Пучков почти не утратил силу и сноровку и мог еще довольно хорошо играть во внутреннем календаре, во всяком случае он желал играть

Однако в сборной страны были свои требования, и мы, естественно, опасались, что Николай, поддавшись пессимизму, не сможет принести пользу нашей команде, которую мы начинали формировать на принципиально новой основе: приглашались люди молодые, не испорченные славой, готовые принять спартанские условия жизни, хотя, разумеется, оставляли мы и ветеранов.

Пучков, выслушав наши соображения, сказал, что мы совершаем непоправимую ошибку, что сегодня нет более сильного, нежели он, вратаря. Николай отчасти был, пожалуй, прав: по технико-тактическому мастерству равных ему действительно не было. Но в то время уже появились талантливые молодые вратари, в том числе и Виктор Коноваленко, в которого мы особенно верили. Тренеры сборной знали, что нашим защитникам будет с ним проще.

Более часа убеждали мы тогда своего опытного вратаря, что решение наше продиктовано не капризом, а интересами дела». Анатолий Тарасов. «Путь к себе»

В Стокгольм поехали я и Зайцев. С Борисом мы общий язык нашли быстро. Он нравился мне своей простотой, скромностью. И на сборах мы были не разлей вода, да и в Стокгольме нас поселили вместе.

Все участники чемпионата остановились в одном отеле. И организаторы, дабы уберечь хоккеистов от излишних и нежелательных контактов с болельщиками, представителями прессы, ввели жесточайший режим: в 11 часов вечера входные двери «задраивались», и пройти в гостиницу, даже если ты там жил, было невозможно. Лишь для советских игроков двухметровый гигант-швейцар почему-то делал исключение. Правда, мы особо не злоупотребляли его снисходительностью к нам. Но бывало, что чуть-чуть опаздывали со своих традиционных прогулок перед сном. А с другими швейцар был строг. Особенно с американцами. Они очень неудачно проводили все игры чемпионата, больше половины встреч проиграли с двузначным счетом. И совсем «отбились от рук» - на замечания тренеров внимания не обращали, нарушали режим. В один из вечеров, точнее, в одну из ночей, заявился в совершенно непотребном виде один из лучших нападающих команды США, Джонсон, известный нам еще по чемпионату мира 1961 года. Швейцар, понятно, преградил дорогу и... оказался в нокауте - он никак не ожидал, что американец набросится на него с кулаками. Но и хулигану все это с рук не сошло: на следующий же день он был отправлен в США.

А вспомнилась мне эта неприглядная историях американским игроком вот в какой связи. Это был наглядный пример, как команда, некогда один из лидеров мирового хоккея, олимпийский чемпион 1960 года, столкнувшись с возросшей конкуренцией со стороны европейских сборных, утрачивала из года в год свои позиции, теряла престиж. И, несмотря на то что по своему составу американцы мало в чем уступали остальным командам, как коллектив, единое целое они ничего собой не представляли. Потом на протяжении десяти лет сборная США так и не сумела создать настоящую сборную и составить конкуренцию ведущим командам мира. Отсутствие игровой дисциплины в хоккее, как цепная реакция, влечет за собой и нарушение дисциплины за пределами ледового прямоугольника.

Свой первый матч в чемпионате мы играли против команды Финляндии. Невольно вспомнился мой неудачный дебют двухлетней давности. Но это лишь еще больше разозлило и подзадорило меня. Отыграл я тогда нормально. Со счетом 6:1 победила наша команда. Тогда мы еще не знали, что результат этот сыграет не последнюю роль при распределении высших наград. Ну а пока нас ждали испытания посерьезнее первого.

На следующий же день мы играли со шведами. «Тре Крунур» вышла на матч в звании чемпиона мира. Этот титул был завоеван на первенстве в Колорадо-Спрингс, в котором, как я уже говорил, не участвовали ни советские, ни чехословацкие хоккеисты. Понятно, нынешние хозяева чемпионата хотели во что бы то ни стало на глазах у своих зрителей доказать неслучайность прошлогодней победы.

