Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
Обсессивно-фобический синдром
|
|
Специфика навязчивой симптоматики заключается в психологической реакции неприятия индивидуумом однотипного повторения симптома. В связи с этим, во-первых, формируется хотя бы временное критическое отношение к болезненному феномену как неадекватному, непроизвольному и слабо контролируемому, и, во-вторых, существует возможность эмоционального неприятия симптома личностью [Циркин С.Ю., 2012].
Для обозначения обсессивно–компульсивной симптоматики в структуре расстройств шизофренического спектра предложен ряд терминов: «обсессивно-компульсивное или шизообсессивное расстройство», «шизопаническое расстройство», «шизофобическое расстройство или шизофрения с тревожно-фобическим расстройством» и др. [Zobar J., 1977; Insel T.R., Akiskal H.S., 1986; Hwang M.Y., Opler I.A., 1994; Bermanzohn P.C., Porto L., Siris S.G. et al., 2001].
Среди расстройств шизофренического спектра обсессивно-компульсивная симптоматика - не только одна из наиболее распространенных, но и трудно поддающихся лечению. Несмотря на большое число научных публикаций и многообразие подходов, проблема квалификации и лечения этой патологии в настоящее время далека от разрешения.
Обсессивно-компульсивные и тревожно-фобические симптомы регистрируется примерно у 76-85% пациентов с диагнозом «шизофрения» [Bilard C., Newman S.C., Orn H., 1987; Bermanzohn P.C., Porto L., Siris S.G. et al., 2000], в связи с чем многие исследователи рассматривают эти расстройства в качестве ассоциированных психопатологических синдромов.
Однако существует и иная точка зрения, согласно которой обсессивные расстройства могут входить в широкий круг бредовых нарушений, компульсивное поведение – расцениваться как симптомы кататонии, пароксизмальная паника и фобии – отнесены на счет психотической тревоги и возбуждения, а избегающее поведение – интерпретироваться в ряду негативных изменений.
Таким образом, несмотря на то, что аспекты психопатологии шизофренических расстройств с обсессивно - компульсивными включениями достаточно полно освещались в многочисленных публикациях как отечественных [Наджаров Р.А.1956; Завидовская Г.И.1971; Снежневский А.В.1983; Смулевич А.Б.,1987; Диденко А.В.,1999; Финк Г.Ф.,2001; Колюцкая Е.В.,2001], так и зарубежных [Insel Т., Akiskal Н.,1986; Berman I., Kalinowski A., Berman S., 1995; Yarura-Tobias Т., 1997; O'Dwyer A., Marks J., 2000; Craig Т., Hwang Y., Bromet J., 2002; Lysaker P., Bryson G., Marks K., 2002; Nechmad A., Ratzoni C., Poyurovsky M., 2003] авторов, до настоящего времени не существует единой точки зрения относительно роли обсессивно - компульсивной симптоматики при расстройствах шизофренического спектра.
Одни исследователи, рассматривающие навязчивости в рамках псевдоневротической формы шизофрении [Наджаров Р.А., 1955; Снежневский А.В., 1983], склоняются к мнению, что появление навязчивостей в клинической картине процессуального заболевания свидетельствует об относительно благоприятном его течении. Другие же, напротив, считают, что появление в шизофреническом процессе обсессивно-компульсивной симптоматики является наиболее информативным показателем непрерывного течения и предиктором неблагоприятного прогноза [Мазо Г.Э., 2005; Fenton W., McGlashan T., 1986; Skoog G., Skoog I., 1999; Lysaker P., Bryson G., Marks K., 2002; Nechmad A., Ratzoni C., Poyurovsky M., 2003]
Ряд авторов [Озерецковский Д.С., 1950; Головань Л.И.,1965; Завидовская Г.И.,1971; Rasmussen S., Eisen J., 1994; Craig Т., Hwang Y., Bromet J., 2002] считает, что структура обсессивно - компульсивных расстройств имеет решающее значение в плане стереотипа развития и прогноза заболевания. Так, если в структуре навязчивых состояний преобладают фобии, то чаще наблюдается тенденция к «стабильному» течению процесса с малой прогредиентностью и медленным нарастанием дефицитарной симптоматики, а обилие ритуалов обычно предшествует неблагоприятному прогнозу.
