Хасан МУСТАФАЕВ

СКВОЗЬ БЕДЫ, ТРАГЕДИИ И СТРАХ

Очерк-воспоминание

Азербайджанцы в Киргизии. Их, по данным последней переписи, в городе Фрунзе около 3-х, в республике - 17 тысяч. С детских лет мне было известно, что все мои соплеменники, проживающие в горном крае, - враги народа, которым нет и не может быть пощады. Нас в любую минуту могли выслать в другой регион страны, посадить в тюрьму, расстрелять.

Страх этот над нашей семьей висел до 1959 года - года поступления старшего брата в Иркутское высшее военно-авиационное училище. Факт, сам по себе обыденный, стал для нашей семьи (и не только для нее) равноценным реабилитации. Раз внука врага народа приняли в военное училище, значит, мы уже не враги. Но страх, проклятый страх, был и до сих пор остается в душах наших аксакалов. Феликс Светов писал, что "самой страшной, разрушительной нашей бедой, трагедией является страх - чуть ли не мистический, закодированный в сознании, страх панический, нерассуждающий, парализующий мысль, волю, всякий здравый смысл, - ужас" (Литературная газета. 1990. 23 мая).

И свидетелем этого "ужаса" мне часто приходилось быть в детстве, когда отец лебезил перед страховым агентом: угощал его водкой, делал небольшие подарки, чтобы он не донес на нас, что в подворье имеется шесть овец. Иной из них, изрядно выпив, принимал воинственный вид и пускался в рассуждения - дескать, бывшие кулаки вновь ожили, обзавелись скотом. И он об этом обязательно заявит. Дескать, не положено содержать шесть голов овец, положено всего пять.

Отец становился на колени, молил пьяного всесильного страхового агента, чтобы он никуда не сообщал, и объяснял, что до его прихода у нас было, как и положено, пять, но накануне одна матка неожиданно принесла двойню. В конце концов агент уходил от нас, заполучив еще 25 рублей. Они были последние - назавтра, чтобы купить хлеб (в семье девять детей). Спасибо дяде Ермашу, он часто выручал отца, занимал деньги, оказывал другую помощь, поддерживал в трудные минуты, которых было немало. Позже я узнал, что дядя Ермаш тоже из пере­селенных - с Украины. Царство ему небесное, умер недавно, умерла и его жена, тетя Поля, доброжелательная, хозяйственная женщина.

Внутренне я укорял отца за то, что он так унижался перед страхо­вым агентом. Я уж не говорю о представителях правоохранительных органов. Да что там милиция! Сотрудник пожарной охраны для нас был страшнее пожара. Только теперь сознаю, что унижался отец ради нас, детей, ради защиты семьи, ее хрупкого благополучия. Ведь мы были врагами народа, сам об этом читал в школьном учебнике и слышал в школе на уроках, слетах, собраниях. Всяк волен был распо­рядиться нашей судьбой. Никто из нас, правда, не понимал, за что мы несем наказание, почему нас считают людьми второго сорта - по сей день, ведь мои соплеменники, обвиненные без вины и высланные с родины, пока не реабилитированы, хотя в целом политика 30-40-х годов как будто бы осуждена.

Говорю это не понаслышке. Мне нередко приходилось, как и всем гражданам страны, писать автобиографию - при поступлении в комсо­мол и в партию, в вуз и на работу. И всегда я указывал, что являюсь внуком кулака. И всегда меня из добрых побуждений заставляли пе­реписывать биографию, не указывая происхождения. Говорили, что так будет лучше. А почему - не объясняли. Теперь вот не могу вразу­мительно объяснить своим детям, почему, каким образом, мы, азер­байджанцы, оказались в Киргизии. А мои земляки-киргизы не могут понять, каким образом и зачем люди киргизской национальности - свыше трех тысяч - оказались в 30-е годы в различных районах Укра­ины.

В поисках ответа читаю различного рода справочные и научные труды, в том числе и солидное 3-томное издание "Истории Азербайд­жана". "Крестьяне Азербайджана, - читаю на 377-ой странице, - по собственной инициативе, явочным порядком, стали сгонять кулаков с земли, отбирать у них скот, сельскохозяйственный инвентарь, требо­вать от советских органов выселения кулацких семей. Раскулачива­ние, проводившееся в отдельных случаях в Азербайджане, как и по всей стране, являлось вынужденной мерой, вызванной бешеным со­противлением кулачества колхозному строительству".

