ГЛАВА 3: Арабские ночи 4 page

– Не надо. Зачем старухе кукла? Даже такая чудесная. Пусть просто стоит здесь – у Сержа с Зубейдой. Вазу с цветами переставить на стол, а тумба от вазы для куклы как раз подойдет. Давайте‑ка переходите все к Ахмеду. Там уже накрыли.

– Сейчас идем. Синдбад, где ты ее добыл?

– В Шанхае у старьевщика.

– Не спросил, откуда она у него?

– Нет. Я как увидел ее в действии – так всё на свете забыл.

– Жаль. Ладно, пошли ко мне за стол.

* * *

Все порядочные молодые пары спят в обнимку. Утреннее солнце, заглянувшее в окно, удостоверилось, что мы с Зубейдой вполне порядочные и поэтому нас пора будить. Непорядочная одиночка уже давно встала и с нетерпеливым ожиданием созерцает заводную куклу.

– Я, конечно, понимаю, что нарушаю ваш покой и уединение и это очень нехорошо, – укорил сам себя чудо‑ребенок, заметив, что мы открыли глаза, – но и меня тоже поймите. Я же всю ночь честно терпела и сейчас вас будить не стала.

– Мы понимаем твои трудности, Джамиля, и очень сочувствуем твоим мучениям, – ответила Зубейда, вставая, зевая и заводя куклу.

– Спасибо. Только вы с Сержи‑сахебом и входите в мое сложное положение в этом доме. Какая же ты красивая, Зубейда, когда голая. Вдвое красивее, чем в платье! Я вот вырасту и тоже такой буду, – и девочка замолчала с раскрытым ртом, любуясь танцем куклы. А когда тот закончился, молча вышла из комнаты.

– Мне в лавку пора, – глянув на солнце, сказала Зубейда. – Только‑только успею позавтракать. А ты, Сержи‑сахеб, опять за приключениями отправишься?

– А что мне остается делать? Надо же как‑то время скоротать до твоего возвращения. Я, пожалуй, провожу тебя на базар. Похожу, посмотрю, что и где продают.

У фарфоровой лавки Ахмеда столпотворение. Мустафа, делая страшные глаза и вздымая руки, рассказывает окружающим страшную историю об ожившей вчера кукле. Оказывается, что она чуть не набросилась и не загрызла их с приказчиком. Окружающие сочувственно покачивают головами и поеживаются, представляя себе картину чуть не состоявшегося среди бела дня людоедства на базаре. Приказчик же под шумок энергично принимает деньги и отпускает товар пораженным и от того потерявшим бдительность покупателям. Если у Мустафы хватит фантазии и сил до вечера, то лавка сегодня полностью опустеет.

Спрашиваю у прохожего, где тут старьевщики. Ага, вот они. Конечно же, я тут не ради поиска чудес вроде заводной куклы. Кукла редкая – очень редкая удача. Просто самое интересное и необычное на любом рынке всегда именно в таком месте. Меня больше всего заинтересовали бы старинные механические устройства или навигационные приборы для коллекции Капитана, но их не видно. Обломки бытовых вещей, металлические статуэтки самых разных размеров. Странно, что статуэтки в большинстве изображают животных и людей. Либо они сделаны еще до того, как это стало под религиозным запретом, либо местный ислам – не совсем строгий ислам. Впрочем, Ахмед при сотворении своего мира многое обременительное из него убрал.

Вот какой‑то то ли бронзовый, то ли латунный жук размером побольше чем в две ладони, потемневший от времени. Вроде похож на жука‑скарабея. Надкрылья почти как у жука – очень выпуклые, но вот тело, если посмотреть снизу, уж какое‑то несусветное. Искривленное и лапок нет. Вместо лапок – два поперечных выступа, на которых жук ровно и стоит. На надкрыльях какой‑то непонятный узор. Или нет – не узор, а несимметричный рисунок с точками и обрывающимися линиями. Не очень тяжелый – значит, пустотелый. В брюшке дырка. Странный предмет.

