Рим, Италия, 1993 6 page

– Здравствуй, дорогая. – Анджела открыла дверь. Амбер удивленно осмотрелась. Повсюду стояли чемоданы.

– Ты уезжаешь куда‑то? – спросила она.

– Да, дорогая. Боюсь, что так. Уезжаю к Мэри Энн. – Амбер непонимающе посмотрела на нее. – К своей сестре. Ты должна помнить ее. Она живет в Калифорнии. Она часто приезжала к нам, когда ты была маленькой. – Амбер покачала головой.

– А… это обязательно? – Она была слишком озабочена и не чувствовала, как ее глаза заполняют слезы. Анджела взглянула на нее, держа в руках пару шелковых брюк, которые она складывала.

– О, дорогая… не плачь. – Анджела бросила все и подошла к ней. Она обхватила ее рукой, и к своему ужасу Амбер расплакалась. – Вот, – сказала Анджела, протянув ей коробку с салфетками. – Пойдем в гостиную. Пошли. Я попрошу Дафну принести нам чаю. – И она направилась к выходу.

Анджела скорчила гримасу, когда Дафна вышла из комнаты. Она посмотрела на Амбер и улыбнулась.

– Видишь? Страшна как черт.

Амбер улыбнулась сквозь слезы.

– Ты… знала? – спросила она осторожно.

Анджела стала наливать чай.

– Да, конечно, я знала. Были и другие. Только у них, наверное, не было детей.

– Но как… почему ты мирилась с этим? – скептически посмотрела Амбер на мать. Анджела придвинула к себе чашку с блюдцем.

– Я любила его, – сказала она спокойно. – Я не хочу сказать, что мне не было больно. Об этом кричали все газеты. Я постоянно думала о том, что скажут мои родители. Они ненавидели его, понимаешь. – Амбер покачала головой. Она и представить себе не могла, чтобы Танде вел себя подобным образом. Это просто невозможно. – Я хотела уйти от него пару раз. Но… даже не знаю. С этим приходится жить, понимаешь.

– И все же я не понимаю почему? – спросила Амбер. – В смысле, что с вами обоими случилось? Неужели все просто…?

– Закончилось? Нет, это не так. – Анджела откусила кусочек пирожного. – Макс был слишком сложным человеком, Амбер. Не думаю, что он когда‑либо мог быть удовлетворен одной женщиной. Кроме того, он хотел детей. Много детей. А после того, как я узнала о Франческе, я решила… завязывать с детьми. Я просто не могла и думать о том, чтобы родить от него еще ребенка. Это было глупое решение, в порыве гнева. Макс возненавидел меня за это. – Она сделала глоток чаю. Амбер сидела напротив, не шевелясь от удивления. – А потом и Франческа больше не смогла забеременеть… Почему, точно не знаю. Но Макс от этого не находил себе места. Для него это был удар. Поэтому он пытался возместить все, чего ему недоставало. Знаешь, он был таким одиноким.

– Дядя Тео рассказывал мне. Почему он никогда нам об этом не рассказывал? Почему мы узнаем все от чужих людей? – разгорячилась Амбер.

– Я едва ли чужая ему, Амбер, – ответила резко Анджела. И потом вздохнула. – Послушай, я знаю, что не всегда была… ну, рядом, правда. Уже слишком поздно что‑то менять, да я и не пытаюсь. – Она покачала головой, когда Амбер хотела было сказать что‑то. – Дай договорить. С Максом было очень сложно жить, но и без него невозможно. Я сделала свой выбор – оставаться с ним, чего бы мне это ни стоило. И я понимаю, чем это обернулось для тебя и Киерана. Не думай, что я не знаю. Но ты сильная, Амбер, намного сильнее Киерана. Ты совсем как он, знаешь. Как Макс. Вот почему он сделал именно так. Я не виню его. У меня достаточно сбережений на всю оставшуюся жизнь. Я не так уж и глупа была, как казалась. Киеран может остаться – я знаю, что ты позаботишься о нем. А я… я хочу чего‑то другого. Мне нужна смена обстановки. У Мэри Энн огромный дом; она одна там хозяйничает. Ее дети давно уже выросли и разъехались. Нам будет полезно провести некоторое время вместе. Я не знаю, когда вернусь, но я буду писать… и ты пиши. – Амбер кивнула, не в состоянии говорить. – И ты должна познакомить меня со своим другом, – сказала Анджела, вставая с места и стряхивая с юбки крошки. – Максу он очень нравился, понимаешь.

