Глава 12. Лорд Горн скомкал листок бумаги с ответом Сент-Вира и бросил его на пол

Лорд Горн скомкал листок бумаги с ответом Сент-Вира и бросил его на пол. Вычурным почерком с характерными вертикальными линиями в письме было начертано следующее: «Большое спасибо за столь любезное предложение. Чтение вашего послания доставило нам гораздо больше удовольствия, нежели вы предполагали. К величайшему сожалению, предложенная вами работа в настоящий момент не отвечает нашим интересам и нуждам. Желаем удачи в поисках другого исполнителя. (Все ваши последующие письма, направленные нам, будут возвращены нераспечатанными)». Ниже стояла подпись: «Дуэльная корпорация Сент-Вира. Мы обслуживаем Приречье и достойных нетитулованных дворян».

Послания оказалось вполне достаточно, чтобы Горн на время перестал думать о Майкле. В немой ярости он отправился на званый обед, который давал дракон-канцлер. Горн надеялся, что компания лорда Холлидея, Монтага и прочих благородных джентльменов поможет ему забыть об уязвленной гордости.

Следующим вечером Феррис ожидал получить от Сент-Вира ответ. Он дал мечнику достаточно времени подумать над предложением — достаточно, чтобы у него появилось желание выполнить работу. Как только Сент-Вир возьмет аванс, дороги назад уже не будет, и ему останется лишь ждать приказа нанести удар. После получения согласия мечника Феррис собирался затаиться до тех пор, пока не приблизится день выборов в Совете. Это даст ему время подлить масла в огонь вражды между Холлидеем и герцогом Карлейским, а у Сент-Вира будет возможность тщательно изучить привычки и распорядок дня его жертвы. Никаких сложностей не предвиделось. Мечник по всем правилам бросит вызов, Холлидей его примет, погибнет героем, а Феррис унаследует венец мученика. К этому моменту часть сторонников Холлидея уже будет знать, что покойный благоволил к Феррису, так что он успеет стать Великим канцлером прежде, чем на него падут какие-либо подозрения. А уж после того, как Феррис им станет, он направит подозрения туда, куда ему нужно.

Ожидание грядущих событий обострило чувства Ферриса. Точно такие же ощущения он переживал в детстве в канун Нового года и вручения подарков, когда самые заурядные и скучные события необъяснимо становились увлекательными и захватывающими. Медленно расстегивая рубашку, он представлял, как разворачивает подарки, и всякий раз, задувая свечу перед сном, понимал, что заветный день становится на одно угасшее пламя ближе. На посту дракон-канцлера Феррис испытывал схожие чувства: каждый миг он ждал чего-то нового, а каждое его действие было преисполнено скрытого смысла. Сидя во главе стола в окружении богатых и влиятельных людей перед остатками трапезы, которую они вместе делили. Феррис расколол сильными белыми пальцами орех и ощутил, как по телу пробежала дрожь. Один за другим гости уходили — кто-то по делам, кто-то домой, спать, покуда за столом не остались только трое — сам Феррис, лорд Холлидей и Горн. Феррис знал, что Холлидей надеется поговорить с ним, когда все разойдутся. Чего хотел Горн — никто не знал. Возможно, ему просто было некуда идти, а возвращаться к себе в пустой особняк он не желал.

Великолепное убранство обеденного зала подавляло — даже трое знатных, влиятельных людей казались ничтожными на фоне такой красоты. Лорд Феррис предложил гостям переместиться в прилегающую гостиную и выпить горячего пунша. Феррис в тридцать два года все еще ходил в холостяках и мог составить одну из самых желанных партий в городе. Гостиная была обставлена еще его матерью, когда она невестой приехала в город, с тех пор тут ничего не менялось. Комнату наполняла громоздкая, но уютная мебель насыщенных цветов, которые имели большую популярность у предыдущего поколения. Такая мебель нравилась и лорду Горну, однако он, подчиняясь велению моды, большую ее часть отправил в свое деревенское поместье, где стилю не придавали такого значения.

