И Марк Террьен, его директор программ

— Взгляни-ка на этого типа, он так светится красотой, что забываешь, что он темнокожий!

Не отрывая взгляда от ведущего 20-часовой программы, Серра наслаждался собственной остротой. Позади него громко захохотал Марк Террьен, его правая рука. Приятели просматривали теленовости вчерашнего дня в кабинете президента — генерального директора канала «Премиум». Филипп Серра откинулся в кресле и сморщился при виде этого молодого негра в костюме и галстуке. Прислонившись к окну, Террьен довольно улыбнулся, бросив взгляд на количество зрителей журнала теленовостей:

— Во всяком случае, этот подлец заставляет фантазировать домохозяек моложе пятидесяти!

— Мне неважно, что Мейер в данный момент востребован, лишь бы он поднимал рейтинг программы. Это превосходит все наши ожидания! Надо подумать о его приглашении на мои частные вечеринки. Мне кажется, что «Премиум» слишком побелел.

— Доброжелательная дискриминация хороша для канала. Вне камер он имеет право жевать выпечку с теми, кто нам полезен, не так ли?

— Тсс, тсс, тсс, ты не прав, Марк. Если журналистам станет известно, что мы любим меньшинства только тогда, когда нам выгодно, они на нас всем скопом набросятся!

— А кто нас выдаст? Журналисты готовы поубивать друг друга, чтобы проникнуть в наш частный круг. Да и потом, они очень редко пишут о тех, кто их злит. Они слишком дорожат своей работой. С другой стороны, что будут делать те, кто к нам обращается, чтобы получить важную информацию? Скажу тебе так: они все выставляют себя Зорро авторучки, но после этого бегут позади их чертовой лошади! Достаточно лишь заставить их поверить в то, что они обладают священной свободой выражения, чтобы они никогда не пожелали ею воспользоваться. Журналисты — это падальщики, которых мы кормим с руки!

— Уа! Какая тирада! И в чем проблема? Произошла легкая стычка с одним из наших «друзей» из прессы сегодня утром?

— Да нет, не серьезнее, чем всегда. Но, кажется, я перестану читать их бред до завтрака, это плохо влияет на пищеварение. Есть тут один, возомнивший, что обладает исключительными познаниями в области программирования. Определенная критика телемагазина… И это журналист? Если бы я мог, я бы запихнул ему в глотку его плоский экран вместе с пультом управления!

— Не трать попусту свою энергию, — ответил прагматичный Серра. — Главное, чтобы о наших передачах постоянно говорили. Плохое или хорошее, какая разница, если буйволы стадами приходят пить из нашего канала? А говоря о стадах, имеем в виду счастливых рекламодателей. Забудь свою гордость: твоя задача — подготовить мозги наших дорогих телезрителей к восприятию рекламы. А твои дебильные передачи прекрасно для этого подходят. И, честно говоря, именно это у тебя получается лучше всего.

— Ладно. Я наплюю на критику. Не стану заводить себе еще одного врага из дураков, я и так уже окружен ими и сыт по горло!

В тишине кабинета послышался его натянутый смех, который внезапно прекратился:

— У меня в одиннадцать встреча с Миллером, — объявил он.

— Это кстати про дураков!.. — произнес президент — генеральный директор.

На сей раз смеялся уже Серра. Но не громко. Этот смех походил на клекот, который поднимался из глубины горла. Враги называли его Фантомасом ФТА, а подчиненные Змеем. Он об этом знал, но был доволен. Серра был убийцей, его это веселило.

* * *

Одна из трех его секретарш громко постучалась и просунула голову в кабинет:

— К вам посетители, президент.

Террьен не стал ждать, когда его выставят из кабинета. Он быстро направился к двери: его встреча была уже закончена.

— Увидимся на обеде! — сказал он Серра. Тот удивленно поднял брови:

— С кем обедаем?

— С Ролле. Он хочет продать нам один проект из Голландии, тебе эта штука понравится: нечто, что хорошо промывает мозги, чтобы подготовить их к рекламе…

— Мне кажется, что он хочет попытаться выбить для себя кабинет рядом с террасой…

— Мне думалось, что мы хотим заключить с ним эксклюзивный контракт? В конце концов, если он хочет щупать ведущих на двадцать первом этаже с видом на Сену, мне это подходит!

