Восьмая глава

Шони.

- Дэмьен, думаю, мне лучше держаться подальше от конюшен. У Ленобии в последнее время с огнем явный передоз.

Шони перевела взгляд с Дэмьена на Эрин. Когда Зет велела им разделиться, они втроем потащились дальше. Околачиваясь рядом, вместо того, чтоб разойтись, они все пытались решить, где каждый из них будет полезнее со своей стихией.

- Хорошая мысль, - согласился Дэмьен. – Тебе есть смысл заняться погребальным костром Дракона. Ты там вскоре понадобишься.

У Шони поникли плечи. - Да, знаю. И это не то, чего я жду с нетерпением.

- Просто войди в свою стихию и все будет легко, - брякнула Эрин.

Шони моргнула и уставилась на нее – причем, не просто в удивлении от того, что Эрин заговорила (ведь она всячески избегала разговаривать с Шони с тех пор, так как они «раздвойняшкались») – а в изумлении от ее бесцеремонного тона. Эрин говорила о сожжении тела Дракона, как о чем-то вроде поджигания спичек. – В похоронах Дракона ничего легкого не предвидеться, Эрин. Без разницы – с моей стихией или без нее.

- Ой, ну я же не имела в виду «легче легкого». - Эрин выглядела раздраженной. Шони подумала, что в последние дни Эрин все время казалась раздраженной. - Я просто имела в виду, что когда ты реально входишь в свою стихию, тебя уже больше ничего не колышет. Но ты, похоже, просто не в своей стихии.

- Чушь собачья. - Шони почувствовала жар закипающего гнева. - Мое сродство с огнем не меньше, чем твое – с водой!

Эрин пожала плечами. – Да мне без разницы. Я просто пыталась тебе помочь. С этой минуты больше не буду. - Она отвернулась к Дэмьену, который поочередно смотрел то на одну, то на другую, не зная, что ему делать: то ли вклиниться между ними, то ли бежать от них. - Я собираюсь идти на конюшни. Ленобия обрадуется воде, и у меня нет проблем с моей стихией. – Ничего не добавив, Эрин пошла прочь.

- Неужели она всегда была такой? - Шони услышала, как задает Дэмьену вопрос, крутившийся у нее в голове вот уже несколько дней.

- Поясни, какой - «такой».

- Бессердечной.

- Честно?

- Да. Всегда ли Эрин был настолько бессердечной?

- Мне взаправду трудно ответить, Шони. - Дэмьен говорил тихо, будто думал, что ему следует быть очень осторожным и не ранить ее своими словами.

- Просто скажи правду, даже трудную, - попросила она.

- Ну, знаешь, честно говоря, пока вы не расстались, было трудновато сказать, на что похожа каждая из вас по отдельности. Я никогда не знал одну без другой. Вы с полуслова заканчивали фразы друг друга. Вы казались двумя половинками одного целого.

- А сейчас нет? – подстегнула Шони, когда он заколебался.

- Нет, сейчас все по-другому. Теперь вы разные личности со своей собственной индивидуальностью. – Он улыбнулся. – Самое хорошее во всем этом то, что для большинства из нас очевидно – у твоей индивидуальности сердце точно есть!

Шони посмотрел вслед Эрин. - Я это и раньше знала, и это меня доставало. Ну, знаешь, то, какой она бывает язвительной, болтливой и противной. Но она ведь бывает и такой прикольной, и тусоваться с ней круто.

- Прикольность обычно бывает за чужой счет, - сказал Дэмьен. – А крутизна оттого, что она никого к себе не подпускала, чтобы заставить себя выглядеть лучше других.

Шони встретилась с ним взглядом. – Я знаю. Теперь я это вижу. А все, что видела раньше: это мы – лучшие подруги. Мне ведь так был нужен лучший друг.

- И что теперь? – Спросил он.