В гостиную вошла молодая женщина и нагнулась над камином. При виде красавицы Феррис улыбнулся и склонил голову, чтобы единственным глазом следить за всеми ее движениями. У женщины были широкие бедра и пышные груди, однако что-то в ней выдавало болезненность — то ли маленький рост, то ли движения, которым она подбирала юбки, возясь с камином. Когда она склонилась в поклоне и поспешила к двери, Феррис остановил служанку, обратившись к ней чарующим голосом, который не раз завораживал членов Совета лордов:

— Останься. Катерина. Мы все слегка во хмелю, и нам нужен кто-нибудь трезвый, чтобы следить за огнем.

Ее взгляд обеспокоенно метнулся к двум другим лордам и вновь замер на Феррисе.

— Мне надо кое-что заштопать. Я сейчас.

— Никуда тебе ходить не надо, — ласково протянул Феррис. — Сядь там, у зеркала, так, чтобы свет падал на твои волосы, а я прикажу Джону принести тебе стаканчик хереса. Если ты, конечно, не предпочитаешь что-нибудь другое.

— Большое спасибо. — Она опустилась на указанный ей стул в другом конце комнаты. — Я буду рада хересу.

Она говорила слишком ровно, а гласные произносила чересчур коротко. Нижний город. Однако женщина двигалась уверенно, с гордой осанкой, вздернув подбородок. Гости не разглядели в этом надменных повадок обитательницы Приречья, впрочем, никто из них там ни разу не бывал. Поведение Ферриса их удивило; наверное, он действительно крепко пьян. Нельзя сказать, что беседа в мужской компании в присутствии любовницы считалась делом неслыханным, но уж очень это не похоже на Ферриса, да и случай, казалось, выбран совсем неподходящий. Если же она была простой служанкой, навязывать ей свою компанию считалось невежливым.

Едва заметное присутствие женского очарования, — обезоруживающе улыбнулся Феррис, будто бы извиняясь за свою причуду, — совершенно необходимо в гостиной после плотного обеда.

— Коль скоро речь зашла о женском очаровании, — с видом знатока произнес лорд Горн, — спешу выразить свое сожаление, что с нами нет леди Холлидей.

Однако лорд Холлидей не проявил желания принять участие в беседе подобного рода. Его беспокоили депеши о хэлмслейских ткачах. Конечно, дело не срочное и терпит до утра, но ему будет легче заснуть, зная, что о ткачах думает и Феррис, поэтому Бэзил решил предоставить слово Горну — пусть насладится вниманием присутствующих, выговорится побыстрее и уйдет. Женщина молча сидела на стуле. На нее уже не обращали внимания — приказ остаться оказался мимолетной прихотью Ферриса, о которой, казалось, он уже успел забыть.

Феррис наслаждался собой. Он был очень доволен. Теперь все в комнате, за исключением его самого, чувствовали себя не в своей тарелке. Феррис всегда испытывал восторг от общества Горна; на фоне его занудства и глупых намеков Феррис еще раз убеждался в тонкости собственного ума и проницательности. Во время бесед он мог делать с Горном все что угодно: водить его за нос, играть как кошка с клубком шерсти. Это было одним из любимых развлечений Ферриса, о котором никто не знал, — фокус заключался в том, чтобы не дать Горну понять, что с ним забавляются.

Катерина положила руки на колени. Она знала, что Феррис притворяется, и на самом деле он не так уж и пьян. Ей было приятно присесть и отдохнуть, но, с другой стороны, она чувствовала скуку, глядя, как нобили пускают друг другу пыль в глаза. Лорд Горн и ее господин с жаром обсуждали мечников, хотя, насколько она могла судить, ни тот ни другой ничего толком не знали о предмете своего разговора.

— Да ну! — воскликнул Горн. — Какая же у них власть? Они делают, что им велят, — вот, собственно, и все.

