуга вошел в шатер, где спала Феодора, и стал ожидать ее пробуждения. Ждать пришлось довольно долго, но примерно через час принцесса открыла глаза. Увидев Али Яхиа, она, вероятно, решила, что это все во сне, и потому первые минуты взирала на него довольно спокойно. Однако потом, окончательно придя в себя, она резко вскочила с кровати и испуганно спросила:

— Али Яхиа?

— Да, ваше величество, это я.

— Где, где я, Али Яхиа? Где моя сестра, императрица Елена? Я так долго спала?

— Целые сутки, ваше величество. Вы находитесь в шатре султана Мурада, по дороге в Бурсу. Султан здесь и желает поговорить с вами.

— Нет!

— Вы не можете отказать ему.

— Могу! Я не хочу его видеть и не захочу никогда. Феодору охватил ужас.

— Ох, Али Яхиа! Зачем вы привезли меня сюда? Я хочу уехать в Константинополь! Почему я здесь?!

— Султан любит вас, ваше величество.

— Султан не любит, а хочет меня! — гневно воскликнула Феодора. — Я не понимаю, почему он привязался ко мне, ведь вокруг так много красивых женщин.

Последнюю фразу она произнесла почти плача.

— Это еще одно доказательство того, что он любит вас. Вы не представляете, на что ему пришлось пойти, чтобы сейчас вы оказались здесь.

— Откуда он узнал, что я уехала из Месимбрии? И вообще, как я оказалась здесь? Уж не постарался ли для Мурада его названый брат, император Иоанн?

— Нет, госпожа.

— Значит, это моя «любимая» сестричка Елена! — горько вымолвила Феодора совсем тихим голосом.

— Да, это сделала она.

— Интересно, что же она получила от султана взамен за эту услугу? Развод ее дочери и моего сына? Али Яхиа, что моя сестра получила за это?

Для Али Яхиа наступил самый сложный момент в беседе. Она начал издалека:

— Ваше величество, вы знаете, что ваш отец и ваш брат ушли в монастырь?

— Да. При чем здесь это?

— То есть вы знаете, что императрица Елена после смерти вашей старшей сестры является главой рода Кантакузинов?

Феодора кивнула, хотя еще не совсем понимала, к чему клонит Али Яхиа.

— Ваша сестра, как глава рода Кантакузинов, продала вас моему господину за десять тысяч золотых венецианских дукатов и сотню индийских жемчужин. Простите, но вы теперь рабыня султана Мурада.

Если бы сейчас рядом с Феодорой ударила молния, она, наверное, была бы менее удивлена, чем после рассказа Али Яхиа. Однако первое оцепенение прошло, и прекрасные фиолетовые глаза вспыхнули нешуточным гневом.

— Значит, моя сестра продала меня в рабство?!

— Да, ваше величество.

— Я не знала, что она ненавидит меня так сильно. Я думала, что все‑таки она понимает, что мы — дети одного отца и одной матери.

Глаза Феодоры наполнились слезами.

— Боже, как я хочу умереть! Я люблю своего мужа Александра! Я никогда не полюблю султана Мурада. Боже! Какой стыд, я, Феодора Кантакузин, — рабыня турецкого султана. Он же убьет меня, Али Яхиа. Ты не представляешь, как твой господин ненавидит меня. Али Яхиа, помоги мне, прошу тебя.

— Быть любовницей султана — в этом нет ничего постыдного, — философски заметил Али Яхиа.

— Ты отказываешься помочь мне?

— Нет.

— Ну тогда можешь передать своему господину: я была женой его отца, была женой Александра Месимбрийского, но я никогда не буду женой султана Мурада!

— Будешь, — услышала она, и в шатер вошел Мурад. — Будешь, — повторил он, — потому что этого хочу я.

Он взглянул на Али Яхиа.

— Ты сделал все, что мог, теперь оставь нас, — сказал он ему.

Али Яхиа направился к выходу, но его остановил вопль Феодоры:

— Нет! Пусть он останется!

— Иди, Али Яхиа.

Слуга повиновался своему господину. Мурад холодно посмотрел на Феодору и процедил:

— Ты, может быть, и рождена принцессой, Адора, но сейчас ты всего лишь моя рабыня. Ты должна повиноваться всем моим приказаниям! Твои бывшие мужья давали тебе слишком много воли. Я не повторю их ошибок.

Минуты две они молча смотрели друг другу в глаза. Первой не выдержала Феодора и опустила голову. Заметив это, Мурад улыбнулся.

— Сегодня ночью я приду к тебе.

— Нет! — еле слышно ответила она.

— Подойди сюда! — приказал он.

— Нет!

Мурад опять улыбнулся:

— Голубка моя, ты прекрасно знаешь, что я добьюсь того, чего сейчас требую. Если не с твоего согласия, то силой. Запомни это, Адора.

