Глава одиннадцатая. Тряска. Тихая тряска, она исходила откуда‑то у нее из‑под головы

Тряска. Тихая тряска, она исходила откуда‑то у нее из‑под головы. Эйприл заставила себя открыть глаза. Все погружено во тьму. Где она?.. Она выждала, надеясь, что глаза освоятся с темнотой, но кругом по‑прежнему было черным‑черно. Нет. Погоди‑ка. Это же черная кожа. Ею обито сиденье автомобиля. Она лежит в машине, на полу. Сколько она здесь? Голова просто раскалывается от боли. Выходит, она потеряла сознание? Успела ли Вероника прострелить ей коленку?

– Ну, очнулась наконец?

– Ты в меня стреляла? – спросила Эйприл.

– Сама проверь, – ответила Вероника без всякого намека на сострадание.

Эйприл медленно села и поняла, что находится в проходе между сиденьями в лимузине. Похоже, что единственными пассажирами этой длинной машины были она и Вероника. Она ощупала левое колено – целехонько. Вытянула ногу – вроде бы все нормально. Что означало… А что, собственно, это означало?..

– Потеряла что? – осведомилась Вероника. – Или, может, кого‑то?

Алекс!

– Где он? – с тревогой спросила Эйприл.

– В другой машине, сзади, – ответила Вероника. – Давай. Сама посмотри.

Эйприл переползла в заднюю часть лимузина, посмотрела в небольшое оконце с тонированным стеклом. Следом за ними ехал большой черный внедорожник. На переднем сиденье она смутно различила две фигуры.

– Откуда мне знать, что Алекс там?

– С чего взяла, что его там нет? – откликнулась Вероника. Открыла «бардачок», достала флягу и налила себе в стакан какой‑то золотистой подозрительной на вид жидкости. Отпила большой глоток и закрыла глаза, точно прислушиваясь к реакции организма. – Кроме того, разве не возмутительно, что он тебе лгал?

– Он не лгал.

– Но, дорогая моя, – начала Вероника, сползая по сиденью, чтобы быть ближе к Эйприл, – он едва не позволил мне искалечить тебя. А всего‑то и требовалось, что сказать, что он знает.

– Но он же говорил, что ничего не знает.

– Вот почему я и назвала его лжецом.

Эйприл не знала, верить этой женщине или нет.

Это вполне в характере Вероники – играть в столь замысловатые игры.

– Что он тебе сказал?

Вероника изобразила удивление.

– Так ты что же, действительно ничего не знала?

– Конечно, нет, – ответила Эйприл и забилась в уголок самого дальнего сиденья. – Просто он защищал меня.

– Не думаю, что защита тебя входила в его планы, – насмешливым тоном заметила Вероника. А затем допила золотистую жидкость и облизнула намазанные вишнево‑красной помадой губы.

– Ты что имеешь в виду?

– Понимаю, слышать такое неприятно, – начала Вероника, – но я досчитала до конца… три, два, один, а он и глазом не моргнул. Слова не сказал. Я могла размозжить тебе коленку одним выстрелом, а он молчал. – Она выдержала паузу для пущего эффекта, а потом добавила: – Ты для него пустое место.

– Врешь, – пробормотала Эйприл.

– Разве?

Какое‑то время они сидели в молчании, слышался лишь шорох пролетающих мимо машин.

– Куда мы едем?

Вероника поправила прическу, откинула назад волосы, завязала в конский хвост.

– Один из наших оперативников видел, как Август отвозил «Евангелие от Генриха Льва» в Нью‑Йоркскую публичную библиотеку. Когда его схватим, встретимся все на складе… в… так, дай сообразить…

– Можно подумать, речь идет о вечеринке, – сказала Эйприл.

– Ты уж поверь мне, вечеринкой тут и не пахнет, – отрезала Вероника. – Но до того как мы туда приедем, нужно задать тебе несколько вопросов об этой книге. Полагаю, тебе кое‑что о ней известно, с учетом того факта, что ты у нас довольно знаменитый библиофил.

Эйприл приятно было слышать, что она попала в знаменитости, лишь через секунду она сообразила, по какой причине. О ее отношении к похищению Библии Гуттенберга из Библиотеки Конгресса в Вашингтоне, округ Колумбия, широко раструбили средства массовой информации. Нет, разумеется, новость эта на первые полосы не попала, но все равно наделала много шума, и на первых порах ее узнавали на каждом углу. Чуть ли не пальцем тыкали. Отвратительное ощущение.