– Я знаю, – прошептала Амбер.

– Ну, хватит рассиживаться, помоги мне собраться, – сказала Анджела, протягивая ей руку. Амбер взялась за ее руку и поднялась. Она даже припомнить не могла, когда последний раз держала мать за руку.

– Он просто божествен, – прошептала Бекки Амбер, прильнув к ней. Амбер покраснела. Мадлен одобрительно кивнула. Все трое завороженно смотрели, как Танде идет к уборным.

– Он великолепен. Где ты его нашла?

– Макс нашел, – улыбнулась Амбер.

Был апрель. Макса не было уже пять месяцев, и только сейчас она начинала выходить из состояния всеобъемлющей печали. Это был еще и ее день рождения. Бекки и Мадлен прилетели в Лондон, чтобы провести этот день с ней, и Танде чертовски удивил ее, когда неожиданно присоединился к ним. Он всех их пригласил на ужин, зная, что это был, наверное, первый праздник Амбер после смерти Макса.

– Так, когда же свадьба? – спросили они вместе. Амбер снова налилась краской.

– Скоро. Мы еще не определились с датой. Возможно, в июле. В Бамако тогда будет попрохладнее. Вы ведь обе приедете, да? – вдруг спросила она. Обе подруги закивали.

– Куда ты от нас денешься. А что с Анджелой? И с Франческой, да и с Паолой?

– Я не знаю. Анджела в Калифорнии. Ей там нравится – говорит, что обратно навряд ли вернется. А Франческа… что ж, мы с ней договорились о некоторых нюансах при нашей последней встрече. Я не знаю.

– Он возвращается. – Бекки уставилась в пол. – Честно, Амбер, тебе так повезло. Он просто потрясающий. – Амбер едва заметно улыбнулась. Она обернулась, когда Танде бесшумно вернулся на свое место рядом с ней. Сегодня он впервые встретился с ними – она переживала, что они не понравятся друг другу, что Танде им покажется слишком серьезным и грубым; что он подумает, что с ними трудно и что они слишком развязные. Но об этом даже не стоило волноваться. Как и всегда, они быстро нашли общий язык.

– Леди, – сказал он, а в это время на его лице расползалась довольная ухмылка. – У меня отличная идея. – Они дружно прильнули к столу в ожидании. – Вы все выглядите такими уставшими – в хорошем смысле, – поторопился он добавить, поймав недоброжелательный взгляд Амбер, – в смысле, что всем вам не помешает хороший отдых. Почему бы нам – всем четверым – не поехать на виллу «Каса Белла» на недельку. Только мы вчетвером. Немного понежиться на солнышке, попутешествовать по острову… побаловать себя неделю. Что скажете?

Они удивленно переглянулись.

– Что ж… думаю, я смогу… – медленно проговорила Мадлен. – В Нью‑Йорк я должна вернуться на следующей неделе. Думаю, я смогу попросить пару лишних дней… а ты? – обратилась она к Бекки.

– Ненавижу задавать такие вопросы, но… туда дорого добираться? – спросила Бекки с умоляющим видом. Ее и без того крохотный бюджет был почти исчерпан.

– Положитесь на меня, – сказал Танде, грозя ей пальцем. – Не думай о деньгах.

– А тебе не нужно возвращаться в Бамако? – спросила Амбер, стараясь как можно меньше показывать, что его идея ей безумно нравится.

– В ближайшие пару недель – нет. Я могу взять отгул. Тебе это необходимо. Ты устала. Я с добрыми намерениями, – улыбнулся он.