Услышав эти слова, Адора побледнела.

Мурад разговаривал с ней так сурово не потому, что был столь жесток. Просто он никак не хотел допустить, что Феодора могла любить кого‑нибудь, кроме него. Он считал, что все, сказанное ему сегодня, было какой‑то ее игрой, ее местью за то, как он обошелся с ней в день смерти Орхана. Однако ее упорство удивляло и озадачивало его.

Мурад подошел к Феодоре и, обняв ее, попытался поцеловать.

Она яростно сопротивлялась, но силы были не равны, и его язык заполонил ее рот. Она все‑таки изловчилась и из последних сил смогла вытолкнуть его. Мурада охватил дикий гнев.

— Маленькая сучка! — закричал он. — Ты будешь повиноваться мне! Запомни это, Адора, ты — моя собственность! Моя собственность!

Разъяренный Мурад выскочил из шатра. Оставшись одна, Феодора разрыдалась. Ноги ее подкосились, и она упала на ковер. После только что произошедшей жестокой борьбы все ее тело дрожало.

Немного придя в себя и успокоившись, она стала приводить в порядок свою одежду и прическу. Положение ее действительно ужасно. Никакого выхода не было. Она оказалась настоящей рабыней султана Мурада. Он правильно сказал, что она его вещь, собственность, и теперь она должна беспрекословно подчиняться всем его повелениям.

Вечером к ней пришел Али Яхиа.

— Могу ли я поговорить с вами откровенно, принцесса?

— Да, конечно, Али Яхиа, — ответила она.

— Вы слишком высоко цените свое тело. Если бы сегодня вы не стали сопротивляться султану, ваше положение уже было бы намного лучше, чем сейчас. Поймите, это ваша судьба. Вам некуда бежать на этот раз, так постарайтесь устроить свою жизнь здесь.

— Устроить свою жизнь здесь — это в твоем понимании покорно пойти в постель к султану?

— И это тоже. По‑моему, в этом нет ничего зазорного. Это судьба всех женщин. Только вас судьба выделила, вас возжелал сам султан.

— Я — не вещь, Али Яхиа. У меня есть душа. К тому же я выросла в Греции, а там женщину уважают наравне с мужчиной. В вашей же стране женщина — это просто самка. Вы отказываете ей и в уме, и в душе, вы считаете, что она не одарена чувствами. Вы видите в ней только тело. Но я не хочу и не могу быть просто самкой, пойми же это, Али Яхиа.

— Вы еще очень молоды, принцесса, — с улыбкой сказал Али Яхиа. — Вы говорите, что не хотите быть самкой. Скажите тогда, кем вы хотите быть? Женщины не правят государствами, женщины не ведут солдат в бой, женщины не управляют кораблями. Они в первую очередь предназначены для того, чтобы удовлетворять своего мужа, рожать ему детей и все такое прочее. Никто не отнимает у вас вашего ума, принцесса, но как вы собираетесь им воспользоваться? По‑моему, самое лучшее — это стать женой султана, тогда он, может быть, будет прислушиваться к вашим советам.

Сказав это, Али Яхиа поклонился и вышел. Однако одна Феодора пробыла недолго. Через четверть часа она услышала позади себя голос Мурада.

— Ну что, ты готова к сегодняшней битве, Адора? — насмешливо спросил он.

Она резко обернулась и увидела султана.

— Ну что, будем драться? — с усмешкой повторил он.

— Какой смысл мне, женщине, драться с тобой, мужчиной? Ты сильнее меня, — покорно ответила она. Мурад осклабился.

— Но запомни, султан, — сказала она, увидев его усмешку, — если ты сейчас возьмешь меня силой, я всю оставшуюся жизнь буду ненавидеть тебя.

— Какое мне дело до твоей ненависти! Ты — моя рабыня.

Он сел в кресло и вытянул ноги в сторону Феодоры.

— Ну‑ка, сними с меня сапоги! — приказал он. Кровь прилила к лицу Феодоры, но что она могла сделать? Здесь хозяином был он, и она сдержала свой гнев.

— Приказывай делать такие вещи своим рабыням, а я не приучена стаскивать с ног мужчин грязные сапоги.

— А ты и есть рабыня, — резко ответил он. — Я научу тебя!

Он сунул ногу почти в лицо Феодоре и сказал:

— Схвати сапог за задник и тяни на себя. Принцессе ничего не оставалось, как сделать требуемое. Она разула Мурада. Он наблюдал за ее действиями с жестокой ухмылкой. Когда она сняла с него второй сапог, он резко схватил ее и поцеловал в губы. Это произошло настолько неожиданно, что она не успела сжать губы, и горячий язык Мурада заполонил ее рот. Сначала Феодора растерялась, но потом сумела рвануться из объятий Мурада.

