Всемирно известная звезда варьете

Клара лежала, свернувшись комочком, на одном из канапе апартаментов, которые она снимала в одном из самых шикарных отелей Лондона. И рыдала, как грудной ребенок. У нее было все, но все чаще и чаще она ничего не чувствовала. В первый раз у нее возникло ощущение пустоты, когда она была на сцене одного нью-йоркского театра. И после нескольких вызовов, дойдя под гром аплодисментов до своей уборной с красными обоями, когда Стив накинул на ее хрупкие плечи большое махровое полотенце, чтобы она не простыла, она попросила его оставить ее на несколько минут одну. Этого она никогда не делала вот уже целых десять лет. Он удивился, перед тем как уйти, задал ей какие-то вопросы, был явно обеспокоенным. Когда она закрыла за ним дверь своей уборной, стены помещения начали качаться, она почувствовала, как ее что-то приподняло, а затем бросило в темный колодец. Она пришла в себя, только когда услышала нервный стук в дверь.

Поднявшись с пола, ничего не понимающая Клара открыла дверь мужу. Стив был бледен, он с такой силой прижал ее к себе, что она испугалась, как бы он не задушил ее в своих объятиях. Они оба не произнесли ни слова, но их встретившиеся отчаянные взгляды сказали им о том, что никакое объяснение не могло принести им облегчения. Стив снял с нее одежду и накинул на ее тело тонкий розовый пеньюар изо льна. Потом позвал Мари, ее личную секретаршу. Та поняла, что дело было срочным, но когда рядом находился Стив, она старалась держаться в сторонке. И поэтому осталась ждать за дверью вместе с двумя телохранителями дивы. Она была так встревожена, что успела уже выкурить несколько сигарет, несмотря за запрет курения в помещении. Когда она вошла в комнату, Клара сидела перед зеркалом туалетного столика и внимательно разглядывала свое отражение. Мари опустила глаза. В это мгновение звезда была лишь тенью самой себя. Мари повернулась к Стиву, который был настолько растерян, что у секретарши заныло сердце. Он попросил ее снять с жены макияж, помочь ей одеться и сказать ему, когда та будет готова, чтобы он отвез ее в отель. Он заявил, что она нуждалась в отдыхе, но оба они знали, что случилось нечто гораздо более важное.

В гнетущей тишине Мари стала заниматься дивой и положила ободряюще ладонь на ее плечо, прежде чем та скрылась в лимузине с затемненными стеклами, который должен был отвезти ее в гостиницу.

Певице понадобилось почти три дня на то, чтобы хотя бы частично вновь почувствовать радость жизни. Отмена одного концерта ее расстроила, но она опять уехала в турне. Она не понимала, что именно могло вызвать ее прошлое недомогание, и предпочитала о нем умолчать. И молчала до тех пор, пока снова не свалилась с ног во время спектакля в Токио. В антракте она убежала в свою уборную. Мари не отступала от нее ни на шаг. Она заперлась в уборной на целых четверть часа, не дав секретарше возможности войти туда. Там повторились те же симптомы, что и в Нью-Йорке, и она взяла с Мари слово, что та ничего не скажет об этом Стиву, который в то время находился в Европе и вел важные переговоры с одной студией звукозаписи. Сколько же раз за два последних года повторились эти приступы страха? Раз пять или шесть. А Клара не могла продолжать держать мужа в неведении относительно этого.

С выхода ее первого альбома он взял ее под свое крыло, как хрупкого птенца, и с тех пор занимался всем, что касалось Клары. Они страстно полюбили друг друга. Они вместе добились ее международной известности. Ее головокружительный взлет, огромный талант, открывший ей дорогу на все самые престижные сцены планеты, не давали ей возможности испытать счастье материнства.

Случалось, что Стив страстно ждал окончания очередного ее турне или сеанса записи в надежде на то, что она, наконец, упрочит их союз рождением ребенка. В тридцать восемь лет Клара не испытывала никакого желания делать это. Ее потребность любить была такой сильной, такой исключительной, что она сомневалась, что надо было что-то давать взамен. Естественно, всю свою любовь она отдавала Стиву и ничуть об этом не жалела. Он был так терпелив, так ее защищал, он во всем был с ней согласен. Она знала, что была неспособна проявить самопожертвование по отношению к кому бы то ни было. Что станет с ребенком, если его мать не даст ему то, что она ценит превыше всего?