Когда Алекс пригласил Эйприл на работу в библиотеку Моргана, в состоянии она пребывала ужасном, чувство вины и стыда не покидало ни на миг. Но Алекс сумел защитить ее от происков желтой прессы и даже помог собраться и обрести остатки былой уверенности. В те страшные дни Алекс стал для нее сияющей путеводной звездой надежды. И таким надежным, преданным другом он был всегда, несмотря на нелестный портрет, который нарисовала сейчас Вероника.

– Если честно, – сказала Эйприл, – я знаю только то немногое, что слышала от моего бывшего мужа.

– И что же именно? – спросила Вероника тоном репортера, пытающегося разнюхать жареные факты.

– В основном одни загадки, ничего конкретного. Он говорил, что книга эта исчезла после Второй мировой войны – и спустя пятьдесят лет неожиданно появилась вдруг на аукционе Сотбис.

– Верно, – заметила Вероника, словно сравнивая слова Эйприл с некими известными только ей данными. – А он знал, где хранилась книга все эти годы?

– Если ты как следует подготовилась к заданию, то должна бы знать, что ответ на этот вопрос не известен никому.

– Но кому‑то все‑таки известен, – тихо заметила Вероника, и глаза ее превратились в узкие щелочки.

– Кому‑то, может, и да, только не мне, – сказала Эйприл, не отворачиваясь от пронизывающего взгляда.

– Что еще он тебе говорил?

– Немного, – ответила Эйприл. – Но я помню историю, которую он рассказал как‑то. О Генрихе Льве. В тысяча сто семьдесят втором году он совершил паломничество в Иерусалим. Во время этого долгого путешествия останавливался в Византии, современном Стамбуле, чтобы встретиться там с императором Мануилом Первым. Генриха Льва везде встречали с большим почтением и буквально осыпали подарками, редкими религиозными реликвиями. И вот когда пришло время двигаться в путь дальше, ему преподнесли особо ценный прощальный подарок.

– Что именно?

– Льва! Настоящего живого льва. Весьма уместный и символичный подарок, не так ли? Генрих привез зверя домой, в Брунсвик. Слышала, что кафедральный собор, который он построил вскоре после этого, был сплошь в отметинах от львиных когтей.

– Потрясающе, – заметила Вероника. – Но не на эту информацию я рассчитывала. – Она пробралась в переднюю часть лимузина и налила себе еще. – А он, случайно, не упоминал, что за реликвии подарил император Мануил Генриху Льву?

– Нет.

– А о «Черных Фемах» что‑нибудь говорил?

Эйприл ответила только после паузы:

– Алекс сказал, что твой муж вроде бы был у них главным.

– Прямо так и сказал? – заметила Вероника, по всей видимости, довольная тем, что может подтвердить эту информацию, хоть и не впрямую.

– Ты ведь тоже член этого общества?

Вероника усмехнулась:

– Девочка моя дорогая, если бы ты хоть что‑нибудь знала о нашем братстве, то понимала бы, что ответить на этот вопрос я никак не могу.

– Да это я так, просто из любопытства. Никогда не читала о средневековых орденах, членами которых могли стать женщины.

Вероника поболтала напитком в стакане.

– Тогда, наверное, тебе нужно побольше читать.

Но Эйприл решила не отступать.

– Не могу представить, чтобы «Черные Фемы» могли наделить хоть какой‑то властью женщину. А это, в свою очередь, означает, что ты такая же пешка в игре, как и я.

– Это не игра, – сказала Вероника.

Эйприл уже собиралась ответить, но повернула голову и увидела: внедорожник врезается в хвостовую часть лимузина. Удар был достаточно сильный, она так и слетела с сиденья.

– Они что, с ума сошли? – воскликнула она, поднимаясь с пола.

– Не знаю, но собираюсь выяснить, – пробормотала в ответ Вероника, раздосадованная тем, что от удара напиток расплескался. – Какого черта…

Последовал второй удар, еще более сильный. Эйприл так и сорвало с сиденья и бросило прямо вперед, на Веронику.

– Слезь с меня! – взвизгнула та.

– Но ты же вроде собиралась их остановить? – сказала Эйприл, видя в заднее окно, как внедорожник продолжает толкать лимузин.

Властность и сила, которые прежде демонстрировала Вероника, куда‑то испарились. Она сорвала трубку, закрепленную на внутренней стенке машины, и набрала номер.

– Черт, от удара, должно быть, сломался.