— Все зависит от того, какие это будут ведущие, дорогой мой… — с усмешкой произнес Серра.

Когда директор программ ушел, Филипп Серра направился к аппарату для приготовления кофе эспрессо, подаренному ему директором группы на Новый год. Просто чудо какое-то, способное удовлетворить самого взыскательного любителя кофе. Всякий раз, поднося к губам чашечку из белого фарфора, он представлял себя Джорджем Клуни.

— Здравствуй, Филипп!

Серра от неожиданности едва не выронил чашку из рук: он не слышал, как посетительница вошла в кабинет.

— Я тебя испугала, прости. Я подумала, что тебя предупредили о моем приходе, — произнес голос, в котором не слышалось ни малейшего намека на раскаяние.

— А, Катрин, и да и нет. Хочешь эспрессо?

— Нет, спасибо: от него желтеют зубы.

— Как хочешь, но разговор начинается неплохо. Мне сказали, что ты изводишь моих секретарш по очереди вот уже два месяца, добиваясь встречи со мной?

— Если точнее, три месяца.

— Отлично. Ну, в чем же дело? Неужели я смогу ответить на твои вопросы лучше Марка?

— Именно так. Потому что Марк на них не отвечает вообще.

— Это называется тактикой.

— Прости, не поняла?

— Неважно. Давай, Катрин, выкладывай свои претензии, и закончим с этим.

Катрин Варнье, ведущая самого популярного на телевидении журнала репортажей, озадаченно посмотрела на него:

— Я пришла вовсе не для того, чтобы ругаться. Просто хочу убедиться в том, что дошедшие до меня разговоры не имеют под собой никаких оснований.

— Слушаю тебя. Присаживайся, мне как-то неудобно. Ты еще подросла?

Катрин на это ничего не ответила и выпалила:

— На этом канале стало обыкновением, что внутренняя информация вначале появляется в прессе до того, как заинтересованные лица сообщают ее официально. Именно потому, что с некоторых пор мне стали звонить журналисты и задавать вопросы, обоснованы ли некоторые слухи, я и обеспокоилась.

— Это очень неприятно, я с детства не любил загадки… Скажи мне прямо, о чем идет речь, у меня и без этого полно тех, кто меня изводит!

— О'кей. Говорят, что ты намерен поставить вместо меня главным редактором Анри Мейера, и, следовательно, он будет вести программу «Обратный отсчет»…

— И?..

— Мне бы хотелось в этом разобраться.

— Действительно, мы об этом думаем.

Озадаченная журналистка воскликнула, будучи не в состоянии сдержать волнение:

— Но это невозможно, ведь эту передачу создала я! Я сделала ее журналом информации номер 1, продаваемой по всему миру!

— Я тебе, Катрин, за это благодарен. Честно. Но идея вот уже десять лет принадлежит каналу. Тогда тебе не из чего было ее создать, мы это сделали для тебя. Тебе не кажется, что она в некотором роде и наша?

— Нет! Я — душа этой новостной программы, телезрители ждут, чтобы увидеться со мной каждую неделю, на прошлой неделе я была провозглашена самой влиятельной журналисткой телевидения!

— Нет, это звание принадлежит Софи Ракен.

— Ни в коем случае! Софи была выбрана как самая достоверная, но я — самой влиятельной!

Голос ее перерос в визг, Серра инстинктивно заткнул пальцем левое ухо, которое находилось ближе к пухлым губам телеведущей.

— Не кричи, мне кажется, что я в столовой!

— Ты хочешь меня кинуть, так? — снова произнесла Катрин, резко вскочив на ноги и тыча пальцем в Серра, на которого эта угроза ничуть не подействовала.

— Вовсе нет. Времена меняются. Теперь теленовости стоят в нашей сетке. В них люди глотают личинок, находясь в клетке со змеями, занимаются любовью в бассейнах, уезжают жить на несколько недель на пустынный остров, где нет ни туалетов, ни холодильников, орут друг на друга, как дикари, в изолированном от мира помещении и идут на все, чтобы набить себе карманы. Сегодня телеканалы появляются на свет еще быстрее, чем вши в нижнем белье солдат, а Интернет революционизировал доставку информации. «Обратный отсчет» продолжает оставаться замечательной передачей, но она должна прогрессировать в своем выпуске.

— Ну да, ввести туда негра, таково твое видение обновления?

