Глава третья. Что я еще упустила, когда так легковесно судила об Англии по пестрым обложкам и поп-культуре, так это названия ее поселков: Хартли

Что я еще упустила, когда так легковесно судила об Англии по пестрым обложкам и поп-культуре, так это названия ее поселков: Хартли, Уитни, Хук, где в оконных ящиках белоснежной гостиницы пламенели петунии, Хатч, и через несколько миль — дорожный знак: А 30 — на Уэст. Мистер Ли проложил мне маршрут в обход самых загруженных дорог, и мы продвигались довольно быстро. Около полудня мама воскликнула:

— Смотри, Деб, мы уже в Девоне!

«Графство Девон», гласила надпись на дорожном знаке, и рядом с ним, как будто специально, высилась куча рыжей девонской земли.

— Да, — коротко ответила я. — Теперь направо, а потом налево на А 35 в сторону Хонитона. Смотри внимательно, ладно?

— Конечно, милочка, — послушно ответила мама.

Без приключений добравшись до Хонитона, мы остановились для ленча, впервые ощутили вкус свежих взбитых сливок и отправились дальше, на Даулиш и Тейнмаут.

Девоншир был пышно расцвечен: склоны холмов с разбросанными пятнами пахоты, сады, полные голубых и пурпурных гортензий, гвоздик и роз на высоких стеблях. Последняя миля шла на подъем среди холмистой вересковой пустоши с голыми каменистыми вершинами холмов справа от нас; в отдалении был виден знак с нарисованным пони, обозначавший границу Дартмурского национального парка. Ворота при въезде в отель были распахнуты. Мы прогрохотали по решетке и оказались на месте назначения.

Серый камень и ряд сосен сливались с пустошью. На горизонте окутанные дымкой холмы спускались к побережью. Вечернее солнце еще заливало теннисную лужайку, сияя на металле флюгера, изображавшего охотника с собаками. Внутри первое впечатление было таким же приятным — просторные комнаты с длинными, с рисунком из орхидей занавесями, и чудесная старинная дубовая лестница. Из моей комнаты открывался вид на теннисный корт и дальше, через зеленую изгородь, на загон, в котором гуляли пони. Чувство счастливого предвкушения, какого я давно не испытывала, переполняло меня, пока я принимала ванну и переодевалась в новое платье, которое сшила сама, совсем недорогое, но мне оно нравилось. Оно было полотняное с ярким песочно-оливково-медным рисунком, по которому были разбросаны черные и белые пятнышки.

Спускаясь к обеду, я еще раз задержалась на лестнице, чтобы насладиться интерьером — анфилада длинных комнат, ковры и чехлы на мебели голубого и шелковичного оттенков, и на стенах холла несколько отличных пейзажных фото, и витрина с сумкой из твида и такой же дорожкой. Постояльцы возвращались в отель, покончив со своими вечерними делами. Два подростка утихомиривали золотистого дашхунда, похожего издали на персидского кота, девушка в белом теннисном костюме помахивала ракеткой, и еще — но наверняка мне это почудилось — темноволосая женщина в полосатой юбке, стоявшая ко мне спиной, разговаривала с высоким мужчиной в чернильно-синем костюме.

— Тогда я свяжусь с вами, Адам, — говорила она. — Конечно же, я очень заинтересована. — Сказав это, она пошла к дверям и вышла на улицу.

— А теперь вы можете спуститься, Дебора Белл, — заметил Адам так небрежно, что я подскочила, — и заняться каким-нибудь полезным делом.

— Это была миссис Камерон! — еле выговорила я на последней ступеньке.

— Спасибо, я знаю, — вежливо отозвался Адам.

— Она — разве она здесь остановилась?

— Да, — сказал он без всякого выражения. — Она и двойное продолжение династии. Въехали сразу после ленча. — Он добавил, что его знакомый Роджер Росс предыдущим вечером получил специальные указания из главной конторы и в результате «носился, как угорелый», чтобы найти для них подходящие комнаты. Камеронов устроили в одном из многокомнатных номеров, и пока было неизвестно, как долго они здесь пробудут. — Конечно, она здесь будет умирать от скуки, — заключил Адам. — Но в этом бизнесе не она носит брюки.

