Трансформация сельского хозяйства

Политическая жизнь между войнами находилась в застойном, за исключением отдельных вспышек насилия, и патовом состоянии. Политическая власть была преимущественно в руках крупных землевладельцев. Несмотря на общее мнение, что все основополагающие решения принимают англичане и французы, невзирая на мнения арабов, различия между политическими партиями сводились главным образом не к программам, а к лидерам. В атмосфере фрустрации среди большей части политиков расцвела коррупция. Так произошло в Египте с партией Вафд после смерти Загхолула. В 1928 г. его преемник на посту лидера Вафд оказался замешанным в скандале из‑за связей с двором, и, поскольку до подписания договора 1936 года главной опорой партии были крестьяне, на следующих выборах она потеряла большое число голосов. Но коррупция процветала и в рядах политических конкурентов. В Ираке все большей популярностью пользовался Нури Саид, руководитель восстания против турок, друг Великобритании и апостол реформ «сверху», который отличался личной неподкупностью, что позволило ему пережить многих более могущественных политических оппонентов. Его личное влияние, которое он мог оказывать в течение всей Второй мировой войны и вплоть до 1958 года, помогло несколько ограничить коррупцию, но он опирался главным образом на привилегированные сословия, и это обстоятельство делало его весьма непопулярным в среде крайних националистов. Люди горячо интересовались политикой, но деятельность самих политиков не приносила сколько‑нибудь ощутимых результатов.

Многие арабские реформаторы понимали, что современная экономика является важнейшей составляющей государства европейского образца и (как младотурки и Ататюрк) стремились развивать в своих странах современную промышленность. В межвоенный период в Сирии, и особенно в Египте, значительно увеличилось количество подобных предприятий; особенно бурно развивалась текстильная промышленность и переработка сырья. В Египте новую промышленность и новые египетские банки развивали главным образом последователи Мухаммада Абдо, сознательно помогая национальному возрождению. Новые предприятия увеличивали долю промышленности в национальном продукте, частично компенсируя развал ремесленного производства в XIX веке. Однако количество семей, напрямую вовлеченных в этот процесс, было очень мало, рост численности промышленных рабочих шел медленнее, чем общий рост населения. Это население стекалось в города, где занималось неквалифицированным трудом, уличной торговлей либо (после мирового финансового кризиса в 1930 г.) вовсе оказалось безработным и жило случайными заработками либо за счет родственников.

Таким образом, сельское население, обрабатывавшее землю, и сельские торговцы составляли основную массу населения страны, даже те, кто уходил в город в поисках работы, сохраняли свои корни, не теряли связь с родной деревней и возвращались туда по праздникам или в старости. Эта тенденция сильнее ощущалась в Египте, где различия между городом и деревней проступали особенно ярко. В отличие от космополитичного, левантийского характера египетских городов, наполовину греческих, наполовину итальянских и турецких, сельское население оставалось относительно гомогенным, и даже когда деревенские жители переселялись в город, они не чувствовали там себя дома. Эффективность модернизации Египта зависела от модернизации деревни, поскольку только сельские жители могли превратить египтян в современную нацию. Реформаторам пришлось обратить внимание на деревню и попытаться понять, каково ее место в современном обществе.