Старьевщик, увидев мой интерес, запросил, судя по его плутовским глазам, совершенно несусветную цену в шесть таньга.

– За пару – десять.

– А что, есть пара?

– Вот, – и из кучи хлама выуживается еще один экземпляр.

Такой же уродливый, но рисунок на надкрыльях другой. Странная пара.

– Может быть, есть еще?

– Нет, больше нет.

Старьевщик поражен, когда я без торга выкладываю десять таньга. Кладу жуков в сумку и только когда уже вышел из ряда старьевщиков, соображаю, что спросил не всё. Возвращаюсь.

– Скажи, уважаемый, а откуда эти жуки? Где ты их взял?

– Да я разве помню! Давно, наверное, не меньше года валяются. То ли кто‑то принес. То ли сам где‑то откопал….

– А раньше такие жуки были, попадались?

– Попадались, но очень давно. Года два назад мне попался один, и его купил по виду очень ученый человек. И еще раньше до этого, тоже года за два, был один жук.

– А его кто взял?

– По виду и речи какой‑то разбойник.

– А имена?

– Так кто же на базаре имена‑то спрашивает!

– Ладно, и на том спасибо.

Пожалуй, мне понадобится помощь Багдадского вора. Может, у него найдется подходящий инструмент? Дырки‑то в брюхе у жуков неспроста. Значит, нужно идти к Синдбаду. Он подскажет, где Абу.

Синдбад сидит у себя в каюте и рассматривает какие‑то карты, напевая что‑то себе под нос.

– A‑а, привет! За делами или за приключениями?

– Еще не знаю, Синдбад. Был на базаре и наткнулся на какие‑то странные штуки. Купил. Хочу, чтобы Абу помог мне с ними разобраться. Как мне до него добраться?

– Растолковать путь к Абу сложнее, чем послать за ним. Сейчас я кого‑нибудь сгоняю. Это рядом. Если дома, то прибежит быстро.

Синдбад на минуту вышел, а вернувшись, сказал:

– Штуки‑то показал бы. Ужас как всё странное люблю!

Выкладываю на стол странных жуков. Вижу, что не только жуки странные, но и с Синдбадом что‑то странное творится. Не стал жуков рассматривать, а что‑то хмыкнул под нос и принялся рыться в своих сундуках. Рылся долго, но всё‑таки до чего‑то дорылся.

– Ага! – победно возвестил он и хлопнул на стол третьего жука.

– Так, это, значит, о тебе старьевщик сказал, что одну такую штуку года четыре назад утащил к себе какой‑то разбойник?

– Разбойник? Вот спасибо!

– Это не я. Это старьевщик так сказал. Я же считаю, что даже райские гурии – и те гораздо агрессивнее и опаснее тебя.

– То‑то же!

Мы уселись за стол и разложили жуков в ряд. Все одинаковые, кроме рисунков на надкрыльях.

– Да, четыре года назад, – задумчиво протянул Синдбад. – Ты, наверное, уже догадался, почему я купил тогда этот вроде бы хлам?

– Надкрылья – это части карты.

– Вот‑вот, и мне это показалось интересным, но из моих кусочков понять ничего не удалось. Может, сейчас что‑то станет яснее.

– Салам. Зачем звали? – послышалось от двери.

– Салам, Абу, заходи. Вот Серж с тебя что‑то хочет получить.

– Что можно получить с нищего мелкого воришки?

– С нищего? Ага, видел я как‑то твою нищету! Мне за скромность и аскетизм халифа стыдно стало.

– Так видимая роскошь и прикрывает досадную нищету.

– Дом менялы Алима на прошлой неделе – твоя работа? Всего каких‑то пустяшных полторы тысячи динаров.

– Не доказано!

– И долго вы так можете трепаться? – спрашиваю я.

– А что этот мелкий воришка прибедняется! Стукнуть его, что ли, по‑дружески? Ладно, садись, дело есть. Давай, Серж.

– Вот три штучки, Абу, и мне кажется, что они как‑то должны разбираться на части. Посмотри, что скажешь?