- А теперь мне просто необходимо понравиться себе самой, но я не смогу этого сделать, если я всего лишь полчеловека. Меня тоже достало напрягаться постоянно говорить что-то саркастичное или остроумное, или попросту жутко злобное. - Она покачала головой, чувствуя себя печальной и жутко старой. - Это не значит, что я считаю Эрин ужасной. Вообще-то, я хочу, чтобы она по-прежнему была такой же крутой, прикольной и классной, как я привыкла раньше думать. Я просто прихожу к выводу, что она могла быть такой, а могла и не быть, но это только ее заморочки. Ко мне все это отношения не имеет.

- Ты умнее, чем я думал, - признался Дэмьен.

- Да ладно, в школе-то я по-прежнему хлам.

Он улыбнулся. - Есть и другие разновидности ума.

- Так это ж для меня отличная новость.

- Эй, не стоит себя недооценивать. На самом деле, ты могла бы вполне прилично учиться в школе, если бы чуть-чуть постаралась.

- Знаю, для тебя это хорошо прозвучит, но мне классно и с «другими разновидностями ума».

Дэмьен рассмеялся, а Шони добавила: - Я отправляюсь к костру. Может, торчание там поможет.

- Тебе или воинам?

- Или мне, или им. Или всем сразу. Не знаю, - со вздохом сказала Шони.

- Хочу верить, что это поможет вам всем, - сказал он. - Я собираюсь облететь все кругом, как воздух. Попытаюсь выдуть отсюда немного Тьмы, которая тут прицепилась.

- Ты тоже это чувствуешь?

Он кивнул. - Я чувствую, что энергия здесь скверная. За короткий срок тут было столько всего плохого. – Дэмьен наклонил голову, внимательно рассматривая Шони. – Знаешь, я еще раз все обдумал, и не считаю, что ты должна держаться подальше от конюшен. Огонь совсем не плохой. И ты не плохая. И Ленобия это знает. Помнишь, как ты раскалила подковы лошадей, чтобы мы смогли проехать под ледяным штормом?

- Помню. - Шони не забыла, и это воспоминание помогло ей чувствовать себя чуть лучше.

- А сейчас иди к костру, помоги там, а потом приходи в конюшни. Напомнить всем, что огонь способен на большее, чем разрушение. Важно то, как им владеют.

- Я полагаю, ты имеешь в виду что-то вроде «важно то, как с огнем обращаются»?

По лицу Дэмьена расплылась ухмылка. – Видишь, говорил же я тебе, что со школой у тебя может быть все в порядке. «Владеть» – это превосходное словечко для словарного запаса. «Иметь или быть способным управлять – властью, влиянием или воздействием.»

- Ты заставляешь мою голову кружиться, - тоже рассмеявшись, ответила Шони.

- Ну, так, я увижу тебя потом на конюшне?

- Увидишь!

Дэмьен уже собрался уйти, но вдруг обернулся и быстро, крепко обнял Шони. – Я рад, что ты стала своей собственной личностью. И если тебе нужен друг, я всегда рядом, - проговорив это, он заторопился в сторону конюшен.

Шони сморгнула слезы и улыбнулась, глядя на то, как его пушистые темные волосы приплясывают от его же собственного ветерка. – Огонь, – прошептала она, – пошли вместе с Дэмьеном маленькую искорку. Он заслуживает отыскать себе горячего парня, который сделает его счастливым, особенно потому, что сам всегда так старается осчастливить всех остальных.

Чувствуя себя хорошо, как никогда за последние недели, Шони пошла в другую сторону. Ее шаги были медленнее, неторопливее, чем у Дэмьена, но ее не пугало, что она забредет куда-то не туда. Она не предвкушала ни погребального костра, ни сожжения – она же не Эрин. Она не могла, заморозив чувства, просто взять и отгородиться от боли и печали. И знаете что? Я не желаю быть ни холодной, ни замороженной изнутри, хотя это и означает, что страдать мне придется сильнее, решила она про себя.