— Именно так. Или какую-нибудь пышногрудую блондинку. Как я тебе уже сказал, телевидение теперь гонится не за качеством, а за количеством. Нам нужны все новые и более многочисленные телезрители. И когда Роббер Дюшенок возвращается вечером домой усталый после тяжелого трудового дня за нищенскую зарплату, он предпочитает смотреть какую-нибудь дебильную передачу, а не журнал теленовостей. Понимаешь, это его больше расслабляет… И тогда, чтобы не ждать снижения зрительского интереса, надо предложить ему развлечение между несколько тяжеловатыми репортажами, которые он смотрит после ужина.

— Ну, девица еще куда ни шло, — согласилась Картин. — Но можешь ты мне объяснить, каким образом телезрителя сможет развлечь черномазый?

— Честно признаюсь, этот феномен я еще не понял. Именно этот вопрос мы и обсуждали только что с Террьеном!

— Был бы у меня микрофон, я смогла бы записать этот разгул половой и расовой дискриминации! Пресса с большим удовольствием напечатала бы основополагающие мысли руководителей канала «Премиум»…

— И эту тему мы часто обсуждаем с Террьеном. Он придерживается совершенно иного, чем ты, мнения относительно средств массовой информации. Но я предлагаю тебе отложить наш спор до лучших времен, отведенное тебе для встречи со мной время истекло. Ты меня убедила в одном: в сентябре тебя заменит именно Анри. А для тебя мы найдем полчаса эфира ночью для какого-нибудь нового революционного проекта.

Говоря все это, Серра настойчиво подталкивал огорченную Картин к двери. А затем сделал знак рукой своей старшей секретарше, чтобы та выкинула прочь этот надоедливый пакет. Секретарша бросилась к двери и за руку утащила Катрин, повторявшую от огорчения только «но, но, но…» до тех пор, пока не оказалась перед средним лифтом: тем, что спускался прямо в холл.

* * *

В кабинете Марка Террьена, человека настолько же двуличного, насколько извращенным был Серра, царила менее напряженная обстановка. Он слушал самого яркого ведущего телеканала, доставая пирожные с ванилью из коробки для печенья. Каждую неделю его помощница наполняла ее этими вкусными сладостями, которые специально доставлялись из Бельгии. Это было, безусловно, единственной роскошью Террьена, довольствовавшегося в остальном тем, что давала ему жизнь. Вы скажете, что это ему было совсем просто, учитывая его крупный счет в банке, то, что он мог без забот уехать на три недели отдыхать на Сейшельских островах во дворце или купить себе квартиру площадью около двухсот квадратных метров в центре Парижа, не упрашивая банкира помочь это сделать? Но ведь Террьен, в конце-то концов, не был одним из этих самодовольных телеведущих, которые требовали ванну в кабинет или требовали оплатить им астрономические суммы, не удосуживаясь при этом приложить соответствующие счета. Или пользовались услугами кутюрье, ювелиров, известных косметических фирм. Нет, Террьен был из тех людей, что ограничиваются только тем, что пользуются властью и заботятся о своем имидже. И поэтому, когда в его кабинет вихрем ворвался Миллер, он с довольным видом, сложив руки на округлившемся животе, удобно сидел в своем качающемся кожаном кресле.

— У меня есть секретарша, Кристоф, в ее задачу входит сообщать мне о посетителях! — рассерженно произнес он, резко выпрямив спину.

— Упс! Забыл, извини, в следующий раз так и сделаю!

Широко улыбаясь, Кристоф переступил с ноги на ногу и поправил пальцем несуществующие очки. Этот жест не ускользнул от внимания Террьена, решившего сделать ему выволочку:

— Крис, ты же не носишь очки, тебе следовало бы отвыкнуть от этого странного жеста. Уверяю тебя, надо уметь себя контролировать: это вопрос имиджа.

— Я этого даже не замечаю. И потом, главное — не делать этого перед камерой. Знаешь, это как у того актера, у которого в личной жизни масса тиков. Но у тебя и у меня на публике… И все-таки это странно, не правда ли?

— Это — сила взгляда другого человека, дорогой мой Кристоф… — ответил Террьен, усаживаясь в кресло. — Ну, давай, что там у тебя?

— Ты прав, прибегать к уловкам бесполезно.

Террьен подумал, откуда Миллер мог узнать такое умное выражение с его столь мелким умишком, но ничего не стал спрашивать.

