Аурокс. Аурокс бежал, не зная и не беспокоясь о том, куда заведет его собственное тело

Аурокс бежал, не зная и не беспокоясь о том, куда заведет его собственное тело. Он понимал только, что должен убраться подальше от круга и от Зои прежде, чем совершит очередное злодеяние. Ноги, полностью превратившиеся в раздвоенные копыта и рвавшие в клочья плодородную землю, с нечеловеческой скоростью несли его сквозь зимние спящие лавандовые поля.

Подобно ветру, омывающему его тело, эмоции хлестали сквозь Аурокса. Смущение - он ведь не собирался никому причинять вреда, но при этом убил Дракона и, возможно, даже Рефаима. Гнев - им манипулировали, управляли против его воли! Отчаяние – никто никогда не поверит, что у него не было намерения навредить кому-либо. Он был зверем, созданием Тьмы. Сосудом Неферет. Все будут его ненавидеть. Зои будет его ненавидеть! Одиночество – и все-таки он не был лишь безмозглым Сосудом. Произошедшее в эту ночь не имело значения. Как не имело значения и то, что Неферет смогла его контролировать. Он не будет, не станет больше принадлежать Неферет. Только не после увиденного им сегодня ночью… не после того, что он пережил.

Аурокс ощутил Свет. Даже если он и не был способен принять и объять его, он узнал силу доброты Света внутри магического круга, распознал его красоту в момент призыва стихий. До того мгновения, как тошнотворные струи Тьмы заявились и выпустили наружу живущего внутри него зверя, он заворожено следил за переворачивающим душу ритуалом, кульминацией которого стал Свет, стирающий прикосновения Тьмы и с земли, и с него самого. И пускай для него момент очищения продлился всего лишь минуту. Чтобы осознать содеянное, Ауроксу этого оказалось достаточно. А затем только гнев и вполне понятная ненависть, которую Воины к нему испытывали, захлестнули Аурокса, и только лишь остатки его человечности позволили ему убежать и не убить Зои.

Аурокс вздрогнул и застонал, когда превращение из зверя обратно в парня прокатилось по телу, оставив его с голыми ногами и грудью, одетого лишь в одни порванные джинсы. Все его тело ужасно ослабело. Вздрагивая и тяжело дыша, он споткнулся и замедлил шаг. Его разум взбунтовался. Его затопила ненависть к самому себе. До тех пор, пока не мог больше игнорировать физические потребности своего тела, Аурокс бесцельно бродил в предрассветных сумерках, не ведая и не заботясь о том, где находится. И тогда он пошел на звук и запах воды. У края кристально чистого потока Аурокс опустился на колени и пил, пока жар у него внутри не утих, а затем, сраженный усталостью и эмоциями, он свалился без сил. Лишенный сновидений сон, в конце концов, одолел его, и Аурокс заснул.

* * *

Аурокс проснулся от звуков ее песни. Это было так мирно и успокаивающе, что поначалу он даже не стал открывать глаза. Ее голос был ритмичным, как сердцебиение, но что-то большее, чем ритм, тронуло Аурокса. Чувство, наполнявшее ее песню. Он чувствовал себя с ней иначе – не так, когда неистовые, яростные эмоции поджигали процесс превращения его тела из человека в зверя. Чувство в ее песне шло от самого ее голоса: радостного, вселяющего веселье и благодать. Рядом с ней, он не испытывал ничего ужасного, напротив, песня несла радостные образы и даже позволяла возможности счастья прокручиваться в его уже очнувшемся ото сна мозгу. Аурокс не понимал ни слова, но ему это было и не нужно. Ее голос поднимался ввысь и парил, и это не требовало перевода.