Обсессивно-фобической симптоматике в рамках шизотипических расстройств, представленной широким кругом шизообсессивных нарушений, посвящены многие работы отечественных авторов, выполненных в последние годы [Дороженок И.Ю., 1999; Ястребов Д.В., 1999; Волель Б.А., 2003; Ястребов Д.В., 2012б]. Однако вопросы дифференциально-диагностических критериев этих состояний при шизотипическом и собственно невротическом (вне шизофренического спектра) заболевании остаются предметом дискуссий.
В большинстве работ проводится четкое разграничение тревожно-фобических и обсессивных синдромов как основного клинического проявления соответствующего варианта эндогенного процесса с выделением «шизообсессивного» или шизопанического/ шизофобического» вариантов. В связи с этим можно выделить 2 варианта обсессивно-фобических расстройств:
· фобический: «шизопаническое расстройство», «шизофобическое расстройство», «тревожно-фобическое расстройство»;
· обсессивный: « обсессивно-компульсивное расстройство при шизофрении», «шизообсессивное расстройство».
Фобический вариант.
В преморбиде такие подростки ничем не отличаются от своих сверстников или описываются как пассивные шизоиды, которым присущи бедность внутреннего мира, подчиняемость и равнодушие к близким.
Фобии при шизотипических расстройствах редко оказываются изолированными, ограниченными строго определенными ситуациями (страх высоты, грозы, темноты, полета в самолетах, закрытых или открытых пространств, большого скопления народа, необходимости посещения общественных туалетов, определенной пищи или заболевания, лечения у зубного врача, вида крови или повреждений, страх возникновения страха - фобофобия). Такого рода изолированные фобии обычно появляются в детстве или молодом возрасте и могут сохраняться десятилетиями.
В целом изолированные фобии, имеющиеся у больных шизотипическими расстройствами, практически неотличимы от таковых при невротических состояниях, но, в отличие от них, не обнаруживают тенденции к колебаниям интенсивности (в противоположность невротически обусловленной агорафобии). Кроме того, изолированные фобии быстро «обрастают» другими психопатологическими феноменами и в значительной степени «перекрываются» ими.
В структуре шизотипических расстройств превалируют псевдоневротические фобии, которые могут быть объединены фактором безопасности [Гомозова А.К., 2010], то есть нацеленные на то, чтобы «оградить» себя или близких от различного рода опасностей.
1. Чаще всего среди псевдоневротических фобий встречается агорафобия со сложной системой защитных ритуалов: боязнь открытого пространства, перехода улиц, площадей. Кроме того, вопреки первоначальному смыслу этого термина, эта патология включает целый ряд сходных фобий — клаустрофобибю, фобию самостоятельного пользования общественным транспортом, толпы или любого скопления людей и других ситуаций, затрудняющих возможность вернуться в безопасное место (что в совокупности определяется как фобии положения). Агорафобию могут сопровождать коморбидные псевдопсихопатические расстройства.
2.Среди других псевдоневротических фобий существенная роль принадлежит нозофобии. При нозофобии имеется страх заболеть серьезным заболеванием самому или кому-то из своих близких, то есть — страх ипохондрического содержания(страх за жизнь и здоровье). Обычными объектами ипохондрических фобий являются рак, венерические инфекции и СПИД.Предположенияо наличии у себя тяжелого неизлечимого заболевания ведет к неоднократным обследованиям у различных специалистов, а также к ощупыванию себя с навязчивым стремлением возобновить «исследование» тех участков тела, где могла развиться предполагаемая опухоль.
У некоторых больных на первое место выходят обсессии религиозного содержания, связанные со страхом наказания за «грехи». Однако и в этом случае часто речь идет о сверхценной ипохондрии, так как «наказанием за грехи» должно служить какое-либо серьёзное заболевание. Таким образом, ипохондрический радикаллежит в основе и этих, на первый взгляд религиозных, фобий.
Можно отметить также наличие в клинической картине нозофобий элементов сенсоипохондрии [по К. Леонгарду, 1981], представленной преимущественно сенестопатиями (гетерономными телесными сенсациями, то есть ощущениями, чужеродными по отношению к нормальному восприятию собственного тела).
3.Выделяется также страх внешней («экстракорпоральной») угрозы, к которому относится мизофобия и социофобия.
Мизофобия (боязнь загрязнения) характеризуется страхом загрязнения и заражения различными патогенными агентами, способными нарушить физическое здоровье и социальное функционирование: химическими веществами (стиральные порошки, средства для мытья посуды), мелкими предметами (осколки стекла, иголки, «особые» виды пыли, грязи), неопределенной бактериальной флорой, ядовитыми веществами, различными опасными субстанциями (асбест, радиоактивное излучение и др.).