— Так вот, ты первый узнаешь о том, что моя доля на рынке просмотра определена некорректно…

— Ты, наверное, сегодня заглядывал в словарь! Не стоит все же этим злоупотреблять, — с улыбкой урезонил его Марк.

— Я ничем и не злоупотребляю: на прошлой неделе эта доля равнялась 41 %, и я даже смог достичь показателя в 43 % к 21 часу 48 минутам. Тебе разве это не кажется некорректным?

— Скажем так: ты не можешь сравниться с сериалом «Эксперты» или «ФБР считает их пропавшими». Поэтому эпитет «некорректно» кажется мне слишком выразительным.

— Смеешься, я на прошлой неделе превзошел «ФБР», и это — только начало…

— Правильно. Продолжай.

— Все это приводит к совсем простому выводу…

Когда Кристоф Миллер сделал небольшую паузу, чтобы собраться с силами, Террьен сам произнес то, что тот собирался сказать:

— И все это для того, чтобы подвести меня к мысли о том, что ты хочешь повышения зарплаты.

— Да!

— Хорошо. Говоря твоим языком, не будем прибегать к уловкам: та сумма, что тебе платят, уже некорректна! Не думаю, чтобы Филипп согласился платить тебе больше. А если ты скажешь мне, что в таком случае найдешь себе другого нанимателя, это может сильно расстроить его. А ты знаешь, что бывает, когда он расстраивается?

Террьену нравилось говорить с Миллером, как учителю с учеником, потому что у него не было ни малейшего сомнения в том, что тот именно таковым и являлся, да к тому же учеником отстающим.

— Нет, а что он в этом случае делает: краснеет?

Кристоф не спускал глаз с директора программ, который встал, обогнул стол, наклонился к его уху и прошептал:

— Он занесет тебя в свой черный список.

Видя полувопросительный, полунапуганный взгляд Миллера, Марк Террьен широко улыбнулся и продолжил все так же шепотом:

— И не будет больше частных вечеринок на двадцать первом этаже, а будут только коктейли с горькой выпечкой в подвалах государственных каналов…

Кристоф Миллер с трудом проглотил слюну и вытаращил глаза, будто понял послание, а также то, что это послание было ужасно опасным.

— Ты хочешь мне сказать что-то еще? — спросил Террьен, но уже громко.

— Нет, но мне хотелось бы поговорить об этом позже. В конце концов, может быть, я мог бы вести еще какую-нибудь игру начиная с осени?

— А вот это — совсем другое дело. Ты прав, к этому мы еще вернемся. Но всему свое время, не так ли? Кстати, я слышал, что Форкари опять нанес удар. Вроде бы у него есть твои фотографии с девицей, которая ничуть не похожа на Рашель…

— Ах, этот папарацци вреднее пиявки! Но ничего опасного пока нет!

— Отлично, — бросил Марк, кивнув.

Террьен подошел к двери и протянул Миллеру руку, которую тот пожал несколько вяло, хотя и был доволен тем, что избежал худшего. Как ему в голову только пришло потребовать прибавки к жалованью: ведь у него, по-честному, достаточно средств на то, чтобы покупать себе костюмы у известных кутюрье и снимать молодых девиц из публики, участвующих в его передачах. Чего же он хотел еще?

«У тебя в штанах такой же дефицит, как и в голове, бедняга!» — подумал про себя Террьен, захлопывая дверь за телеведущим.

* * *

Был уже почти полдень, и руководители «Премиума» менее чем через час должны были встретиться с одним из самых крупных продюсеров французского телевидения. Эрве Ролле был грязным типом, как в прямом, так и в переносном смысле слова. Но люди одного круга хорошо понимают друг друга, как воры на ярмарке. Во всяком случае, делают вид, что понимают друг друга. Ресторан «Премиума» располагался на красивой террасе, возвышавшейся над Парижем. Пол, мебель, батареи отопления, зонты от солнца — все было изготовлено из мореного тикового дерева. Следовало признать: декор производил должное впечатление. Столики стояли на солнце, но несколько кустов в огромных кадках давали необходимую тень для каждого посетителя.