Шони сосредоточилась и зачерпнула силы из надежного, ровного тепла своей стихии. Благодарю тебя, Никс. Я постараюсь верно владеть ей, - подумала она, когда бессмертный голос ворвался в ее мысли.

- Я так и не поблагодарил тебя.

Шони подняла голову и увидела Калону, стоявшего рядом с величественной статуей Никс, что была перед школьным храмом. Он был одет в джинсы и кожаный жилет, очень похожий на тот, что обычно носил Дракон. Только этот жилет был больше и с прорезами, сквозь которые появились, а затем скрылись за спиной черные крылья Калоны. А еще на жилете не было отличительной эмблемы Богини, но раздумывать об этом было сложновато, когда бессмертный так смотрел своими неземными янтарными глазами.

Он действительно был абсолютно и нечеловечески прекрасен. Шони выкинула эту мысль из головы, вместо нее сосредоточившись на том, что он сказал. – Спасибо? Мне? За что?

- За то, что дала мне свой сотовый. Без этого Стиви Рей не смогла бы позвонить мне. Если бы не ты, Рефаим был бы мертв.

У Шони вспыхнуло лицо. Она пожала плечами, сама не зная, почему вдруг так занервничала. – Но, когда она позвонила, пришел-то ты. А ведь мог бы просто не отвечать на звонок и продолжать быть дерьмовым папашей. – Выпалив это, Шони осознала, ЧТО она сказала, и сжала губы, убеждая себя заткнуться!

Последовало долгое неловкое молчание, а затем Калона произнес: – То, что ты говоришь – правда. Я не был хорошим отцом своим сыновьям. И до сих пор им не являюсь – для всех моих сыновей.

Шони смотрела на него, раздумывая, что именно тот имел в виду. Голос его прозвучал как-то странно. Она ждала, что он будет грустен, серьезен или даже разъярен. А вместо этого он казался всего лишь удивленным, и еще ему было слегка неловко, словно мысли о том, что же сейчас с ним происходит, застали его врасплох. Ей захотелось увидеть выражение его лица, но он отвернулся в сторону. Он смотрел на статую Никс.

- Ну, знаешь… - протянула она, не имея ни малейшего понятия, что же такого ему сказать. – Вы же с Рефаимом смогли утрясти ваши отношения. Может, еще не поздно подправить твои отношения и с остальными сыновьями? Я знаю, если бы мой папа появился и захотел наладить со мной отношения, я бы пошла ему навстречу. Или, по крайней мере, дала бы ему шанс. - Голова бессмертного повернулась, и он уставился на нее. Шони в тревоге почувствовала, что этими своими янтарными глазами он мог разглядеть в ней слишком много всего. – Я имею в виду – я думаю, что никогда не поздно сделать то, что правильно.

- Ты и вправду в это веришь?

- Да. И в последнее время я верю в это все больше и больше. – Она хотела, чтобы он посмотрел куда-нибудь в сторону. – И сколько же у тебя детей?

Он пожал плечами. Его массивные крылья слегка приподнялись, а потом снова скрылись. - Я потерял им счет.

- Кажется, что узнать, сколько у тебя детей, может оказаться хорошим началом в деле «хочу-стать-хорошим-отцом».

- Знание о чем-либо и воздействие на это что-либо существенно отличаются друг от друга, - произнес он.

- Да, в точку. Но как я сказала - для начала и это неплохо. – Шони мотнула головой в сторону статуи Никс. – А это хорошее место, чтоб начать.

- У статуи богини?

Она нахмурилась, почувствовав себя под его взглядом чуточку легче. – Ну, вообще-то, тут нечто большее, чем просто болтаться рядом с ее статуей. Попробуй попросить у нее…

- Прощение даруется не каждому из нас! – прогремел его голос.

Шони почувствовала, как начинает дрожать, но ее глаза метнулись к статуе. Она практически могла поклясться, что полные красивые мраморные губы приподнялись, ласково улыбаясь ей. Может, это было только ее воображением, но оно придало Шони требуемого мужества, и недолетка торопливо продолжила. – Я не собиралась говорить – «прощения». Я хотела сказать – «помощи». Попробуй попросить Никс о помощи.

