Память: 1967. В темноте, в бледных подтеках лунного света, шуршат простыни

В темноте, в бледных подтеках лунного света, шуршат простыни. Кто‑то тянет его за плечо: отдергивает на мгновение руку, обжегшись холодом, и тянет опять. Он все слышит и чувствует. Разумеется, он не спал.

– Эй, просыпайся, дубина! – раздается мальчишеский шепот. – Давай, просыпайся!

Он садится на постели, на нижней полке двухэтажной кровати, и парень, слезающий сверху, задевает его ногой по голове.

– Что случилось? – Голос у него звонкий, совсем не сонный.

Внутри свербит голод, обостряя все чувства. Он есть всегда, этот голод. От него не избавиться никогда. – У нас пожар или что?

– Да нет же, придурок. – Грубый голос из темноты. Но темнота для него не помеха. Он видит, кто это говорит. Джейк Филлипс, высокий двенадцатилетний мальчишка, у которого уже поломался голос. – Ты что, не помнишь? Сегодня мы собирались смотаться на речку, где девчоночий лагерь. За девками будем подглядывать, как они плещутся. Так что давай, вставай!

Теперь он слышит и другие голоса. На улице – удушающая жара. Даже посреди ночи. Он до сих пор не может понять, почему согласился поехать в лагерь. Надо было просто исчезнуть, раствориться в ночи, найти другой город, другую личину. Других приемных родителей. Зачем он сюда потащился? Здесь ничего интересного нет. В темной палате повисла гнетущая тишина. Он чувствует запах молодого мальчишеского пота, слабый запашок мочи, и за всем этим – едкий аромат молодой крови, разгоряченной лихорадочным детским метаболизмом. Запах крови – искушение, которое сводит с ума. Но пить он не будет, не может. Он давно уже научился, что жертв нельзя выбирать вслепую, презрев страх быть раскрытым. Только слепящая ярость может выпустить это безумие жажды наружу.

Он должен идти вместе с ними, иначе его засмеют.

– И молчи вообще, – говорит Джейк. Еще один парень, толстяк Морти Рустер, громко пердит, втискиваясь в шорты. – Альварес, кому говорю, вставай.

Кто такой Альварес? Здесь нет никакого Альвареса. На мгновение он теряется. Потом вспоминает, что это он и есть. У него была сотня имен. Но по ночам, когда голод гложет тебя изнутри, имена не имеют значения. Они стираются и ускользают. Альварес. Уолли Альварес – это я. Теперь он вспомнил: дом в пригороде Вашингтона, улыбчивые родители, как будто сошедшие с телеэкрана. Имя, приемные мать и отец – на самом деле это вообще ничто. Это как будто меняешь одежду. Тебе все равно, что надеть, лишь бы не ходить голым.

Он бесшумно соскальзывает с кровати, так что даже Джейк на мгновение замирает с отвисшей челюстью. Одеваться ему не надо: он «спал» прямо в обрезанных джинсах и футболке с эмблемой летнего лагеря.

– А эта Хэрриет Липшиц, она ничего себе девочка. Такие сиськи… – мечтательно говорит Рустер. – Я бы ей отдался.

– Пошляк ты, толстый, – заметил кто‑то.

– Ага. Нужен ты ей, жиртрест, – фыркнул Джейк.

– Я с толстой жопой в сортир не пройду, – подхватил кто‑то еще из глубины палаты.

– Ну и фиг с ним, навалю на полу, – заключили все хором.

– Ладно, пошли, – сказал Джейк.

Вампир – Уолли, не забывать откликаться на Уолли – идет вместе со всеми. Окно в палате открыто. Друг за другом они вылезают в окно и соскальзывают на мокрую от росы траву. Их домик стоит в окружении сосен; вдали виднеются горы. На улице душно и сыро. В воздухе носятся светлячки. Ему не нужно карабкаться или прыгать вниз. Кое‑кто из ребят видел, как из окна выскочил черный кот и, пролетев немеренное расстояние, мягко приземлился в траву; в лунном свете его шерсть лоснилась и отливала серебром. Один из мальчишек тихонько вскрикнул, но постеснялся признаться, что ему страшно. Только мальчик‑кот чует прогорклый пот – запах страха – и знает правду.

Джейк хочет, чтобы все было обставлено очень таинственно. Поэтому они крадутся, пригнувшись, вдоль живой изгороди, что разделяет домики, и входят в лес.

Там, в темноте, они все охвачены нутряным первобытным страхом. Но они ни за что не покажут друг другу, что им страшно. Они радостно вопят, носятся по лесным тропинкам и взахлеб врут о том, как славно они развлекались с девчонками. Но Уолли вспоминает другой лес… бесконечный лес, темная сердцевина которого напрямую соприкасалась с темным лесом души… он вспоминает, и воспоминания разливаются по этому детскому лесу дрожью древнего ужаса. Он знает, что остальные тоже это почувствовали; теперь они говорят громче, но огромная темнота глотает их крики, заглушает их и безболезненно убивает, превращая в черную тишину.