Для президента телекомпании всегда был зарезервирован столик, приходил он обедать или нет. Количество его гостей не имело значения. Стол имел хитрую приставку, и его можно было удлинить так, что за него могли усесться двенадцать человек. В тот день шеф-повар приготовил великолепную пикшу в соусе с маслом, ароматизированным кориандром. Она подавалась с приготовленным на пару картофелем, политым соусом карри. Сев напротив своего заместителя и Ролле в его вечно засаленной одежде, Филипп Серра поморщился:

— Эта новая кухня полностью отбивает у меня аппетит! Моя мать готовила пикшу с соусом бешамель, а сверху перед подачей на стол клала лимон. Можете ли вы мне сказать, для чего надо было добавлять такие ароматные специи и травы: это убивает вкус!

— Ну, меня это ничуть не волнует, — ответил продюсер, не поднимая головы от меню. — Я готов съесть свои трусы со всем, что в них находится!

Террьен посмотрел на Серра, который нахмурился и прокашлялся:

— Не знаю, наверное, я возьму филе. Уж там-то, по крайней мере, не должно быть неприятных сюрпризов…

— Я тоже склоняюсь к этому, — сказал Марк, положив меню рядом со своей тарелкой из белого фарфора, на которой была величественная буква «П», что значило «Премиум».

Когда принесли блюда, все трое мужчин были заняты горячими спорами по поводу эксклюзивности голландского проекта, заключавшегося в том, чтобы свести лицом к лицу женщину, отдававшую в конце жизни свои органы, и кандидатов на их получение.

— Проект этот слишком крут, — озадаченно произнес Филипп Серра. — Созрела ли Франция для просмотра таких передач? Мы спровоцируем ожесточенную полемику. Если мы такое покажем, то подставимся, а этого не хотелось бы. Хуже всего будет то, что телезрители отвернутся от нас…

— Да, с этим выходить в эфир пока слишком рано. Менталитет французов пока не готов смотреть в лицо смерти и играть с ней, — подтвердил его заместитель.

— Господа, господа, не забывайте о том, что вы проморгали четыре года тому назад, — напомнил Эрве Ролле. Рот у него был набит потрохами в горчице, подбородок лоснился от соуса.

— Проект «Большая квартира» не был таким крутым, таким провокационным, — ответил Террьен, не дав ему закончить фразу.

— В любом случае, в то время это было очень необычное телевизионное реалити-шоу, — возразил продюсер. — Тогда никто и подумать не мог, что телезрителей это заинтересует, и ваш конкурент погрел на этом руки. Сегодня вы плететесь в хвосте. Ваши пожиратели живых мух и ваши прыщавые певцы уже никого не интересуют. «Премиум» заслуживает того, чтобы показывать великие представления, стать смелым телевидением. Вы хотите оставаться номером один в Европе? Тогда заставьте говорить о себе, постарайтесь опередить время!

После этой тирады во рту Ролле уже ничего не было, но кусочек требухи или сычуга застрял между его сомнительной чистоты зубами. Он резко засунул ноготь пальца в промежуток между зубами и с радостным восклицанием выковырял оттуда кусочек пищи. На глазах сидевших напротив оторопевших собеседников он посмотрел на этот кусок требухи, а затем с шумом обсосал ноготь, длиной напоминавший ноготь гитариста.

Не отвращение ли породило у Серра желание поскорее закончить прием пищи? И он произнес:

— Ладно, времени на десерт у меня нет, поскольку намечена очень важная встреча. Но вы с Марком можете продолжить обед.

— Что значит: важная встреча? Я полагал, что мы все решим сегодня же! Вам известно, что у меня уже есть положительный ответ одного из ваших конкурентов?

Встревоженный Серра остановился, снова сел и сказал:

— Марк, что ты об этом думаешь?

— У меня двойственное чувство. Хотя Эрве прав: нам необходимо ускорение. Даже если критики скопом обрушатся на нас, что будет не в первый раз, нам, по крайней мере, будет принадлежать заслуга первопроходцев. И ведь до конца нас не сожрут.

Подали десерт. Не спуская глаз с больших начальников, Ролле схватил свою ложку и резким движением погрузил ее в двойную порцию мусса из черного шоколада, который заказал в начале обеда.

Опасаясь того, что ему придется наблюдать, как Ролле проглотит свой десерт, напоминая поросенка, чавкающего над корытом с помоями, Серра сдался и произнес:

— Пусть так. Марк, займись контрактом. Потом, когда финансовые вопросы будут решены, посмотрим, кого мы туда поставим. Мне кажется, что Варнье может подойти, как полагаешь?