Мы предполагали, что будет нелегко. Но наш соперник провел игру на таком подъеме, что «спокойной жизни» у меня вообще не было. Плохо еще, что бросков по воротам было не так уж и много. Опасных моментов? Да, хватало.

Но бросками они завершались нечасто. А это для меня -сплошная нервотрепка. Объясню почему. Каждый бросок по воротам - это завершенность действия, какой-то результат и, значит, разрядка - не физическая, а психологическая. А когда броска нет - напряженность беспрерывно возрастает, усиливается, и от этого устаешь быстрее.

Даже после того, как в середине первого периода Старшинов открыл счет, характер матча не изменился. Затем шведы сравняли счет. И вдруг... Наши ребята увлеклись атакой, покатили в чужую зону и защитники. А Нильс Нильссон, реактивный Нильссон, признанный на Олимпиаде-60 лучшим нападающим турнира, на какое-то мгновение оказался без своего опекуна Кузькина. Потеря шайбы - молниеносная передача на выход шведскому нападающему, - и вот, словно исполняя буллит, Нильссон беспрепятственно двигается на ворота. Черт меня дернул выкатиться ему навстречу и попытаться в падении своей клюшкой выбить шайбу у шведа. Какие-то сантиметры не рассчитал - не дотянулся до шайбы самую малость. Наказание последовало незамедлительно - Нильс хладнокровно закатил шайбу в пустые ворота...

Больше двадцати лет прошло с тех пор, а я все нет-нет да прокручиваю в памяти каждое свое движение. Ошибся - факт. Если бы не сдвинулся с места, не бросился навстречу, еще не- =, известно, как бы закончился наш поединок с глазу на глаз. Но задним умом все мы сильны.

Утром на разборе проигранного матча все получили свое. Тарасов и Чернышев не искали какого-то одного виноватого, разобрали допущенные всеми ошибки. Но смысл разговора сводился к главному - мы не только можем, но и обязаны бороться за победу. Несмотря на неудачу. Уверенность тренеров передалась всем нам. Остальные матчи команда провела на подъеме и все выиграла, в том числе и у сборной ЧССР - 3:1. Однако вопрос о победителе не был ясен буквально до финальной сирены заключительного матча.

Многое, если не все, зависело от результата матча Чехословакия - Швеция. Хозяева до этого последнего матча шли без поражений, и их вполне устраивала даже ничья. Но они ее не добились - 2:3. И хотя тренеры наложили строжайший запрет - ни в коем случае не смотреть эту встречу, - разве можно было удержаться и не поинтересоваться, как же все для нас складывалось!.. В общем, мы ехали в «Юханнесхоф» на решающий матч с канадцами, четко зная, что нас устраивает либо победа со счетом 1:0, либо выигрыш с преимуществом в две шайбы.

Что это была за игра! Я уже говорил, что за несколько месяцев до чемпионата мы провели полезное турне по Канаде. И закончили его - впервые! - с прекрасным балансом в нашу пользу. Короче, никакой боязни, никакого «канадского» комплекса никто из наших ребят не испытывал. Мы ошеломили соперника с самого начала. К середине матча счет уже был 4:0. Но когда время матча уже было на исходе - оставалась минута, всего минута, отделявшая нас от таких долгожданных золотых медалей! - ребята успокоились, забыв, что канадцы, даже проигрывая с большим счетом, продолжают борьбу до финальной сирены. И за 43 секунды счет становится 4:1.

Что тут началось! Шведские болельщики и без того неистовствовали весь матч, поддерживая канадцев, а теперь за гулом трибун не слышно было судейских свистков. Только по жестам арбитров можно было догадываться, что игра остановлена... Удаляется вначале Иванов, а затем Старшинов. Соперники снимают своего голкипера Мартина: шестеро канадцев против троих обороняющихся и вратаря. Секунды ведь, считанные секунды остаются до конца! Но они-то как раз и стоят порой целого матча, даже всего турнира... 4:2!

