Глава 35. Телефон затрезвонил в семь часов, когда я еще крепко спал

Телефон затрезвонил в семь часов, когда я еще крепко спал. Во сне я оказался в глубине пещеры — согнувшись в три погибели, искал что‑то в темноте с фонариком в руке. Вдруг у входа в пещеру послышался голос — он звал, выкликая чье‑то имя. Да это же меня! Голос звучал издалека, был едва слышен. Я громко крикнул в ответ, но, похоже, без толку: голос продолжал звать меня. Волей‑неволей пришлось оторваться от поисков и идти к выходу. Надо же… Еще немного — и нашел бы, — подумал я и в то же время вздохнул с облегчением, в глубине души радуясь, что не нашел ничего. И в этот момент проснулся. Огляделся по сторонам, постепенно соединяя вместе обрывки сознания. Телефон! Звонил телефон за стойкой дежурного администратора. Яркое утреннее солнце заглядывало в комнату сквозь занавески; я лежал один — Саэки‑сан уже не было рядом.

Я встал с кровати и в чем был — в майке и трусах — поплелся к телефону. Добирался до него довольно долго, а аппарат все это время верещал без умолку, и не думая сдаваться.

— Алло!

— Спал? — послышался в трубке голос Осимы.

— Ага, спал, — отозвался я.

— Извини, что разбудил так рано в выходной, но появились кое‑какие обстоятельства…

— Обстоятельства?

— Потом поговорим, а пока тебе надо на время отсюда удалиться. Я сейчас еду к тебе, так что собирайся по‑скорому. Жди меня на стоянке и сразу садись в машину. Понятно?

— Понятно.

Я вернулся к себе и стал собираться. Можно не торопиться. И пяти минут хватит. Собрал сушившиеся в ванной вещи, которые постирал накануне, запихал в рюкзак умывальные принадлежности, книжку и несколько журналов. Со сборами покончено. Одевшись, убрал постель — расправил складки на простыне, поправил смятую подушку, аккуратно постелил сверху одеяло. Замел следы. Потом сел на стул и подумал о Саэки‑сан — всего несколько часов назад она была здесь.

Минут через двадцать на стоянку въехал зеленый «родстер». До этого я успел на скорую руку позавтракать — съел кукурузные хлопья с молоком. Вымыл и убрал посуду. Почистил зубы, умылся. Глянул на себя в зеркало и услышал, как на улице урчит мотор.

Красная крыша кабриолета была поднята, хотя стояла идеальная погода, чтобы ездить с открытым верхом. С рюкзаком за плечами я быстро подошел к машине и сел на пассажирское место. Осима, как и в прошлый раз, ловко привязал мой рюкзак к багажной сетке за сиденьями. Он был в темных солнечных очках под «Армани», белой майке с клинообразным вырезом, поверх которой надел клетчатую полотняную рубашку, в белых джинсах и синих кроссовках «Конверс». Непарадный выходной стиль. Осима протянул мне синюю кепку с эмблемой «North Face» [57].

— Ты говорил, кепку где‑то потерял. Вот, надень. Так лица видно не будет.

— Спасибо, — сказал я и нахлобучил кепку на голову.

Осима посмотрел на меня и одобрительно кивнул.

— А очки есть?

Кивнув, я достал из кармана свои «Рево» с темно‑синими стеклами.

— Класс! — оценил Осима, глядя на меня. — Годится. А ну‑ка, переверни кепку.

Я послушно повернул кепку козырьком назад.

Осима снова кивнул:

— Отлично! На благовоспитанного рэпера похож.

С этими словами он включил первую передачу, плавно нажал на газ, отпустил сцепление.

— Куда едем?

— Все туда же.

— В горы? В Коти?

Осима кивнул:

— Да. Так что готовься: дорога длинная. — Он нажал кнопку магнитолы, и полилась светлая оркестровая музыка Моцарта. Что‑то знакомое. Серенада «Постхорн»?

— Скучно тебе там было?

