Кайсын КУЛИЕВ

ИДУ БОСОЙ ПО ЛЕЗВИЮ КЛИНКА…

Отрывок из поэмы "Завещание"

…О храбрые! Как радуга живая,

С одной горы влекомая к другой,

Блестит отвага ваша боевая

Над нами семицветною дугой.

Как скалы - горцев давняя твердыня, -

На вас я опираюсь в трудный час.

Мир без отваги - холод, мрак, пустыня,

Пусть осенит мой стих надгробный вас!

* * *

О годы, годы! Словно тигров тени,

Вы друг за другом гонитесь впотьмах,

Хоть раны зажили былых сражений,

По-разному горел огонь в домах.

Иных судьба изранила смертельно

И плакать заставляла матерей,

Иных за проволокой лагерей

Губила голодом, чумой метельной.

Трагические тени этих лет

В душе Харуна жили и метались.

Расстреляны друзья. Сидит сосед.

Немногие соратники остались.

Где те, кто нашу воздвигал страну,

Кто бился за нее на бранном поле?

Одни в колымском ледяном плену,

Другие рано умерли от боли.

На сердце чувствуя незримый гнет,

Харун познал обиду и кручину,

Но он не плакал в злую ту годину,

Не знал он, что заплакать день придет.

* * *

Война вошла в селенья, в города...

Поныне горный лес в печали гнется,

Поныне льются слезы наших гор.

Никто из павших в битве не вернется,

Но матери их ждут - ждут до сих пор.

О сердце Родины, для нас ты стало

Надеждой и твердынею стальной.

Ты и под танком биться продолжало,

Само ты стало танковой броней.

В тебе такая заключалась сила,

Что и враги разрушить не могли.

Ты сердце Родины в себя вместило

Весь мир, всю скорбь, всю красоту земли...

* * *

Три сына у Харуна, три солдата.

Он знал, что надо разум утвердить,

Он знал, что надо в правду верить свято,

Быть побежденным или победить.

Как тучи над Дых-Тау, дни за днями

Кружились и клубились, а вдали –

Бои, бои, и пожирало пламя

Детей земли и чаянья земли.

Так редко сыновья ему писали,

Все меньше, меньше у Харуна сил,

Его согнули годы и печали,

Но сено он в родных горах косил.

Однажды старику в конце прокоса

Письмо вручили. Видит, - не рукой

Сыновьей строчки выведены косо –

Они рукой начертаны другой.

Узнал он: младший сын погиб. Орленок

Разбился в облаках, исчез навек.

Пусть новый день придет, пусть будет звонок, -

Домой не возвратится Султанбек.

Засох ручей, веселый и кипучий,

На высоте растаял за день снег,

Харун – как дерево без ветви лучшей:

Домой не возвратится Султанбек.

Не встретится Харун с голубоглазым.

Где сын его? Где старых дней оплот?

Казалось: горы потеряли разум.

Казалось: лег на сердце твердый лед.

Казалось: тяжким горем пахнет сено.

Казалось: летний яркий день погас.

Беда пришла дорогою военной,

Настигла старика в нежданный час.

Он все забыл, он помнит только муку,

Застыл он, как надгробье, в землю врос.

Но до крови к косе прижал он руку,

Опомнясь, новый начал он прокос.

Так много бед он перенес, но эта

Ужасней всех и горше всех беда.

Мертв милый сын. Запахло горем лето,

Но горец не заплакал и тогда.

Нет, не заплакал. Хоть страшнее ада

Была война - Харун глядел вперед.

Косил он сено, не потупив взгляда,

Не знал он, что заплакать день придет.

* * *

Беда пришла такая, что не снилась

И старикам. Не дождь, а кровь лилась

С небес. И на гору гора валилась,

И вся теснина в ужасе тряслась.

Ужель предателями горцы стали

И перешли на сторону врага?

Вовек такого горы не знавали,

В ущелье кровь текла, а не река.

Ужель бойцы к врагу переметнулись,

И, опозорив матерей своих,

Не постыдились мертвых и живых?

Ужели горы в горцах обманулись?

Нет, это ложь! Слова фронтовиков

Достигли гор, аулов, всей Отчизны:

В дыму, в огне мы не жалеем жизни,

Мы крепко бьем захватчиков-врагов!

