Слова благодарности

Автору этой книги выпал счастливый случай познакомиться с психиатором, профессором, ученым с мировым именем Натальей Николаевной Трауготт. С ней были беседы, в том числе о психогенной глухоте и других проблемах звуковых деток. Она подтвердила, что иногда дети с психическим недоразвитием безосновательно направляются в специальные учреждения для глухих и слабослышащих детей. Добавив, что окончательный вывод о состоянии слуха ребенка следует делать только после сопоставления мнений врача и психолога. Наталья Николаевна внимательно и доброжелательно выслушала мою концепцию системно-векторного психоанализа и благословила на дальнейшую разработку. Ее слова я помню до сих пор: «Молодой человек, приготовьтесь к тому, что официальная наука и вся просвещЕнная общественность, встанет против Вас стеной».

Было, было, только «не стеной встали», а взвыли воем, как собака, которой наступили на хвост! Вот только мозг мой не услышал этого! Но благословление из первых рук мною было получено!

ПРИХОДИ В ГОСТИ, ВМЕСТЕ ПОМОЛЧИМ…

Звуковику сложно подбирать НУЖНЫЕ слова при выражении своих мыслей. Поскольку любое слово — это ограниченный символ безграничного смысла, то очередная боязнь в очередной раз быть неточно понятым тормозит процесс общения. Как писал Рембо:

«Что же слово мое означает?

Ускользает оно, улетает!

Я повелитель молчанья».

Все мысли звуковика кажутся ему мудрыми и глубокими, но при попытке словесного оформления своих дум ему не хватает точных СЛОВ, их смысловой мощи, чтобы сверхточно выразить свои собственные представления о значимости своей мысли. Возникает ощущение, что словарный запас не систематизирован и подходящих слов у человечества маловато. Невольно возникает желание заняться психолингвистикой и поискать те слова, которые затерялись в глубинах коллективного бессознания или в высотах коллективного сверхсознания.

Процесс образования предложений для такого мудреца тягостен. Доходит до того, что перед тем, как что-то сказать, в уме проговаривается предстоящая фраза, при этом теряется естественная спонтанность, непосредственность речи. Возникает патологическая зависимость от мнения окружающих, страх быть непонятым. Этот страх сковывает мышление, сковывает оральные сенсомоторные механизмы, вплоть до психогенного заикания. Привычное молчание становится чертой характера, особенно у мышечного звуковика. В этом случае подавление первой спонтанной реакции приобретает патологический характер; начинается вечный поиск «идеального» воплощения, «идеальной» формулировки мудрости. Со стороны поведение, мягко скажем, кажется странным. Хорошо, если такого ребенка педагоги обзовут аутичным, наши психиатры могут и паранойю приписать.

Вы можете спросить, существуют ли методики решения этой коммуникативной проблемы? Давайте вместе подумаем, поскольку мы изучаем «Основы системно-векторного психоанализа».

Невроз — это нормальный векторный комплекс, умноженный на минус единицу; для нематематиков — все наоборот!

Рассмотрим мышечно-орально-звуковой векторный набор. Трудоголик — мышечник в неврозе сидит сиднем на печи; орально-звуковой — молчит, переживая внутренний страх … проговориться?!

Суть проблемы заключается не в отсутствии у этого экземпляра вербальных способностей или вечных поисков идеальных формулировок. Это проблемы второго плана. Первая проблема — как бы не сказать правду, жуткую правду о себе!

Обычно самая жесткая цензура связана с неким базовым страхом. Вопрос в том, что именно желает скрыть цензурный механизм сознания нашего героя? Какой элемент психики сознание интерпретирует как крайне постыдный, жесточайше запретный и основывается на уверенности, что если о нем кто-либо узнает, неизбежно последуют жесточайшие репрессии?

Этот элемент вытесняется в подсознание, накрывается механизмом цензуры, но в подсознании преобразуется (сублимируется) в БОЛЬШОЙ страх, что его могут разоблачить по неосторожно оброненному слову. О чем же он молчит?

Мышечный оральник — это обжора, подсознание которого еле сдерживает вытесненные канибалистические желания. Некрофил — мышечник со звуком, не оратор! Обворожить девушку словами не получается. Вот и самопорождается еще одна недопустимая форма реализации сексуальности — изнасилование!

Трудно признаться себе и сказать про себя, что ты — моральный урод. Лучше молчать! А чтобы не проговориться жестами, лучше вообще не шевелиться.

Он паранойяльно уверен, что все только и ловят признаки скрываемого «уродства». Отсюда подавление спонтанных вербальных реакций и поиск идеальных формул, которые представляются ему безопасными. Рациональная часть сознания подкидывает версию, что просто трудно ищутся нужные по смыслу слова... Но нецензурные слова больно бьют по печени, поэтому чистый звуковичок их не использует. Это они придумали культуру запрета на мат.

Пусть лучше оральник ходит заикой, носит на себе тики, подергивания и пр. Пусть никогда не испытает оргазма, поскольку кричать по ночам неприлично... А ведь крик — едва ли не самая главная составляющая орального оргазма! Но об этом звуковик даже не догадывается в силу полнейшей собственной асексуальности.

Если Вас коробят слова, употребляемые в естественной русской речи, это указание на наличие у вас звукового вектора. Вот и живите теперь с заткнутыми ушами. Игнорируйте мир, но помните, что и вас будут всегда игнорировать. Необходимо осознать, что подобная стратегия поведения резко снижает Ваши конкурентные преимущества и Ваши шансы преуспеть в реальной жизни.

Научить звуковика ругаться матом невозможно! При его холодной эмоциональности такая разрядка не нужна. А вот обжоре-оральнику культура запретила матную экспрессию, этот прием эмоциональной саморегуляции. Остается одно удовольствие в жизни — обжираться! Но бывают же и оральные звуковики! То есть комплекс, в котором одной обезьяне (оральной) нужно выругаться, а другая (звуковая) всеми ей доступными способами, вплоть до глубинных физиологических, противится этому. И вот к чему это приводит…. из признаний одной из них: «… В обычной ситуации говорю связно, грамотно, нормальным голосом, не заикаюсь. Но если даже хорошо знакомому человеку стану рассказывать что-то волнующее (случай из детства, о котором еще никому не рассказывала), либо поставлю целью в чем-то для меня важном его убедить (заранее подготовлю аргументацию, продумаю последовательность изложения, может, даже прорепетирую речь перед зеркалом), происходит странная физиологическая реакция. Начинаю говорить совершенно спокойно, плавно и убедительно. По ходу речи темп усиливается. Ближе к концу голос срывается, начинаю заикаться. Руки так трясутся, что приходится бросать вилку и прятать их под стол, трясется голова (усилием воли расслабляю шею, но это мало спасает), голос порой начинает так дрожать, что не могу больше говорить. Либо вынуждена прервать речь под предлогом внезапного приступа кашля или чего-нибудь в этом роде. Либо усилием воли довожу речь до конца, производя абсолютно неадекватное впечатление на собеседника. Случается это не часто, но зато в самые неподходящие моменты».

Добавим физиологические реакции: «комок в горле», тремор рук, потоотделение, скачки давления, когнитивный паралич, боли за верхним концом грудины и т.п.

Короче, лучше помолчать! А может быть, все же выругаться?!

А может быть, как Троцкий…?!