Иду к свидетелям того времени Нариману Бахишеву, Тофику Халилову, Якубу Мустафаеву с просьбой рассказать, как они "оказывали бешеное сопротивление". В ответ старики улыбаются, а потом хмуро и безнадежно машут руками: мол, все это вранье чистейшей воды. Просто родители этих людей не были бедняками, хотя и богатыми их нельзя было назвать, так как они не пользовались наемным трудом, не владели обширными земельными угодьями. Брали землю в аренду, обрабатывали ее всей семьей, а десятую часть урожая отдавали земле­владельцу. Собранный урожай зерна, хлопка сдавали по договорным ценам в хлебопекарни, фабрикантам.

Да и что греха таить, наверняка, мужчины не очень-то хотели расстаться с привычным укладом и потому в колхоз не бежали, да, быть может, кое-кого и отговаривали вступать в него. Но вот чего я никак не могу понять, так это, как мог оказать "бешеное сопротивле­ние" колхозному движению шестимесячный первенец моих родите­лей, или 5-7-летние Синейвар и Кагараман. Непонятно мне и участие в антисоветской деятельности женщин. Ведь они в деревне не занима­лись политической деятельностью, за что их-то выслали?!

Правда, есть примеры другого характера. Истории известно, что в Кубинском округе кулаки организовали специальный фонд для борь­бы против колхозного строя, иногда убивали активистов колхозного движения. Так был убит секретарь партчейки селения Салахлы Ка­захского района Шахвелед Калаев, зверски расправились над предсе­дателями колхозов селений Каракенд и Эдилли Нагорного Карабаха. В начале 1930 года в Уджарском районе были убиты пять колхозников и один комсомолец.

Эти факты широко известны, и, по свидетельству очевидцев, ис­тинные организаторы антиколхозного движения были расстреляны в местных тюрьмах в те же годы. Правда, очевидцев с каждым годом становится все меньше. Одна надежда на оперархивы, куда путь нам заказан.

Вот почему каждый раз встречаясь с аксакалами, я интересуюсь тем, как они оказались на земле киргизской. Гостеприимной земле, где потомки "классовых крагов" обрели свою вторую родину.

Как известно, раскулачивание крестьянства проводилось в два эта­па: 1929-1930 годы - частичное и в 1932-1933 - массовое. На первом этапе крестьянских семей пострадало немного. Сужу об этом по сви­детельству очевидцев. Один из них Джангир Рафибеков, кандидат медицинских наук, заместитель декана лечебного факультета Кир­гизского медицинского института. Его деда, Рафибекова Джангира Багир-оглы, уроженца города Гянджа вместе с другими семьями, око­ло 200, выслали в Киргизию в 1929 году.

Род Рафибековых в Азербайджане был довольно известным. Как просветитель вошел в историю Азербайджана Алекпер Рафибеков, в 1889-1919 годы работавший в Гяндже. Он оказывал материальную помощь одаренным детям бедняков в получении образования, был одним из инициаторов открытия турецкой школы в этом городе. Поль­зовался среди гянджинцев исключительным уважением и авторите­том. Умер в 1919 году.

Сын Алекпера Худатбек Рафибеков родился в 1878 году, окончил медицинский факультет Харьковского университета. Возвратившись в Гянджу, он не ограничился врачеванием, а повел большую работу в области культуры. По его инициативе создается общество по изуче­нию наследия азербайджанского поэта Низами (1141-1209), он сам ведет исследовательскую работу, много пишет, например, очерк о Х.Агаеве (1875-1920) в тбилисском ежегоднике (Кавказский кален­дарь, 1916). Когда в 1918 году образовалась Демократическая Респуб­лика Азербайджан, X.Рафибеков занял пост министра здравоохранения, но трагически погиб при невыясненных обстоятель­ствах в 1920. Его дочь, Нигяр Рафибейли (1913-1981) стала известной поэтессой, ее сын, внук Худатбека Анар - видный азербайджанский писатель и общественный деятель. Среди других потомков Худатбека - Акиф Рафиев, зам.министра МВД Азербайджана…

Но вернемся в Киргизию, где Джангира приютили в селе Дмитри­евка, а его родного брата Акифа в Чалдоваре. Только в 1935 году им разрешили встретиться.