Стряхнув с себя остатки сна, он захотел увидеть владелицу голоса. Расспросить ее о радости. Попытаться понять, как бы и ему самому испытать такое. Аурокс открыл глаза и сел. Оказывается, он рухнул в беспамятстве неподалеку от деревенского домика, стоявшего на берегу крохотного ручья, извилистой лентой чистой воды мягко и музыкально журчавшего по песку и камням. Взгляд Аурокса проследовал вниз по ручью и остановился на женщине, которая оказалась чуть левее. На ней было платье без рукавов, окаймленное длинными полосками кожи, украшенными бусинами и ракушками. Она грациозно танцевала, босыми ногами отбивая ритм своей песни. И хотя солнце едва поднялось из-за горизонта, и раннее утро было довольно прохладным, женщина была раскрасневшейся, теплой и живой. Окутавший ее дым от пучка сушеных трав в ее руке, казалось, двигался в такт песне.

Одно лишь созерцание этого танца заставляло Аурокса чувствовать себя лучше. Ему не требовалось разделять ее радость - она была осязаема вокруг нее. Его дух воспрял от того, что женщина была настолько наполнена эмоциями – они буквально переполняли ее через край. Она откинула голову, и ее длинные волосы – серебряные с вкраплениями черного - с легкостью касались ее стройной талии. Она подняла обнаженные руки, как бы обнимая восходящее солнце, а затем начала двигаться по кругу, отбивая такт ногами.

Аурокс были настолько захвачен ее песней, что пока их глаза не встретились, он не понимал, что женщина уже обернулась и смотрит на него. Тогда он ее узнал. Это была бабушка Зои, накануне ночью она была в центре круга. Он ожидал, что от его внезапного появления здесь, в высокой траве рядом с ее ручьем, она начнет задыхаться или кричать. Вместо этого ее радостный танец просто закончился. Ее песня прекратилась. И она заговорила четким, спокойным голосом: «Я вижу тебя, тсу-ка-нв-с-ди-на. Ты оборотень, убивший Дракона Ланкфорда прошлой ночью. Ты пытался убить и Рефаима, но не преуспел в этом. Ты даже нацелился на мою возлюбленную внучку, будто решил навредить ей. Ты здесь, чтобы убить и меня тоже?»

Она снова подняла руки, вдохнув прохладного чистого утреннего воздуха, и закончила: «Если это так, тогда я скажу небу, что меня зовут Сильвия Редберд, и сегодня хороший день для смерти. Я отправлюсь к Великой Матери, чтобы встретиться со своими предками с радостью, наполняющей мой дух.» А затем она ему улыбнулась.

И эта ее улыбка надломила его. Он почувствовал, как разбивается вдребезги, и дрожащим голосом, в котором едва признал собственный, Аурокс выпалил: «Я здесь не для того, чтобы убить вас. Я здесь потому, что мне больше некуда пойти.»

И тогда Аурокс заплакал.

Сильвия Редберд замерла лишь на один удар сердца. Сквозь слезы Аурокс увидел, как откинулась и снова качнулась вниз ее голова – будто бы она получила ответ на свой вопрос. А потом она грациозно подошла к нему. От ее движения и касаний прохладного утреннего ветерка музыкально шуршала длинная кожаная бахрома ее платья.

Дойдя до него, Сильвия Редберд не колебалась. Она села, скрестив под собой босые ноги, а затем обняла его и притянула себе на плечо его голову.

Аурокс не знал, сколько они так вместе просидели. Он знал только, что пока рыдал, она держала его и нежно покачивала из стороны в сторону, тихонько напевая и похлопывая его по спине в такт собственному сердцу.

Наконец, он отпрянул. Устыдившись, он отвернул лицо.

- Нет, дитя, - сказала она, взяв его за плечи и заставив встретиться с ней взглядом. – Прежде, чем отвернуться, скажи мне, почему ты плакал.

Аурокс вытер лицо, откашлялся, и голосом, который звучал юно и, как он думал, очень глупо, проговорил: - Это потому, что мне очень жаль.

Сильвия Редберд не отпускала его взгляда. - И? – Подсказала она.

Он с силой выдохнул и признался. - И потому, что я так одинок.

Темные глаза Сильвии расширились. - Ты больше того, чем ты кажешься.