— В этом бизнесе? — вопросительно повторила я.

— Раньше у нее было свое дело. — Он открывал витрину. — Магазинчик модной одежды — юбки, блузки. Именно поэтому она так хочет посмотреть мой магазин — вы, наверное, слышали. — Он загадочно посмотрел на меня. — Я вам говорил, что он приедет сюда, верно?

— Вы хотите сказать, что он тоже здесь? — Я оглянулась с довольно глупым видом.

— Милая моя, — Адам как будто терял терпение, — вы совсем забыли. Именно сейчас он находится почти в сотне миль от нас, выступая, без сомнения, в переполненном зале. Но Боже благослови Торкомб, потому что по воскресеньям представления нет. Держите. — Он бросил мне на руки сумку и дорожку.

Я стояла, ничего не соображая.

— А вы знали, что они приедут?

— Нет. Узнал только сегодня, когда приехал вот с этим. — Он показал новые образцы твида для витрины, — и встретил сначала Роджера, а потом Магду. — «Магда» — это было существенно лучше. Как мог Колин Камерон так сократить ее имя? «Мэгги» ей совсем не шло. — От Сикоува взял машину напрокат, — добавил Адам. — Мы с вами выбрали не ту профессию.

Я предположила, что в отеле в Лайм Регисе не оказалось мест и это оказалось самым лучшим, что можно было сделать за такое короткое время. Хотя и не слишком удобно для человека, который хотел больше бывать с детьми. До Лайм Региса было в два раза ближе.

— Я так поняла... вы не хотите, чтобы я говорила о коттедже... конечно, это если я вообще буду говорить с ним... — неловко начала я.

Адам выглядел немного растерянно.

— Это может оказаться рискованным. Я не хотел бы с ним рассориться. Лучше смотрите по обстоятельства. Не надо, чтобы он заподозрил...

— Заподозрил? — резко повторила я.

Он покраснел и затряс головой, как будто только что вынырнул из глубины.

— Дайте мне договорить. Я хотел сказать, заподозрил, что мы от него что-то скрываем. — В этот момент к нам торопливо подошла мама. Оказалось, что ей надо было приступать к работе только завтра.

— Адам, какая приятная неожиданность. Вы заехали, чтобы пообедать с нами?

Адам отвесил ей вежливый изящный поклон.

— Конечно, если вы зашли, чтобы меня пригласить. Ваша дочь как будто забыла свои обязанности.

Обед был великолепен. Мы с мамой ели цыпленка в бургундском, Адам — тушеную ветчину с сырным соусом, очень пикантную на вид.

Принесли десерт — клубничный мусс для мамы, а мне кофейное мороженое. Адам довольствовался виноградом и яблоками.

— И что вы планируете на будущее? — вежливо спросил он меня.

— Не думаю, что у нее уже есть какие-то планы, — вставила мама. — По крайней мере такие, которые нельзя было бы слегка изменить.

— Изменить? — повторила я, глядя на нее. — Что ты имеешь в виду?

Что-то вроде улыбки мелькнуло у Адама вокруг напоминавшего длинную трещину рта.

— Просто, что тебе не обязательно оставаться в Лондоне, — торопливо сказала мама. — Ты можешь отправиться куда угодно, где нужны преподаватели домоводства.

— Мама, милая, я же тебе говорила, — терпеливо сказала я. Для меня это было больным местом. — Это перестало быть домоводством еще когда Адам вышел из детского возраста! — «Домоводство» звучало так, как будто заключалось лишь в умении погладить блузку и приготовить пончики. Она никак не могла понять широту моей специальности.

Я очнулась от своих мыслей, когда наш гость хмыкнул: — И говорила недавно, Джесс. Так что лучше вам об этом помнить. — Он перевел взгляд на меня. — Значит, у вас есть планы? Можно узнать, какие?