Абу начал разглядывать жуков со всех сторон. Подергал надкрылья, попытался разглядеть что‑нибудь через дырку в брюхе.

– Что‑нибудь тонкое вроде шила есть?

– Ломаная вилка.

– Давай.

Абу сунул единственный сохранившийся зуб вилки в дырку на брюхе жука, на что‑то нажал – что‑то тихо щелкнуло, и надкрылья упали на стол. Другие два жука распались на детали так же просто. На внутренней части каждого надкрылья какие‑то непонятные знаки, письмена.

– Как я понимаю, – сказал Синдбад, вертя в руках две очень выпуклые детали, – из надкрыльев можно собрать шар, на поверхности которого окажется карта.

– Похоже на то, – согласился Абу. – Иначе для чего бы вот эти сцепления? Попробуй так, чтобы линии совпадали. Вот‑вот – эти сходятся и эти тоже. А из этих сюда ничего не подходит. Не хватает еще одного жука. А то был бы шар! А если брюшки жуков соединить вот так, то получается подставка под шар. Но тоже одной части не хватает. Нужно искать четвертого жука.

– Старьевщик говорит, что года два назад такого жука унес какой‑то ученый человек.

– Эва, и как его искать этого ученого? В Багдаде их куча. Подходить к каждому и спрашивать? Да и неизвестно, выйдет из этого для нас какое‑нибудь приключение или нет. Хотя, с другой стороны, вещь очень необычная. Надо бы Шехерезаду спросить. Может, она вспомнит о странной вещи, странно пропавшей?

– Узнать у Шехи – это хорошая мысль, – ухватился Синдбад за идею Абу. – А ведь мы забыли про отца Зубейды. Он ведь ученый человек и тоже может что‑то знать или предполагать, кто знает.

– Точно! Бахтияр‑хаджи нам нужен так же, как и Шехи. Правда, переться к нему в медресе со всем этим металлом не очень удобно. Попрошу Зубейду или Ахмеда пригласить его в гости. Там и поговорим.

– Тогда собирай и забирай жуков. Пусть все у тебя будут. Думаю, ты понял, что с ними нужно делать.

Собираю жуков в свою торбу и топаю опять на базар. Тотализатор у резиденции Ахмеда работает вовсю. Мое появление вызывает небольшую панику, вызванную опасением, что я уведу Зубейду. Подхожу и к игрокам и говорю:

– Здравствуйте, уважаемые!

– Салам, Сержи‑сахеб, – отвечают двое из дюжины.

Смотри‑ка – некоторые уже и по имени меня знают!

– За Зубейдой пришел?

– Да нет, по делам. Зубейда до вечера работает, – на лицах игроков облегчение. – Хотел вот у вас спросить кое о чём.

– О чём?

– Очень интересно всё это?

– Весело!

– Значит, приятно?

– Приятно.

– А сделать что‑нибудь приятное и девушке вам в голову не приходило? – и я удалился в лавку, оставив игроков стоять с разинутыми ртами.

Приказчики заняты с покупателями. Зубейда тоже сидит с какой‑то покупательницей на оттоманке в углу магазина и что‑то сосредоточенно втолковывает той. Ахмед дремлет на подушках. Встрепенулся при моем появлении и спросил:

– Ну как, удачно погулял?

– Да как сказать. Еще не известно.

Я выложил на стол одного из жуков и вкратце обрисовал Ахмеду ситуацию.

– Думаете, Бахтияр может что‑то знать об этих жуках?

– Не обязательно. Но он общается с коллегами, у него бездна знакомств, доступ к архивам и библиотекам. Он может многое знать или догадываться. Поспрашивать его не мешает.

Через дверь видно, что клиентка Зубейды уходит. А сама Зубейда заглядывает к нам.

– Ахмед‑ага, а нам обедать не пора? Я сейчас всё приготовлю.

– Да, наверное, пора.

Зубейда подходит к столу и видит жука.

– Ой, а у нас дома такая вещь тоже есть.