– Ну что ж… это было бы просто здорово. Вообще, это просто фантастика. Вы с нами? – Амбер посмотрела на остальных. Они кивнули, и у каждой заиграли огоньки в глазах. Недельный отдых на солнце – как раз то, что всем им необходимо.

– Тогда решено. Я возьму билеты завтра же. А уехать мы сможем в субботу, – улыбнулся Танде. – Тост. За Макса. И за Амбер. – Они подняли бокалы. Амбер почувствовала, как его рука скользнула вокруг ее талии. Она придвинулась к нему. Вдруг тяжесть последних нескольких месяцев куда‑то испарилась. Она ждала субботы с большим нетерпением, так, как не ждала ничего за последнее время.

Их поездка на Менорку сопровождалась непрерывным смехом и весельем. Похоже, Танде привлекал внимание всех пассажиров и служащих, шагая в обнимку с Амбер, Бекки и Мадлен. Некоторые люди даже оборачивались и провожали компанию взглядом. Его личный гарем, так он говорил завидующим ему стюардам. Амбер чувствовала, как начинает краснеть.

– Прекрати это, – шептала она, толкая его в бок. – Прекрати подстрекать их.

– К чему?

– Ты понимаешь… они наверняка думают, что ты…

– Сутенер? – помог он ей подобрать слово.

Амбер снова покраснела.

– Нет… не говори глупости. Я не это хотела сказать. К тому же… – она осеклась. Он смеялся над ней.

– Да какая разница, что они думают? Ты едешь развлекаться, мисс Сэлл. Забыла?

– Шампанского? – вдруг появился стюард. Амбер улыбнулась: скорее всего, это устроил тоже он.

Наверное, она впервые вернулась на виллу «Каса Белла» после поминальной службы для Макса. На острове царила весна. Амбер даже забыла, как она чудесна здесь – как солнце усиливает неповторимый аромат фруктов и цветов и как все вокруг живо и насыщенно. Пять минут – и аэропорт позади, а резкий запах цитрусовых летит им навстречу.

– Амбер Сэлл, я раньше жалела тебя, когда тебя отправляли сюда на каникулы, – были первые слова Бекки, пока они ждали машину.

– Ух ты, – было все, что могла произнести Мадлен. Вишни были в самом цвету – пышные розовые и белые ветви свисали по обеим сторонам дороги. Небо над головами было кристально‑голубым, на его фоне единственное облачко казалось таким огромным и белым, что хотелось коснуться его. Они изумленно раскрыли рты, когда серебристый «БМВ» остановился перед ними.

– Это за нами? – взвизгнула Бекки. Танде кивнул. Они сложили сумки в багажник и забрались в машину.

Танде скоро выехал из оживленного дорожного движения, меняя дорожную полосу, они ехали вдоль морского побережья, их разговоры не умолкали ни на минуту, а он то замедлял, то ускорял ход, а по правую сторону мирно простиралась темно‑голубая гладь с искрящимися белыми гребешками волн. Взрывы смеха и разговоры на иностранных языках заряжали воздух каждый раз, как они обгоняли очередной кабриолет, и каждый пытался вырваться первым, после того как загорится зеленый свет светофоров, словно они на гонках. Город остался позади, а они стали подниматься в горы. Тугие черные кипарисы только покачивались на легком ветру, не сгибаясь. Абрикосы, груши, лаванда, мимоза… запахи смешивались со светом, струящимся через листья оливковых деревьев. Весна: все жаждало жизни.

Андреа и Лючиана уже ждали их на вилле. Бекки и Мадлен разместили в смежных комнатах. Амбер остановилась на секунду перед комнатой Макса. Стоит ли…?

– Давай займем комнату внизу, в холле, – сказал ей Танде, неся по коридору их сумки. Она кивнула и быстро пошла за ним, радуясь, что ей не пришлось делать этого.

– Ты в порядке? – спросил он, закрыв двери.

– Да. Я рада, что мы вернулись сюда – теперь, когда мы все вместе.

Он поставил сумки и подошел к ней.