Незадолго до войны Акиф Рафибеков с матерью вернулись в Гянд­жу (видимо, тайно), поскольку в 42-ом их вторично выслали, но уже в Казахстан. Однако Джангира Багир оглы не тронули, и он умер у себя на родине в 1940 году, вдова его умерла во Фрунзе в 1961.

В 1937 году Селим Рафибеков поступил в медучилище (г.Фрунзе) и успешно закончил его в 1939, после чего начал работать фельдшером в Чаткальском районе, затем зав.здравотделом. В 40-м поступил в мединститут и в 44-ом уже в качестве военврача отправился на 3-й Белорусский фронт. Участвовал в штурме Кенигсберга. Сына классо­вого врага Селима Рафибекова за проявленное мужество в годы войны наградили орденом "Красная Звезда", многими медалями. Демобили­зовался Селим Рафибеков в 1946 году, вернулся в Киргизию уже добровольно и многие годы работал главным врачом Таласского обла­стного кожвендиспансера, главврачом Ошского облкожвендиспансера, зав.отделом Джалал-Абадского облздравотдела, а с 1959 по 1979 год - главным врачом республиканской клинической больницы Минз­драва Киргизской ССР. Кандидат медицинских наук, заслуженный врач Киргизской ССР, он награжден орденами Ленина, Трудового Красного Знамени, медалями. Автор двух монографий и множества научный статей.

Казалось бы, судьба потомков Рафибекова Алекпера сложилась благополучно. Но далеко не всех. Газанфар Рафибеков служил в ар­мии, участвовал в боях, был ранен. И вот в госпитале как-то проронил, что у немцев техника лучше, они действуют более грамотно и органи­зованно, потому у них и потерь меньше. Из госпиталя Газанфара отправили в Сибирь. Освободившись, он закончил мединститут, же­нился на русской, родил сына, жил и работал в Чите, теперь пенсионер.

Фаик Рафибеков живет в Киеве, главный модельер обувной фабри­ки.

И еще один из рода Рафибекова живет и работает в Выборге.

Джангир Селимович Рафибеков, со слов которого я описал историю этой фамилии, представитель третьего поколения, если вести счет с момента выселения, с 1929 года. Живут, трудятся на земле огромной страны потомки азербайджанцев, высланных с родины, не потерялись они, не посрамили родной национальности и на земле Киргизии. "Кир­гизские" азербайджанцы считают, что им повезло, что они попали именно в Киргизию. Их сразу расселили по домам, в лютую зиму они имели крышу над головой. Никто из них, опять же по свидетельствам очевидцев, не умер от голода, не погиб от холода.

А попали в Киргизию в конце 20-х и начале 30-х выселенцы из Агдамского, Геокчайского, Евлахского, Кюрдамирского, Казахского районов Азербайждана; из Нахичеванской автономной области при­были позже всех - около 10 тысяч человек. В 30-е годы выселялись уже крестьяне - женщины, старики, дети, привыкшие трудиться в поте лица.

Вот дословный рассказ моего отца Мустафаева Якуба Агасы оглы, 1911 года рождения, уроженца села Шакели Агдамского района. В отличие от других очевидцев и свидетелей выселения он отличается немногословием. Почти никогда не рассказывал он нам, детям, о вы­селении, раскулачивании, предшествующем насильственной депор­тации.

Дед мой, Агасыбек одним из первых подал заявление в колхоз. Однако ему отказали как кулаку и обложили непосильным налогом в надежде на то, что он не сможет выплатить налог, и тогда его можно будет арестовать.

Читаю в "Истории Азербайджана" (том 3, страница 360): "Боль­шую роль в деле ограничения и вытеснения кулачества играла нало­говая политика Советского государства, в основу который был положен классовый принцип обложения… Советское правительство усилило в то же время налоговое обложение кулаков. Так, в 1929 году в Азербайджане кулаки платили 32,7 % всей суммы сельхозналога".

Вспоминаю слова Островнова из "Поднятой целины": "Так житья же нам нету!.. Налогами подушили, худобу забирают, нету единолич­ной жизни…"

В лето 1931 года дед со своими сыновьями работал день и ночь, чтобы получить хороший урожай хлопка и пшеницы. Труды их оправ­дались: собрали, сдали продналог, да и себе осталось столько, чтобы прокормиться всей семье до нового урожая. Тем не менее повод рас­правиться с ними был найден: Агасыбека обвинили в том, что он якобы снабжает хлебом гачагов (беглецов, скрывающихся от советской вла­сти).