— Конечно, тут нет никакого секрета, — засмеялась я. — Я хочу получить работу в колледже в Лондоне, во-первых, чтобы удерживать маму от глупостей, и во-вторых, чтобы у меня было под рукой все, что надо, чтобы лучше подготовиться на звание бакалавра. Я должна получить его в следующие несколько лет. — Я стала рассказывать, какая подготовка для этого нужна и что такой курс не входил в программу, когда я получала диплом.

Адам слушал серьезно, мама невнимательно. Я поняла, что она, наверное, часто раздумывала, за что это ей судьба ниспослала такую дочь, как я. Вскоре она довольно неубедительно зевнула и сказала, что ей нужно лечь пораньше.

— Вы вполне обойдетесь без меня, — воззвала она, уходя.

Однако Адам уже поглядывал на часы.

— К сожалению, Деб, я просто должен идти. Видите ли, я все еще веду хор, и скоро у нас будет концерт, а сегодня вечером репетиция.

— Хор? — заинтересованно спросила я.

— О, ничего особенного. Мадригалы, сольные партии. Мы занимаемся в церкви в Лейтоне.

— Сейчас легко найти солистов?

— Вы шутите! Было время, когда я их выгонял за пропущенную репетицию. Теперь не то. — Он задумчиво посмотрел на меня.

Мысль умерла, не успев родиться. Кто-то произнес его имя, и к нам торопливо подошла женщина примерно маминого возраста. Она выглядела расстроенной.

— О Адам, я надеялась, что вы еще здесь. Вы не знаете, где может быть миссис Камерон?

— Магда? — удивленно посмотрел на нее Адам. — Разве она не наверху?

— Нет, — выдохнула женщина. — Она спросила, не мог бы кто-нибудь присмотреть за детьми. — Теперь я ее вспомнила. Это была жена управляющего. — Так что я согласилась. Я часто это делаю. Но... — Она перевела дыхание.

— Но ведь это же Камероны, — негромко заключил Адам. — И что же они теперь устроили, Дот? Что-нибудь подожгли? — Он повернулся, указывая на меня. — Не знаю, успели ли вы познакомиться. Это Дебора Белл. Дебора — Дороти Росс.

Миссис Росс очень торопливо пожала мне руку. Я ее не винила.

— Нет. Просто их там нет. Они были в постели, а теперь исчезли. О Адам, вы не думаете...

Я именно это и думала — с первых же секунд мелодрамы. Новые аншлаги в газетах, новые интервью. Йен и Руфь Камерон, четырехлетние близнецы, сын и дочь певца Колина Камерона, похищены прошлой ночью из отеля в Дартмуре. Адам этого не думал и так и сказал.

— Вы смотрели в ванной? Во всех ванных? И в бельевых шкафах? В конторе? Везде, где они не должны быть — потому что, Дот, там-то они и окажутся, можете мне поверить. Не найдется такого болвана, кто бы решился похитить этих чертенят!

Несмотря на это, он не поехал на репетицию, и мы занялись поисками. Усиленные персоналом отеля, мы осмотрели верх и низ, стенные шкафы, ванные и кухни. И в конце концов мы с Адамом, озадаченные и здорово обеспокоенные — я, по крайней мере, — решили поискать снаружи.

Подгоняемая отчаянием, я бросилась вдоль террасы вниз по ступеням травянистого склона к теннисному корту и площадке для гольфа.

— Йен, Руфь, где вы? Вы меня слышите?

Я услышала очень тихий и сразу же прервавшийся звук — по-моему, это было «шш...ш», так шепчут дети, увлеченные игрой, — и в то же мгновение я оказалась около бассейна. Он был расположен в затененном деревьями месте довольно далеко от отеля. Вокруг было тихо — так тихо, что если бы не это «шш...ш», я бы совсем упала духом.

— Йен, Руфь, где вы? — снова позвала я.

На этот раз не раздалось ни звука. Я воззвала к Всевышнему, но ничто не нарушило тишины. Однако в этот момент луна, плывшая по скрытому облаками небу, решила мне помочь. Мерцающий свет фонарика превратился в луч прожектора, выхватив из темноты ступени, воду и каменную стенку бассейна, и тут я впервые увидела детей Колина Камерона. Они были в чем мать родила и в воде казались серебряными чешуйками.