– Здесь я впервые увидел тебя, – сказал он, взяв ее за запястье. Он подошел к ней ближе.

– Да, не считая того, что смотрел ты тогда только на Паолу, – сказала она, обхватив его шею руками.

– Неправда. – Он наклонился, чтобы поцеловать ее.

– Правда. – Губы у него были сладкими и теплыми. – Как насчет остальных? – спросила она, когда он опустил ее на кровать.

– С ними все в порядке. Мы встретимся на патио через час. Все в свое время.

– Есть здесь хоть что‑нибудь, чего ты не предусмотрел? – рассмеялась Амбер, играя с ним.

– Нет. – Его руки скользнули под ее рубашку. – Не люблю пускать дела на самотек. Ты же знаешь. – Тем временем его руки добрались до ее бюстгальтера. Он расстегнул его и принялся ласкать ее. Она посмотрела вдаль через комнату – жалюзи на окнах защищали их от наружной жары. Она вдруг села и расстегнула юбку, скинула с плеч рубашку и распустила волосы. Она лежала на нем, уткнувшись лицом в плечо, наслаждаясь запахом соли и одеколона на его коже.

– Спасибо за то, что предложил съездить сюда, – прошептала она, опустив ногу между его ногами. А он был слишком занят, чтобы ответить. Им редко удавалось заниматься любовью именно так – нежно, неторопливо, когда все время в мире принадлежит только им. Он наслаждался ею медленно и умело; так же, как дым от сигарет завивается в воздухе и исчезает; так, словно капля воды падает в зеркальную гладь воды. Она почувствовала удовлетворение и вдруг, наконец, успокоение.

– Амбер сказала, что ты можешь говорить по‑русски, – уточняла у Танде Мадлен на следующий день, пока Амбер и Бекки плавали в бассейне. Мадлен боялась сгореть. Они с Танде сидели в пальмовых креслах на заднем дворике, потягивали лимонад и наблюдали, как Бекки и Амбер розовели на солнце.

– Да, я учился в Московском Государственном университете. Недолго. И уже не так свободно говорю.

Мадлен удивленно посмотрела на него.

– Я тоже его учила – в школе. Но очень давно.

– Хочешь еще лимонада? – спросил он по‑русски.

Мадлен рассмеялась.

– Да, спасибо.

– Итак… ты все еще помнишь. – Он встал, чтобы наполнить ее стакан.

– Что ты изучал?

– Экономику. Первую степень я получил во Франции. В те времена, пятнадцать лет назад, в Мали был социалистический строй. Нескольких из нас послали за границу учиться с выплатой стипендии.

– Тебе там понравилось? В России?

Танде пожал плечами.

– Погода была ужасная. И язык трудный. Мне понадобился год, чтобы сдать экзамен по специальности, прежде чем я смог поступить в университет. В общем‑то, было неплохо. Я видел намного больше, чем жизнь обыкновенного студента. В языковом институте были разные люди. – Он сделал глоток лимонада. – А ты? Амбер говорила, твои родители венгры.

– Да, они приехали в Британию, когда мне было одиннадцать.

– Так ты сама справлялась с английским?

– Да, думаю, в этом возрасте это как‑то все легче приходит. В школе было сложнее. Мы были такими бедными – это значило больше, чем незнание английского.

Танде кивнул.

– Быть иностранцем непросто. Дети порой такие жестокие.

– Каково это, находиться в России? Будучи… чернокожим?

– Так же, как и везде за пределами Африки, думаю. Хотя в России все было немного по‑другому. Единственными африканцами там были студенты в большинстве своем. Основное население русских, с которыми мне приходилось общаться, никогда раньше не видели темнокожих, поэтому они были слишком неосведомленными, чтобы прибегать к расизму, если ты понимаешь, о чем я.

– Нет… думаю, все было как раз наоборот. Расизм – следствие неосведомленности во всех сферах. Не так ли?