- Да. Я чудовище Тьмы, зверь, - согласился он с ней.

Ее губы приподнялись. – Может ли зверь плакать от горя? Есть ли у Тьмы способность чувствовать одиночество? Я думаю, что нет.

- Тогда почему, плача, я чувствую себя так глупо?

- Подумай вот о чем, - сказала она. - Твой дух плакал. Ему необходимо выплакаться, потому что он чувствовал скорбь и одиночество. Тебе решать, глупо это или нет. По мне, так нет никакого стыда в том, чтобы тебя застали в честных слезах. – Сильвия Редберд встала и протянула ему маленькую, обманчиво хрупкую ладошку. – Пойдем со мной, дитя. Я открою для тебя свой дом.

- Зачем вам делать это? Вы видели, как я прошлой ночью убил одного Воина, и ранил другого. Я мог бы даже убить Зои.

Она склонила голову набок и пристально вгляделась в него. – Мог бы? Я думаю, нет. Или, по крайней мере, я думаю, что мальчик, которого я сейчас вижу, не смог бы ее убить.

Аурокс почувствовал, как опали его плечи. - Только вы в это и верите. Никто больше не станет.

- Ну, тсу-ка-нв-с-ди-на, здесь, с тобой и в эту минуту я ведь единственный человек. Разве моей веры не достаточно?

Аурокс снова вытер лицо и встал, слегка пошатнувшись. Затем очень осторожно он взял ее тонкую руку в свою. - Сильвия Редберд, сейчас вашей веры достаточно.

Она, сжав его руку, улыбнулась и сказала. - Зови меня бабушкой.

- А как это ты меня назвала, бабушка?

Она улыбнулась. – Словом «тсу-ка-нв-с-ди-на» мой народ называет быка.

Его бросило в жар, а затем в холод. - Зверь, в которого я превращаюсь, гораздо ужасней быка.

- Тогда, возможно, имя «тсу-ка-нв-с-ди-на» заберет некоторую толику того ужаса, что спит внутри тебя. Есть, знаешь ли, определенная власть в том, чтобы дать имя чему бы то ни было, дитя.

- Тсу-ка-нв-с-ди-на. Я это запомню, - ответил Аурокс.

Все еще чувствуя себя на ногах нетвердо, он шел рядом с волшебной старушкой к маленькому домику, что располагался среди спящих лавандовых полей. Дом был сделан из камня с приветливо широким крыльцом. Бабушка подвела его к широкому кожаному дивану и дала накинуть на плечи сотканное вручную одеяло. А затем промолвила: «Предлагаю тебе дать своему духу небольшую передышку.» Аурокс так и сделал, а бабушка в это время, тихонько напевая себе под нос песню, разожгла очаг, вскипятила воду для чая, а потом отыскала в другой комнате и вручила ему толстовку и мягкие кожаные мокасины. Когда комната согрелась и песня закончилась, бабушка жестом позвала его присоединиться к ней за небольшим деревянным столиком, предложив разделить еду, лежащую на фиолетовом блюде.

Аурокс пил подслащенный медом чай и ел из блюда.

- Б-благодарю тебя, бабушка, - сказал он, запинаясь. – Еда хорошая. Это питье хорошее. Здесь все такое хорошее.

- Этот чай – из ромашки и иссопа. Я пью его, когда мне надо помочь себе успокоиться и сосредоточиться. А печенье – по моему собственному рецепту, шоколадные ломтики с легким привкусом лаванды. Я всегда считала, что шоколад и лаванды хороши для души. - Бабушка улыбнулась и откусила печенье.

Аурокс никогда не чувствовал себя таким довольным. Он знал, что хотя этого и не могло быть, но почему-то ощущал свою причастность – и к этому месту, и к этой женщине. Это было такое странное, но прекрасное чувство принадлежности, оно и позволило ему заговорить с бабушкой от всего сердца.

- Неферет управляла мной прошлой ночью. Я должен был разрушить ритуал.