Следует отметить, что преобладают не столько тревожные опасения заболеть определенной болезнью, как при нозофобиях, сколько страх заболеть «вообще микробами», «глистами», «какой-либо инфекционной болезнью», а также беспокойство, что «разовьется сепсис», «попадут в организм занозы ржавчины». Однако дальнейшей разработки, чем могут грозить «микробы», «глисты», «пыль», «грязь» - не наблюдается.
При генерализации мизофобии, особенно на начальных этапах, возможно фрагментарное включение изолированных специфических фобий, тесно связанных с доминирующей фабулой в виде страхов острых предметов (оксифобия), уколов, еды (из-за страха случайно проглотить «микробы», «случайно заразиться»), а также ситуационно спровоцированных панических атак, патологических сомнений «обыденного» содержания, единичных хульных мыслей. Мизофобию могут сопровождать сенестопатии.
Социофобии (социальные фобии) (лат. socio — общество; греч. phobos — страх) — навязчивый страх «потерять лицо», оказаться в центре внимания и/или вызвать у людей негативное отношение к себе (насмешку, неодобрение, гнев и пр.).
Основным признаком является страх испытать внимание со стороны окружающих в сравнительно малых группах людей (в противоположность толпе), что приводит к избеганию общественных ситуаций (общения, публичных выступлений, приема пищи или выполнения какой-либо деятельности на людях). Социофобии могут проявляться жалобами на покраснение лица (эрейтофобия), тремор рук, тошноту или императивные позывы к мочеиспусканию/дефекации, при этом иногда пациент убежден, что одно из этих вторичных выражений его тревоги является основной проблемой; симптомы могут прогрессировать вплоть до панических атак
Социофобии появляются в школьном возрасте и вначале принимают форму страха конкретных ситуаций (страх отвечать устный урок перед всем классом, завести личное знакомство, страх еды на людях, публичных выступлений или встреч с противоположным полом).
К пубертатному возрасту страх уже возникает в любых ситуациях, связанных с необходимостью появляться на людях [«генерализованная социальная фобия» по М.R. Liebovitz, D.F.Klein, 1981] и касается или предполагаемого психического недостатка («не смогу правильно ответить на неожиданный вопрос», окружающие заметят особенности «неадекватного» поведения), или мнимого физического недостатка («впалая грудь», «трясущиеся» руки).
Социальные фобии нередко сопровождаются нестойкими сенситивными идеями отношения (пациент «замечает» неодобрение, недоброжелательность во взглядах и поведении окружающих) и бредоподобными фантазиями.
4.Возможна трансформация отдельных фобий (страх передвижения на транспорте или страх открытых пространств) в панагорафобию, включающую почти все социальные ситуации вне семейного круга, когда избегающее поведение не только ограничивает передвижение, но и распространяется на любые ситуации, в которых больной может оказаться без помощи. При этом идеаторное содержание страхов может быть весьма неопределенным или случайным. В результате в крайних случаях это может привести к почти полной социальной изоляции, что позволяет рассматривать такие состояния как пограничные с субпсихотическими проявлениями заболевания.
Псевдоневротические фобии быстро «обрастают» навязчивостями и сопровождаются защитными действиями. Формируется система ритуалов, которая у части больных на определенном этапе сопровождается проявлениями компульсивности (чувства насильственности и мучительной борьбы мотивов). Со временем усилия по борьбе с собственными ритуалами ослабевают и прекращаются, в то время как формируются четкие концепции (при мизо- и нозофобиях) о путях распространения патогенных субстанций и мерах борьбы с ними [Павличенко А.В., 2007].
Быстро возникают также реакции избегания [Chambless D., 1989]. Фобическое избегание касается «опасных для заражения ситуаций» (при мизофобии) или контактов со всеми незнакомыми людьми (при социофобии). Уклоняясь от потенциальной опасности, пациенты бросают работу или учебу, месяцами не выходят из дома, изолируются даже от ближайших родственников и чувствуют себя в относительной безопасности лишь в пределах собственной комнаты.
Нередко фобии отягощаются наличием деперсонализационных расстройств преимущественно в виде аутопсихической и аллопсихической деперсонализации. При аутопсихической деперсонализации возникает феномен контрастности (появление фобий, противоречащих морально-этическим установкам пациентов) и быстрое обрастание страхов навязчивостями. Гораздо реже встречается соматопсихическая деперсонализация.