- Никс не слышит меня. – Калона заговорил так тихо, что Шони едва расслышала его. – Она не слышит меня уже целую вечность.

- А сколько раз во время этой вечности ты просил ее о помощи?

- Ни разу, – ответил он.

- Тогда откуда ты знаешь, что она тебя не слышит?

Калона покачал головой. - Ты послана мне, чтобы стать моей совестью?

Настала очередь Шони протестующе затрясти головой. – Никто меня к тебе не посылал, Богиня знает, у меня и с собственной совестью достаточно хлопот. И я чертовски уверена, что не могу быть совестью для кого-то еще.

- Я бы не был в этом столь уверен, юная огненная недолетка… нет, не был бы… - размышлял он задумчиво, а потом, внезапно отвернувшись от нее, Калона несколько раз широко и быстро шагнул и бросился в ночное небо.

Рефаим

Он не имел ничего против, что большинство других школьников по-прежнему избегали его. Дэмьен был хорошим, но ведь он хороший со всеми, так что Рефаим не был уверен, имела ли доброта юноши какое-то отношение к нему лично. В конце концов, Старк и Дарий не пытались убить его или держать подальше от Стиви Рей. Дарий в последнее время даже казался чуть дружелюбнее. И когда прошлой ночью Рефаим ковылял к автобусу, ослабевший от своей магически исцеленной раны, Сын Эреба, как это ни удивительно, ему помогал.

Отец спас меня, а затем дал клятву стать Воином Смерти. Он меня любит и выбирает сторону Света, а не Тьмы. Мысль об этом заставила Рефаима улыбнуться, хотя бывший ворон-пересмешник не был столь уж наивен и доверчив, как думали про него Стиви Рей и остальные. Рефаиму хотелось, чтобы отец продолжал следовать путем Никс – он отчаянно жаждал этого. Но он лучше, чем кто-либо, за исключением разве что самой Богини, знал о гневе и жестокости, в которых падший бессмертный погряз столетия назад.

Само существование Рефаима подтверждало способность отца причинять другим невероятную боль.

Плечи Рефаима поникли. Он дошел до той части школьной территории, где стоял разрушенный дуб: одна половина его опиралась на школьную стену, а другая лежала на земле. Сердцевина могучего старого дерева была выставлена наружу, как будто оно было поражено стрелой молнии, брошенной рукой разгневанного бога.

Рефаим знал даже больше.

Его отец был бессмертным, но богом он не был. Калона был Воином, хоть и павшим.

Чувствуя себя странно обеспокоенным, Рефаим отвел взгляд от раны, в которую превратилась разрушенная сердцевина дерева. Он сел на одну из упавших на землю ветвей, прямо у края покореженной кроны дерева, и стал рассматривать толстые сучья, упирающиеся в восточную стену.

- Это нужно исправить, – вслух произнес Рефаим, наполняя тишину ночи человечностью собственного голоса. – Мы вместе со Стиви Рей смогли бы с этим управиться. Может, дерево еще не совсем потеряно. – Он улыбнулся. – Моя Красная исцелила меня – неужели не сможет исцелить дерево?

Дерево не ответило, но пока говорил, Рефаим поймал себя на странном ощущении дежа-вю. Как будто бы он был тут раньше, и не просто во время какого-то учебного дня. Он был тут раньше – с ветром под крыльями и с блистающей синевой полуденного неба, манившего его к себе.

У Рефаима дернулась бровь, он потер ее, чувствуя подступающую головную боль. Был ли он здесь днем, когда был вороном, и когда его человечность была скрыта так глубоко, что эти часы промелькнули затененной, неясной мешаниной картинок, звуков и запахов?

Единственным ответом Рефаиму стала тупая пульсация в висках.