Бабушка кивнула. Выражение ее лица не было удивленным, скорее задумчивым. – Она не хотела, чтобы ее разоблачили, как убийцу моей дочери.

Аурокс пристально всмотрелся в нее. - Твоя дочь была убита. Прошлой ночью ты была свидетелем этого, но сегодня ты спокойна и радостна. Где ты находишь такой мир и покой?

- Внутри себя, - сказала она. – А также в вере в то, что здесь, вокруг есть нечто большее. Больше, чем мы можем увидеть или доказать. К примеру, самое меньшее – я должна тебя бояться. Некоторые сказали бы, что я должна тебя ненавидеть.

- Это сказали бы многие.

- Однако я ни боюсь, ни ненавижу тебя.

- Ты! Ты утешала меня. Дала мне убежище. Почему, бабушка? - спросил Аурокс.

- Потому что верю в силу любви. Я верю в выбор Света, а не Тьмы, счастья, а не ненависти, доверия, а не подозрительности, - ответила бабушка.

- Тогда это вовсе и не из-за меня. Это просто потому, что ты – хороший человек, - сказал он.

- Я не думаю, что быть хорошим человеком всегда так уж просто, не правда ли? - поинтересовалась она.

- Я не знаю. Я никогда не пытался быть хорошим человеком. - Он в расстройстве провел рукой по густым белокурым волосам.

От улыбки бабушкины глаза залучились морщинками. – Не пытался? Прошлой ночью тобою управлял могущественный бессмертный ради того, чтобы остановить ритуал, и, тем не менее, чудесным образом ритуал был завершен. Как же это произошло, Аурокс?

- Никто не поверит в правду, - сказал он.

- Я поверю, - произнесла бабушка. - Расскажи мне, дитя.

- Я приехал туда, повинуясь приказу Неферет убить Рефаима и отвлечь Стиви Рей – для того, чтобы круг был разрушен и ритуал не удался, но не мог этого сделать. Я не смог разрушить нечто, настолько наполненное Светом и настолько хорошее, - торопливо заговорил он, стремясь открыть узнать правду прежде, чем бабушка остановит и оттолкнет его. – И тогда Тьма овладела мной. Я не хотел изменяться! Я не хотел появления бычьей сущности! Но я не мог контролировать зверя, а как только он объявился, он помнил всего лишь одну последнюю команду: убить Рефаима. И только омывающее прикосновений стихий и Света задержали зверя на столько, что я смог вернуть себе часть самообладания и сбежать.

- Вот поэтому ты и убил Дракона. Потому что он пытался защитить Рефаима, - произнесла она.

Аурокс кивнул, понурив голову от стыда. - Я не хотел его убивать. Я не собирался его убивать. Тьма командует зверем, а зверь командует мной.

- Но не сейчас. Зверя сейчас здесь нет, - тихо промолвила бабушка.

Аурокс встретился с ней взглядом. - Он есть. Зверь всегда здесь. - Он указал себе на середину груди. - Это навсегда внутри меня.

Бабушка накрыла его ладонь своей. - Это может быть и тут, но ведь и ты тоже здесь. Тсу-ка-нв-с-ди-на, помни, ты смог контролировать зверя настолько, чтобы спастись бегством. Вероятно, это только начало. Научись доверять себе, а затем и другие смогут научиться доверять тебе.

Он покачал головой. - Нет, ты отличаешься от всех остальных. Никто не станет верить мне. Они будут видеть только зверя. Ни один не озаботится тем, чтобы поверить мне.

- Зои заслонила тебя от воинов. Именно благодаря ее заступничеству ты смог сбежать.

Аурокс удивленно моргнул. Он даже и не думал о таком. Его эмоции были в таком смятении, что он даже не осознавал всю меру сделанного Зои. - Она защищала меня, - медленно проговорил он.

Бабушка похлопала его по руке. - Не позволь ее вере в тебя пропасть понапрасну. Выбери Свет, дитя.

- Но я уже попытался и не смог!

- Постарайся, приложи больше усилий, - произнесла она серьезно.