Эйприл подползла к разделительной панели из плексигласа между передней и задней частями автомобиля и всмотрелась вперед. А потом начала бить кулаком по перегородке, в надежде привести в чувство водителя, который был без сознания или же просто мертв. Голова его болталась из стороны в сторону, точно прикрепленная к туловищу на веревочке. Джип столкнул их к обочине, разносчик товара едва успел отскочить в сторону. Удар пришелся в тележку, хот‑доги, что находились в ней, разлетелись в разные стороны.

Мотор джипа взревел, он снова налетел и ударил сзади, вытолкнул их на самый край обрыва возле Ист‑Ривер. Неуправляемый лимузин пробил толстые доски ограждения и устремился вниз, к кромке воды.

Эйприл запаниковала, бросилась к дверцам. Судорожно задергала одну ручку – дверца не открывалась.

– Не трать время! – крикнула ей Вероника. – Дверцы может открыть только водитель.

– Думаю, помочь он нам не в силах, – сказала Эйприл и ухватилась за стенку, теряя равновесие. – Если хотим открыть двери, надо перебраться через перегородку! Где твой пистолет?

Лимузин, подпрыгивая, точно лодка на волнах, мчался вниз по склону, прямо к темной воде. Эйприл затошнило, но не от этой качки, а от осознания неминуемой гибели.

Вероника выхватила пистолет, нацелила его на Эйприл.

– А ну, тихо!

– Да не в меня стреляй, в перегородку! – взвизгнула Эйприл. – Иначе нам отсюда не выбраться!

– Я сказала, не дергайся! Из этой машины живой тебе не выйти!

– Но что, если они тебя используют? Что, если хотят избавиться от нас обеих?..

– Нет, – ответила Вероника. – Это не так.

– Да ты в окно посмотри! И уже потом скажешь, права я или нет!

Тут лимузин вылетел на пирс и резко накренился. Женщин отбросило в сторону, к боковому окну. Пистолет выпал из руки Вероники, Эйприл метнулась к нему.

– Отдай мне! – пронзительно взвыла Вероника каким‑то нечеловеческим звериным голосом.

Пальцы Эйприл сомкнулись на рукоятке пистолета, в этот же момент ногти Вероники впились ей в шею. Точно крохотные кинжалы, они рвали и царапали кожу. Эйприл вскрикнула от боли и выпустила пистолет из рук. Вероника бросилась вперед, стремясь завладеть оружием, толкнула Эйприл, и та ударилась лицом в пол.

И вот теперь после все этой возни и борьбы женщины находились лицом друг к другу. Эйприл вскинула руки вверх, давая понять, что сдается, ствол пистолета был нацелен на нее. Она понимала, что упустила единственную возможность спастись и теперь неминуемо умрет.

Вероника согнула палец, лежащий на спусковом крючке.

И тут вдруг сзади с ревом налетел внедорожник. В задней части лимузина послышался душераздирающий скрежет металла, машина получила сильнейший толчок. В ту же секунду грянул выстрел, пуля срикошетила от пуленепробиваемого стекла заднего окна. Эйприл зажмурилась, с характерным звуком буквально в сантиметре от уха просвистела ее смерть. Потом открыла глаза и увидела, куда попала пуля – прямо Веронике в лоб. Тонкая алая полоска крови словно перечеркивала ее лицо, а сама она безжизненно сползла на пол, где осела бесформенной кучей.

Несмотря на весь ужас этого зрелища, Эйприл продолжала искать выход из обреченного на гибель лимузина – ею руководил чисто животный инстинкт выживания. Она выхватила пистолет из бледной руки Вероники и без долгих раздумий выстрелила в перегородку. Услышала, как срикошетившая пуля шлепнулась на сиденье рядом с ней, а плексигласовой перегородке хоть бы что, на ней осталась лишь еле заметная вмятина. Слезы покатились по щекам Эйприл. Она отчаянно заколотила рукояткой пистолета по перегородке, била и била – до тех пор, пока рука не заныла от боли. А на плексигласе по‑прежнему ни царапинки.

Лимузин подкатил уже к самому концу пирса и, точно запущенная в космос ракета, устремился вниз, в черные воды реки. Эйприл поняла: это конец, час пробил, настали последние секунды ее жизни. Она скорчилась на сиденье, с ужасом наблюдая за тем, как вскипают и пузырятся воды вокруг тонущего лимузина, который медленно, даже как‑то лениво уходил все глубже, к конечному пункту своего назначения – на дно реки.

Эйприл слышала, что смерть от утопления не слишком мучительна, но когда вода начала просачиваться в салон машины, задалась вопросом: кто мог знать это наверняка?

«Скоро я узнаю, правы они или нет», – мелькнула в голове мысль, пока лимузин все глубже погружался в бурлящую тьму.