…Не опозорим наших матерей,

Клеветникам и палачам не верьте!

Пусть даже станем мы добычей смерти,

Но, дети гор, и смерти мы сильней!

…Погибшие кричат: "Мы шли в сраженья,

Вздымая знамя красное страны".

Живые говорят: "Со дня рожденья

Мы делу революции верны!".

О те, кто приказал, чтоб увозили

Детей, отцов и матерей из гор,

Кто очаги водою погасили,

Чтоб каждый камень плакал, каждый двор, -

Вы слышите ли нас? А мы на фронте!

Ужель для вас погибшие не в счет?

Прочь! Наших бедных матерей не троньте!

Куда увозите вы наш народ?..

Словами, как двуострые мечи,

Как расскажу о глубине страданья?

О, не нашлось и савана в ночи

Для тех, кто умер в горький час изгнанья...

Восьмое марта, где ты, праздник чудный,

Когда приносят женщинам цветы?

Балкарские селения безлюдны...

О, что страшнее этой пустоты!

Пришел на праздник - день пришел бессонный.

Балкарским детям не забыть вовек

Холодные и смрадные вагоны

И мартовский - в слезах кровавых - снег.

Восьмое марта - день жестокой боли, -

Такую не желаю никому!

Нас, горцев, Ленин вывел из неволи,

Неправда вновь нас бросила в тюрьму.

Сел и Харун в вагон, и опирался

Пастух на палку с загнутым концом.

Он вспоминал, как с беляками дрался.

Как был он сыном, мужем и отцом.

Сын пеплом стал, сгорел в огне сраженья,

За жизнь людей он отдал жизнь свою,

И вот отца увозят из селенья,

Чтоб сына вспоминал в чужом краю.

О слезы гор, о марта день кровавый!

В свой скорбный путь пустился эшелон.

Казалось, почернел Эльбрус двухглавый,

Детей своих услышав плач и стон.

Но вот за горизонтом горы скрылись.

Харун взглянул на них в последний раз,

И слезы горя хлынули из глаз, -

Из этих глаз они впервые лились!

Он плакал, не стесняясь ни людей,

Ни гор: пусть смотрят горы вековые!

Ни женщин не стесняясь, ни детей,

Рыдал и не стыдился слез впервые...

Пусть смотрят старец, женщина, младенец, -

Он не стыдится слез своих сейчас.

Тот день настал, когда переселенец,

Когда Харун заплакал в первый раз.

* * *

Так наше горе глухо, как под снегом

Сокрытая текущая вода,

Мы нашу землю помнили всегда

Под жарким среднеазиатским небом.

Огромным было горе, как гора,

Чья пряталась вершина в черных тучах,

Такой беды и слез таких горючих

Земля не знала, хоть была стара.

Такой беды, такой глухой печали

Пусть не узнает ни один народ.

Как мы в своем изгнанье умирали,

Пускай никто на свете не умрет!

Харуна старость и тоска согнули,

Дружили с ним кыргызы-старики.

На камне он сидел у Иссык-Куля

Как сиживал в Хуламе у реки.

Здесь наша боль была понятна людям,

Здесь люди нас встречали, как друзья,

О нет, неправду говорить нельзя,

Их доброту вовеки не забудем.

Они, беду знававшие не раз,

Делились с нами хлебом, добрым словом,

Не унижали, а жалели нас,

Тепло нашли мы под кыргызским кровом.

Меня бы проклял хлеб, что ел у них,

Когда б добро кыргызов позабыл я!

Их небо, красоту вершин седых,

Их песни всей душою полюбил я...

К отцу два сына с фронта возвратились,

И там, в горах, где Иссык-Куль блистал,

Они в колхозе хорошо трудились,

Харун в чужом краю не голодал.

Мы умирали с голоду вначале,

Но постепенно дни за днями шли,

Жилье и добрый хлеб мы обретали,

И лишь сердца покоя не нашли.

Есть вещи - не забудет их и сытый,

Харун смотрел на горный перевал,

На Иссык-Куль, голубизной налитый,

Но по родной земле он тосковал...