Это казалось ей теперь еще более правильным. С некоторых пор она больше не удовлетворялась столь жадно знаками внимания публики, хотя та продолжала сходить от нее с ума. Напротив, публика приводила ее в оцепенение. Публика была для нее только кричащими что-то ртами, руками, старающимися к ней прикоснуться, глазами, которые вылезали из орбит. Пропастью и только.

Она не понимала, как такое могло с ней приключиться.

* * *

Стив протянул к ней руку. Лицо Клары было залито слезами; он больше не узнавал жену. Она встала и юркнула в его объятия. Вдохнула запах его одеколона, прикоснулась губами к его шее. Он прошептал ей ласковые слова. Это было все, что она хотела услышать, и, когда Мари постучалась в дверь салона, Клара чувствовала себя уже лучше.

Стив впустил секретаршу и попросил ее подольше помассировать Клару. В руках Мари певица была словно глина для формовки: та не стала слишком давить на это хрупкое тело. Бока и плечи уже потеряли былую округлость, грудь стала совсем маленькой, бедра казались невероятно длинными, настолько они стали худыми. Дива посмотрела на свою преданную помощницу, не видя ее: на глазах ее словно была пелена. Мари удалось наконец высказать то, что уже несколько месяцев вертелось у нее в мозгу:

— Надо остановиться, Клара. Вам просто необходимо обратиться за консультацией к врачу, к кому-то, кто сможет вам помочь.

Клара очень ценила эту женщину, так долго работавшую с ней и проявлявшую как снисходительность, так и самопожертвование, и ответила ей твердо и уверенно:

— Да, я остановлюсь. Но не для того, чтобы отдохнуть. Я больше не хочу петь. Вот уже два года, как мой голос доносится так издалека, что я боюсь, что когда-нибудь я его просто потеряю. Случилось нечто странное, чего я никак не могу понять, но все заключается в том, что я так много пела по всему миру, мне так горячо аплодировали за эти десять лет, что я отныне больше не могу жить для других. Я должна найти себя, понять, кто я есть. Мне казалось, что я была счастлива, но теперь вижу, что не достигла еще и первой ступени счастья. Как сказать Стиву о том, что я хочу жить на заработанные деньги и никогда больше не накладывать свой голос на музыку?

— Не надо так говорить, вы просто устали. Вы слишком сильно любите сцену, чтобы покинуть ее! — взволнованно воскликнула Мари.

— Мари, вы поможете мне жить.

— Но… каким образом?

— Вы поймете мир, который меня окружает. Я звучу совершенно глухо. В голове моей всегда была только музыка. Этого мне теперь мало.

Верная помощница при этих словах даже разинула рот от удивления. Никогда еще она не слышала такой связной речи от Клары, такой говорливой и поверхностной, которая и трех слов связать не могла. Что же стало причиной этого потока признаний? Что вызвало такой переворот в ее сознании? И как самая знаменитая в мире дива могла хотя бы на секунду подумать о том, чтобы уйти со сцены?

Мари обессилела, и теперь уже заплакала она, закрыв лицо ладонями. Клара притронулась к ее руке, приподняла ее подбородок своей тонкой полупрозрачной ладонью и произнесла слегка охрипшим голосом:

— Все хорошо, Мари. Успокойтесь, я еще поломаю комедию некоторое время, потому что не решила пока, каким образом сообщить о своем решении Стиву. Турне я закончила, мой следующий альбом должен выйти только через пару лет, у меня есть время на то, чтобы подготовить к этому всех, кто меня окружает. Они поймут, насколько необходим этот уход. Сегодня вечером, Мари, мы отправимся на праздник к Филиппу Серра, меня там с нетерпением ждут, и мне это нравится. А в котором часу мы отправляемся из Лондона?

— Через три часа, — ответила Мари дрожащим голосом. — Ваш муж проводит вас до аэропорта.

— Отлично. Наполните мне ванну, я хочу быть в форме, чтобы совершить эту поездку и прибыть в Париж совершенно очаровательной. Нельзя же разочаровывать поклонников, которые меня там ждут, дорогая моя Мари… Во всяком случае, пока рано!