Ветер прошелестел вокруг него, шурша упавшими ветвями, заставляя перешептываться редкие, потемневшие от зимы листья, все еще стойко цеплявшиеся к старому дубу. На мгновение показалось, что дерево пыталось с ним заговорить – пыталось поведать ему свои тайны.

Взгляд Рефаима вернулся к центру дерева. Тени. Содранной коры. Раздробленного ствола. Обнажившихся корней. Похоже, что земля рядом с деревом начала разрушаться сама по себе, будто под ней стала образовываться яма.

Рефаим вздрогнул. Там, под деревом ведь точно была яма. Та, что на протяжении веков удерживала Калону в его земляной темнице. Воспоминания об этих столетиях и жуткое, полуреальное существование, наполненное гневом, насилием и одиночеством, которыми он жил все это время, по-прежнему были частью тяжкого бремени, лежавшего на Рефаиме.

- Богиня, я знаю, ты простила меня за мое прошлое, и за это я буду вечно благодарен. Но не могла бы ты научить меня, как мне по-настоящему простить себя?

Ветерок прошелестел снова. Звук был успокаивающим, как будто древний шепот дерева мог быть голосом богини.

- Принимаю это за знамение, - Рефаим сказал вслух дереву, прижав ладонь к коре. – Я попрошу Стиви Рей помочь мне исправить разрушившую тебя жестокость. Скоро. Я даю слово. Я вернусь скоро. - Когда Рефаим ушел, продолжая патрулировать периметр школы, он подумал, что ему послышалось движение глубоко под деревом, и представил себе, что это старый дуб его поблагодарил.

Аурокс

Аурокс в волнении мерил шагами крохотную пещерку под разрушенным дубом. Три шага туда – поворот – а затем три коротких шага обратно. Туда и обратно, туда и обратно. Так он ходил и думал… думал… думал… отчаянно желая, чтобы у него был план.

Голова причиняла страдания. Костей при падении он не сломал, но шишка на голове вспухла и кровоточила. Он проголодался. И пить хотелось. Но понятно, что отдохнуть под землей будет трудновато, хоть его тело и обессилело, и выспаться нужно, иначе не исцелишься.

Ну почему он считал хорошей идеей вернуться в школу? И скрываться в том самом месте, где жили профессор, которого он убил, и парень, которого он убить пытался!

Аурокс спрятал лицо в ладонях. Не я! – Хотелось выкрикнуть ему. Это не я убивал Дракона Ланкфорда. Не я нападал на Рефаима. Я выбрал совсем другое! Но его выбор не имел никакого значения. Он превращался в зверя. И этот зверь оставил после себя лишь смерть и разрушения.

Придти сюда было глупостью с его стороны. Глупо верить, что здесь он сможет найти себя или сделать что-нибудь хорошее. Хорошее? Да если бы кто-нибудь узнал, что он прячется в школе, на него бы тут же напали, взяли под стражу, и возможно, даже убили. И хотя он здесь не для того, чтоб навредить, это тоже не имело бы значения. Он впитает ярость окружающих, и зверь выйдет наружу. А Аурокс был не в состоянии его контролировать. Сыны Эреба окружат его и закончат его ничтожное существование.

Я управлял им однажды. Я не напал на Зои. Но будет ли у него хотя бы возможность объяснить, что он не имел в виду ничего плохого? Будет ли хотя бы мгновение, чтобы проверить собственный самоконтроль и доказать, что он больше зверя у него внутри? Аурокс возобновил свои хождения. Нет, его намерения не имели значения ни для кого в Доме Ночи. Все они увидят только зверя.

И даже Зои? Даже Зои будет против него?

«Зои заслонила тебя от воинов. Именно благодаря ее заступничеству ты смог сбежать.» Голос бабушки Редберд успокоил его взвинченные мысли. Зои защищала его. Она верила – он мог контролировать зверя и не причинить ей вреда. Ее бабушка предложила ему убежище. Зои не могла хотеть его смерти.

В отличие от остальных.