Неужели им по четыре года? Казалось, им не меньше шести — или они просто выглядели высокими без футболок и шорт, которые обычно расчерчивали маленькие тела впадинами, выпуклостями и другими беспорядочными линиями. Они были гибкими, загорелыми до цвета кофе с молоком, с коротко стрижеными темными волосами и глазами как темные фиалки, и будь они в шортах или пижамах, я бы не смогла разобрать, кто из них мальчик, а кто — девочка, чуть было не умершая неделю назад. И сейчас они стояли по щиколотку в холодной воде — слава Богу, бассейн как раз чистили, поэтому глубина была маленькая, — как водяная нимфа, глядя прямо на меня.

Ее брат стоял ко мне спиной. У него были ямочки над ягодицами и более прямые плечи. Он выглядел так же эфемерно, как и она, — пока не заговорил, негодующе растягивая слова.

— Мы не сделали ничего плохого. Это здесь задаром.

— Ох, детишки, плоды материнского чрева и так далее, — негромко бормотал Адам, вытирая голову Руфи полотенцем.

Он оценил ситуацию с одного взгляда и произнес одно слово — вылезайте! И сразу же две маленькие фигурки бросились к ступеням. Адам схватил одну, я другую. Моя была скользкой, как угорь, и холодной, как всякая рыба. Это был Йен. Под внешностью учительницы у меня бьется сердце, которое всегда меня подводит. Подвело и на этот раз. Я была сердита на свою добычу; я готова была ручаться, что заводилой был он, а ведь он не настолько мал, чтобы не понять, что его сестра больна. Но с первой же дрожью и первым взглядом этих фиалковых глаз мне захотелось прижать его к себе.

С моего белого кардигана было немного толку, но все же он был лучше, чем ничего. Я обернула кардиган вокруг него и стала растирать ему пальцы. Они выглядели очень маленькими в моей руке, и я чувствовала, какие они тоненькие и замерзшие.

— Мне — ни-чуточки-не-холодно, — заявил он, стуча зубами. — Мне-там-нравилось.

— Конечно же, наверняка мамочка разрешит вам снова прийти сюда завтра, — без малейшего смущения уговаривала я, ближе прижимая его к теплу моего собственного тела.

На это оптимистичное высказывание он безмолвно ответил еще одним фиалковым серьезным, почти смущенным взглядом.

— Так теплее? — спросила я.

И с достоинством, подобающим кому-нибудь вчетверо старше его, Йен Камерон, голый, как чайная роза, ответил:

— Да, спасибо. Так вполне удобно.

Мы вернули их в отель. Для Руфи, упакованной в чернильно-синий мохер, свернувшейся на руках у Адама, это была шикарная поездка. А Йен, которого я не решилась нести, трусил рядом в моем кардигане и моих сандалиях с полным присутствием духа вождя племени.

— Да когда купаешься, не надо же одежды, — с искренним изумлением сказал он, когда я стала высматривать около пруда их одежду. — Когда я с папой купаюсь, и он не одетый тоже. — Я отчаянно закашлялась.

— Как насчет этого для саморекламы? — вопросил Адам.

Я должна была отдать ему должное. Я ожидала, что как только мы вернемся в отель, он сочтет свою задачу выполненной, но ошиблась. Неубедительно бормоча что-то о занятости Дот и ее персонала, им-де не до возни с детьми — он оставался со мной до конца. Вместе мы засунули грешников в горячую ванну, сразу обоих. Это была очень большая ванна. И мы вдвоем их вытирали — именно тогда он и пробормотал эту фразу насчет детишек, когда мы уже заканчивали. Фраза звучала совсем неубедительно. Его руки с длинными пальцами очень осторожно обходились с густыми кудрями Руфи, и когда с купанием было покончено, казалось, оба нисколько не сомневались, что он отнесет ее в кровать. Йен, теперь выглядевший прилично в полосатой пижаме, шел сам, как и раньше. Ну, не совсем, как раньше: он почти спал на ходу.

Когда он забирался на кровать, я задала ему последний вопрос:

— И вы с Руфью никого не встретили, когда спускались вниз?