— Картин? Да она ни за что не согласится вести подобную передачу!

— Вот именно. Потому-то я и хочу ее туда назначить.

— Ах да, и последнее! — воскликнул Ролле, отложив, к огромному облегчению Серра, свою ложку. — Я вот подумал, нельзя ли выделить мне кабинет на этом этаже? А правда, я все больше и больше становлюсь вашим, да и потом нам еще придется договариваться по поводу реализации проекта «Большой базар» на вашем канале… Это было бы практично, не так ли?

— Здесь нет места!

Эта фраза вырвалась у Серра, как крик боли.

— Можно было бы передвинуть Приера? — несмотря ни на что, вставил Террьен, встревоженно посмотрев на него.

— Приер сидит здесь уже пятнадцать лет, и он один из наших лучших журналистов.

— Ночных, да. Но сегодня на него спрос уже не такой большой. Ему достаточно было бы кабинета в редакции. Эрве нужно место, он прав. В конце концов, как только мы получим «Большой базар»… Но если я правильно понял, его ведущий не хочет работать у нас?

— Да нет же! Себотье — совершенно нормальный человек. Ему просто надо чуть повысить зарплату, — поспешил заверить Ролле.

— А мне казалось, что он уже обо всем договорился во Вторым каналом, — удивленно произнес Серра.

— Пока еще нет. Он придет поговорить с вами на будущей неделе. Думаю, что смогу заставить его изменить решение. Вы готовы удвоить ему зарплату? — спросил Ролле.

— Думаю, это можно будет рассмотреть, — улыбнулся Серра.

— Может, добавить ему из тех денег, что потребовал от меня сегодня утром Миллер? — спросил Террьен у своего шефа.

— Миллеру это не понравится, — ответил Серра, — но ведь он придурок, который ничего не видит дальше своего…

— …члена!

Ролле выкрикнул это так громко, что на террасе сразу же наступила напряженная тишина, которую Серра нарушил громким смехом. Это с его стороны было столь удивительно, что присутствовавшие на обеде ведущие и журналисты вначале озадаченно на него посмотрели, а затем тоже начали смеяться.

— Спасибо, Эрве, обедать с вами было… удовольствием! — сказал ему президент, резко встав из-за стола.

Чтобы избежать рукопожатия, он похлопал его по плечу и быстро попрощался, сказав на ходу:

— Оставляю вас пить кофе с Марком! До скорого.

— Здесь очень вкусно кормят! — воскликнул продюсер, обращаясь к Террьену.

— Все к вашим услугам. Что касается вас, то ничего пока не решено. Но мы, естественно, остаемся в тесном контакте…

— Конечно. Как вы полагаете, когда я смогу принести сюда мою настольную лампу и мою машинку для заточки карандашей?

— Вначале принесите нам Себотье. Что, пошли?

— Я бы хотел доесть свой мусс, а вы не желаете?

* * *

Филипп Серра захлопнул за собой дверь кабинета. Этот обед привел его в бешенство. Директор программ мог бы справиться и без него. Если на свете и было что-то, что он ненавидел, так это разговор с таким отвратительным существом. Сидевшие за стеклом его кабинета секретарши глядели, как он нервничал.

— Мне кажется, у него будет несварение, — сказала одна из них.

— А с кем он обедал? — поинтересовалась другая.

— С Эрве Ролле, ну, ты знаешь, продюсер, который…

— Хватит! У вас что, нет работы, зачем сплетничаете? — прервала их Жаклин, верная и первая помощница Серра.

Когда зазвонил внутренний телефон, спаренный с телефоном шефа, она подскочила, словно ее застали за нехорошим делом.

— Да, мсье?

— Попросите Террьена зайти ко мне сразу же, как он вернется с обеда. Спасибо.

— Будет исполнено, мсье!

За спиной Жаклин послышалось:

— Когда она с ним говорит, то становится похожа на гувернантку!

— Я все слышу, Жюльет! — произнесла она, не поворачиваясь.

— Извините, но я вот не смогла бы говорить так любезно: мы для него не существуем! — без стеснения ответила девушка, не переносившая высокомерного поведения Серра.

— Вот поэтому ты всего лишь секретарша второго разряда, даже не помощница, — спокойно ответила Жаклин.

Пожав плечами и взглянув на сидевшую напротив коллегу, девушка снова занялась уточнением графика работы руководства телеканала.