И в один из майских дней 1932 года семью деда и семьи ему подо­бных в считанные часы погрузили в товарные вагоны и отправили на север Казахстана в село Шортанды. Не дали собрать в дорогу ни одежды, ни еды.

То же самое проделали с семьями покойных Искандера Абасова, Джабраила Зарбалиева, Машталгули Кулиева, Бахрама Султанова, Оруджкули Дунималиева, Мамеда Агаева, еще здравствующих Наримана Бахишева, Тофика Халилова, Матлаба Султанова, Гульяра Му­стафаева, Гулу Кулиева, Юсуфа Новрузова, Ибрагима Тагиева, которые рассказывали не только о себе, а и о многих других, ехавших с ними вместе, разделивших беды и страдания ссылки, обживания на новых местах поселения.

В конце мая они прибыли на станцию Шортанды, откуда их вывез­ли еще дальше на север, в степь, и предложили самим строить из наличного материала, на голом месте жилье. К сентябрю построили баню, комендатуру, столовую. Жилье - длинные бараки, разделенные на клетки, в каждой из которых размещалась семья, - осталось на зиму недостроенным. Успели лишь поставить стены и крышу, как ударили труднопереносимые для них, южан, морозы. Люди начали болеть, голодать, умирать.

На сутки каждому выдавали по 400 г мерзлого черного хлеба, который приходилось разрубать топором. Ели мерзлую картошку. Те, что были попроворнее, караулили у комендатуры, дожидаясь, когда охранники будут выбрасывать картофельную кожуру. Добыть ее было нелегко, и доставалась она более сильному.

Первыми умирали старики. В ту страшную зиму умер и мой дед Агасыбек. Затем начался массовый мор. Смерть уносила женщин, детей, подростков. Покойников не могли похоронить по обычаю: зем­ля промерзла, сил продолбить в ней яму не было. Мертвецов склады­вали в одной могиле. За зиму тела примерзли друг к другу, пришлось орудовать ломами. Из "домов"-клетушек покойников выносили не сразу: им, как живым, выдавалась пайка хлеба, и умершие несколько дней "кормили" еще живых. Но обманывать власть удалось недолго. Очень скоро комендант лично проверял все помещения, выявляя по­койников, и худо приходилось тому, кто пытался утаить умершего. Это была страшная зима. В тот трагический год от мороза, голода и болезней погибло 7000 человек…

Оставшихся в живых переселили в городок Кара-Балта, а оттуда в 1934 году часть моих соплеменников переехала в город Кант, да так до сих пор здесь и проживает. Война унесла многие жизни, пали на полях сражений азербайджанцы, призванные из Киргизии. Удивительно - классовым врагам вручали оружие, а домой в Азербайджан не пуска­ли.

Только в колхозе "Новый путь" Кантского района и поныне живет около 300 фронтовиков, воинская доблесть которых отмечена ордена­ми и медалями, но…

Уже после войны, в 1952 году, во время очередной чистки исклю­чили из партии фронтовика Мамеда Агаева, обвинив его в разглаше­нии некоей партийной и государственной тайны. Он имел 17 ранений, награжден за боевые заслуги двумя орденами Боевого Красного Зна­мени, многими медалями, прошел боевой путь от рядового до старшего лейтенанта. Вернувшись в родной колхоз, работал простым пол­ивальщиком. До сих пор весь колхоз гадает, какую-такую тайну мог рассекретить Мамед Агаев?

Трудолюбием, честностью и добросовестностью азербайджанцы в Киргизии старались одолеть официальную подозрительность, свою, заданную властями "второсортность". Не всегда это удавалось…

Вернемся, однако, к появлению азербайджанцев в Киргизии. Тре­тий по счету этап ссыльных азербайджанцев относится к 37-ому году. Новые сотни тысяч судеб были сломлены в это время. Вот что расска­зывает, например, преподаватель Фрунзенского пединститута рус­ского языка и литературы, кандидат философских наук Имран Меликов.