— Мне понравилось. Тихо, читается хорошо.

— Ну и прекрасно, — сказал Осима.

— Так что случилось‑то?

Осима озабоченно покосился в зеркало заднего вида, потом мельком взглянул на меня и опять перевел взгляд на дорогу.

— Во‑первых, звонили из полиции. Вчера вечером, мне домой. Похоже, они всерьез за тебя взялись. Ищут. Настрой совсем другой. Не то что в прошлый раз.

— Но у меня же алиби. Так ведь?

— Конечно. Причем железное. Когда это случилось, ты уже несколько дней был на Сикоку. Тут у них подозрений нет. Но, может, ты с кем‑то в сговоре. Такой возможности нельзя исключать.

— В сговоре?

— Полиция думает, что у тебя может быть сообщник. Вот какое дело.

Сообщник? Я покачал головой:

— С чего они это взяли?

— Полиция имеет обыкновение о важных вещах особенно не распространяться. Слушать они ой как любят, зато что‑нибудь рассказать — тут из них слова не вытянешь. Поэтому я весь вечер лазил по Интернету, искал, что пишут об этом деле. Знаешь, оказалось, есть даже несколько сайтов, посвященных убийству твоего отца. Так что ты теперь — довольно известная личность. Скитающийся принц, у которого в руках ключ к этому делу.

Я слегка пожал плечами. Какой еще скитающийся принц?

— Жаль только, как это обычно бывает, толком не поймешь, где кончается правда, а где начинаются догадки. Но если обобщить, что я узнал, получается примерно такая картина. Полиция сейчас разыскивает одного человека. Мужчину лет шестидесяти пяти. Вечером того дня, когда твоего отца убили, он зашел в полицейскую будку у торговой улицы в Ногата и заявил, что где‑то по соседству убил человека. Ножом зарезал. Но при этом нес какую‑то околесицу, и дежуривший в будке молодой полицейский его отпустил — подумал, что старик слабоумный, и слушать его не захотел. А когда стало известно об убийстве, он, конечно, все вспомнил и понял, какую промашку допустил. Ни имени, ни адреса у старика не спросил. Парень прикинул, что если начальство узнает, ему не поздоровится, и решил никому ничего не рассказывать. Но — уж не знаю, как получилось, — все это дело всплыло. Полицейскому, естественно, врезали по первое число, так что теперь всю жизнь не отмоется.

Осима переключил передачу и, обогнав ехавшую впереди «тойоту‑терсел», быстро вернулся в свой ряд.

— Полиция из кожи вон лезла, чтобы установить личность этого старика. Кто он такой, точно не знаю, хотя вроде выяснилось, что у него не все дома. Ничего серьезного, так — слегка не в себе. Жил за счет родственников и на пособие. Один. Наведались к нему на квартиру — никого. Полиция пошла по следу и установила, что он, видимо, автостопом двинулся на Сикоку. Водитель междугородного автобуса сообщил, что в Кобэ к нему сел похожий старик, который говорил как‑то странно. С ним был парень лет двадцати пяти. Сошли они на вокзале в Токусиме. Полиция нашла рёкан, где останавливалась эта парочка. По словам горничной, они вроде поехали на поезде в Такамацу. Тут‑то ваши дорожки и сошлись. И ты, и этот старикан прямиком направились из своего Накано в Такамацу. Для случайного совпадения это перебор, и, само собой, полиции кажется, что здесь что‑то не так: а вдруг вы с ним сговорились и вместе провернули это дельце? Теперь сюда едут люди из Главного полицейского управления. Весь город перероют. Дальше скрывать, что ты живешь у нас в библиотеке, не получится. Вот я и решил тебя в горы отвезти.

— Значит, умственно отсталый старик — из Накано?

— Есть какие‑нибудь ассоциации?

— Никаких. Абсолютно, — покачал головой я.

— Судя по адресу, он недалеко от тебя живет. Минут пятнадцать пешком.