– Нет, не совсем так. Ты знаешь что‑то – или думаешь, что знаешь что‑то – о том или ином человеке. Понимаешь… будто чернокожие делают так, выглядят так‑то… обыкновенные стереотипы. А когда встречаются люди без личного мнения, без какого‑либо опыта, в них просыпается любопытство, а не вражда. Как бы там ни было, некоторых знаний не всегда хватает.

– Должно быть, необычно путешествовать по разным мирам, переезжать с места на место.

– Нет, совсем не странно. Знаешь, когда мы были маленькими, мой отец учился во Франции, в Бордо. Мы жили там четыре года, но каждое лето ездили в Бамако к моим дедушке и бабушке. Мне было лет пять, когда мы уехали, и одна вещь запомнилась мне очень отчетливо – так, что это воспоминание осталось со мной надолго, – это то, как люди смотрели на меня. Во Франции все как‑то обособленно держатся друг от друга – вокруг всегда было огромное пространство. Хотя дома все всегда обнимают друг друга при встрече; каждый день люди сотню раз касаются друг друга. Ты всегда в контакте с чьим бы то ни было телом. Во Франции все совсем наоборот. Я как‑то раз коснулся кого‑то… ребенка, кажется, на игровой площадке. Совсем легонько, до руки. Так его мать оттолкнула меня, схватила сына и бросилась бежать. Наверное, она испугалась, что он может подцепить что‑нибудь от меня. Я хорошо это помню.

– Ох. Звучит неприятно. Но Бамако… звучит потрясающе… Африка. Я никогда там не была.

– Нет. Ничего удивительного. Как и везде. – Он улыбнулся. – Но я понимаю, что ты имеешь в виду. Амбер там нравится, по‑моему. Она справится. И вы обязательно приедете на свадьбу – вот тогда и увидишь все своими глазами.

– Уже не могу дождаться.

– Я тоже. Год выдался чертовски тяжелый.

– Но ведь все налаживается? На проекте и на работе? – поинтересовалась Мадлен. Она вдруг поняла, что почти ничего не знает о том, чем он занимается.

– Ну… дела не стоят на месте. Просто нужно какое‑то время. В Африке никогда ничего не делается за одну ночь. Или за четыре года, раз уж на то пошло. – Он рассмеялся и осушил свой стакан. – Мы справляемся. А это самое главное. Когда проект с солью закончится, тогда, может быть, у меня будет время подумать о том, что делать дальше. А у тебя как?

Мадлен улыбнулась. Ей нравилось то, как он все время задавал ей вопросы. Он совсем не был похож на тех африканцев, с которыми ей приходилось сталкиваться в ООН, которые наслаждались лишь звуком своего собственного голоса.

– О, я не знаю. После Боснии, понимаешь, работать в безопасности кажется великой привилегией. Когда ты можешь выйти из офиса поздно и спокойно пойти выпить чашку кофе по дороге домой. Да и сама работа мне нравится. Хотя я никогда не видела себя среди бумаг. Я доктор – все оказалось совсем не так, как я себе представляла.

– Но ты счастлива? – спросил он напрямую. Мадлен не сразу ответила. Она не была уверена в своем ответе.

– Думаю, да. Наверное. – Она взглянула на пустой стакан. – Вообще‑то, я даже не знаю. – Она неловко усмехнулась. – Посмотри на нас. Прекрасный день, мы на Менорке… такие разговоры совсем не к месту.

– О, иногда это самое подходящее время для подобных разговоров, – сказал Танде, улыбаясь. – Но ты права. День просто замечательный. – Он встал. Мадлен пыталась хоть как‑то скрыть неподдельное восхищение идеальной атлетической фигурой перед ней. Он снял футболку, положил ее на скамейку позади них и плавным прыжком нырнул в воду. Его темный цвет кожи создавал потрясающий контраст с мерцающей голубизной воды в бассейне. Она наблюдала, как он подплыл к Амбер. Как же ей повезло. Мадлен надеялась, Амбер понимает свое счастье. Такие мужчины на дороге не валяются. Она тоже поднялась и сбросила с себя одежду, которой она закрывалась от солнца, хмурясь, глядя на свои тощие бледные ноги. Когда она успела такой стать? Следом за Танде она погрузилась в воду.