Из одного из внушительных размеров кожаных чемоданов, изготовленных для певицы по специальному заказу, Мари достала несколько красивых флаконов с эликсиром для ванн. Стоило ей только снять с них хрустальные крышки, как вся ванная комната наполнилась приятными запахами. Несколько капель — Клара утверждала, что если добавить больше, это могло плохо повлиять на ее голос, но какое значение это имело сегодня? — моментально растворились в слегка дымящейся воде, которая наполняла угловую ванну.

Как и всегда, делая это, Мари имела право вспомнить о прошлом: она тоже была когда-то утонченной женщиной. Это было в другой жизни, давным-давно. Когда она глядела на себя в зеркало, то с трудом убеждала себя в том, что все это не сон. Двенадцать лет тому назад Мари Сегара была парламентским обозревателем, известной всем не только своей компетентностью, но и сводившими с ума формами тела. Многие ее собратья по профессии и некоторые политические деятели имели на нее виды, и Мари иногда пускала в ход свою соблазнительность ради достижения целей. До постели дело она не доводила, умела дозировать свою игру, знала правила, которые нельзя было переступать. Единственным членом сераля, которому удалось однажды преодолеть ее моральные устои, стал Мартен Боллери. В то время он был всего лишь одним из депутатов от оппозиции и не имел такой власти, какой обладал сегодня, став министром промышленной реструктуризации. Но, как и все политические деятели, он определил для себя судьбу, которая была чужда любого компромисса, не допускала ни единого промаха при прохождении дистанции. Мари стала одной из его добровольных жертв, и это сломило ее точно так же, как свинцовая дробь поражает птицу при взлете. Тогда она была далека от мысли о том, что этот человек будет играть важную роль в ее жизни, или же не прислушалась к этой мысли. Потому что инициатива была в ее руках, а в отношениях с Мартеном она думала играть первую скрипку. Но при этом не учла слежки некоего фоторепортера, способного на все ради денег и любви к сенсациям. Нескольких фотографий парочки — среди них поцелуй при выходе из отеля, единственный, которым они обменялись на людях, — проданных журналам, положили конец их роману, длившемуся около двух лет. Если бы Мартен не имел целью в жизни стать президентом Республики, он, вне всякого сомнения, бросил бы ради нее жену. Но для этого человека, просыпавшегося каждое утро с мыслью о Елисейском дворце, это было совершенно немыслимо.

Она встретилась с ним во время одного из коктейлей в Национальном собрании, и оба сразу же поняли, что эту ночь они проведут вместе. Продолжение было эпическим, но приятным: Мари ездила к нему, когда он выезжал в провинцию, и там он водил ее по самым шикарным ресторанам. Они вели себя сдержанно, но не особенно скрывали свою связь. Про них ходили сплетни, но не больше, чем про другие парочки любовников: в политике наличие любовниц было таким же необходимым аксессуаром, как флажок на машине с персональным водителем. Но Мари быстро стала ощущать себя более чем куртизанкой и даже позволила себе мечтать о жизни вдвоем. Именно в этом и была ее единственная ошибка. И когда Мартен объявил ей о разрыве отношений в известном ресторане, находившемся в одном парижском дворце, она лишь криво улыбнулась. Полученный ею удар кулаком в солнечное сплетение еще не принес страданий. В ушах Мари загудело, но она выдержала этот удар, такая красивая и стройная в своем длинном черном платье. И только сказала: «Это все равно когда-нибудь должно было случиться». А потом подумала, сможет ли она выйти из ресторана, не шатаясь на своих длинных шпильках.

Он был явно удивлен таким хладнокровием, он, несомненно, готовился увидеть рыдания, признак того, что она страдала. Потому что он долго делал выбор — так он, по крайней мере, ей сказал — между ней и своей политической карьерой. На карту была поставлена судьба страны. Стране куда больше был необходим он, а не эта красота, у ног которой лежали все парламентарии. Мари согласилась с этим. Когда он протянул руку, чтобы погладить ее по затылку, она не пошевелилась. Она позволила ему это сделать, а потом сняла с пальца подаренное им золотое кольцо с бриллиантами, положила его рядом с фужером шампанского и произнесла слова прощания, разорвавшие ему грудь.