Мы с Ахмедом переглянулись.

– Нет, ты только подумай, Ахмед, какая подлая штука – судьба. Как в самом дешевом и глупом романе – всё происходит само собой. Совершенно ничего делать не надо. Ни стараться, ни искать, ни добиваться. Да что там – я думаю, если что и сложится, то, по ходу дела, даже самой захудалой потасовки – и той не будет. У нас только два варианта. Или мы выбрасываем эти железяки и забываем о них напрочь, или подсылаем Абу в дом Бахтияра. Пусть он украдет жука и закинет его куда‑нибудь подальше. Я уже настроился на трудную работу, а тут как назло всё в руки так и прет. Добром это не кончится.

– Я могу сказать, что ошиблась, – заметила Зубейда.

– Тогда можете еще немножко помучиться, если это вам удовольствие доставит.

– Не выйдет, Зубейда, – ответил Ахмед на эту попытку хоть как‑то спасти ситуацию. – Тебя отец выдаст. Я как раз хотел его вечером в гости пригласить, чтобы поговорить именно об этих вещах. Попроси отца сегодня вечерком заглянуть к нам.

– Хорошо, попрошу.

* * *

Бахтияр пришел очень возбужденный, со своим жуком и какой‑то огромной книгой под мышкой.

– Зубейда сказала, что у вас еще один жук Давида появился, – начал он прямо с порога моих апартаментов.

– Нет, – ошарашил его Ахмед, – она ввела тебя в заблуждение. У нас не один жук, а целых три. Не знаем, Давида или нет, но довольно странные. Давай сюда твоего. Будем сравнивать.

Бахтияр даже малость опешил от такой новости, но беспрекословно отдал мне свое сокровище. Немного придя в себя, обрел дар речи:

– Да вы знаете, что это такое? – спросил он, с беспокойством глядя, как я разделываю жуков на части при помощи кончика лезвия тонких ножниц.

– Не знаем, но узнаем от тебя. Давай начинай – или подождем, когда Серж закончит?

– Подождем, – ответил Бахтияр, внимательно глядя, как я складываю головоломку сферы и подставки.

– Вот, пожалуйста, вроде бы всё по линиям сошлось, – сказал я, кладя шар сантиметров двадцати в диаметре в углубление подставки, где он легко и свободно вращается. – Интересная карта. Явно не мира, а какого‑то места. Из‑за шарообразности по ней трудно ориентироваться. Перенести бы на бумагу.

Зубейда подкралась ко мне сзади, обхватила руками за шею и прижалась щекой к моему виску.

– Я перенесу, – пообещал Бахтияр и раскрыл книгу, принесенную с собой. – Перед нами карта Давида, утерянная еще четыреста лет назад. Ее история, происхождение туманны и неясны. Есть только старый рисунок со слов видевших ее. Вот он. Видите? И шар, и жук. Говорится, что карта состоит из четырех жуков, хранящихся у четырех жрецов, и указывает на место, где скрыт вроде бы какой‑то арамейский[32]храм. Что за храм, зачем, кому посвящен – неизвестно. Кто обладает этой картой, может беспрепятственно войти в храм, и хранители его не тронут. Что за хранители – тоже неизвестно. Два года назад я сразу узнал жука и купил его у старьевщика. Откуда эти жуки в Багдаде – тоже непонятно. Когда они пропали, Багдада еще не было. Последнее, о чём упоминается в этой книге, – так это то, что на карте должны быть письмена, а я их не вижу. Может быть, я рано обрадовался и это не та карта?

– Та, Бахтияр‑хаджи, письмена внутри, – успокоил я его. – После того, как вы перерисуете карту на лист, можете разобрать шар и прочесть письмена, – и я показал ему, как шар и подставка разбираются.

– Ахмед, я тогда беру карту и бегу домой изучать ее.

– А ужин?

– Какой тут может быть ужин? Приходите завтра ко мне.

Мы уложили всё в мешок, и Бахтияр умчался, словно за ним по пятам гнались неведомые, но злющие арамейские жрецы.