— Осима‑сан, в Накано уйма людей живет. Я и соседей‑то своих не знаю.

— Ладно. Но это еще не все, — продолжал Осима, кинув на меня взгляд. — В Ногата он разбросал по торговой улице ставриду и селедку. По крайней мере, накануне предупредил полицейского, что рыба будет с неба падать в большом количестве.

— Это круто! — сказал я.

— Именно. И в тот же вечер на Томэе зону обслуживания Фудзикава пиявками завалило. Помнишь?

— Помню.

— Полиция, ясное дело, тоже на это внимание обратила. Они думают, нет ли какой связи между этими непонятными происшествиями и загадочным стариком. Совпадает с его маршрутом.

В магнитоле одна мелодия Моцарта сменила другую. Держа руки на руле, Осима покачал головой:

— Чудны дела твои, господи. Все это с самого начала выглядело странно, а чем дальше, тем чуднее. И что теперь будет? Но одно ясно наверняка: постепенно все начинает сосредотачиваться где‑то здесь. Твоя линия и линия этого старика собираются где‑то здесь пересечься.

Закрыв глаза, я слушал, как урчит мотор.

— Осима‑сан, а может, мне прямо сейчас в какой‑нибудь другой город перебраться? Во всяком случае, не буду больше никого беспокоить — ни вас, ни Саэки‑сан.

— И куда же ты собрался?

— Не знаю. Отвезите меня на вокзал, там я подумаю, куда ехать. В принципе — все равно.

Осима вздохнул:

— Не думаю, что это удачная идея. На вокзале как пить дать полицейские шныряют. Ищут крутого парня — высокого, лет пятнадцати, одержимого и с рюкзаком.

— А если на какую‑нибудь станцию подальше? Где полиция не дежурит.

— Какая разница? Они и там тебя достанут.

Я замолчал.

— Послушай, ведь ордера на твой арест не выписывали, и в розыск тебя не объявляли. Правильно? — спросил Осима.

Я кивнул.

— А раз так — значит, ты еще пока свободная личность. И если я тебя везу куда‑то, это мое личное дело, и закону оно не противоречит. Я даже имени твоего настоящего не знаю. Кафка Тамура… Так что можешь не переживать. Я человек осторожный. Нас так просто не возьмешь.

— Осима‑сан?

— Что?

— Ни с кем я не сговаривался. Если бы я в самом деле задумал убить отца, никого бы просить не стал.

— Знаю.

Осима остановился на светофоре, поправил зеркало заднего вида. Положил в рот лимонную карамельку, предложил мне. Я взял одну и принялся сосать.

— А еще что?

— Что — «еще»?

— Ну вы сказали: «во‑первых». Почему мне надо прятаться в горах. Это — первая причина. Но, кажется, есть и вторая?

— Вторая — не такая важная. По сравнению с первой, во всяком случае.

— Все равно хотелось бы знать.

— Я о Саэки‑сан, — сказал Осима. Зеленый наконец включился, и он надавил на газ. — Ты с ней спишь, да?

Я не нашел, что ответить.

— Ладно. Не обращай внимания. Понимаю. И все. Она классная, очаровательная. Особенная женщина. Во всех отношениях. Разница в возрасте у вас, конечно… Но это не проблема. Я тебя понимаю — она женщина привлекательная. Хочешь с ней спать? Пожалуйста. Она тебя хочет? Пожалуйста. Все просто. Мне до этого дела нет. Вам хорошо, а значит, и мне тоже. — Осима покатал во рту карамельку и продолжал: — Но сейчас вам лучше держаться друг от друга подальше. И это кровавое происшествие в Ногата здесь ни при чем.

— Но почему?

— Она сейчас в таком положении…

— В каком?

— Саэки‑сан… — начал Осима, подбирая слова. — Проще говоря, с ней рядом ходит смерть. Это точно. У меня уже давно такое чувство.