И только в отвозившем ее домой такси она полностью прочувствовала всю боль расставания и горечь его отсутствия рядом. В клинике, где она очнулась, она ничего не могла объяснить врачу. Таксист доставил ее, потерявшую сознание, в службу экстренной помощи госпиталя Святой Сесиль, где жена Мартена произвела на свет троих его детей. Мари помнила, что закричала диким голосом, но сегодня уже не могла вспомнить, как именно она сумела вернуться к жизни.

Во время одного ужина, имевшего место спустя несколько месяцев после этого, один из ее друзей, пресс-атташе, познакомил ее с талантливой певицей, которую, как он утверждал, ждала головокружительная карьера. Между женщинами сразу же промелькнула искорка взаимной симпатии, и поскольку Мари больше ничем в жизни не занималась, покинув работу и мир, который ее окружал, Клара, несомненно в порыве сострадания, убедила ее стать своей помощницей. Мари стала подпоркой Клары, тенью дивы. Это очень подходило ей, такой, какой она теперь стала: печальной, молчаливой, сдержанной, болезненно скромной и не представлявшей ни для кого никакого интереса.

* * *

Температура воды была нормальной. Мари добавила в нее немного ароматизированной соли, включила отопление и повесила на сушилку несколько толстых банных полотенец. Клара лежала на огромной кровати, устремив взор на белоснежный потолок.

— Ванна готова. Может быть, включить негромко музыку? — спросила Мари.

— Нет, спасибо, я хочу побыть в тишине.

Клара медленно поднялась и поправила свой белый пеньюар. Войдя в ванную, она сбросила его на пол. Мари отвернулась, чтобы не видеть это исхудавшее тело, потерявшее свои округлости. В голове у нее мелькнула мысль: а притрагивался ли к ней когда-нибудь Стив? Занимается ли он с ней любовью? Во всяком случае, она могла поклясться, что певица уже не столь жаждала близости с ним. Неужели страсть Клары к своему ментору настолько притупилась, что она не хочет больше петь?

Дива положила голову на подушечку, лежавшую на краю ванны. Закрыв глаза, она стала походить на покойницу. Мари вздрогнула.

— Мне остаться с вами? — спросила она ее.

— Да. О чем вы думаете, Мари? О том, что я вам только что сказала?

— Я не могу никак этого понять. Думаю над причиной, заставляющей вас все бросить. Я считала, что только песня может сделать вас счастливой…

— Так оно и было. Но теперь у меня есть другие желания, и они мне неприятны. Так бывает, что вы чего-то страстно желаете, зная при этом о том, что это может вас погубить.

— О чем это вы?

— Я пока не готова об этом говорить. Голова моя и сердце переполнены этим, Мари. Вот и все, что я могу вам сказать.

Она посмотрела на помощницу своими огромными темными глазами. Ее последняя фраза вызвала продолжительное молчание. Оно было прервано появлением Стива.

Тот несколько раз позвал жену из салона апартаментов. Клара улыбнулась в зеркало, висевшее напротив ванны. Улыбка была несколько грустной, что не укрылось от внимания Мари. Дива готовилась к своему шоу. Теперь она будет вести себя в личной жизни точно так же, как на публике. Мари была права: Клара чувствовала к мужу только привязанность. Их любовь прошла. Это было самое худшее, что могло приключиться со звездой.

Закончив приготовления к отъезду, певица наспех поцеловала мужа, достала из шкафа свое длинное черное манто. Коридорный пришел за багажом, и Мари села вслед за супругами в лимузин. Дорога была отмечена несколькими короткими фразами явно обеспокоенного Стива: он был озадачен поведением жены. Клара наблюдала за тем, как капли дождя хлестали по затемненным стеклам машины. Стив наконец спросил у нее: нужен ли он был ей в Париже и не следовало ли ему перенести на более поздний срок встречи, намеченные в британской столице? Певица отрицательно покачала головой и улыбнулась ему:

— Все в порядке, не стоит беспокоиться. Оставайся в Лондоне, тебе здесь надо решить срочные вопросы. Мы с Мари сегодня вечером будем веселиться, как одержимые. Не правда ли, Мари?

Помощница кивнула:

— Да, кажется, что приемы в «Премиуме» проходят всегда на самом высоком уровне.