– Теперь всю ночь не приляжет, – посочувствовала отцу Зубейда. – Ахмед‑ага, вы с нами ужинать будете?

– Давайте с вами. Вот досада‑то! Куклой‑то мы перед Бахтияром так и не похвастались, – заводя механизм, с сожалением пробормотал Ахмед. – Хотя ему сейчас совсем не до кукол, пожалуй.

* * *

Бахтияр поработал на славу. И карту аккуратно и точно перерисовал, и письмена перевел. Письмена и в самом деле оказались арамейскими. Правда, толку от перевода вроде никакого. Как пересказал Бахтияр, в письменах всё какое‑то путанное. Похоже на не раз переписанное разными людьми предание. Когда каждый пересказчик переосмысливает предыдущего и добавляет что‑то свое. Получилась бессмысленная для нас словесная каша с упоминаниями каких‑то подземных дворцов и то ли веселых, то ли веселящихся богов. У арамейцев не было веселых богов. Да и подземных дворцов они не строили.

– Бахтияр‑хаджи, а нет ли каких‑нибудь рисунков арамейских храмов? – поинтересовался я и получил посмотреть два свитка с картинками.

Внушительные строения без декоративных излишеств. Вот, оказывается, где истоки конструктивизма в архитектуре! Если не считать барельефов лиц и фигур, которых в конструктивизме нет.

Карта на бумагу скопирована отлично. Есть реки, горы, группы деревьев и даже поселения. На краю гор какой‑то знак, обведенный квадратиком. И относительно карты больше ничего. Нарисованный фрагмент местности слишком мал, обрезан со всех сторон, и нет никаких ориентиров, чтобы понять, где эта местность находится. С равным успехом она может находиться в Египте или Китае. Единственное, что привязывает карту Давида к Передней Азии, – так это арамейские письмена. Так и Азия, хоть и Передняя, но всё равно необъятна.

– Да, вот и всё, – с сожалением произнес Бахтияр, – что удается извлечь из карты Давида. Совсем мало. Вот внизу ее есть еще какой‑то план. Похоже, не строения – стены не показаны. Это характерно для планов подземелий. План‑то подробный, но это нам ничего не дает. Жаль. Что делать, Сержи‑сахеб, не всегда везет в поисках интересного. Вы и моего жука тоже забирайте. Пусть всё вместе будет. И карту тоже берите. Вдруг что‑нибудь похожее вам всё же встретится. А мне не нужно. У меня память хорошая.

– Ну, что, Ахмед, – выйдя из дома Бахтияра, обратился я к спутнику, – приключение‑то, наметившееся на базаре у старьевщиков, на грани срыва. Надо собрать всех и подумать. Вдруг кого‑нибудь осенит счастливая мысль?

– Ты давай иди тогда к Синдбаду и скажи, чтобы позвал Абу, а я пошлю Али‑Бабу к Аладдину и Шехи. Встретимся у Синдбада.

* * *

Стою у рулевого бревна и со скукой глазею по сторонам. Ахмед давно здесь и в капитанской каюте проводит среди Багдадского вора разъяснительную работу. Абу решил вложить ворованные деньги в легальный бизнес. И теперь Ахмед втолковывает ему, почему он в свою торговлю краденых денег никогда не пустит.

Вон Аладдин показался. Машет рукой. Отвечаю тем же. Из‑за угла показались носилки мощностью в две негритянские силы. Шехерезада решила прибыть сегодня с шиком. Али‑Баба идет рядом и о чём‑то переговаривается с нашей новоявленной богиней долины Хал.

– Что это за штука? – интересуется Шехерезада поставленной в середину стола картой Давида, с любопытством вращая шар пальчиком.

– Это карта Давида, как утверждает Бахтияр‑хаджи. Она указывает на местонахождение какого‑то древнего храма или чего‑то такого вроде храма. Не так‑то всё было гладко, когда я собирал ее по частям в разных местах. Предначертания судьбы всё время мешали мне осуществить ожидания и намерения.