— Однако, — возразил Феррис, — они вправе и отказаться от вашего задания. И что тогда?..

— От моего задания? — резко переспросил Горн, однако выражение единственного глаза Ферриса было кротким и невинным.

Феррис посмотрел на девушку и улыбнулся.

— Ну, необязательно от вашего, — ответил Феррис. — Это я так сказал, к примеру. Фигура речи.

— Тогда упрямец помрет с голоду, — бросил Горн. — Не возьмется один, так возьмется другой.

— А вы не усматриваете определенную опасность в том, что некий человек, отклонивший предложение о работе, при этом оказывается посвященным в ваши тайные замыслы?

— Опасность? — При этой мысли лицо Горна залилось румянцем. — Нет, пожалуй, нет. Если, конечно, мечник не перейдет на сторону противника, что маловероятно, учитывая их законы. Если он вас предаст, впоследствии ему не придется рассчитывать на новую работу.

— Тут вы совершенно правы, — Феррис повернул золотое кольцо у себя на пальце.

— Дело не в опасности, — вздохнул с облегчением Горн, который, убедившись в том, что Феррис ничего не знает об отказе Сент-Вира, был рад посудачить о подобных случаях в эмпирическом плане, — дело вовсе не в опасности, а в бесчестье. Ведь, согласитесь, мечников никто не просит думать или рассуждать. Им не надо править городом, не надо печься о собственных владениях или тревожиться о мнении вышестоящих лиц. Взять деньги и выполнить задание — что может быть проще? Вот, к примеру, мой портной ведь не отказывается шить мне камзолы для верховой езды только потому, что ему не нравятся лошади. Если вы позволите им думать, что у них есть право отклонять предложения…

— Но у них и вправду есть такое право, Аспер. — Бэзил Холлидей заерзал в мягком кресле, не в силах больше сохранять одно и то же положение. — И это самое меньшее, что мы в состоянии им дать. Они рискуют ради нас, дураков, своей жизнью, и именно мы должны предлагать им такие условия, чтобы потом не оскорбляться отказом.

— Отказ всегда неприятен, — мягко произнес Феррис и сочувственно посмотрел на Горна, — вне зависимости, от кого он получен. На самом деле, Аспер прав. Все сводится к вопросу о власти. Кому она принадлежит? Нам или им?

— У них мечи. — Лорд Холлидей посмотрел себе на руки и улыбнулся. — У нас — все остальное. Что, собственно, не имеет никакого значения, когда к горлу приставляют острие клинка.

— Каждый мужчина живет на острие клинка, — произнес нараспев Феррис.

Горн невольно рассмеялся над остроумным замечанием.

— Я говорю о том, — начал развивать свою мысль Феррис, — что именно человека заботит. Если этот предмет забот очутится в вашей власти, то в вашей же власти окажется и сам человек. Поставьте под угрозу то, что он любит, то, чем он дорожит, и тогда его судьба будет в ваших руках, поскольку выбудете прижимать к его горлу острый как бритва клинок. И таким образом, — продолжил он, — можно с пустыми руками обезоружить человека. Возьмем, к примеру, честь. Если бы вам было известно нечто, способное меня опозорить, я бы дважды подумал, прежде чем отказывать вам в какой бы тони было просьбе.

— Но честь, в нашем ее понимании, — дело нобилей, а не мечников-простолюдинов, — вмешался Горн. — Для них честь всего лишь товар, точно также, как клинки, и они тотчас забывают о ней, стоит им вернуться домой к своим шлюхам, выпивке и мелким ссорам. Они живут в Приречье как собаки. Им на все плевать — они меняют женщин чаще, чем мы перчатки, и спускают наши денежки, прежде чем мы успеваем дать им очередной заказ.