Мари не верила ни единому слову из того, что сказала Клара. Приглашение Серра она приняла явно не ради удовольствия, а скорее из чувства долга. Она готовилась уйти, Мари чувствовала, как глаза ее наполнились слезами. Указательным пальцем она нажала на верхнее веко в надежде сдержать таким образом соленый поток. Клара наклонилась к ней и взяла ее за руку. Они уже прибыли в аэропорт.

* * *

Мари никак не удавалось связать концы с концами ее разговора с Кларой. Когда Стив уехал, та продолжила молчать, и, таким образом, она сама не могла начать разговор. Просидев всю дорогу с закрытыми глазами, она, казалось, твердо решила хранить в себе причины, толкавшие ее к отказу от славы. И только после приезда в отель на Вандомской площади она наконец-то удовлетворила любопытство своей ассистентки.

Если бы за все годы сотрудничества со звездой Мари следовало бы запомнить только одну сцену, она без колебания запомнила бы именно эту. Когда она начала развешивать гардероб певицы по большим шкафам номера люкс, Клара, усевшись поудобнее в одно из красных кресел перед большим окном, начала разговор, выговаривая слова так четко, что у Мари от них оборвалось дыхание.

— Это случилось на выходе после одного моего парижского концерта, чуть меньше года тому назад. У него в руках была роза и какой-то сверток. Я не сразу обратила на него внимание: он, как многие другие, ждал моего автографа и моей улыбки. Принимая цветок, я почувствовала на себе тяжелый взгляд. Я подняла на него глаза и увидела невероятное. Передо мной стоял моложавый темноволосый мужчина, шикарно одетый, с такими пухлыми губами, что рот его напоминал готовый лопнуть плод, а его черные глаза просто пожирали меня взглядом. Никогда в жизни я не ощущала чувство беспомощности перед лицом мужчины, который меня хотел. Но ведь таких в мире миллионы, не так ли? Он ничего не сказал, просто отвел с моего лба в сторону прядь волос, и тут один охранник из Берси резко его оттолкнул, словно он посмел прикоснуться к какой-нибудь картине в Лувре. И тут я почувствовала, что не должна была упускать его. Что мне надо было бы перестать быть недоступной певицей и снова стать женщиной. Я шепнула на ухо горилле, намеревавшемуся его прогнать, и подождала, пока он извинится. Тот был настолько удивлен, что не смог сдвинуться с места. Его, разумеется, проинструктировали, что я ни с кем не должна была видеться, что меня должны были сразу же после концерта отвезти в отель в моем лимузине с эскортом охраны. Именно так все и должно было случиться. Но в тот вечер я не смогла…

Стоя с серебряным узким платьем в руках, Мари не верила тому, что услышала. И напряженно прикидывала, когда именно могла иметь место эта встреча.

— Не ломайте голову, этот случилось в тот самый вечер, когда вам пришлось остаться, чтобы уладить проблему с управляющим, — продолжила Клара, словно догадавшись, о чем думала ее секретарша. — Один из ключей от моей уборной куда-то запропастился, и вы настояли на том, чтобы в двери поменяли замки. Мы с вами распрощались и договорились встретиться утром, ближе к полудню, в моем номере.

Мари действительно помнила этот случай. Ей пришлось настоять на том, чтобы в субботу срочно прибыл слесарь, поскольку концерт должен был продлиться еще шесть дней. Однако она совсем не помнила, как прошел следующий день. Как же Клара сумела устроить все так, что она ни о чем не догадалась? Неужели она посвятила в свою тайну телохранителя Макса?

Дива встала с кресла, подошла к бару и налила себе порто в красивый хрустальный стакан. Поднеся его к губам, она закрыла глаза при контакте с напитком. Мари не смела пошевельнуться из опасения, что малейшее движение вспугнет певицу и та оборвет свой рассказ. Но поток признаний продолжился, и это было похоже на очищение:

— Я действительно села в свою машину, но там я была не одна. Молодой человек сел рядом, и я положила голову на его плечо. Он взял мою руку и поднес ее к своим губам. Мы не произнесли ни единого слова, все было словно ирреально. Я не думала ни о чем: ни о Стиве, ни о моей репутации, ни о водителе, который за нами подсматривал. Кстати, именно он и поднял стекло, отделявшее его от салона. Может, его смутила эта интимность? Я никогда не испытывала такого чувства легкости, блаженства. Когда мы приехали в отель, первой в номер поднялась я. Поговорив с моим верным Максом, я добилась, чтобы этот человек смог пройти ко мне. Ничего заранее мы не готовили, действовали чисто инстинктивно, я даже все еще не слышала его голоса. О том, что было потом, Мари, рассказывать не буду, это мое личное. Все перевернулось в тот самый момент, когда я его увидела. А вы разве не чувствовали этого с Мартеном Боллери?