Синдбад громко, скептически хмыкнул.

– Ты что, Синдбад, сомневаешься, что существуют предначертания судьбы?

– Нет, нисколько не сомневаюсь. Продолжай про непосильные трудности.

Описание всего, что произошло вслед за моим посещением старьевщиков, не заняло и часа.

– Вот мы на сегодня и имеем карту, которую неизвестно к каким землям приложить. Имеем и вот эту бронзовую штуку, которую хранители храма могут потребовать предъявить на входе. Имеем также малопонятный перевод с арамейского о каких‑то подземных дворцах и смеющихся богах.

Карта пошла по рукам.

– Шехи, мы тут подумали: а может, среди твоих преданий и легенд найдется какое‑нибудь упоминание о карте Давида, подземных дворцах и смеющихся богах?

– Сейчас поищу. Вот. Есть история про двух дервишей.

Встречаются два дервиша – старый и молодой – на берегу Тигра как раз посреди пути между Басрой и Багдадом. Старый идет сверху реки, а молодой – с низовья. И вот между ними произошел следующий разговор:

«– Откуда идешь? – спрашивает молодой.

– От храма Давида, – отвечает старый.

– Что‑то я не слышал о таком храме, – признаётся молодой дервиш.

– Это еще что, – получает он в ответ, – я не только о нём не слышал, но и не видел никогда. Мне вдвойне обиднее.

– Как же так? Не слышал и не видел, а говоришь, что от него идешь.

– Эх, молодежь, куда бы ты ни пошел, ты всегда будешь оставлять за спиной то, что никогда не видел и о чём никогда не слышал».

– Вот такая история к чему‑нибудь подходит?

Все по старой привычке обернулись было к Ахмеду, но мигом опомнились и по новой привычке уставились на меня.

– Побойтесь Аллаха, друзья! Что вы на меня смотрите? Самим трудно догадаться, что ли? Старый дервиш, видно, из тех мудрецов, которые знают о том, что Земля круглая. Откуда ты ни иди – у тебя за спиной всегда будет что‑то, чего ты никогда не встречал и о чём не слышал. Впрочем, перед тобой будет то же самое. А храм Давида наверняка в мире какой‑нибудь найдется, и даже не один. Слышал ты о нём или нет – в любом случае ты будешь идти от какого‑нибудь из них.

– Когда ты объяснишь, Серж, действительно, всё оказывается очень просто. Но не у всех же твоя голова. Ты уж постарайся не возгордиться, – укорила меня Шехерезада.

– Не беспокойся. Не возгоржусь. Это я вас просто подразниваю. Так что в этой истории храм Давида либо совершенно ни при чём, либо храм Давида выше по течению того места, где встретились дервиши. Это если старый дервиш слукавил, что о храме Давида ничего не знает.

– Выше, выше по течению, – пробормотал про себя Синдбад, всё еще разглядывая лист с картой. – Нет, нету ничего похожего. – И тут же напрягся, словно узрел перед собой что‑то небывалое. – Шайтан меня побери! Ну и жулики же эти арамейцы!

– Что, что? – засуетились все.

– Они карту вывернули наизнанку.

– Как наизнанку?

– Эту карту нужно в зеркале смотреть. Вот, глядите, – и Синдбад, подойдя к окну каюты, повернул лист лицевой стороной к солнцу и ткнул пальцем в просвечивающийся рисунок. – Вот здесь будет Багдад.

– Надо же! – воскликнул Ахмед. – Шайтан и меня тоже побери! Мы ведь только что оттуда! Вот Шахтиярский лес. Вот Диала, а квадратик со значком как раз на долине Хал.

– Значит, храм с каменным ликом. Там вроде бы больше ничего нет.

– Может, и да, – согласился Ахмед, – но вазир Ахмат говорил, что он пустой и даже статуй богов нет.

– Ладно, есть статуи или нет статуй – всё равно нужно узнать, арамейский это храм или нет, – подытожил я, устраиваясь с блокнотом и карандашом за столом.