Где‑то вдали слышится плеск текучей воды.

– А если их там не будет? – спрашивает кто‑то.

– Они всегда ходят купаться по четвергам, – отвечает Джейк.

– Вот посмотришь на сиськи Хэрриет и поймешь, что ты еще ничего в жизни не видел, – говорит Морти Рустер надменно.

– Тише ты! – шикает на него Дэви. – Вы слышите?

Морти опять пердит. Это его отличительная особенность и единственное достоинство. Все остальное – сплошной недостаток.

– Заткнись, жирдяй, – огрызается кто‑то из мальчиков. – Я пытаюсь хоть что‑то услышать.

– Вон там, – говорит Джейк. – Слева.

Разумеется, мальчик‑вампир слышит это уже давно. Он это слышал, еще когда они были в доме. Смех молоденьких девочек и всплески воды.

Через пару минут они добрались до ручья и спрятались в кустах: пять‑шесть озабоченных мальчиков на ранней стадии полового созревания и вампир. Все как одни в шортах и одинаковых футболках с эмблемой их летнего лагеря.

– Bay, – У Джейка аж челюсть отвисла. Он сразу забыл о том, что ему надо играть роль крутого циничного мужика, уже испытавшего все на своем веку, и вытаращился на девчонок во все глаза. Уолли тоже взглянул в ту сторону и увидел трех самых обыкновенных девочек, которые купаются в ручье, беззаботно смеются и брызгаются друг на друга водой. Они были голые, без купальников. – Вон на ту посмотрите!

– Я же вам говорил, что у Хэрриет знатные сиськи, – гордо напыжился Морти. – Размер, наверное, 38D, я так думаю. А ей всего лишь пятнадцать.

– Bay, – сказал Джейк. – У меня встал.

– А давайте сопрем их одежду, – предложил Дэви. Уолли взглянул на него. Его светлые волосы стильно подстрижены под «Битлов», а на шее он носит бусы из мелких ракушек. Должно быть, родители у него прогрессивные.

Джейк говорит:

– У меня есть идея покруче. Давайте подберемся поближе. Вон к тем камням…

Девочки резвятся в ручье, не подозревая о том, что за ними следят. Мальчишки медленно выбираются из кустов и устремляются к ближайшему валуну. Уолли вплел свою тень в тени деревьев и уже поджидает их там.

– Как ты так быстро сюда добрался? – шепчет Джейк.

Уолли лишь улыбается. Голод настойчиво требует своего. Кровь детей – самая сладкая. Он старается не поддаваться. Он напоминает себе, что ему нужно быть осторожным, чтобы не раскрыть себя. Если получится уединиться минут на десять, может быть, он поймает кролика или лягушку. Может быть, их темной и вязкой крови хватит, чтобы утолить жажду. Но запах такого количества крови, пронизанной детским горячечным вожделением, сводит его с ума. Держись, держись! – твердит он себе неистово. Но неужели на какую‑то долю секунды он все же утратил контроль над собой? Неужели его образ распался и он на мгновение обратился в чудовище, воплощение их затаенных страхов? Это продлилось всего лишь миг, но они все смотрели на него с какой‑то странной настороженностью… может, в предчувствии непонятной беды? Он не знает. Миг откровения прошел. Мальчик‑вампир смотрит на голых девчонок, смеется вместе со всеми – сливается с ними. Умение маскироваться – это его отличительная черта.

– Я хочу ее, я ее хочу. – Морти издает стон, который, по его мнению, выражает предел эротической страсти. – Я бы ее отымел прямо сейчас. О, о…

– Ну так давай, вперед, – говорит кто‑то из мальчиков.

– Действительно, классные сиськи, – восхищенно шепчет Дэви, пожирая глазами роскошные формы Хэрриет. – Большие такие и вон как торчат.

– Есть на что посмотреть. – заключает Джейк.

Морти спускает шорты и мастурбирует. Запах крови становится невыносимым. Сердца бьются чаше; вампир чувствует их пульсацию, токи свежего адреналина. Голод завладевает им безраздельно. Его бьет дрожь.

– Ты, толстый, просто больной маньяк, – говорит Джейк, не отрывая глаз от нимф в ручье. Одна из девочек вышла из воды и улеглась на камнях; она дышит сбивчиво и неровно, она ласкает себя… – Совершенно больной, придурочный. – Но и он тоже уже не владеет собой. Уж слишком его возбуждает это пикантное зрелище. Он приспускает шорты, достает член и сжимает его в кулаке. – Ладно, я начинаю дрочить, – объявляет он, словно это и так не понятно. – И вы все тоже давайте. Давайте‑давайте, все вместе.

Мальчики нервно посмеиваются, но все‑таки подчиняются. Вампир не знает, что делать. Он не может, не станет… Он не человек. Теперь они все собрались в кружок: глаза жадно глядят на девчонок сквозь просветы в ветвях кустов, руки яростно наяривают на возбужденных членах… а потом Джейк замечает, что мальчик‑вампир сидит один чуть в сторонке и не участвует в общей забаве. Его трясет от напряжения – он из последних сил подавляет жажду…

– Эй ты, придурок, – говорит Джейк. – Я сказал, чтобы все.