— Я ненавижу тебя! — закричала она.

Глаза Мурада грозно заблестели. Он вскочил с кресла, схватил Феодору и повалил ее на кровать.

На принцессе был только легкий халат и тонкие шелковые шаровары. Мурад в две секунды сорвал с нее халат и начал стаскивать шаровары. Она отчаянно отбивалась.

— Если ты не прекратишь сопротивляться, то, клянусь Аллахом, я ударю тебя.

— Естественно! Ты любишь избивать женщин! Особенно меня. Ведь со мной ты такой сильный!

Почему‑то на Мурада эти слова подействовали отрезвляюще. Он отпустил Феодору и сел на кровать. Она так и лежала, боясь шевельнуться, еще не зная, что у него на уме. Внезапно одна рука Мурада коснулась щиколотки Феодоры, но не грубо, а как бы извиняясь, нежно. Она посмотрела ему в глаза и увидела, что они полны слез. Его пальцы нежно гладили маленькую ножку Феодоры. Неожиданно он заговорил мягким и тихим голосом:

— Когда‑то ты любила меня. И я любил тебя — маленькую наивную девочку. Это было так давно, что иногда кажется, монастырский сад и наши встречи в нем — лишь сладкий сон. Ты и думать забыла о тех временах и обо мне тоже, а для меня то время — все мое счастье. Я все еще живу в тех временах. Все эти годы я пытался забыть тебя, но так и не смог. Я люблю тебя, Адора.

— Я давно уже не маленькая наивная девочка, мой господин, — прошептала Феодора. На смену ненависти к Мураду в ее сердце вдруг пришла жалость к нему.

— Это ничего не меняет. По крайней мере для меня. Я люблю тебя, даже после того как ты жила с моим отцом и со своим следующим мужем. Как же ты не видишь, что никто, даже твой любимый Александр, не относились к тебе так, как я. Я боготворю тебя, Адора!

— Как ты можешь говорить о том, чего не знаешь?! — спросила Феодора.

Ей было неприятно, как Мурад говорит об Александре.

— Прости, если я обидел тебя.

Он замолчал, но через минуту заговорил опять:

— Я — большой дурак, Адора! Ты можешь не верить, но я все эти годы любил тебя. Я во всем, что произошло, винил не себя, не случай, а тебя. Тебя — ту, которую я любил и люблю! Наверное, это было оправданием моей собственной слабости.

Некоторое время оба молчали: Мурад все сказал, а Феодора не знала, как ответить на столь неожиданную и искреннюю исповедь. В голове у нее все смешалось, жалость переполняла ее. Неожиданно, и прежде всего для себя самой, она вдруг спросила:

— Мы поженимся, когда приедем в Бурсу, или сделаем это еще по дороге?

Мурад улыбнулся ее наивности.

— Ты не поняла меня, Адора. Я не собираюсь жениться на тебе. Султаны не женятся по любви, они заключают политические браки. Ты же станешь моей фавориткой.

Феодора вскочила с кровати и быстро накинула на себя сорванный Мурадом халат.

— Я никогда не стану твоей наложницей! Никогда! — решительно заявила она осклабившемуся Мураду.

— Станешь, потому что этого хочу я! Адора, моя сладкая Адора, моя маленькая Адора! Почему ты пытаешься скрыть свои чувства? Я же знаю, что ты любишь меня. Какая тебе разница, будешь ты моей официальной женой или нет? Неужели для тебя так много значат несколько слов, сказанные священником или муллой?

— Я — не публичная девка, чтобы стать наложницей. Я — Феодора Кантакузин, византийская принцесса!

Мурад рассмеялся, но на этот раз совершенно добродушно.

— Ты сейчас в первую очередь моя рабыня, Адора. Твоя свобода в моих руках. Если ты будешь послушной, я отпущу тебя на волю, а если нет, то ты останешься в полном моем распоряжении.

Он опять схватил Феодору за руку и притянул к себе. Она уже понимала, что сопротивляться бесполезно, и не пыталась противостоять ему. Его губы прикоснулись к ее губам, но она не ответила на его поцелуй. Тогда он покрыл поцелуями все ее лицо, потом снова сорвал с нее халат и стал целовать ее грудь.

— Нет! — взмолилась Феодора. — Прошу тебя, не надо. Я не хочу тебя!

Мурад секунду помедлил и с улыбкой на устах ласковым голосом сказал ей:

— Я не верю тебе. Я не верю, что ты не любишь меня. Я не верю, что ты не хочешь меня. Мне не нужна официальная церемония, чтобы убедиться в твоей любви. Хватит бороться с собой, глупенькая моя. Я по твоим глазам вижу, как тебе хочется, чтобы я овладел тобой.

