Джонатан 5 page. – Нет. Стойте здесь, – сказала я и встала перед ней, чтобы заслонить ее от света

– Нет. Стойте здесь, – сказала я и встала перед ней, чтобы заслонить ее от света.

Вскоре открылась задняя дверь, и на пороге возник темный силуэт Бобби.

– Клэр! – позвал он. – Элис!

– У нас все нормально, Бобби, – отозвалась я. – Возвращайся в дом. Мы сейчас придем.

– В чем дело? – спросил он. – Что‑то случилось?

– О, только не позволяйте ему подходить ближе, – прошептала Элис.

– Ничего не случилось, милый, – сказала я. – Все хорошо. Пожалуйста, иди в дом.

– В чем дело?

Он сошел на траву и остановился в нескольких шагах от нас, уперев в бедра сжатые кулаки, как сердитый отец. Я испытала к нему самую сильную неприязнь за все время нашего знакомства.

– Что происходит? – спросил он.

К этому времени Элис начала плакать – от горя и унижения, – долгие, спазматические всхлипы, вырывающиеся из нее с резким, сухим присвистом.

– Это Элис? – спросил Бобби.

– А кто же еще? – сказала я. – Иди в дом.

Он приблизился к нам.

– Элис? – сказал он таким тоном, словно был не вполне уверен, что это она.

Я положила руки ей на плечи. Я не обнимала ее. Я просто прикоснулась к ней, чтобы она не чувствовала себя окончательно брошенной.

– О, Элис, – сказал он. – Я так вам сочувствую. Все это так ужасно. О господи, это так ужасно…

– Ты не сделал… – вот все, что смогла выдавить из себя Элис.

Бобби шумно вздохнул и тоже заплакал. Я едва сдержалась, чтобы не съездить ему по физиономии. Как он смеет раскисать в такой момент? Я даже замахнулась. Мне давно хотелось сделать что‑нибудь в этом роде. Но моя рука замерла на полдороге и, следуя по линии наименьшего сопротивления, удобно легла ему на спину. Чтобы поступить иначе, требовались героическая твердость и самоуверенность, которыми я не обладала. Никакого внятного плана действий у меня не было. Бобби сотрясался от рыданий; его дрожь пронзила меня, как электрошок. Я снова увидела отца – четко и ясно, как на фотографии. Вот он, красивый, нахальный, в зимнем пальто. Одной рукой я касалась Элис, другой – Бобби. Потом, так же ясно, как отца, я увидела мать: раздраженную, подтянутую, стареющую в своем красном пиджаке с квадратными плечами. Я увидела Неда, как будто знала его всю жизнь, – вот он, выпихнутый из дома недовольной женой, сидит в своем кинотеатре среди тающей публики, мечтая о Фей Данауэй и Элизабет Тейлор.

Мои руки лежали на Бобби и Элис. И тут я, не желая больше ни под кого подлаживаться, откинула голову назад и засмеялась. Смешного было мало, но я смеялась. Я понимала, что это нехорошо – хохотать в такой момент, но все зашло как‑то уж слишком далеко. Я решила, что не буду смущаться, и не смущалась. Я продолжала хохотать. Отсутствие реальных поводов для смеха, кажется, только еще сильнее меня раззадоривало.

Потом я почувствовала, что кто‑то полувопросительно трогает меня за плечо. Я оглянулась и увидела Джонатана, боязливо и вместе с тем страстно просящегося в наш круг. Я потеснилась, чтобы он мог поместиться между мной и Бобби, и протянула руку так, чтобы касаться их обоих. Я продолжала хохотать, чувствуя, как во мне начинает подниматься какая‑то тяжесть, что‑то большое и вязкое, как ком теста, что‑то такое, что я проглотила настолько давно, что сама уже об этом забыла. Я смеялась над своим отцом – пьяным мальчишкой, измученным собственной приверженностью к безалаберности и хаосу. Я смеялась над своей суровой, склонной к патетике матерью. Я смеялась над мечтательным Недом, превратившимся в кучку пепла. Я смеялась над бесхарактерным Джонатаном, над Бобби и над собой, обрюхаченной на пятом десятке, но так и не разобравшейся до конца в своих чувствах. Я смеялась над Элис, оказавшейся в этом чудовищном доме посреди пустыни только потому, что она не могла помыслить себя без углового шкафчика. Я смеялась над всем пустым и ничтожным.

Date: 2015-12-12; view: 289; Нарушение авторских прав