Аурокс открыл, было, рот, чтобы возразить, но бабушкины глаза остановили его. Ее взгляд говорил, что ее слова были больше, чем просто наказом - они были верой!

Он снова склонил голову. Но на этот раз не от стыда, а отвечая на осторожный проблеск надежды. Аурокс помедлил мгновение, чтобы насладиться новым прекрасным чувством. Затем мягко высвободил свою руку из-под бабушкиной и встал. В ответ на ее вопросительный взгляд, он сказал. - Я должен узнать, как доказать, что ты права.

- И как ты собираешься это делать, дитя?

- Я должен найти себя, - заявил он без колебания.

Ее улыбка была теплой и сияющей. Неожиданно она напомнила ему о Зои, что заставило осторожный и робкий проблеск надежды расшириться настолько, что согрелась самая сердцевина его существа. - Куда же ты пойдешь?

- Туда, где смогу принести наибольшую пользу, - ответил он.

- Аурокс, дитя, знай, что пока ты держишь зверя под контролем, и не убьешь никого снова, ты всегда сможешь найти у меня убежище.

- Я никогда не забуду этого, бабушка.

Когда она обняла его в дверях, Аурокс закрыл глаза и вдохнул запах лаванды и прикосновение материнской любви. Эти аромат и прикосновение оставались с ним, пока он медленно ехал назад в Талсу.

* * *

Февральский день был ярким, и как сказал человек по радио, достаточно теплым, чтобы начать будить клещей. Аурокс припарковал машину Неферет на одном из пустырей позади площади Утики, а затем позволил инстинкту направлять свои шаги. Он шел от оживленного торгового центра, по глухой улочке, называемой Южной Йорктаун авеню. Аурокс учуял дым прежде, чем добрался до большой каменной стены, окружавшей Дом Ночи.

Этот пожар был работой Неферет. Он смердел ее Тьмой, подумал Аурокс. Он не позволил себе задуматься над тем, что мог уничтожить этот пожар. Он сосредоточился только на ведшем его инстинкте, который говорил ему вернуться в Дом Ночи, чтобы найти себя и свое искупление. Сердце Аурокса припустилось, когда он проскользнул под сенью стены и, молча и быстро, пошел вокруг восточной границы школы, пока не дошел до старого дуба, сильно расколотого и лежавшего на школьной стене.

В самом деле, было довольно просто забраться по неровной стене, ухватиться за зимние обнаженные ветви разрушенного дерева, а затем скатиться на землю с другой стороны. Аурокс присел и съежился в тени дерева. Как он надеялся, яркое солнце опустошило школьную территорию, удерживая недолеток и вампиров внутри каменных зданий, за плотно зашторенными окнами. Он двинулся вокруг искалеченного дерева, осматривая территорию Дома Ночи.

Оказывается, сгорели конюшни. Он без труда это заметил. Хотя огонь и заставил рухнуть наружную стену конюшни, не похоже, чтобы он сильно распространился. Поврежденное отверстие уже затянули толстым черным брезентом. Аурокс прижался ближе к дереву. Пробираясь через обломки изломанного ствола и спутанную мешанину ветвей, Аурокс удивлялся, почему никто не додумался очистить остатки дерева, хотя земля вокруг была тщательно обихожена. Но времени на раздумья у него оказалось немного. Огромный ворон внезапно приземлился на свисающие ветви прямо перед ним и начал ужасно и громко каркать, присвистывать и странно, тревожно клекотать.

- Уходи! Пошел прочь! - прошептал Аурокс, прогоняюще зашикав на большую птицу, что только заставило создание взорваться еще более сильным карканьем. Аурокс рванулся вперед, намереваясь придушить тварь, но его ноги зацепились за обнаженные корни. Он упал вперед, тяжело ударившись о землю. К его потрясению, он продолжал падать, как будто земля разверзлась под тяжестью его тела, и его бросило головой вперед, всё ниже и ниже…

Правый висок взорвался страшной болью, а затем мир Аурокса почернел.