Сказав это, Мурад снова стал покрывать ее тело поцелуями, Феодоре нечего было ему возразить: он прав — она уже хотела его. Когда его губы в следующий раз коснулись ее губ, она не стала противиться и ответила на поцелуй.

Мурад быстро стянул с нее шаровары и обнажился сам. Его тело стало теперь более мускулистым и поджарым. Руки Феодоры заскользили по его коже, как бы вспоминая стародавние ощущения от прикосновения к ней.

— Любовь моя, ты прекрасна, — прошептал Мурад. Он развел ноги Феодоры и легко проник в нее. Мир перестал существовать, остались только два слившихся тела.

Феодора не помнила, как уснула. Наутро ее разбудил Мурад, его пальцы ласкали ее. Спросонья она всем телом прижалась к нему, однако через мгновение, вспомнив все — где она находится и что случилось вчера, отпрянула.

— Пожалуйста, остановись. Прошу тебя, не надо, — прошептала она, задыхаясь от наслаждения.

Он не послушал ее, а лишь еще настойчивее стал ласкать.

— Мурад, остановись, ты убьешь меня!

— Нет, моя сладкая, я сделаю тебя счастливой, — возразил он.

В Феодоре боролось два противоположных чувства: она и не хотела, чтобы он владел ее телом, и, наоборот, страстно желала этого.

Он опять, мягко и медленно, как вчера вечером, овладел ею и быстро привел и себя, и ее к самой вершине плотской радости.

Когда к ней снова вернулось сознание, она обнаружила себя в объятиях Мурада. Он счастливо улыбался и восторженно смотрел на нее. Однако сейчас, после того как она не смогла справиться со своими низменными, как ей казалось, желаниями, Феодора была настроена отнюдь не так благодушно, как он.

— Я никогда не забуду тебе этого! — зло прошипела она, и слезы хлынули из ее прекрасных глаз.

Она была зла, в первую очередь, конечно, на себя, но вымещала свою злость на нем. Он же, не понимая, что с ней, недоумевал:

— Чего ты мне не забудешь? Того, что перестала бороться с собой и отдалась мне? Но это же прекрасно! Ты только подтвердила мои слова, что любишь меня.

— Я не прощу тебе того, что ты обратил меня в наложницу!

— О Аллах! Адора! Почему ты никак не хочешь понять меня? Я вовсе не хочу делать тебя своей наложницей! Я хочу сделать тебя своей любовницей. Я хочу поставить тебя выше всех женщин, живущих на земле. Если ты пожелаешь, я в обход своего сына сделаю тебя своей наследницей. Я сделаю все, что ты хочешь! Пойми, я люблю тебя.

— Женщины не могут наследовать власть в Турции.

— Роди мне сына, и я сделаю его своим наследником.

— Нет!

Феодора вскочила с кровати.

— Стоять! — приказал Мурад. — Ты опять забыла, что ты моя рабыня! — В его голосе слышались металлические нотки. — Рабыня! Встань на колени и проси у своего господина прощение!

— Никогда!

Он схватил ее за руку, бросил на кровать и поцеловал.

— Ну вот, смотри, ты мне грубишь, а я, вместо того чтобы наказать тебя, целую твои алые губы. Я готов даже подчиняться твоим приказам!

— Вздор! Отпусти меня! Мурад рассмеялся:

— Тогда становись на колени и проси у меня прощения. Я жду, Адора!

Она попыталась вырваться, но тщетно.

— Ты просишь меня…

— Я приказываю!

— Приказываешь мне встать перед тобой на колени потому, что я грубо разговариваю с тобой, или потому, что мне не нравятся твои поцелуи?

Она опять пыталась вырваться, но он крепко сжал ее запястье и силой опустил ее на колени. Адора, не зная, как избежать унижения, укусила его до крови, но он не ослабил хватку.

— Это я тоже запомню, мой господин.

— Не надо говорить таким тоном! К тому же не только господин, но еще и хозяин, и повелитель!

Он опять наклонился и поцеловал ее.

— Ты не имеешь права целовать меня! — кричала она.

— Почему я не имею права целовать свою рабыню?

Сейчас я поцелую тебя еще раз.

— Я ненавижу тебя!

— За что?! Поздно, моя глупенькая Адора. Сегодня ночью ты порвала с прошлой жизнью. Перестань злиться, я люблю тебя!

Он еще раз поцеловал ее, и она уже не могла не ответить на его поцелуй. Но сейчас она это сделала не только по велению тела, но и по желанию души. Мурад был прав — у нее начиналась новая жизнь. Она никогда не забудет Александра, но он ушел из этого мира навсегда, а ей еще предстояла долгая жизнь здесь, на грешной земле.