Субпсихотический уровень фобий. «Микропсихопатологическое изучение» [Pfohl B., Winokur G., 1983] субпсихотического усиления шизофобических расстройств обнаруживает следующие особенности клиники.
1. Своеобразие расстройства мышления [Павличенко А.В., 2007] начинает проявляться в отчетливой двойственности и относительности критики к собственным переживаниям и поведению: она присутствует, хотя и в неполной степени, в спокойном состоянии, но исчезает на высоте переживаний.
2. Характерным свойством тревожно-фобических проявлений становится флотирующий («цепляющийся» к чему-то) характер тревоги, стимулируемый широким кругом малозначительных аверсивных (имеющих вредные свойства) внешних стимулов.
Одно из наиболее интересных объяснений этого феномена состоит в том, что нарушение стратегий преодоления (копинга) у этих больных включает в себя затруднение фильтрации внешних стимулов с невозможностью их отсеивания в зависимости от уровня субъективной значимости. Следствием этого является ситуационная тревожная реакция в любых мало-мальски незнакомых или затруднительных ситуациях, проявляющаяся развернутой тревожной симптоматикой [Pich R.J., Bermanzohn P.C., Siris S.G., 2001].
3. Отмечается своеобразие пароксизмальной тревоги, которую больные характеризуют как «смертельный страх», «ужас» (от английского «terror») вместо традиционного для чисто невротических расстройств определения ее как «паника» [Pitch R.J., Bermanzohn P.C., Siris S.G., 2001]. В качестве ключевого признака для выявления тревожного синдрома в статусе пациента учитываются характерные соматические симптомы тревоги: чувство сердцебиения, холодный пот, нехватка воздуха и удушье, комок в горле и др.
Интеграция тревоги иногда может достигать степени «полного растворения» в психических переживаниях больного, а итоговая клиническая картина характеризуется гиперболизированной взбудораженностью, не соответствующей интенсивности других составляющих психического состояния.
4. Характерной особенностью является тесная «спаянность» тревоги с возникающими на ее высоте кратковременными эпизодами обманов восприятия, сенситивными идеями отношения, элементами бредовых идей ущерба и преследования.
5. Актуальность фобий со временем падает, они становятся недостаточно отчетливыми и на передний план выступают защитные меры, которые принимают характер обсессивных влечений. Разнообразные ритуалы, направленные на «ограждение» и «очищение», быстро усложняются и превращаются в длящиеся часами манипуляции с тщательной обработкой или даже дезинфекцией одежды, соприкасающейся с «загрязненными» предметами, рук, тела, жилья. Например, опирающийся на логическое размышление страх загрязнения почти забывается, но больной испытывает по существу навязчивое влечение мыть руки по каждому поводу и самым тщательным образом, из-за чего сам испытывает неудобства и хотел бы от этого избавиться [Циркин С.В., 2012].
Постепенно ритуалы занимают ведущее положение в клинической картине, приобретают все более вычурный характер, целиком определяют поведение больных, а иногда приводят к полной изоляции от общества.
На отдаленных этапах болезни ритуалы представляют собой набор привычных действий, которые обеспечивают поддержание установившегося жизненного уклада и которым подчиняется жизнь больного и его ближайшего окружения.
Обсессивный вариант.
Все навязчивости можно условно разделить на три группы.
К первой группе обсессий относятся идеаторные навязчивости в виде навязчивого мудрствования, навязчивых воспоминаний и сомнений. Ключевым расстройством является тягостное ощущение безотчетной тревоги, напряженности, «неловкости», «зажатости», стеснения и неспособности к полноценному функционированию, что мешает интеллектуальной деятельности и детерминирует навязчивое «перемалывание» обыденных вопросов или событий. От автоматизмов эти навязчивости отличает отсутствие ощущения «сделанности», несмотря на насильственный характер, а от бреда — критическое отношение к ним самого пациента.
С точки зрения А.К. Гомозовой [2010], такого рода обсессии формируются вследствие неудовлетворенности потребности в сохранении и утверждении собственного «Я», его постоянстве, полноценности осуществления своих жизненных планов и фантазий.