– Мне что‑то не хочется.

– Хочешь утром проснуться с липкой дрянью в трусах?

– Мне не хочется!

Морти уже кончил и теперь вытирает руки о футболку.

– У тебя, наверное, и члена‑то нет, – говорит он. – Ты, наверное, девчонка!

– Девчонка, девчонка, девчонка, – вступают и остальные.

Угрожающе, злобно.

Девочка на камнях вдруг поворачивается в их сторону. Она видит Джейка со спущенными шортами, но не кричит и не пытается спрятаться. Наоборот. Она насмешливо улыбается и кричит:

– Эй, мальчик. Снимай их вообще. Хочешь как следует повеселиться, красавчик?

Джейк ужасно смутился и растерялся. На миг он даже умолк, но потом опять повернулся к вампиру и заорал вместе со всеми:

– Девчонка, девчонка, девчонка.

Голод становится неуправляемым. Голод рвется наружу, выплескивается алой яростью. Мальчик‑вампир срывается с места. Крик, исполненный боли и жажды крови, пронзает ночь насквозь. То ли крик, то ли звериный вой… Морти даже не успевает крикнуть; кровь из его яремной вены хлещет в лицо остальным мальчишкам. Он громко пердит – в последний раз в жизни. Ребята настолько испуганы и ошарашены, что начинают смеяться. Машинальная реакция на «выступления» Морти. А потом Дэви кричит:

– Он убийца, убийца, уби…

Слюнявая волчья пасть в бледном свете луны. Голая девочка истошно вопит. Звериные когти рвут плоть. Кровавая рана у девочки на щеке. Зверь рычит, объятый яростью и вожделением. Две другие девочки с криками убегают. Одна из них цепляется за Дэви, чьи белые шорты так и висят на ветке, как флаг перемирия, заляпанный кровью. И вновь – желтые прорези глаз, сверкающие клыки. Джейк вжался спиной в ствол ближайшего дерева, парализованный страхом. Пару мгновений вампир забавляется с кишками толстого мальчика, возит их лапами по земле, швыряет тяжелую скользкую печень в ручей. Он не спускает глаз с Джейка, ходит кругами… он понимает этих мальчишек, понимает их бездумную жестокость, их мелкую похоть… теперь он опять может пить, сейчас он готов разорвать в клочки этого мальчика, который, сам об этом не зная, посмеялся над тем, кто он есть… голод и ярость разом прошли. Остались только отчаяние и безысходность.

Джейк так и стоит, пригвожденный к месту. Нарочито медленно мальчик, который называл себя Уолли Альваресом, наклоняется над толстым мальчиком и обеими руками берется ему за голову. Одним движением он сворачивает ему шею, ломая позвонки. Это единственный милосердный поступок, который он может сейчас совершить по отношению к этому несчастному ребенку, – уберечь его от гнетущей вечности.

Он смотрит на Джейка. Их взгляды встречаются. Все остальные давно убежали. Он больше не может быть Уолли Альваресом; пришло время менять личину. Он говорит Джейку:

– Ты никогда не узнаешь и не поймешь, что случилось сегодня ночью. Я знаю: на самом деле ты ни в чем не виноват. Ты не мог знать, что твои слова разбудят во мне эту ярость…

– Ты убьешь меня? – жалобно шепчет Джейк.

– Нет. Я уже насытился.

Не мигая, он смотрит на Джейка. Глаза – в глаза. Слезы дрожат в глазах Джейка и медленно текут по щекам.

Вампир говорит:

– На вас напал… высокий крупный мужчина. Маньяк. Ты меня слышишь? Ты не знаешь, что случилось с Альваресом. Может быть, его похитили. Ты даже думать не хочешь о том, что с ним могло случиться.

Без всякого выражения Джейк повторяет за ним слово в слово.

– Сейчас ты меня забудешь, уже забыл. Ты забыл, кто я на самом деле, – говорит вампир и прикасается к щеке мальчика рукой, измазанной кровью. Холод обжигает, и Джейк хрипло вскрикивает. – Ты забыл. – А про себя он думает: я никогда больше не допущу, чтобы меня отправили куда‑то наподобие этого идиотского лагеря. У меня никогда больше не будет родителей. Я найду способ, как стать независимым, как выжить совсем одному в мире взрослых…

Он отрывает кусок лесной тьмы и накрывается им, как плащом… Джейк поднимает голову и видит какую‑то хищную птицу, парящую в небе. Черный силуэт на фоне луны.

– Это был маньяк, – шепчет он, словно робот с заданной программой. – Как я уже говорил, это был маньяк. Остальные ребята – они впали в истерику. Но я самый старший. Они не видели никакого волка, сэр. Это был маньяк. Как я уже говорил.

Date: 2016-02-19; view: 348; Нарушение авторских прав