В самом начале второго Террьен проследовал мимо сонма секретарш. Жаклин окликнула его:

— Президент хочет вас видеть, — сказала она ему, догнав в коридоре.

— Мне надо решить один вопрос в моем кабинете, и я сразу приду, — ответил Террьен, задетый тоном, с которым эта помощница всегда говорила от имени Серра.

— Нет, зайдите немедленно. Мне жаль, но президент ясно сказал: «Как только он появится».

Директор программ медленно развернулся и бросил на Жаклин убийственный взгляд. Потом вернулся, постучал в дверь и вошел в кабинет президента — генерального директора.

— Неужели что-то серьезное? Твоя питбультерьер прямо-таки вцепилась в меня, заставив зайти к тебе. В чем дело?

— Дело в том, что я больше не желаю участвовать в таких обедах, когда гость не чувствует разницы между тарелкой и миской. Ты сказал мне, что мое участие было необходимо, но этот вопрос ты мог бы решить сам. Зачем было тратить мое время, Марк?

— Ролле мне сразу сказал, что, если тебя не будет, переговоры не состоятся. Твое присутствие помогло обговорить два контракта. И не маленьких.

— Именно потому, что я являюсь руководителем самого крупного канала Европы, я не дам манипулировать собой этому жирному мерзавцу. Эта передача из зала суда никуда не годится, Марк, потому что ее концепция мерзка по сути…

— Это — как пари. Ты же ведь любишь рисковать, правда?

— Да, но если зрителям это не понравится, отвечать за это придется не мне. Полагаю, тебе не надо это объяснять?

— Все понял. Но если я собью цену на переговорах, спасет ли это мою голову в случае провала?

— Мне надо работать. Увидимся вечером, Марк.

— О'кей. Ты в курсе, что я приведу тебе туда Викторию Сан Гильермо и Клару Лансон?

— Жаклин передала мне список гостей. Надеюсь, что Клара будет в приличной форме, чтобы немного попеть, а Викторию заинтересует наш проект… А не заключить ли нам пари?

— Насчет чего? — заинтригованно спросил Террьен.

— Насчет того, кто из них окажется самой глупой. Ставлю 500 евро на жену футболиста…

— Ладно, я поставлю на диву. Мне кажется, я выиграю.

Марк Террьен, повеселев, направился в свой кабинет. Когда президент играл, это было признаком того, что он доволен. А Террьен обожал доставлять ему удовольствие.

* * *

Время после обеда пролетело с поразительной быстротой. Террьен урегулировал конфликт между телеведущими и журналистами, которые ставили себя гораздо выше первых. Это часто приводило к спорам, разрешать которые обязан был директор программ. Иногда ему приходилось также заниматься любовными похождениями или извращениями. Такими, как садомазохистские наклонности одного из своих ведущих ток-шоу, любившего приковывать девушек к радиаторам, но не преминувшего послать нежные слова открытым текстом регбистам, которые свели его с ума, сфотографировавшись на один из самых востребованных календарей. Или, например, того известного журналиста, залившего мочой стол коллеги по профессии, которая бросила его ради руководителя отдела маркетинга.

Террьен разгребал грязь и читал морали в своем кабинете. Часть своего рабочего времени он старался избежать судебных разбирательств, притушить полемику в прессе, ненужные разговоры, которые могли бы навредить имиджу телеканала. На прошлой неделе он решал проблему одной звезды «Премиума», у которой украли сумочку, а она не могла заявить об этом в полицию: там был кокаин и амфетамины. Пару недель тому назад он успокаивал одну телеведущую, узнавшую о том, что ее называли за глаза Мама Нова. Восемь дней назад ему пришлось наорать на другую телеведущую: та не хотела возвращать платье, предоставленное ей известным кутюрье для участия в Каннском кинофестивале. Не проходило недели, чтобы Террьену не приходилось разыгрывать возмущение. Назавтра у него была запланирована встреча с ведущей передачи прайм-тайма, на которую пожаловались сотрудники: на съемки та являлась в состоянии опьянения. Не говоря уже о том, что она прятала бутылку бордо под столиком своей студии для того, чтобы пить вино из горлышка между съемками!