Прикрыв глаза он видел непрестанно

Отцовский дворик ясно и светло,

И, сидя на каменьях Кыргызстана,

Хуламских скал он чувствовал тепло.

Там кровь его и кровь друзей впиталась

В родную почву. Радуясь весне,

Там смело молодость его промчалась

На горском быстроногом скакуне.

Помимо хлеба есть вещей немало

Священных - как свобода, правда, честь.

Их сила никогда не угасала,

Мы знали, что такие вещи есть!

И сердце горца старого, как птица,

Летело в отчий край, беде назло.

Спокойно глядя в молодые лица,

Сказал Харун обоим сыновьям:

- Нет ничего родной земли священней,

Она для радости дана живым

И для труда волнений и свершений,

А, мертвые, мы в ней, в земле, лежим…

Я жил и в человеке видел брата.

Хлеб жизни съел я ныне до конца,

Иду туда, откуда нет возврата.

Надгробье приготовьте для отца.

Хуламское ущелье в день погожий

Я не увижу. Тает жизнь, как снег.

Везде добра земля, но все же, все же

В родную землю мне бы лечь навек!

Здесь день хорош, но край родной мне дорог,

И вы завет запоминайте мой:

Теперь я не глазами - сердцем зорок,

Я вижу, что вернетесь вы домой,

Вернетесь, вижу сердцем. В Кыргызстане

Я свой конечный обрету покой,

Здесь я узнал кыргызов состраданье,

Но я б хотел лежать в земле родной.

Тот умер дважды, кто истосковался

Пред смертью по отеческой земле.

Зачем с крутой скалы я не сорвался,

Зачем я не погиб на той скале?

Зачем не пал я, молнией убитый,

Как, молнией сражен, отец упал?

Как деда в давний день, теперь забытый,

Зачем не снес меня в горах обвал?

Останусь здесь... Чужбину покидая,

Не увезете кости вы мои,

Со мной пребудет здесь земля родная:

Я и в могиле - сын родной земли.

Я скорбно повторяю, умирая:

"О ветер Безенги! О мой Хулам!"

Сыны, пред смертью завещаю вам:

Когда достигнете родного края,

В ущелье выройте могилу мне,

В нее родные камни опустите

И у надгробья моего скажите:

"Харун лежит в кавказской глубине!".

Мое лицо, мои усы седые

Вам будут только сниться в час ночной.

Труды я завершил. Как все живые,

Я лягу в землю, кончив путь земной.

Я надышался запахом колосьев,

Я допил чашу своего вина,

И всадник-время, старца в бездну бросив,

Увы, не остановит скакуна.

Такой беды, какую мы познали,

Ни близким не желаю, ни чужим,

Я говорю живым из дальней дали:

"Всесилен разум! Свет непобедим!"

* * *

Былое - не засохшая чинара,

Не говори же, что моя строка,

Как пламени, коснулась боли старой,

Иду босой по лезвию клинка.

Душа народа - не колодец темный,

А зеркало и радостей, и бед,

От счастья отличит удел бездомный,

От беспросветной тьмы - веселый свет.

Душа народа - не утес холодный,

Она о боли говорит своей.

Теперь ее деревья не бесплодны,

Но множество отрублено ветвей.

Тогда лишь сладости мы вкус находим,

Когда вкус горечи мы познаем.

Когда в пути из тьмы ночной выходим,

Мы солнцу благодарность воздаем.

Все то, что пережил народ когда-то,

Не сломанный кувшин, не старый сор.

Кровав был часто цвет его заката,

Но не погас его души костер.

Беда народа - сердца боль и рана,

А не железа ржавого кусок,

Увидев голый ствол, увядший рано,

Поймешь ты, как цветущий ствол высок.

Мы поняли, что всех больших тиранов

Ты долговечней, маленький народ,

И над большой жестокостью воспрянув,

Ты, малочисленный, идешь вперед.

Сталь закаляется в огне, мы знаем,

А горе учит твердости людей.

Мы белым черное не называем,

Мы - всадники, и мы в седле сильней!..

За нашу правду надо биться всюду, -

Лишь так мы древо жизни защитим.

Харун, твои слова я не забуду:

"Всесилен разум! Свет непобедим!"