Этот вопрос заставил Мари вздрогнуть: она все еще помнила о своей встрече с политическим деятелем и о бурной связи, которая за этим последовала.

— Но это плохо закончилось, — призналась верная помощница, снова начав раскладывать вещи.

— А у меня? Вы полагаете, что это тоже плохо кончится?

— Но зачем же прекращать петь? Даже если вы порвете со Стивом, вы найдете другого ментора. Пусть все будет не совсем так, как с вашим мужем, но это вполне возможно.

— Вы ничего не поняли! Я не хочу бросать Стива, я хочу прервать свою карьеру. Проблема вовсе не в любви, Мари. Ведь тот мужчина одной ночи никогда не вернется. Он просто дал мне понять, в чем моя проблема. Я больше не желаю быть такой, какой была до этого. Пришло время взять свою судьбу в свои руки. Мне кажется, что я все время плыла по течению, была всего лишь игрушкой.

— В руках Стива?

— И Стива, и всех тех, кто меня окружает. Но я на них не сержусь, я сама с этим соглашалась. Но теперь — все. Когда вы спросите себя, как проходит ваша жизнь, когда подведете черту под прошлым, вы иногда понимаете, что жили вовсе не так, как вам того хотелось бы, что вы уступали желаниям других людей. Если муж это поймет, если согласится с моим решением изменить жизнь, мы сможем остаться вместе.

— И как бы вы хотели жить?

— Вдали от прожекторов. Аплодисменты, проявления любви, подарки от поклонников, которых я даже не знаю, все это мне надоело. Я больше уже не чувствую себя уютно с ними, потому что больше стараюсь оставаться наедине с собой. Я больше не могу быть всего лишь имиджем.

— И у вас также поменялись взгляды на детей?

Клара рассмеялась прерывистым смехом, который озадачил Мари:

— Ну до чего же вы прагматичны! Не знаю. Может быть, придет время и для этого. Ведь я только в самом начале моей личной жизни. У меня нет ответов на все ваши вопросы. Я просто счастлива, потому что нашла наконец в себе мужество посмотреть себе в глаза, выразить то, что я считаю своим желанием.

Мари вдруг почувствовала себя обманутой, словно она стала не столь необходимой певице, как раньше. Однако, словно ничего и не случилось, она спросила:

— Не хотите ли принять душ перед тем, как начать одеваться на прием?

— Да, Мари, душ! Это отвлечет меня от моих мыслей, правда?

— Но я вовсе не хотела…

— Не переживайте, я пока еще все та же Клара, которую вы знаете. Я готова вести себя так, как этого ждут от меня люди. Я же вам уже сказала: пройдет еще много месяцев, прежде чем я перестану представляться звездой. Я сделаю это тихо. Разве что только начиная с сегодняшнего дня я не открою рта, чтобы петь. Но об этом знаем только мы с вами…

Мари горела желанием спросить, оставит ли она ее на службе, но боялась получить отрицательный ответ. Она достала из шкафа длинное платье цвета маренго, так хорошо сочетавшееся с глазами и молочной кожей Ютры. Туфли и сумочка уже лежали рядом. Услышав шум воды и довольные возгласы певицы, Мари разрыдалась. Она опять теряла дорогого ей человека.

* * *

Парикмахерша и косметичка пришли около восьми часов вечера. В глазах Клары светилась хитрость. Она решила не укладывать свои тонкие волосы в пучок, просто распустить их по плечам. Перед выездом на канал «Премиум» она полюбовалась собой в высоком позолоченном зеркале. Улыбка ее уже не была печальной:

— Мари, меня охватывает беспокойство, мне придется разочаровать многих людей. Вечер у Филиппа Серра станет последним большим приемом, на котором я позволю себе встретиться с бомондом. Наблюдай сегодня за мной внимательно, дорогая моя помощница: Клара Лансон покажет шоу в последний раз в своей жизни.

Софи Ракен,

Date: 2015-12-12; view: 374; Нарушение авторских прав