Исламский космополитизм как мировая сила

Исламское общество, пережившее XVIII век, оказалось расколотым. Мусульманские народы независимо друг от друга стали членами мирового сообщества. В лучшем случае остатки высокой исламской традиции превратились в маргинальные элементы практической культуры более активных классов: они существовали как колорит народных нравов или как привилегированный компонент новой высокой культуры, которая по своему характеру является современной техникалистской и сформировалась под влиянием Запада. В некоторых странах, причем не только в коммунистических, классы, являвшиеся основными носителями высокой исламской культуры, исключены из политической и социальной власти. Но ислам как религиозная традиция жив практически повсюду. Это делает его наследие потенциально влиятельным фактором. Сущностное содержание многих аспектов культуры невозможно отделить от религии; они остаются потенциально доступны для всех мусульман, будучи встроенными в языки великих религиозных текстов, которые они должны читать, и при определенных обстоятельствах могут вновь стать очень влиятельными. И именно в религиозной жизни,

включая все ее проявления в жизни человека, ислам может стать серьезной силой в самом ближайшем будущем. Условия конца XIX и XX веков способствовали увеличению дальности и глубины проникновения ислама по всему миру. Некоторые из этих условий были случайными и применимыми почти в равной степени к любой другой религиозной или культурной группе.

Резкий рост населения в Старом Свете и доступность отдаленных регионов для коммерческой эксплуатации благодаря появлению пароходов, железных дорог, автомобилей и самолетов вызвали крупные миграции мусульман, равно как европейцев, индусов и китайцев. Из голландской Индонезии они мигрировали в голландские владения по всему миру, из британской Индии – в другие части Британской империи. Таким образом, их количество значительно возросло в Восточной Африке, на некоторых островах южной части Тихого океана, в странах Карибского бассейна. Из Магриба сотни тысяч арабских и берберских рабочих мигрировали в города Франции и Бельгии, причем многие остались там навсегда. В небольших количествах они поселились в городах Западной Африки, Северной и Южной Америки.

Более важным, чем распространение ислама путем миграции мусульман, было обращение новых верующих. Этот процесс шел ускоренными темпами в тех мусульманских странах, где еще оставались анклавы язычников. К концу XIX века правители Афганистана при помощи современного оружия смогли, наконец, покорить язычников Кафиристана[433]в горах Припамирья и заставили их принять ислам. В Сибири, несмотря на серьезное сопротивления царского правительства, некоторые племена также перешли в ислам. В Малайзии многие этнические группы внутренних областей островов под влиянием своих соседей становились мусульманами, несмотря на все усилия голландских христианских миссионеров. Более того, в странах Африки южнее Сахары отдельные язычники и целые племена широким потоком принимали ислам. После того как в конце XIX века работорговля была уничтожена, вместе с ней исчезла и враждебность к мусульманским работорговцам, а открытие регулярного торгового сообщения увеличило контакты с исламским миром. Хотя христиане вложили большие средства в миссионерскую работу, а мусульмане тратили на это очень мало, успех последних в обращении населения Африки был не меньшим, если не большим, чем у первых. Христианские миссионеры пытались объяснить это тем, что ислам предъявляет гораздо меньше требований к моральному облику, а также допускает полигамию, распространенную у богатых африканских язычников, либо тем, что простота этого учения облегчает его принятие неискушенными умами: проще говоря, они заявляли, что ислам стоит на более низком уровне, чем христианство, и поэтому близок «примитивному» человеку. Однако никаких реальных доказательств этого тезиса они привести не могли. Более того, простота и абстрактность мусульманской доктрины Бога совсем не проста для восприятия людей, привыкших к личному участию в культах и к мифам языческих племен. Христианские таинства в этом отношении стоят гораздо ближе к язычеству.