Поэтому голова директора программ была забита мыслями. На ежемесячном приеме канала «Премиум» будет Марта Петерсон. Причем в качестве одной из самых почетных гостей. Целых три года он старался с ней сблизиться. Но это ему никак не удавалось. Вечером он хотел открыться ей, сказать все, что чувствовал. Сердце его не могло больше страдать, тело начинало ныть, когда он ее видел. Стоило только подумать о ней, как ниже пояса возникали судороги. Охваченный внезапным возбуждением, он набрал ее прямой номер в надежде, что трубку не снимет ее секретарша. Марку требовалось срочно поговорить с ней, под любым предлогом.

* * *

Телефонные разговоры Филиппа Серра были намного менее эротичными. Он разговаривал с директором группы, который был недоволен тем, что Серра провел подряд два благотворительных вечера, которые сильно опустошили кассу в прошлом месяце. Это вызвало отрицательную реакцию акционеров, что поставило в затруднительное положение руководителя крупной промышленной группы компаний, а Серра рассердился на Террьена, который обязательно наорет на продюсеров этих малорентабельных вечеров. Можно было с большой вероятностью предположить, что в следующем году эти вечера будут проводиться за государственный счет. «Премиум» финансировался вовсе не добродетельными представителями рода человеческого.

Положив трубку, Серра вздохнул как от огорчения, так и от усталости. В прошлом месяце он отпраздновал свое пятидесятилетие, но все еще не насытился властью. Он чувствовал, что ему все чаще было неприятно получать приказы, а ведь он сам так любил их отдавать. Блестящий выпускник института, он преодолел все ступени служебной лестницы, что позволило ему оставлять в дураках самых пройдох. Не уважать, презирать, унижать — он был готов на все, он привык к таким методам общения, которые были широко распространены в мире бизнеса и средств массовой информации. Он часто говорил с выражением гордости и вызова, которое никогда от него не уходило: спал он крепко, ничто не могло ему помешать уснуть. В этом, как он утверждал, и состоял секрет крупных руководителей.

Он встал с кресла, потянулся, как проснувшийся кот, и попросил секретаршу принести ему кофе. Сегодня вечером он проведет свое шоу, и это поднимало ему настроение. Чем меньше времени оставалось до его частного приема, тем больше ему нравилось играть роль всемогущего президента — генерального директора «Премиума».

В примыкавшей к его кабинету небольшой ванной комнате он смог принять душ, побриться и одеться к вечеру. Он не был кокетлив, но обожал красивые ткани, строгие, мягкие и хорошо сшитые костюмы. Его костюм висел на вешалке в целлофановом пакете после чистки. Ботинки с пряжками были начищены женщиной, которая занималась материальной стороной его повседневной жизни. Коричневый со стальным оттенком галстук был уже завязан, носки того же цвета были изготовлены из шелка, на толстой вешалке висела льняная рубашка. Наконец, его расческа из черного дерева, не ломавшая волос, лежала на умывальнике цвета бергамота.

Наконец Серра был готов. У него еще оставалось некоторое время для того, чтобы прочитать, написать и подписать кое-какие документы, а также просмотреть две-три пилотные передачи или сериалы, по которым его попросил высказать свое мнение директор программ. Он не очень любил этим заниматься. На самом деле Филипп Серра не любил телевидение. Театр, концерты классической музыки, чтение — это было его. Но маленький экран ненавидел. Не потому ли, что сам был одним из его самых активных актеров? А может быть, потому, что программы — особенно те, что шли по его каналу, — вызывали у него тошноту. Он вовсе и не скрывал того, что находился здесь только из соображений бизнеса. Именно поэтому Террьен по части программ обращался к нему только в случае крайней необходимости.

А как же тогда эти ежемесячные приемы, собиравшие самые сливки VIP? Серра организовывал их только ради того, чтобы воздать должное таланту артистов или журналистов. Нет, он знал, что был самым престижным из всех, и любил слышать это от тех, кто добился большого успеха, популярности, власти и богатства. Серра не был дураком, но он обожал лесть. Пробежав по списку гостей сегодняшнего вечера, он задрожал: Террьен все хорошо устроил, на приеме в его маленьких апартаментах будет весь мир. Он закрыл глаза и улыбнулся: как славно было править всем европейским миром средств массовой информации! Сегодня его ночь! Он это всем им покажет!

ВЕЧЕРИНКА МОЖЕТ НАЧИНАТЬСЯ…

Date: 2015-12-12; view: 254; Нарушение авторских прав