Теперь нас четверо. Ребята успокаивают меня, я не смотрю на табло - четыре секунды. В тот момент не думал даже, что канадцам и ничья ничего не давала - впервые за всю историю чемпионатов мира они остаются без наград. Но борются так, словно каждая заброшенная шайба делает их чемпионами мира. Вот это характер! Вот это по-спортивному!

«Есть нервы, и у него, но он умеет действовать внешне так спокойно, что кажется, будто их нет. Есть у него и свои слабости, но он умеет их скрывать или делать незаметными.

Много, очень много написано о невозмутимости и спокойствии Виктора. Но нигде я не встречал достойного описания того, что составляет существо этого человека), - его необыкновенное искусство перевоплощения в игре.

Посмотрите, вот он стоит в своей обычной стойке, когда атака катится в чужую зону. Он стоит спокойно, не шелохнувшись, не делая ни одного сколько-нибудь заметного жеста, ни одного движения.

- Ну, прямо чемпион флегматичности, - охарактеризовал его Евгений Бабич.

— Похоже, - согласился бы любой.

Но вот соперник пересек наши границы, бой разгорелся в нашей зоне. Атака слева, атака справа. Карусель за воротами. Бросок. Еще бросок...

Вы следите в эти мгновения за шайбой, за форвардами. Но посмотрите на Коноваленко. Куда девалась его статичность! Перед нами человек, резкости которого, быстроте и точности движений, скорости мысли и скорости действий может позавидовать любой боксер. Да, в Зти мгновения он напоминает мне великих мастеров ринга. Вот нырок к правой штанге, мгновенное перемещение к другой. Вот он отражает сильнейший удар, произведенный с дистанции нескольких метров, тут же парирует второй, третий...

Боксер? Нет, боксеру легче. Перед ним на ринге всего один соперник, вратаря пытается "нокаутировать" вся команда соперников. Но Виктор из тех, кто умеет увидеть направление каждого удара даже тогда, когда их множество, и не только увидеть, но и отпарировать, отвести их от своих ворот».

Всеволод Бобров. «Звезды, спорта»

Те четыре секунды показались больше иного часа. Но мы выстояли. Я увидел радостные лица товарищей, тренеров, и до сознания стало доходить: мы - чемпионы мира!

Через семь лет мы вернули себе титул сильнейших хоккеистов мира. До 1972 года не уступали мы его... А тогда, стоя на пьедестале, слушая гимн Советского Союза, я впервые почувствовал свою причастность к победе и законную гордость за советский флаг, поднимающийся по флагштоку, за советский спорт...

По итогам сезона меня признали лучшим вратарем страны. Потом еще шесть раз я удостаивался этого почетного звания. Но для меня еще более знаменательным было то, что после того проигрыша шведам - 8 марта 1963 года - на протяжении пяти лет сборная СССР не знала поражений на чемпионатах мира и Олимпийских играх.

На Олимпиаду в Инсбрук мы отправлялись фаворитами. А для меня это был олимпийский дебют. Теперь уже от нас ждали победы, и мы не имели права отступить даже на шаг. И хотя не такими уж легкими были те турниры для нас - соперники выходили теперь играть не просто против сборной СССР, а против чемпионов мира, - осечек мы не допускали. Это если судить по общим результатам. Но в отдельных матчах игра все же не складывалась.

Самыми неудобными соперниками лично для меня теперь стали чехословацкие хоккеисты. Даже затрудняюсь, чем это объяснить. В том же Инсбруке я пропустил в матче с этой командой пять шайб - такого прежде не бывало. Да и в дальнейшем, на всех прочих чемпионатах, в которых участвовал, такое число голов пропускал только от тех же чехословаков. Мы выиграли на Олимпиаде-64 у команды ЧССР - 7:5, но я был очень собой недоволен.

