Свойства страсти

Однажды, когда они жили еще в городской квартире, случилось им месяц отсутствовать. За это время в каких‑то оставленных крупах развелась пищевая моль. Вернулись, включили свет на кухне – батюшки! Снегопад! Моль кружится, порхает бесстрашно, спокойная, сытая, непуганая. Били ее весь вечер, били, все бакалейные товары спешно повыбрасывали, чтобы незваных гостей пищи лишить, – результат почти нулевой.

На следующий день купили особое средство: липкая пленка размером с ладонь, к ней крепится желтая таблетка. Таблетка предназначена для самцов. В ней содержится «зов плоти», запах, что ли, какой‑то специальный, из‑за которого самцы летят скорей совокупляться со своими женщинами, чтобы продолжить и увеличить род. В инструкции было обещано, что самцы в обязательном порядке полетят на призыв таблетки, прилипнут к пленке – и конец! Через две недели весь летучий народ повыведется, вымрет. Самцы все поголовно приклеются. Самки полетают‑полетают и помрут неоплодотворенными. В это обещание верилось слабо. Уж слишком велика была численность непрошеных гостей.

Но стоило только разложить липучки, началось! Самцы, теряя пыльцу на крыльях от любовного трепета, полетели к своей погибели – никчемным желтым таблеткам. И прилипали один за другим. Причем пример погибших сограждан не играл никакой роли: на пленку, усеянную жертвами страсти, садились новые и новые пленники любви. Вечный зов срабатывал безотказно. Тане казалось, что временами к трепыхающимся самцам подлетали их обманутые подруги, кружили над ними, пытаясь понять, что же за затмение нашло на их партнеров, но улетали прочь, так ничего и не поняв.

Через две недели все было кончено, как, впрочем, и обещала честная инструкция.

Мужское население моли погибло через неодолимую тягу к наслаждению. Получили свои Содом с Гоморрою.

И почему только ей сейчас это вспомнилось?

Что она хочет себе объяснить, кого оправдать?

«Ты как?»

Наступало утро. Ночь, даже бессонная, подарила силы понять, как ей быть дальше. Она будет жить. Столько, сколько отпустит ей жизнь. Она научится радоваться каждому дню и каждой мелочи. И ребенок ее будет жить. Сколько отпущено, столько и будет. Кроме того, вынесение окончательного приговора откладывается. По меньшей мере на две недели. Поэтому… Поэтому прожить их надо так, чтобы «не было мучительно больно»… Вот и все.

Она спустилась на первый этаж. Заглянула в спальню.

Олег спал, но тут же открыл глаза:

– Ты как? Тебе полегче?

Таня не знала, любит его или ненавидит. Но она точно не была равнодушна. Смотрела на мужа, как в первый раз. Он улыбнулся и протянул к ней руки. Сердце Танино ухнуло. Кажется, она все же любила его.

– Иди ко мне, – позвал он, улыбаясь.

– Я заразная, – не соврала Таня. – Вдруг у меня грипп свиной?

– Но у тебя грипп, а значит, мы умре‑е‑ем, – пропел Олег. Но руки опустил.

Таня поспешно одевалась. Чесанула волосы щеткой, краситься не стала – сойдет и так.

– Куда ты в таком виде? Еле живая ведь! – упрекнул муж.

– Мне по работе. Сценарий обсудить, – выжала из себя неправду Таня.

– А если тебе там станет плохо?

– Я быстро вернусь и лягу.

– Давай, возвращайся. Снова к Вере пойдем, – зевнул Олег, накрываясь с головой одеялом.

Счастливый! Он мог спать, и кошмары не мучили.