Вместе они замечательно проводили время. К концу второго дня все четверо вошли в спокойный ритм уютной рутины. Танде ни в какой мере не выражал какого‑либо превосходства над ними – он свободно делился обществом Амбер со всеми остальными, в свободное время он часто засиживался за книгами Макса; он часами лежал на пляже днем, плавал на деревянном плоту, наслаждался одиночеством. Сезон для туристических экскурсий еще не настал, и поэтому большую часть времени они проводили на пляже. Танде с Мадлен легко находили общие темы для разговоров; они наслаждались пребыванием в одной компании. Его общительность и уверенность напоминали Мадлен Питера, так она говорила. А он говорил, что она напоминала ему о его старшей сестре. Упрямая – она была единственной, кого он по‑настоящему боялся. Они много смеялись.

Амбер и Бекки тоже не скучали и стали налаживать отношения, давшие когда‑то трещину. Никто не вспоминал о Генри сначала. По какому‑то негласному договору они решили не затрагивать эту тему, но постепенно, по мере того, как шли дни и ночи у камина с бутылкой вина, Бекки вдруг заговорила о нем и необычных обстоятельствах жизни в Зимбабве.

– Такое ощущение, будто эти люди в прошлом застряли, – говорила она, лежа на коврике и обращаясь ко всем троим. Амбер положила голову на колени Танде – он читал и иногда делился с ними своим мнением. – Они так отчаянно пытаются походить на англичан или американцев, но все же… так, как они там живут… они никогда не смогут жить так, как люди живут там. В Лондоне, в смысле.

– Эмигранты везде одинаковые, – проговорила Мадлен с софы. – В Белграде они тоже этого добивались.

– Да, но я просто не выношу, как они обращаются с… ну, понимаете, с местными жителями.

– С черными, ты хочешь сказать, – сказал сухо Танде. Бекки покраснела.

– Хорошо. Да, с ними.

– Генри так же себя вел? – спросила Амбер через некоторое время. – Кажется, он был противником этого. Он всегда обвинял эмигрантов в их бессердечном поведении.

– О, Генри хотел быть другим. Очень. Но не думаю, что он знал, как это сделать.

– Это твой бывший? – прозвучал голос Танде у нее над ухом. Амбер усмехнулась. – Да. И Бекки тоже. – Она пододвинулась и легонько пихнула Бекки в голень. Краска все не сходила у нее с лица.

– И где он теперь?

– Все там же. На ферме. Не думаю, что он когда‑нибудь решится уехать оттуда – думаю, он струсит. По крайней мере, там ничего не изменилось с тех пор, как он был ребенком. Там все та же Зимбабве, что и была двадцать лет назад. Если он даже выедет в Хараре и пообщается с моими знакомыми, он до смерти перепугается.

– Почему ты оттуда не уезжаешь? – спросил ее Танде.

Бекки неловко посмотрела в сторону.

– Ну, у меня там дело одно есть. Оно только в проекте. Мы работаем над его реализацией… – она перевернулась на живот и улыбнулась. Она толком еще никому не рассказывала, в чем заключались ее планы. А почему бы и нет? И она принялась все подробно рассказывать.

– Звучит просто великолепно, – провозгласила Мадлен с софы, когда Бекки закончила. – Просто не верится, что ты смогла все это придумать. Ты молодец.

– Отличная идея, – сказал Танде, по‑новому глядя на Бекки. – Правда. Если этот парень Годсон и вправду так хорош, как ты говоришь… у вас и правда может что‑то получиться.

– Он потрясающий. И там еще много таких ребят, как он. Даже женщины там рисуют… хотя большинство рукодельничают. Художников пока немного. Но со временем их прибавится, я думаю.

– И судя по всему, они будут работать в разных стилях и жанрах, – добавил Танде. – Не только с традиционными масляными красками и рисунками.

Бекки воодушевленно закивала.