А решалось все в заключительный день турнира. И опять же в игре с канадцами. Но это была уже совсем другая команда - не та, что выступала в 1963 году в Стокгольме. Впервые за многие годы на Олимпиаду приехала сборная этой страны, возглавляемая патером Дэйвом Бауэром, протестантским священником. В ней были собраны все лучшие игроки канадского любительского хоккея. Выглядели они впечатляюще, да и в тонкостях игры разбирались досконально. Перед каждым матчем канадцы проделывали один и тот же ритуал: они отправлялись по настоянию своего тренера в церковь и молились в надежде, что всевышний ниспошлет им свое благословение и поможет одержать победу. Но на хоккейной площадке действуют свои законы: канадцы опять оказались только четвертыми. Хотя последний матч был для них не из легких: победа делала чемпионами соперников, проигрыш отбрасывал канадцев с первого места за черту призеров.

По ходу игры наша команда все время отыгрывалась. Но решающее слово было все же за нами. Мы победили с весьма скромным счетом - 3:2. Но ведь победили же! И стали олимпийскими чемпионами. «Виктор Коноваленко не просто хороший вратарь, но и хороший человек, он умеет по-настоящему радоваться успеху товарищей, для него высшая радость в спорте - не личный успех, а победа команды».

Анатолий Тарасов. «Совершеннолетие»

В Инсбруке я еще больше осознал свою роль в коллективе. Не только в хоккейной команде - в сборной страны вообще. Олимпиады - соревнования, ни с чем не сравнимые. Впервые я встретился в одном доме, под одной крышей с представителями всех зимних спортивных дисциплин, принимал участие в объединенном партийно-комсомольском собрании всей советской делегации. В свободное время, хотя его было не так уж и много, мы переживали вместе со всеми, наблюдая за блистательным выступлением Лидии Скобликовой на конькобежной дорожке, поддерживали наших лыжников и биатлонистов, радовались первым победам фигуристов. Открывали для себя доселе незнакомые виды спорта. Такие, как бобслей, например.

Чувство локтя, ощущение поддержки друзей просто необходимы в ответственных соревнованиях. А уж на Олимпиадах и подавно. Мне вообще-то грех жаловаться на отсутствие товарищей. Хоккей - игра коллективная. И даже если вратарь по сути своей специальности и одинок, это не значит, что он один. И замыкаться, уходить в себя не имеет права. Он - член команды. Такой же, как защитники, как нападающие.

В хоккее давно заведено разделение на пары защитников, тройки нападающих, пятерки полевых игроков. Им иной раз присваивается нумерация - «первая», «вторая» либо за отдельными звеньями закрепляются буквы - А, Б и т. д. Вратарь же должен ощущать себя полноправным членом каждого из звеньев. Только в этом случае он способен сыграть именно так, как того требует ситуация на площадке. И тогда ты чувствуешь себя сопричастным к забитому твоими товарищами голу, так же как и они разделяют ответственность за пропущенную шайбу.

Для этого надо быть не просто единым коллективом на льду, но и вне его. Тренеры сборной команды должны обладать способностями дирижера, чтобы заставить оркестр играть в унисон. А также даром педагога, воспитателя и в большей степени психолога, чтобы объединить представителей различных клубов, которые еще вчера соперничали между собой. И если случались прежде взаимные обиды, мы оставляли их в прошлом, забывали. Надев свитеры с буквами «СССР» на груди, мы обретали единую цель - победа советского спорта.

У каждого из нас тем не менее имелись свои симпатии. Мне, например, всегда были ближе ребята из ЦСКА. Они казались мне проще, с ними я быстрее сходился. И с теми, с кем довелось играть в одном - двух турнирах, и с кем прожил долгие десять лет в сборной.