— Вы заблуждаетесь, — мягко произнес Феррис. — Абсолютно равнодушных ко всему людей не бывает. — Его лицо было обращено к Горну, но единственный здоровый глаз смотрел на девушку. — Главное — найти у человека слабое место. Катерина залпом допила херес.

— Мало кто хочет признать, но даже в Приречье людские страсти обусловлены людскими же пороками.

— С этим никто не спорит, — спокойно произнес Бэзил Холлидей.

Увидев, сколь напряжена девушка, сидевшая в другом конце комнаты, он понял, что отвлеченные рассуждения Ферриса на философские темы — уже не игра и, возможно, никогда ею и не была. Великий канцлер догадался, что сейчас у Ферриса вспыхнуло желание поиграть с властью, находящейся в его руках, — через это в свое время проходит каждый. Похоже, в своих играх Феррис предпочитал ограничиваться пределами своего особняка. Однако Холлидей никогда не судил о личных отношениях других людей: у каждого человека в городе, если внимательно приглядеться, были свои странности. Впрочем, сейчас роль молчаливого свидетеля Бэзила не устраивала.

— Горн прав, — продолжил Холлидей, — у нас честь особого рода, поскольку особого рода и власть. Ни один из лордов не станет поступать как простолюдин, поскольку за лордом власть государства, власть, данная ему богатством и по праву рождения. Должен отметить, что я считаю бесчестным использовать подобную власть при сведении личных счетов.

— Именно поэтому, милорд, от мечников такая польза, — повернулся к нему Феррис. — Они представляют частные интересы. При этом, как недавно справедливо заметил Горн, честь мечника ограничивается лишь вопросом, можно ли ему доверять или нет.

— И только? — спросил Холлидей. — Больше мечников ничто не заботит?

— Похоже, у нас возникли разногласия. — Тонкие губы Ферриса расплылись в улыбке. — Что ж, почему бы в таком случае нам не спросить мнения Катерины? В вопросах, касающихся чести мечников, она настоящий знаток.

Маленькая женщина встала и направилась было к камину, но Феррис ее остановил.

— Сядь, Катерина, огонь и так жарко горит. Расскажи нам лучше, как живут мечники.

Она села и замерла, словно одеревенев, вцепившись широко расставленными пальцами в колени.

— Джентльмены уже все сами сказали, — не отрывая взгляда от пола, ответила она. — В свободное время мечники пьют, играют в кости и устраивают драки.

— Насколько я слышал, они оказывают нам огромную услугу, расправляясь в Приречье с самыми отъявленными мерзавцами. — Феррис с довольным видом откинулся в кресле.

— Там и вправду проливается много крови, — ответила она, — поэтому люди достойные предпочитают не появляться в Приречье.

— Однако не сомневаюсь, женщинам нечего опасаться мечников? Должны же мечники кого-то холить и лелеять.

Катерина расплылась в мрачной улыбке, словно до нее только что дошла вся соль шутки.

— Я знавала мечника, который убил свою… любовницу.

— Из ревности?

— Нет, они поссорились.

— Надо полагать, у мечника был отвратительный характер.

— У нее был еще хуже. Гораздо хуже. На самом деле его никто не винил, а даже если такие и находились, они ничего не могли сделать. Мы все ее знали.

Даже Холлидей замер, словно окоченев. Обитатели Приречья редко становились слугами, а под маской деланной покорности Катерины Великий канцлер чувствовал бурлящую энергию и страх загнанного в ловушку дикого зверя.

— Так что же этот мечник? — спросил Феррис. — Он погиб?

— Едва ли. В прошлом месяце он уложил двух противников во время дуэли в зимнем саду.

— Мерзавец, — выдавил из себя Горн. У лорда перехватило дыхание. — Сперва он убил мечника, принадлежавшего моему дому, а теперь я вдобавок узнаю, что он зарезал безоружную женщину.

— Явно не из тех людей, — промолвил Феррис, — которых что-либо заботит. Не исключено, что подобный подход по-своему разумен, учитывая положение, в котором мечник оказался бы в противном случае.