Сдвинув очки на лоб, я посмотрел на профиль Осимы, который не сводил глаз с дороги. Мы выехали на скоростное шоссе в Коти. Осима — редкий случай — вел машину, не превышая разрешенной скорости. Мимо, обгоняя нас, со свистом пронеслась черная «тойота‑супра».

— Ходит смерть… — протянул я. — Это что? Неизлечимая болезнь? Рак или лейкемия?

Осима покачал головой:

— Может, так, а может, и нет. Я о ее здоровье ничего не знаю. Возможно, она и вправду больна. Не исключено. Но мне кажется, это связано с психикой. Воля к жизни… Вот в чем тут дело, наверное.

— У нее пропадает воля к жизни?

— Вот‑вот. Она дальше жить не хочет.

— Вы думаете, Саэки‑сан собирается покончить с собой?

— Вряд ли, — отвечал Осима. — Просто она потихоньку идет навстречу смерти. Прямым путем. Или смерть идет к ней навстречу.

— Как поезд подходит к станции?

— Пожалуй, — отрезал Осима и плотно сжал губы. — И тут появился ты. Кафка Тамура. Свежий, как огурчик, загадочный, как Кафка. Вас потянуло друг к другу и скоро — употребляя классическое выражение — между вами возникла связь.

— И что?

Осима на секунду оторвал руки от руля.

— И все.

Я спокойно пожал плечами.

— А мне кажется, вы думаете, что я — этот самый поезд и есть.

После долгого молчания Осима признал:

— Да. Ты прав. Я так думаю.

— То есть я веду ее к смерти?

— Но я тебя не виню. Как бы это сказать… Скорее это даже хорошо.

— Почему?

Осима не ответил. Его молчание как бы говорило: «Это уж ты сам решай».

Утонув в сиденье, я закрыл глаза, расслабился.

— Осима‑сан?

— Что?

— Понятия не имею, что мне делать. Куда идти. Что верно, что неверно. То ли вперед, то ли назад.

Осима все так же молчал, оставляя мои сомнения без ответа.

— Что же мне все‑таки делать?

— Ничего не делать, — бросил он.

— Совсем ничего?

Осима кивнул:

— Потому‑то я и везу тебя в горы.

— А что мне там делать, в горах?

— Слушать, как поет ветер, — сказал он. — Я всегда так делаю.

Я задумался.

Осима ласково коснулся моей руки.

— Ты ни в чем не виноват. Как и я. И пророчество здесь ни при чем, и проклятие. И ДНК, и нелогичность. И структурализм, и третья промышленная революция. Мы все когда‑нибудь вымрем, исчезнем, потому что мир так устроен… стоит на разрушении и утратах. И наше существование — всего‑навсего отражение этого принципа. Вот дует ветер. Бывает, бушует, гудит — прямо ураган. А то веет легонько, приятно, ласково. Дует‑дует и стихает, успокаивается. Сильный или слабый — все равно. Он же не материальный объект. Просто слово, которым обозначают движение воздушных потоков. Прислушайся хорошенько и поймешь эту метафору.

Я тоже взял Осиму за руку. Она была мягкая и теплая, с гладкой кожей, какая‑то бесполая, тонкая и изящная.

— Осима‑сан… Значит, мне сейчас лучше с Саэки‑сан не видеться?

— Да. Какое‑то время. Мне так кажется. Оставить ее наедине с собой. Она умная, сильная. Так долго страдала от одиночества, такие воспоминания на нее давят… Она сама потихоньку все решит.

— Выходит, я — дитё малое и только мешаю.

— Да нет, — мягко вымолвил Осима. — Я совсем о другом. Ты сделал то, что должен был сделать, и в этом есть большой смысл. И для тебя, и для нее. Все остальное теперь в ее руках. Может, мои слова прозвучат холодно и равнодушно, но сейчас ты ничего не можешь. Так что отправляйся в горы и займись собой. Самое время.

— Заняться собой?

— Мой тебе совет, Кафка: слушай, — сказал Осима. — Вслушивайся в себя, как моллюск.