Однако главная разница между двумя верованиями заключалась не в их внутренних отличиях, а в разнице ожиданий тех, кто принимал новую религию. В Библии моногамия не является более жестким требованием к простым верующим, чем в Коране (в некоторые христианских конфессиях разрешено многоженство, причем сделано это видными западными богословами). Крепкие напитки были более популярны, чем полигамия; и хотя некоторые христианские конфессии запрещают пить спиртное, как известно, Библия относится к этому намного более толерантно, чем полностью отвергающий алкоголь ислам. И даже если христианский миссионер требует от новообращенного отказаться от многоженства и спиртного, а ислам заставляет его следовать намного более строгим нормам шариата, моральные требования последнего к верующему будут мягче. На самом деле степень принятия тех или иных норм каждой из новых религий, разрушающих племенные модели поведения, зависела от конкретного региона Африки, т. е. отчасти от условий, на которых ислам или христианство проповедовались на местном уровне. Тем не менее следует признать, что во многих регионах христианство проповедовалось в более жесткой форме, чем ислам.

Этот факт отражает более глубокое различие между двумя религиозными традициями в современном мире. Привлекательность как ислама, так и христианства для язычников в значительной степени определяется привлекательностью космополитической ориентации – предпочтением жить в едином большом мире вместо того, чтобы сохранять патриархальный уклад, который не имеет юридической силы или значения за пределами границ племени. Во многих странах члены племени, сохраняя верность язычеству дома, объявляют себя мусульманами, покидая пределы деревни и получая таким образом статус во внешнем мире, где их местные боги не имеют никакой силы. Но такие путешествия и связанные с ними контакты занимают все больше места в жизни людей, и их потребность в какой‑либо универсальной ориентации с каждым днем становится все более актуальной. И здесь есть шанс как у ислама, так и у христианства, поскольку обе религии универсальны. Но наполнение их универсальности различается. Христианские миссионеры предлагают доступ к лучшим достижениям современной науки: больницам, государственным школам, обучению за рубежом. Но свои предложения они делают на определенных условиях. Являясь представителями чуждого правящего класса (что уже говорит против них), они требуют перенять его общие культурные образцы ассимиляции. (Как правило, в представлении миссионера именно эти культурные формы и являются высшими нравственными нормами христианства.) И даже в этом случае обращенная в новую веру группа должна пройти долгий путь ученичества под каждодневным руководством и даже опекой зарубежных представителей этой религии, причем право окончательного решения останется за руководящим органом в Европе или Америке. Таким образом, христианство олицетворяло все силы и все слабости западного мирового доминирования на самом его интимном уровне. В качестве представителя Запада миссионер мог позволить себе легко пойти на компромисс в отношении тех культурных позиций, которые были неотъемлемой частью западного мироустройства, в противном случае его просто отозвали бы домой. И данный шаблон поведения было нелегко поменять даже после того, как колонии стали независимыми. Ислам предлагал такой же универсализм на совсем других условиях. После христианства это была самая доступная географически и активная в поиске новообращенных религия. Тем не менее она не представляла ничего, кроме самой себя, и распространялась на личном энтузиазме самих верующих, которые действовали сообразно местным условиям. Более того, как только новообращенный признавал единого Бога и его Пророка Мухаммада, он становился полноправным членом мировой мусульманской общины – этот факт часто символически закреплялся паломничеством членов новообращенных групп в Мекку, откуда они возвращались признанными и независимыми авторитетами в вере. Вполне возможно, что ислам несет более очевидные интеллектуальные и моральные черты космополитической цивилизации, чем комплекс христианских догм и ритуалов: он дает удовлетворение от чистого умственного и духовного разрыва с прошлым. Без сомнения, еще более важно то, что распространение ислама в новые области углублялось его влиянием в тех районах, где он уже был господствующей религией. Даже среди образованных городских классов за пределами Советского Союза параллельно с ослаблением традиционных социальных шаблонов, отождествляемых с исламом, в середине XX века началось укрепление исламской веры и даже возрождение мусульманских ритуалов и вторичных признаков ислама, таких как ношение бороды. В сельских местностях, особенно там, где ислам приняли только в последние несколько столетий и шариат не пользовался особой популярностью, усилилось движение на соответствие веры интернациональными мусульманскими стандартами. Это движение отчасти было связано с действиями против суфизма и ростом популярности шариата. Но оно также отражало рост чувства важности всеобщих, интернациональных аспектов ислама среди тех, кто раньше не придавал этому значения. Космополитизм ислама приобрел огромное значение. В конечном счете именно это стало положительным и мощным ответом ислама на вызовы современности.

Эпилог

Date: 2015-06-05; view: 772; Нарушение авторских прав