Все еще похожая на чешуйку, выпрямив ноги и прижав прямые руки к бокам, Руфь дозволила Адаму уложить ее на спину. Теперь он подтыкал вокруг нее одеяло. Йен залезал, как щенок — задрав попу и с ужасной возней. Я не могла не подумать о мистере Невидимке. Мистер Джекил — мистер Невидимка. Когда он бывал дома, шлепал ли он этот маленький круглый задик, щекотал ли золотисто-загорелые ступни? Я пока не решилась на такую вольность. К тому же он уже отвечал на мой вопрос.

— Вот уж нет! А мы не здесь пошли. У нас своя лестничка. — Он показал в окно, за которым виднелись перекладины пожарной лестницы. — Шикарная, идет до самой крыши.

Когда я закрыла дверь в спальню, Адам вытер лоб.

— Ух! Наверное, вы рады, что не замужем? — У него подкашивались ноги.

— Они спустились по пожарной лестнице. — Мне не удавалось выкинуть из головы пугающую картину; лестница была высокая и очень крутая, а я сама боялась высоты. — Если бы они поскользнулись...

— Это еще что! — отшутился Адам, поправляя галстук. — Только начало представления. Возможно, они покажут что-то похлеще, например, подожгут дом!

Это была шутка, но меня пробрала дрожь.

— Ну, вы-то выбрали что попроще, — поддразнила я, когда он собрался идти.

— Вы шутите! — возразил он. — Здесь она всему голова. Йен просто статист. — Он внезапно замолчал и нахмурился.

Я продолжала, не думая.

— Она похожа на свою мать. — У Магды Камерон были такие же темные глаза и густые волнистые волосы. Интересно, подумала я, хотелось ли ей, чтобы у близнецов были голубые глаза, как у их отца? Если бы у меня были дети, я бы хотела, чтобы у них были отцовские глаза...

Очнувшись, я встретила устремленные на меня глаза.

— Да, — говорил он отрывисто, как всегда, — очень похожа.

Я вспомнила, как он нес Руфь: почти так, как будто ему был знаком каждый изгиб маленького легкого тела. Но конечно же, это была нелепая мысль.

В первое мое утро в Торкомбе я проснулась совсем рано и услышала отдаленное ржание пони на вершине холма. Это было началом моей влюбленности в Дартмур, и с каждым днем я отдавала ему все большую часть своего сердца.

Ирония заключалась в том, что коттедж Адама оказался, пожалуй, единственным, к чему у меня не лежала душа. Замызганный, с маленькими окошками, он, по-моему, требовал принятия самых решительных мер.

— Знаете, Адам, что вам надо сделать? Достроить его. Смотрите, сколько земли пропадает. Сделайте симпатичную кухню, такую, чтобы можно было повернуться. — Мысленным взором я уже ее видела, кухню для загородного дома с клетчатыми занавесями и большой рабочей плоскостью. Просторная, с приятным освещением — находиться и работать в ней было бы просто наслаждением.

— Я не печатаю денег, — вздохнул Адам.

Я сказала, что это может оказаться ему вполне по средствам. Он мог попасть в ту категорию домовладельцев, кому дается безвозвратная ссуда.

— Насколько я помню правила о застройке, но я могу узнать подробнее.

— И если повезет, получить ее к следующему Рождеству, — неблагодарно заметил Адам. — Нет, Деб, оставим это. В конце концов, мне одному кухня не так уж и нужна.

Мы снова осмотрели коттедж. Надо признать, что окраска, новые обои и хорошая мебель могли сотворить с ним чудеса даже при маленьких окошках и узкой кухоньке. На стене гостиной было влажное пятно, но протечка не казалась большой. Потребуется хорошая изоляция — обивка крыши и козырьки над окнами и дверьми. Это несложно сделать, и я выложу плиткой пол и стены в кухне.

— Самым хлопотным будет очистить стены и зашпатлевать трещины, — сказала я. — Так что чем раньше я начну, тем лучше. У вас есть лишний ключ?

— Да, конечно. — Адам сунул его мне в руку. — Но не торопитесь, дорогая. Оставьте мне всю тяжелую работу.