Отца Имрана Мелика Балага-оглы (1882 года рождения, уроженца селения Кызыл-Агач Масаллинского района Азербайджанской ССР) вместе с женой и тремя детьми, как и другие семьи, выслали в 1937 году в село Эмгекши Казахского района. Состав переселенцев форми­ровался из Талышского, Физулинского, Зангеланского, Агдашского, Сальянского, Ленкоранского районов - всего свыше 1,5 тысячи чело­век.

Мелика Балага-оглы обвинили в том, что он якобы вел антисовет­скую пропаганду. На самом же деле он был просто образованным человеком (владел несколькими языками, в том числе и русским), хорошо разбирался в текущей политике, и по всей видимости, его оценки происходящего расходились с официальными.

Из Эмгекши их привезли в упомянутый выше колхоз "Новый путь". Он в те годы имел всего одну улицу, на которой проживали ссыльные, раскулаченные украинцы, латыши, эстонцы, литовцы, русские. Они-то и помогли вновь прибывшим построить барак длиной в 100, шириной в 35 метров - до наступления морозов.

А весной началось строительство добротных домов. Тот самый ба­рак стоит до сих пор. В разное время в нем держали лошадей, свиней. Одно время превратили в кошару. Сейчас используют под склад.

Неподалеку от села протекает река Чу, которую тоскующие по земле предков люди назвали Аразом. По сей день часть реки Чу, протекающую по территории колхоза "Новый путь", называют Ара­зом.

Только в 1957 году спецпереселенцам, или спецпоселенцам, нача­ли выдавать паспорта и разрешили передвигаться по стране. Желаю­щие могли бы вернуться на родину. Но ни одна семья не вернулась в Азербайджан. Чеченцы, народы Прибалтики, Северного Кавказа, ук­раинцы, русские потянулись в родные места, а мои соплеменники остались. Их здесь сегодня - только в колхозе "Новый путь" - около 7 тысяч. Прижились. Устроили жизнь по-своему. Колхозные села бла­гоустроены, улицы заасфальтированы, сформирована на современном уровне средняя школа, имеется хороший клуб, развита сеть торговых точек, свой медпункт… Словом, колхоз-миллионер. Главные специа­листы - азербайджанцы, начиная от председателя колхоза.

Имран Меликов после окончания Киргизского государственного университета преподает эстетику, историю отечественной культуры и теорию литературы во Фрунзенском пединституте русского языка и литературы. Фарадж Валимамедов работает следователем по особо важным делам при МВД Киргизской ССР, Азизага Алиев - прокурор Октябрьского района г. Фрунзе…

Список этот можно продолжить, но облегченно, с удовлетворением вздохнуть не удается. Как-то не ощущаешь душевного спокойствия и морального удовлетворения. И вот почему.

Мои соплеменники до сих пор считаются изгоями, никто нас не реабилитировал, никто из Азербайджана не проявил к нам внимания и интереса. Ходят слухи, что Президент Азербайджана издал Указ о реабилитации граждан, высланных в свое время по разным обвинени­ям из республики, но видеть этот Указ не приходилось, вполне воз­можно, что слухи порождены народной мечтой о таком Указе.

Два года назад Имран Меликов обратился в Прокуратуру Азербайджана с заявлением о реабилитации родителей. И вот какой ответ (за № 13/4339 от 20 января 1989 г.) он получил: "Сообщаю, что решение о выселении Вашей матери Меликовой Т.А., ее родителей и других членов их семьи, как противоречащие закону, 14 января 1989 г. отме­нено, то есть они реабилитированы. Начальник отдела по надзору за следствием в органах госбезопасности старший советник юстиции В.А.Чудин".

А вот выдержка из второго ответа (от 6 марта 1989 г., № 13/11343 за той же подписью): "В связи с Вашим заявлением о реабилитации отца сообщаю, что постановление оперативника НКВД Азерб.ССР от 1937 г. о выселении в административном порядке гр-на Меликова Мелика Балага оглы, 1882 г.рожд., уроженца с.Кызыл-Агач Масалинского района Азерб.ССР вместе с семьей в составе жены и 3-х детей в Казахскую ССР, как противоречащее закону, решением МВД Азерб.ССР от 23.02.89 г. отменено, и дело производством прекращено, т.е. по данному делу он реабилитирован".

Вот и все. Реабилитирована всего лишь одна семья. А как быть с остальными семьями, которые проживают в двух республиках - Кир­гизии и Казахстане? По неполным данным, в этом регионе живет около 200 тысяч азербайджанцев. Я не скажу, что всех нас душит обида. Отнюдь. Киргизский и казахский народы с пониманием отнес­лись к нашей трагедии, на чужбине мы обрели вторую родину. Пишу это не ради красного словца, объективности ради.