— Два года назад, когда этот мечник еще не был столь разборчив в заказах, он весьма заботился о себе, — с неожиданной злобой промолвил Горн. — Разумеется, я не могу сказать, брал ли он тогда деньги… Сами знаете, как ведут себя провинциалы из деревни, когда они молоды и впечатлительны.

— Аспер, — тихо произнес Бэзил Холлидей, — эта женщина — его друг.

Но Катерина лишь улыбнулась лорду Горну:

— Да, это были чудесные времена, — произнесла она. — Обычно, когда он возвращался из Всхолмья, он приносил с собой букет цветов. Какой стыд, что он связался с той… с той женщиной. Впрочем, сейчас он позабыл и о Приречье, и о Всхолмье, завел себе нищего студента и сражается за него. Бесплатно.

Феррис повернулся к Горну с улыбкой:

— Полагаю, пороки, приобретенные в юности, остаются на всю жизнь. Насколько я понимаю, он не принадлежал к вашей компании?

Горн едва заметно скривил губы:

— Я никогда не одобрял тех, кто гоняется за мечниками. Это… ниже достоинства.

— Вы правы, — кивнул Феррис.

Катерина поспешно поднялась и, подхватив юбки, сделала перед лордом Феррисом реверанс:

— Это все, сэр?

— Да, спасибо. — Феррис растянул губы в грустной улыбке, весьма уместно смотревшейся на его худом лице. — Ты утомилась. Прости, что заставил тебя здесь сидеть. Да, это все. Спокойной ночи.

Лорд Холлидей, к своему удивлению, и сам почувствовал усталость. Вечер ему не понравился: Феррис и Горн постоянно обменивались намеками. Со всей очевидностью дело имело отношение к мечникам, а также, учитывая предпочтения Горна, к любовным связям. Бэзилу больше не хотелось оставаться в компании этих двоих людей. Признав себе, что Горн его пересидел, лорд Холлидей поднялся, собираясь уйти. Горн, конечно же, двинулся следом. Когда они ждали плащей, за входной дверью послышалась какая-то возня. Как оказалось, лорда Холлидея разыскивал гонец, который уже успел побывать в особняке Великого канцлера. Дело не терпело отлагательства. Сердце Холлидея екнуло: неужели что-то стряслось дома? Однако Бэзил тут же увидел на конверте печать Совета и с облегчением вздохнул — случившееся не имело никакого отношения к его семье.

Пробежав глазами по строчкам, он посмотрел на замерших в ожидании лордов:

— Боюсь вас расстроить, джентльмены, но это опять хэлмслейские ткачи. Волнения перекинулись на юг, в Ферли, где собралась внушительная толпа мятежников. Тони, они там устроили совет. В двух шагах от моих владений, — Феррис выругался. — А еще они жгут станки и дома.

— Что ж, — с мрачным видом произнес Феррис. — Все переговоры впустую. Я выезжаю немедленно. Дайте мне отряд городской стражи, а по дороге в Ферли я возьму еще и своих людей. Мне нужен только один час чтобы отдать кое-какие распоряжения…

— Отправляться ночью нет надобности. Местные бейлифы[3]уже обратились за помощью. Если вы выспитесь и поедете утром, вы будете гораздо бодрее, да и на дорогах станет гораздо безопаснее.

Во дворе все еще царила суета: вместе с сопровождающими приехал свидетель произошедшего — один из людей Ферриса, проживавший в Ферли. В мятежных землях наступило затишье; ткачи знали, что за канцлером уже послано, и на время угомонились.

Гости лорда Ферриса быстро распрощались и без долгих церемоний отбыли. Отдав распоряжения гонцам, Феррис сразу же написал записку Сент-Виру. Дело требовало его личного присутствия, и он не желал, чтобы мечник предпринимал какие бы то ни было шаги во время его, Энтони, отсутствия. По крайней мере, на некоторое время опасность отступила от Холлидея.