Я сказала, чтобы он не говорил глупостей. Ему надо вести дело, а я совершенно свободна. Если я стану дожидаться, то через три или четыре недели, когда мы с мамой вернемся в Лондон, коттедж будет таким же, как сейчас. В конце концов Адам тоже это понял и сдался. И хорошо сделал, потому что следующие три дня он совсем не заглядывал в коттедж.

Я надела старые брюки и рубашку — не хотела бы я предстать в таком виде перед Магдой Камерон! — и потратила всю среду и четверг на отскребывание, ошкуривание и шпатлевку. Дерево я решила покрасить в белый цвет, а стены в пастельные тона, кроме, может быть, спальни, где я склонялась к обоям в цветочек.

Однако в пятницу утром, так как мама была свободна, я не пошла в коттедж. Мы взяли машину и отправились сначала на север к Друстинтону и трехсотлетнему мосту через Фингл, а потом повернули через пустошь на Принстаун — невероятно, но в сплошном тумане с включенными фарами. Возвращались мы через оживленный городок в двух милях от Торкомба, где был магазин Адама. Мы ехали по узкой улице, и я высматривала развилку на Торкуэй и Эксетер, когда мама воскликнула:

— Деб, стой! Вот он!

Нельзя резко останавливаться посреди оживленной улицы, даже у тротуара нельзя, пока не убедишься в отсутствии знака «Стоянка запрещена» или двойной желтой линии. Я слежу за такими вещами. Какие бы ошибки в вождении я ни допускала, они не вызваны — и никогда не вызывались — безответственностью, до самого этого момента, когда я сделала точно так, как она сказала. Слава Богу, за нами никто не ехал.

— Где Адам? — спросила я, все еще красная от смущения, когда остановилась в безопасном месте.

— Вон там, — сказала мама. — Но я не его имела в виду, а его магазин.

Это было одно из самых аккуратных и привлекательных деловых зданий, какие я встречала, черно-белое, с висячей вывеской, на которой было написано «У Баллести». От расцветок твида, выложенного в витринном окне, у меня даже издали захватило дыхание — все яркие и разложенные мастерски, кроваво-оранжевые, золотые, алые, цвета коричневого топаза, ярко-синие, насыщенные лимонные — их одинаково можно было считать и желтыми, и зелеными.

Пятница для большинства магазинов — самый оживленный день, да и постоянное отсутствие Адама на моем фронте работ можно было объяснить только ужасной занятостью, но несмотря на мое ворчание, мама уже открывала дверцу машины.

Однако, когда мы в магазине спросили о нем, молодая продавщица — предположительно Джилл, о которой упоминал Адам, — отрицательно покачала головой:

— К сожалению, его нет. Мистер Баллести не был здесь с понедельника. — Ее интонация давала понять, что ей было не по себе от отсутствия хозяина. Но это было не мое дело.

— Где же он? — спрашивала мама, когда мы поехали дальше. Она взглянула на меня с непонятным выражением. — Ты говоришь, он со вторника не был в коттедже. Можно подумать... — она не договорила. — И миссис Камерон нечасто бывала в отеле.

Верно, что я уже почти убедила себя, что Йен и Руфь мне приснились, но предположить какую-то связь между Адамом и Магдой Камерон — с ума она сошла, что ли? Я уставилась на нее.

— Просто пришло в голову, — торопливо сказала она и, очевидно без связи с предыдущим, добавила позже: — Я знаю, милочка, ты считаешь меня чуть сдвинутой, но ты моя единственная дочь, и я больше всего на свете желаю тебе счастья. Это ведь Адам, верно?

— Да, мы друзья, — коротко сказала я, невольно растроганная.

— Тогда не надо, чтобы он видел тебя только в рабочей одежде.

— Ну, раз я приехала сюда работать да еще и над его коттеджем, — твердо ответила я, — я думаю, ему не на что жаловаться.

После чего я преодолела длинный подъем к «Тор Року» без малейшей заботы о сохранности машины мистера Ли.

Date: 2015-12-12; view: 279; Нарушение авторских прав