– Да, некоторых скульпторов нужно просто видеть лично… они творят из всего, что попадется им под руку: телефонные провода, части старых велосипедов, пластик… все. О, когда галерея откроется, вы приедете и увидите все своими глазами. Это будет чудесно.

– Я тоже хочу переехать в Африку, – пробормотала Мадлен с софы. – Вы все там, похоже, так весело живете! – Все трое рассмеялись.

– Это большой континент, – сказал Танде, качая головой. – Ты сможешь найти себе место там и получше Сараево.

– Я буду жить у Бекки, – сказала Мадлен мечтательно. – Я открою свою клинику в саду, – рассмеялась она. – Господи, если бы только мои коллеги слышали это… вы не представляете, в какой серьезной организации я работаю. – Она пододвинула к себе подушку и вздохнула. – Как же здесь было замечательно.

– Это еще не конец, все только начинается, – пробормотала Амбер с колен Танде. – Еще только полночь.

Огонь в камине потрескивал и иногда выплевывал крохотные красные искры на них. Они неохотно разбрелись по спальням почти на рассвете.

Паола не находила себе места. Уже был май, а они до сих пор не назначили новую дату. Ко всему прочему, Амбер объявила, что выходит замуж, и что свадьба пройдет в чертовом Ба… как там его. Паола слезно умоляла Франческу не ехать, но Франческа была непреклонна. Нужно было как‑то считаться с тем разговором, что у нее был с Амбер недавно… и с той новостью, что их не совсем бросили на произвол судьбы, хоть Франческа и не была довольна той суммой, которую пообещала ей Амбер.

– Что? – скривилась она, глядя на листок бумаги, который Амбер протянула ей через стол – через стол Макса.

– Все в пределах нормы, Франческа, – сказала Амбер, поймав себя на мысли, что она лицемерит.

– Разве это серьезно. Жить на это?

– Это в десять раз больше обычной зарплаты среднего рабочего, Франческа. И сколько бы ни было детей у Паолы, они все будут обеспечены. Это более чем адекватная сумма. Я обсуждала это с Тео.

– Адекватная? Для кого? Я не какая‑нибудь домохозяйка… – Франческа осеклась. Безвыходность ее положения заставила ее одуматься. Она опасливо посмотрела на Амбер. – Просто здесь немного меньше, чем я ожидала, – сказала она натянуто, держа листок бумаги в руках. – Однако, это… очень мило с твоей стороны, при таких‑то обстоятельствах. – Она еле выдавила из себя эти слова. Затем подняла сумку и вышла из кабинета. Амбер едва не прослезилась от облегчения.

Но Паола с трудом мирилась с постоянным нытьем Франчески. Она была озабочена тем, что Амбер снова опередила ее. Отто будет в Риме через несколько дней. Она добьется от него назначения новой даты во что бы то ни стало. Господи, думала она про себя, осматривая свои брови, да она становится совсем как Франческа. Дата и кольцо. И как можно скорее!