Я, например, всегда высоко ценил ИванаТрегубова. И не столько за игровые качества - за человеческие. А ведь с ним, с этим великим защитником, мне выпало сыграть совсем немного в том печальной памяти швейцарском чемпионате 1961 года. Я был новобранцем, совсем еще необстрелянным юнцом. Трегубое же в то время слыл уже одним из лучших защитников мирового хоккея, его называли «Иваном Грозным». Но ни менторского тона, ни демонстрации своего превосходства он себе не позволял. Наоборот, тактично и рассудительно указывал на ошибки, подсказывал. А со мной он занимался чаще других. И мне было приятно «брать уроки», как говорят фехтовальщики, у маститого спортсмена.

Да и своим партнерам на площадке Трегубое никогда не указывал на ошибки по ходу игры. Потом - другое дело. Да и то в дружеской беседе, без каких-либо претензий;

Жаль, что мало довелось с ним играть. Зато с его преемниками - Александром Рагулиным, Эдуардом Ивановым, Виктором Кузькиным - не один пуд соли съели.

С Рагулиным жил в одном номере на чемпионате 1961 года. Он видел все мои мучения, сочувствовал, старался поддержать. С ним я только и делился тогда своими мыслями. Большой, сильный, словно созданный для хоккея, Саша был в то же время искренен и добр. В жизни добр. В игре этого про него не скажешь. Да и можно ли в современном хоккее с его жесткой, силовой основой вообще быть «добрым»! Нет, конечно. А уж защитнику-то и подавно. Но за рагулинской спиной я чувствовал себя спокойно, как за каменной стеной: огромной «разрушительной» силой обладал Саша. Соперники, как правило, старались избегать столкновений с Рагулиным. Но и обвести его было непросто. А еще владел он высокой точностью паса. Что такое пас в хоккее - известно, но важность самого первого паса не идет в сравнение с прочими. Первый пас - начало атаки.

В 1966 году Александра Рагулина признали лучшим защитником чемпионата мира. По праву. А двумя годами раньше такой титул получил Эдик Иванов. Правда, при не совсем обычных обстоятельствах.

Директораты хоккейных чемпионатов мира начали определять лучших игроков турниров с 1954 года. Тогда лауреатом назвали Всеволода Боброва. Но вот в 1968 году, когда после долгого перерыва наша сборная вновь стала сильнейшей в мире, организаторы не смогли назвать в числе лучших ни одного из советских игроков. Это вызвало естественное недоумение специалистов. Последовал ответ: в команде СССР все настолько хорошо играют, что выделить кого-либо одного трудно. Спустя' год, в Инсбруке, члены директората олимпийского турнира пошли по пути наименьшего сопротивления, объявив лучшим вратарем канадца Сета Мартина, а защитником - Франтишека Тикала из сборной ЧССР. Они решили передать третий приз для вручения одному из советских игроков - на усмотрение команды. Получал награду капитан сборной Борис Майоров, и кое-кто из журналистов поспешил передать, что именно он лучший нападающий Олимпиады. Однако на собрании команды было решено отдать награду Эдуарду Иванову. Таким образом, в одном чемпионате сразу два защитника оказались лауреатами.

Вообще в сборной всегда преобладали армейцы. И каждый игрок был по-своему неповторим. Я рад, что мне пришлось выступать в одной команде с Константином Локтевым, Александром Альметовым, Вениамином Александровым, Анатолием Фирсовым, Владимиром Викулбвым, Виктором Полупановым. При мне начали свое стремительное восхождение на хоккейный Олимп Валерий Харламов, Борис Михайлов, Владимир Петров.

Ближе всех в сборной тех лет мне был Виктор Якушев. Может, еще и потому, что он долгие годы в единственном числе представлял в сборной команде столичный «Локомотив», так же как я один - горьковское «Торпедо». Мы были с ним чем-то похожи: складом характера, молчаливостью, привязанностью к своему клубу.

Долгое время в сборной бытовало правило приглашать в состав уже хорошо сыгранные клубные звенья. Ну а Якушев был как бы на подхвате: кто-то травму получил, кого-то по другим причинам не взяли в сборную. И Виктор, словно палочка-выручалочка, играл на разных чемпионатах с разными партнерами. Но как играл! Он был настолько талантлив, настолько понимал игру, что ему было достаточно провести в новом сочетании несколько тренировок, чтобы не выпадать из ансамбля. И ни разу никто из его новых партнеров по звену не жаловался, что не понимает Якушева. Он был бесценным игроком для сборной. А в «Локомотиве» Виктор отметил на льду свое сорокалетие...