Да и факты об этом свидетельствуют. В последние два десятилетия из Азербайджана в Киргизию уже по доброй воле переехали многие мои соплеменники. Семьи братьев Ахмета и Сархана Агаевых отно­сятся к ним. Здесь братья женились, обрели работу. У Сархана восемь детей. Старший сын Сардар окончил военное училище. Эльхан - же­лезнодорожное училище, стал машинистом. Эльшан плотничает, ос­тальные учатся в школе. Недавно Сархан женил одного из сыновей - Эльхана. Свадьбу сыграли, как положено, по азербайджанским обы­чаям. Звучала наша музыка, и музыканты были свои - потомки спец­поселенцев…

Семья Камарли. В 1956 году старший брат Закира Пашаевича Камарли, Ариф окончил в Москве аспирантуру. Министерство сель­ского хозяйства Киргизской ССР пригласило Арифа Пашаевича в нашу республику, и он работал заведующим лабораторией КирНИИ животноводства и ветеринарии. Затем - замдиректора этого же инс­титута. В 1970 году защитил докторскую диссертацию, в 1982 начал заведовать кафедрой Киргизского сельскохозяйственного института.

Вместе со старшим братом во Фрунзе приехал и Закир Пашаевич. После окончания мединститута поступил на работу в Киргизский НИИ онкологии и радиологии, став с 1986 года директором этого института. Доктор медицинских наук, исследователь в области онко­логической помощи населению, хирург-онколог.

Гариф Искандеров и Гюльоглан Рзаев работают на цементно-шиферном комбинате. Шофер, плотник, рабочий, машинист, торговый работник, строитель, слесарь, преподаватель, врач, служащий, чабан, художник, пекарь, швея, электрик - далеко не полный перечень специальностей, которыми владеют мои соплеменники, высланные в раз­ные годы из Азербайджана. Они пригодились киргизской земле. Как не считать ее родиной? Она и стала родиной, но мы остаемся азербай­джанцами, помним о том, что мы азербайджанцы, и хотя в Киргизии чувствуем себя хорошо, но мы не дома, мы почти дома, мы в гостях у добросердечного, гостеприимного народа. А можно ли бесконечно жить в гостях? Не случилось ли так, что мы обречены на бездомность? Если не мы лично, то наши дети, внуки? Каково им придется через десять-двадцать лет? Кем они будут - азербайджанцами, киргизами, казахами? Наступает время ответа…

Фрунзе, 1990

* * *

Период насильственной коллективизации 1931-1932 гг. в Казах­стане привел к ломке вековых традиций кочевников, резкому разоре­нию народных масс, значительному сокращению поголовья скота, который был главным источником существования. Там, где русские и украинцы перебивались затирухой и лебедой, казахи просто не выдер­живали, - организм скотоводов не был приспособлен к растительной пище. Смерть косила их целыми семьями. От голода погибло 2,5 мил­лиона казахов; чтобы выжить, казахские семьи из последних сил от­кочевывали в Китай…

Известия. 1991. 11 июня

* * *

Еще одна операция. Считается, что после дела Кирова "чистили" только Ленинград. На самом деле, существовало кодовое название всей операции - "Шесть городов": Москва, Ленинград, Киев, Харьков, Ростов, Одесса, в результате чего на выселение было отправлено около полумиллиона человек.

Из архива Гувера. США

Публикация Натана ЭЙДЕЛЬМAHA

Огонек. 1990. № 28.

* * *

…В середине 20-х были ликвидированы польские национальные районы в Белоруссии. Через десять лет, в апреле 1936 года, Совет Народных Комиссаров принял секретное постановление № 776-120 сс "О переселении, как политически неблагонадежных, поляков из Ук­раинской ССР в Казахскую ССР". В декабре 1939 года с бывшей польской территории - из западных областей Украины и Белоруссии - офицеров польской армии, полицейских, служащих польской системы управления выселили в Поволжье, Сибирь, Коми АССР и т.д. – около 400 тысяч бывших польских граждан.

Публикация Николая БУГАЯ

Московские новости. 1991. 30 июня

Date: 2016-02-19; view: 676; Нарушение авторских прав