Отто прекрасно понимал, что происходит. Он был неглупым. Он видел, как Франческа пытается пристроить свою дочь, и знал, что она ни перед чем не остановится на пути к достижению своей цели – выдать замуж Паолу за того, кто предложит самую большую цену. Он понятия не имел, сколько еще мужчин было у нее на счету, но из надежных источников он знал, что в общей сложности достаточно много, а еще ему сообщили, что прошлое этой молодой особы не совсем безупречное… скажем так, не заслуживает доверия. Он выслушал доклад своего личного секретаря и решил подождать еще немного. Хотя Паола и казалась немного непредсказуемой, она все же была исключительно красивой, имела большие связи, которые могли бы помочь ему в его сделках в Африке и, кроме того, была дочерью Макса Сэлла. Не считая того, что после смерти Макса стало очевидно, что она действительно незаконнорожденная дочь и что была еще одна дочь, более смышленая, которая и получила весь приз. Ходили слухи, что сама она и ее мать просто‑напросто были вычеркнуты из завещания. Неудивительно, что Франческа принялась упорствовать. И теперь к ней присоединилась Паола. К сожалению, вся эта ситуация повлияла на него отрицательно. Чем упорнее она добивалась от него действий, тем пассивнее он становился. Он… не был уверен… принесет ли это какую‑нибудь пользу его бизнесу. Он пока не мог этого сказать. А единственная неоспоримая черта Отто фон Кипенхоера заключалась в том, что он никогда не делал ничего, что не приносило бы пользу его делам. Другая сестра выходила замуж, и он чувствовал скрытую борьбу между сестрами. Хотя – он до сих пор не мог понять – она выходила замуж за негра – за черного. Мысль была отталкивающая. Он никогда не был против дела с африканцами… но чтобы связывать себя с ними родственными узами? Она опозорила всю семью. Еще одна причина повременить. Он откинулся назад и, прижав руку с картами поближе к груди, стал дальше наблюдать, как Паола с матерью медленно сходят с ума от отчаяния. Однако ему нравилось иметь рядом с собой красивую молодую женщину, которая так решительно уговаривает что‑то делать. Это льстило ему. Это была его другая сторона – его эго, оно у него было таким же большим, как и аппетит у большинства низкорослых мужчин.

– Кто будет вести ее к алтарю? – спросила Мандиа своего сына, нахмурившись.

– Ее брат? – пожал плечами Танде. Пока его голова еще была забита далеко не свадебными приготовлениями. Они были на кухне в доме родителей – Мандиа готовила, а Танде пытался читать газету.

– Танде! Это твоя свадьба. Постарайся проявить хоть чуточку интереса, – раздраженно проговорила его мать. Танде оторвал взгляд от газеты.

– Мама, ты ждала этого дня тридцать пять лет. Так наслаждайся им. Оставляю тебя здесь за старшую, я знаю, ты не будешь против.

– Не шути со мной, мальчишка, – сказала Мандиа с едва заметной улыбкой, скользнувшей по губам. Они переглянулись.

– Хорошо. Что‑то еще? Что ты еще хочешь знать? – вздохнул Танде. Он понимал, что просто так ему от нее не уйти.

– Кто еще из гостей приедет с ее стороны? Я просила тебя составить список гостей еще месяц назад.

– Хорошо. Я спрошу ее. Она приедет на следующей неделе.

– И кроме того, ее брат не может вести ее, – сказала Мандиа, отвернувшись от кастрюли, над которой колдовала с самого утра.

– Почему нет?

– Он не мусульманин.

– И что? – посмотрел на нее озадаченный Танде.

– Танде, – предупреждающе сказала Мандиа. – Мы должны обо всем четко договориться.

– Прекрасно. Так что папа может повести ее.

– Это нехорошо.

– Мама… когда же ты перестанешь беспокоиться по пустякам? Все будет хорошо. Нам разрешено жениться на девушках другой веры – ты прекрасно это знаешь. А теперь, хватит о мелочах. Отец поведет ее, и все будет отлично. – Он подскочил с места, поцеловал ее и, не успела она открыть рот, как его и след простыл.

В Хараре снова наступила зима, хотя погода была хорошая. Бекки шагала по Такавира‑стрит к Альбион‑Роуд. Зима в южном полушарии была замечательным временем – чистое небо, яркое солнце, кристальные ночи… это было ее любимое время года.

Этот год, думала она радостно про себя, заставлял ее часто улыбаться. С того недельного отдыха на Менорке прошло два месяца, а через несколько дней она снова полетит в Лондон, а потом в Бамако на свадьбу Амбер. Она чувствовала себя кинозвездой активного состава. Когда она снова вернется в Хараре с недельной остановкой в Лондоне, они с Годсоном уже будут готовы открыть «Делюкс». Назвать так было идеей Годсона, он позаимствовал это слово у таксистов, которые любили устраивать «роскошные» интерьеры на задних сиденьях своих развалюх. Ей сразу же понравилось название. «Делюкс у Олдридж и Маримбы».

Date: 2015-12-12; view: 299; Нарушение авторских прав