Еще до начала XIX в. жизнь египетских крестьян претерпела изменения. Новые культуры, например маис, новые радости, такие как кофе, и прежде всего новые религиозные образцы, не только ислам как таковой, но в первую очередь суфийские тарикаты с их популярными зирками и рост народного уважения к знатокам шариата, получившим образование в медресе аль‑Азхар, коренным образом психически и морально переменили сельскую жизнь[417]. Но в начале XIX столетия изменения затронули основу отношения крестьян к земле. Произвол и насилие Мухаммада‑Али запомнились больше, чем осуществленные им фундаментальные перемены – коммерциализация сельского хозяйства и развитие ирригационных систем. Однако именно он начал процесс индивидуализации крестьянского труда и распада деревенской автономии, которая выразилась в установлении прямых отношений между деревней и финансовыми органами, несмотря на проявившуюся уже в его время тенденцию возродить систему икта, что позволило во время правления Саида юридически закрепить право частной собственности на землю[418]. В период правления Исмаила основной сельскохозяйственной культурой стал хлопок, и цена на него в Европе в значительной степени определяла благосостояние Египта. Переход от разливов на систему постоянной ирригации был серьезным прогрессом. В конце концов свободной земли не осталось: старая проблема нехватки рабочих рук исчезла с ростом численности населения, которое заняло все пригодные территории. Под «вестернизированным» правлением эти перемены привели к введению частной собственности, а это означало, что все вопросы, связанные с землевладением, отныне решались в ходе индивидуального юридического процесса в гражданском суде, а не как внутреннее дело каждой деревни. Начиная с 1858 года в этих судах стали рассматривать землю как объект собственности. Таким образом, была окончательно уничтожена коллективная ответственность деревни (за исключением барщины, на которую теперь могли отправить только англичане), и каждый крестьянин отныне нес ответственность за свой участок земли и свои налоги напрямую перед правительством. В таких обстоятельствах уже по времена Исмаила начал расти класс крупных собственников, живших в городах и получивших землю не от правительства (как это было раньше), а приобретших ее у других собственников, и, что даже более важно, новый класс промежуточных собственников, состоявший из зажиточных крестьянских семей, которые отличались от остальных крестьян не только степенью своего материального благосостояния; из их среды правительство назначало умда – сельских старост, их дети, как правило, уезжали в город и становились государственными служащими. Однако в городах влияние современной цивилизации ощущалось гораздо сильнее, и традиционный культурный разрыв между городом и деревней стал еще более ощутимым.

В период правления Исмаила в обществе стали нарастать социальные противоречия. Ранее из‑за дефицита рабочей силы власти старались привязать крестьян к земле, теперь же численность населения резко возросла, и в стране стала ощущаться нехватка земли, которая стала самым драгоценным достоянием крестьянина. Благодаря массовому строительству ирригационных сооружений во времена Саида эта проблема временно смягчилась, поскольку в конце столетия орошение увеличило урожайность земель в два‑три раза. Но возможности ирригации были не безграничны, и когда население вновь выросло, она не могла увеличить урожайность еще в два раза. Кроме того, постоянное орошение изменило распределение плодородного нильского ила и не давала земле достаточно времени на восстановление, в результате знаменитые своим плодородием пашни Египта постепенно теряли свои ценные свойства. Чтобы сохранить плодородие почвы, крестьяне удобряли ее навозом, но ничего не могли сделать с паразитическими заболеваниями, которыми страдали прежде всего мужчины, постоянно работавшие, стоя в воде. Относительное процветание деревни, ставшее результатом новой аграрной политики и постоянно отмечавшееся во время британского правления, пошло на спад.

В XX столетии нагрузка на сельскохозяйственные угодья многократно возросла; древняя проблема бедности вновь встала с чрезвычайной остротой. Одновременно те же силы, которые вызвали дисбаланс в деревне, начали ликвидировать ее отставание от города, но в иной форме. Даже возросшая нагрузка на землю стала еще одним побудительным мотивом. Чтобы содержать семью, необходимо было иметь в среднем не менее двух акров земли. Когда земля стала сосредотачиваться в руках крупных землевладельцев, большая часть крестьян стали безземельными батраками в их хозяйствах, иногда создавая временные поселения, на которые не распространялись социальные гарантии и связи деревни, или время от времени нанимаясь к мелким хозяевам. Многие имели настолько маленький участок земли, что не могли с него прокормиться. Даже вне зависимости от концентрации земли, в межвоенный период население увеличилось настолько, что земля уже не могла прокормить всех. Многие крестьяне оказались «лишним ртом» в своей семье, вынуждены были уехать в города и занялись неквалифицированным трудом. Но они сохраняли контакты с деревней и иногда возвращались домой.

Внедрением в деревне новых технических образцов, которые вели к распаду ее гомогенности и изоляции от города, иногда занимались разбогатевшие бедняки, вернувшиеся из городов, но, как правило, этим занимались богатые крестьяне из прослойки умда. Уже перед началом Первой мировой войны система круглогодичной ирригации разрушила старые общинные образцы водопользования. Каждая семья старалась установить на оросительных каналах, которые не бывали переполнены, свои собственные помпы. У богатых семей была возможность поставить их в самых удобных с точки зрения ирригации местах. В межвоенный период на рынке появились новые, более совершенные помпы, которые стоили дороже, и пропасть между богатыми и бедными стала еще шире. В то же время кооперация с целью помола зерна, для которого на равных соседских началах объединялись несколько семей и семейных групп, позволила создать относительно механизированные частные пекарни, которые выпускали дешевую продукцию и способствовали формированию класса сельскохозяйственных предпринимателей.