Рисунок скалы с ликом и распахнутыми дверьми получился по памяти вроде бы похожим на то, что мы там видели. Шехерезада стоит за спиной и дышит мне в затылок.

– Ну, как? Похоже?

– Очень. А зачем это?

– Покажу Бахтияру‑хаджи. Вы никуда не расходитесь, а я схожу и дам посмотреть ему.

Бахтияра дома не оказалось. Пришлось искать медресе Акбара. Путем расспросов нашел. Бахтияр оказался занятым с учениками, но увидев меня, сразу понял, что что‑то случилось, и подошел.

– Мы, кажется, нашли храм, Бахтияр‑хаджи. Карта оказалась хитрая. Она – зеркальное отражение того, что есть на самом деле. И даже больше того – мы знаем, где храм, и даже сами видели его снаружи. Вот, посмотрите. Это то, что мы видели. Оно может быть арамейским?

– Вырублен в скале? Это необычно для арамейцев, но скальные храмы не противоречат никакой религии. А вот такое каменное лицо у них очень часто встречается. Интересно было бы посмотреть, что там внутри.

– Ничего. Храм заброшен сотни лет назад. Мы в него не заглядывали, но местные жители говорили, что там пусто, мрачно и даже статуй нет. Хотя по всем признакам, когда‑то были.

– Тогда там и смотреть нечего. Место точно совпадает с картой?

– Точно.

– Тогда под подземным дворцом, наверное, и имеется в виду вырубленный в камне. Он тоже не построенный на поверхности. И далеко он от Багдада?

– День пути по воде.

– Далековато, а то я с удовольствием посмотрел бы, хотя бы и на пустой.

На корабле Синдбада всё готово к обеду, и у всех хватило терпения дождаться меня. Поскольку обед не был запланирован для гостей, то нам пришлось довольствоваться обычной матросской пищей. Ничего, вполне даже сносная еда.

– Похоже, что приключение в этот раз обошло нас стороной, – со вздохом сожаления произнес Аладдин. – А я с удовольствием бы развеялся.

– Да? А у меня вот ощущение, что во всей этой истории не сходятся концы с концами, – ответила на это Шехерезада. – Веселящихся богов что‑то нет, о которых говорится в письменах на жуках.

– Верно, – подтвердил Ахмед. – Бахтияр говорит, что у арамейцев таких богов не было и стало быть, в храме под каменным ликом их не существовало. Где они тогда?

– И у меня есть некоторые сомнения, – добавил я. – Вряд ли у арамейцев храм и дворец были одним и тем же понятием. Слишком разные это вещи. В письменах на жуках речь о подземном дворце или дворцах, а не о храме.

– И еще есть одно странное обстоятельство, – добавила в кучу сомнений Шехерезада. – Жуки, жрецы и хранители. С одной стороны, жрецы – это служители храмов, а не дворцов. С другой стороны – ты, Серж, говорил, что в книге Бахтияра упоминается, что карта Давида открывает вход в храм. В том храме, который мы видели, открывать нечего. Он и так открыт. Это наводит на мысль, что должна быть и еще другая дверь – закрытая, и около нее должны быть какие‑то хранители. Каша какая‑то. В книге Бахтияра – храмы, а в письменах на карте Давида – дворцы. В непонятной мешанине всегда есть шанс ухватиться за ниточку приключения. Правда, Синдбад?

– Когда отплываем? – спросил он.

– Можно прямо сейчас, – ответил Ахмед, – но мне нужно сходить распорядиться о делах и сказать, что нас с Сержем какое‑то время не будет. Аладдину и Али‑Бабе тоже нужно домашних предупредить.

– Учтите, что луны уже нет.

– Так сегодня успеем дойти до Диалы. Там станем на ночь, а завтра еще засветло будем в Хале.

– Давайте, но только по‑быстрому. А я пока команду расшевелю. Да, Зубейду не забудьте. Сейчас халифа не встретим.