Хоккеисты московского «Спартака» появились в сборной одновременно со мной. До 1961 года на мировых чемпионатах этот клуб никто не представлял. И вот в команде появилась целая тройка интересных нападающих - братья Борис и Евгений Майоровы и Вячеслав Старшинов. Талантливые ребята? Безусловно. Но с непростым характером. Особенно братья. В чем в чем, а в активности, в отдаче им отказать было нельзя.

Вячеслав Старшинов был в сборной больше своих первых партнеров. Да и в клубе тоже. Он был талантлив, факт. Хоккеист от бога. На площадке - таран, сомнет всех и вся. И если сам не забьет, то уж пас-то отдаст точно. В конце своей спортивной карьеры он не поспевал, как в шестидесятые годы, за молодыми партнерами. Зато снабжал их такими передачами, после которых стыдно было не забить гол.

Борис Майоров долго носил капитанскую повязку в сборной. Причем мы всегда единогласно выбирали на эту почетную и ответственную должность столь принципиального хоккеиста. Знали, что он, если потребуется, если это будет необходимо команде, пойдет и у тренеров оспаривать какое-то, на наш взгляд, неверное решение.

Евгений же чем-то напоминал мне Роберта Сахаровского из нашей торпедовской команды. Хитрющий, место всегда правильно выберет, чтобы завершить атаку партнеров, часто решающие шайбы забивал.

Вспоминается случай в Колорадо-Спрингс, где мы играли в мемориале Брауна в канун чемпионата мира в Тампере, в 1965 году. Перед решающим матчем с канадцами я почувствовал недомогание. Сказал об этом на собрании - тренеры не поверили. И Женя Майоров говорит, что плохо себя чувствует. Определить наше состояние мог бы врач, но в той поездке его обязанности выполнял наш массажист -Авсеенко, Лаврыч. Но что он мог сказать? Дал градусник. Измерил я температуру- 37,8. Значит, дела мои плохи. Ведь у меня почти никогда температуры не бывает при простуде.

А раз поднялась, пусть и немного, - значит, точно болен. Дали градусник Майорову. У него температура была ниже, и он наотрез отказался играть.

Распустили нас по номерам. Через некоторое время ко мне целая делегация нагрянула. Надо, мол, Витя, сыграть против канадцев. Очень важная встреча. Раз ребята просили, я не мог отказать. Выиграли мы тогда тот матч. А Евгений уже больше никогда не выходил на лед в составе сборной - на чемпионат мира его не взяли

Много лет спустя в книге Бориса Майорова я прочитал, что у Евгения тогда болело плечо – у него, как и у многих спортсменов, был так называемый «привычный вывих». Он не любил играть не в полную силу, но объяснить это команде не захотел.

Два последующих чемпионата мира свелись к принципиальному спору советских и чехословацких хоккеистов. Менялись города: в 1965 году турнир проходил в Тампере, в 1966-м -в Любляне. Разными были ситуации по ходу первенств: в одном случае нас устраивала ничья в главном матче, в другом требовалось обязательно победить команду ЧССР. Но мы неизменно выигрывали золотые медали, вновь подтверждая свою силу. Новый чемпионат должен был пройти весной 1967 года в Вене.

Мое будущее казалось безоблачным. К сезону готовился, как всегда, в составе «Торпедо». Нога побаливала, но я продолжал заниматься. И все же, судя по отзывам прессы, не очень-то впечатляла моя игра в начавшемся чемпионате страны. Причин тому было много. Как итог - меня не берут в сборную на матчи с хоккеистами Чехословакии и Швеции. И хотя игры были тренировочные, традиционные, обидно было, не скрою.