Аурокс не винил их. Он заслуживал смерти. Несмотря на то, что в последнее время он начал что-то чувствовать, жаждать иной жизни, иного выбора – это никак не меняло прошлого. Он совершил насилие, мерзкое злодеяние. Он делал все, что приказывала ему Жрица.

Неферет…

Это имя, будучи лишь беззвучным, невысказанным шепотом его сознания, заставило содрогнуться возбужденное тело. Зверю у него внутри не терпелось отправиться к Жрице. Зверь у него внутри жаждал прислуживать ей.

«Я больше, чем зверь». Земля вокруг впитывала слова, глуша человечность Аурокса. В отчаянии он схватился за перекрученные корни и начал вытягивать себя наверх из грязной темницы.

«Это нужно исправить.»

Слова опустились к Ауроксу. Его тело оцепенело. Он узнал голос Рефаима. Бабушка сказала ему правду. Парень был жив. Незримое бремя Аурокса стало чуть легче. Хотя бы этой смерти не лежало на его совести.

Аурокс бесшумно скорчился, силясь расслышать, с кем же разговаривал Рефаим. Он не ощущал гнева или насилия. Определенно, если бы Рефаим каким-нибудь образом прознал о том, что Аурокс прячется так близко, парень испытывал бы чувство мести, ведь верно?

Время, казалось, замедлилось. Ветер усиливался. Аурокс мог слышать, как он свистел над ним сквозь сухие листья поломанного дерева. Он уловил слова, прилетевшие с прохладным воздухом: «управиться… дерево… Красная исцелила…» Ничто в голосе Рефаима не таило злого умысла, казалось, он просто размышлял вслух. А затем ветер принес ему мольбу парня: «Богиня, я знаю, ты простила меня за мое прошлое, и за это я буду вечно благодарен. Но не могла бы ты научить меня, как мне по-настоящему простить себя?» Аурокс затаил дыхание.

Рефаим просил помощи у своей богини, чтобы простить самого себя? Но почему?

Аурокс потер пульсирующую голову и задумался. Жрица редко говорила с ним, не считая приказов совершать акты насилия. Но рядом с ним она разговаривала так, будто Аурокс был не способен ее услышать или сформулировать собственные мысли. Что он знает о Рефаиме? Что он был сыном бессмертного Калоны. И еще на него наложено проклятие – быть человеком ночью и вороном днем.

Проклятие ли?

Он только что слышал молитву Рефаима, и в ней он выражал признательность Никс за прощение. Уж конечно, не станет богиня единым духом и прощать и проклинать.

С некоторым удивлением Аурокс припомнил ворона, который надсмехался над ним и наделал такого шума, что заставил Аурокса свалиться в эту яму.

Был ли это Рефаим? Аурокс напрягся, словно готовился к, казалось бы, неизбежно грядущему столкновению.

«Я даю слово. Я вернусь скоро.» – Донесся до Аурокса голос Рефаима. Парень уходил, хотя и на время. Аурокс расслабился, привалившись к земляной стене. Тело его болело, а мозг гудел.

Очевидно, что в пещере Аурокс оставаться больше не мог, но это оказалось единственным, что было для него очевидно.

А может, простившая Рефаима богиня и привела его к пещере Аурокса? Если так, то для чего – показать Ауроксу искупление или мщение?

Должен ли он сдаться, может быть – Зои, и принять какие угодно грядущие последствия?

Что, если зверь объявился снова, и на этот раз он будет не в силах совладать с ним?

Должен ли он бежать?

Должен ли он отправиться к Жрице и потребовать ответов?

- Я ничего не знаю, – прошептал он себе. – Не знаю ничего.

Под тяжестью смятения и отчаянной потребности Аурокс склонил голову. Нерешительно, безмолвно, он, подражая Рефаиму, произнес собственную молитву. Она была проста. Она была искренна. Аурокс молился впервые в своей жизни.

- Никс, если ты и впрямь прощающая богиня, пожалуйста, помоги мне… пожалуйста…