Когда Феррис послал за Катериной, ночь уже истекала. Одетый лишь в рубашку и халат Энтони, не забираясь под одеяло, лежал на кровати, отдыхая перед началом тяжелого дня. До рассвета оставалось несколько часов. Феррис протянул Катерине запечатанную записку:

— Я хочу, чтобы твой друг получил это до наступления завтрашнего вечера. Позаботься об этом. — Увидев, как в ее расширившихся глазах мелькнул протест, Феррис промолвил: — Разумеется, тебе не нужно ходить в Приречье самой; я же сказал, я тебя туда не отправлю. Но у тебя остались знакомства. Вот и воспользуйся ими. Мне некого туда послать. Любого из моих людей могут узнать. — Она взяла в руки письмо, по-прежнему не сводя с Энтони взгляда. — Кэти, ты что, испугалась? — Он увлек ее под стеганое одеяло и принялся раздевать, продолжая при этом говорить: — Обещаю, скоро тебе будет не о чем переживать. Увидишься с ним еще один раз, когда я вернусь, и все. — Она вцепилась в плечи Энтони, не желая, чтобы он размыкал объятий. — Не бойся, он тебя не тронет, ты его подруга. Я ему не позволю.

— Дело не в этом. И ты это знаешь.

— Мне очень жаль, что я перед всеми поставил тебя в неловкое положение. Однако я хотел, чтобы мои гости кое-что поняли.

— Ты этого добился. Но ему на меня плевать.

— Ты сама в это не веришь. — Феррис мечтательно улыбнулся. — Но даже если и веришь, — разницы никакой. Я все равно знаю, что ты будешь чувствовать, если Сент-Вира постигнет неудача. — Катерина попыталась возразить, но он заставил ее замолчать, впившись в ее губы поцелуем. — Ни о чем не волнуйся. Он мне не откажет, а я ему ничего дурного не сделаю. Однако как же приятно осознавать, что я могу вам обоим доверять!

Оказавшись внизу, Катерина стала покрывать поцелуями его грудь, шею, подбородок, надеясь, что сумеет выдать волнение за страсть и остановить поток слов. Феррис тяжело дышал, но все-таки не умолкал:

— Кстати, ты видела его любовника-студента?

— Нет.

— А я видел, правда, мельком. В Приречье, куда ты меня отправила, только о нем и говорят. А потом, он собственной персоной чуть не сшиб меня с ног в дверях.

— Каков он из себя? — Катерина замерла, но Феррис уже взял девушку за плечи, и ее поцелуи и ласки ему были не важны.

— Худой. Одет в рванье. Очень высокий. — С этими словами Энтони опустился всем телом на нее.

* * *

Когда Феррис проснулся, Катерина все еще лежала у него в постели, свернувшись возле подушки.

— На всякий случай, — произнес Энтони, пробудив ее ото сна, — на всякий случай должен тебя предупредить. Возможно, ко мне зайдет Аспер… то есть лорд Горн… и станет тебя расспрашивать о Сент-Вире и его дружке. Расскажи все, что знаешь, и запомни, что он мне передаст. Меня позабавит, когда я узнаю, что у него творится в голове.

Катерина ничего не ответила.

— Горн — дурак, — продолжил Феррис, — ты в этом сама убедишься. Не беспокойся. Я хочу, чтобы ты это сделала ради меня.

— Слушаюсь, милорд.

* * *

Утром лорд Горн отыскал скомканную записку Сент-Вира, которую в гневе затолкал в самый конец ящика письменного стола. Горн развернул ее и, пытаясь отвлечься от оскорбительного смысла послания, вперил взгляд в буквы, выведенные уверенной рукой. Что там говорил Феррис? Каждый человек живет на острие клинка? Остроумное замечание. И к тому же очень мудрое.

Date: 2016-02-19; view: 357; Нарушение авторских прав