* * *

К скалам Хала приблизились до вечера следующего дня. Синдбад умудрился довести свой корабль аж до самых гор. Глубина Диалы и здесь подходящая, но вот с шириной реки как раз не очень здорово – едва будет две длины корабля. Не развернуться с помощью руля и парусов. Привязали канаты к носу и корме. Матросы, таща канаты по берегам в разные стороны, развернули судно почти на месте и зачалили за ближайшие деревья. Только после этого мы двинулись к пещере.

Жернов ворот пещеры задвинут, но не заперт изнутри. Откатили, вошли и закатили обратно. Зажгли пару светильников и пошли вглубь. Зубейда с интересом рассматривает картины на стенах. Ворота на выходе заперты, но перед ними снаружи поставлен караул из двух стражников. Погремели воротами – и стражники подошли. Один из них нам уже знаком и нас он тоже сразу признал. Отпер ворота – и мы вошли в долину.

– Вазир Ахмат предупредил всю стражу, чтобы вас и тех, кто с вами, впускать и выпускать беспрепятственно, – сообщил наш знакомец.

– А почему караул внутри, а не снаружи перед скалами?

– Вот построят будку для стражи – и переберемся туда. Но на ночь мы всё равно ходим и запираем наружные ворота.

Вечер. В долине тишина и покой. Площадь перед храмами совершенства пуста и таинственно прикрыта тенью гор. Сидим на скамейках и умиротворенно молчим, глядя, как в городских домах зажигаются разноцветные окна. Зубейда бродит по площади и читает надписи на храмах. Хотя они уже едва видны. Потом долго стоит перед скульптурой.

– Шехи, как это здорово, – тихо говорит Зубейда, присаживаясь рядом с божеством долины Хал.

– Мне тоже так кажется, – без ложной скромности соглашается наша сказочница. – А ты обратила внимание, как моя поза в камне изящна и утонченна?

И опять молчание путников, очарованных долиной.

Первым делом добрались до дома знакомой нам расторопной вдовы и устроились с ночлегом и пищей. Ужин нам подали опять буквально через полчаса.

* * *

Утро началось с того, что в дом пожаловал вазир Ахмат и составил нам компанию за столом.

– Как старейшины восприняли события последних дней? – поинтересовался у него Ахмед.

– Стоически и с удовлетворением, – улыбнулся Ахмат. – Можете на них положиться.

– Вопрос еще и в том, как люди отнесутся к вдруг ожившим символам религии. Одно дело, когда это абстрактный символ, а другое – когда живое существо.

– Вот это нас тоже беспокоит, – признал Ахмат. – Не будем ничего торопить. Ведите себя не как символы, а как обычные люди. Постепенно всё само утрясется.

– Мы так и собирались делать. Но вас, вазир, вроде бы еще что‑то беспокоит?

– Да. Ведь мы расстались всего два дня назад – и вот вы опять здесь. Не случились ли чего?

– Нет‑нет, всё хорошо. Просто нас заинтересовал древний храм в скале. Мы показали рисунок каменного лица нашим учёным, и они сказали, что это арамейский храм. Но арамейские храмы, вырубленные в скалах, никому еще не встречались. Мы хотели бы этот внимательно осмотреть, зарисовать, описать.

– Нет никаких препятствий. Я распоряжусь, чтобы в храм доставили факелы, светильники и несколько кувшинов масла для них.

Двери в храм противно заскрипели, когда мы их распахивали настежь. Массивные кованые петли створок почти сгнили, но еще держатся. Древесина тоже носит следы давнего времени. Стала рыхлой и ноздреватой, но еще не рассыпалась в пыль – может быть, лишь потому, что это, вероятно, ливанский кедр. Да и растет он не так уж далеко отсюда.

Внутри буквально в нескольких шагах от дверей уже темно. Видны только несколько ближайших колонн. У входа грудой свалены факелы. Стоят несколько медных светильников и больших кувшинов с маслом. Зачем столько масла приказал принести сюда Ахмат? Хотя позже нам его оказалось и маловато.