Конкретными проявлениями обсессий являются следующие:
· отвлеченные навязчивости [Снежневский А.В., 1983] или «отвлеченные обсессии» [Соболевский С.В., 2006] по типу бесплодного навязчивого мудрствования (многократное обращение к бесполезным или неразрешимым вопросам, неотвязные попытки рассуждать, заново раскрыть смысл того или иного понятия или выражения, этимологию термина, навязчивое «прокручивание» в голове предстоящих событий и своих планируемых действий, навязчивые попытки структурировать ход своих мысленных рассуждений по поводу каких-либо житейских проблем), ощущение необходимости найти ответ на неразрешимый вопрос, «умственная жвачка» без внутреннего сопротивления. Больные жалуются на бессмысленность своих раздумий. При минимизации навязчивого компонента напоминают проявления «метафизической интоксикации» (чрезмерная увлеченность рассуждательством при одновременной поверхностности и непродуктивности философских занятий и наличии признаков когнитивного дефицита) и со временем могут рассматриваться в структуре этого варианта заболевания;
· отвлеченные навязчивости по типу экзистенциальных страхов, с чем связано навязчивое воспоминание о событиях, терминах, формулировках и т.п., несмотря на их нейтральное содержание;
· навязчивые (психастенические) сомнения или представления, базирующиеся на утрате чувства уверенности в правильности выполнения ими каких-то действий, которые касаются:
1) предстоящих действий обыденного содержания (навязчивости превентивного контроля — «тревога вперед», «загадывания» на удачу), когда больные боятся потерять контроль и причинить вред себе или кому-то в будущем, что возникает на фоне непроизвольного (и не всегда ясно осознаваемого) желания (разновидность агрессивного или аутоагрессивного влечения). При этом повторяющиеся навязчивые мысли, предположения, сомнения и представления о будущих событиях и своего участия в них, как правило, неприятны больному. Навязчивые мысли имеют характер незавершенности мыслительного процесса, при отвлечении внимания больные вынуждены «прокручивать» все с самого начала. Иногда для того, чтобы избавиться от неприятных навязчивых сомнений и представлений, больные прибегают к борьбе, заключающейся в повторении противоположных мыслей и представлений. В ряде случаев, чтобы облегчить длительный мучительный период «повторного контроля» (проверок и, из-за их неэффективности, перепроверок), больные просят близких произносить фразы, помогающие избавиться от мысленных повторяющихся сомнений, неприятных навязчивых представлений. Осознание неправомерности своих сомнений позволяет им иногда довольствоваться формальными проверками, имеющими условный характер (например, выполнение какого-либо действия пять раз). Дальнейшее развитие обсессивно-компульсивных расстройств имеет тенденцию к генерализации и доходит до амбивалентности и амбитентендности (патологические обсессивные сомнения).
2) завершенных в прошлом, законченных действий обыденного содержания, которые выражаются в виде сомнений относительно полноты уже свершившихся действий (тревога назад). В этом случае первичной оказывается неуверенность, в силу которой больные опасаются, что ими будто бы был причинен ущерб (не по злому умыслу) в прошлом. Это сопровождается ритуалами и перепроверками [обсессии повторного контроля; Смулевич А.Б. с соавт., 1998] с целью убедиться в беспочвенности навязчивых опасений, также доходящих до амбивалентности и амбитендентности.
Вторая группа обсессий может быть обозначена как моторные навязчивости. Прежде всего, в этом случае речь идет о навязчивостях незавершенности действия [Гомозова А.К., 2010], когда на первый план выступают ритуалы в форме «моторного перфекционизма». Проявления «моторного перфекционизма» эгосинтонны, субъективно расцениваются как особенности характера, но клинически представляют собой сложные, необычные, вычурные привычки, весьма напоминающие заклинания.
Клиническая картина этих обсессий отражает одно из основных ключевых переживаний при обсессивно-компульсивных расстройствах – тягостное чувство «незавершенности» действия или физиологической функции, из-за чего они становятся чрезвычайно продолжительными.
Как показывает анализ указанных расстройств, они тесно связаны с нарушениями регуляции поведения по механизмам обратной связи, поэтому такого рода навязчивости напоминают психастенические переживания.Они обычно провоцируют у пациентов тревогу, побуждая их к компульсивному воспроизведению соответствующего действия и возникновению ритуалов повторения. Компульсивное расстройство проявляется многократными повторениями совершаемых в определенной последовательности действий, представляющих рутинные бытовые операции (гигиенические процедуры, смена одежды, нанесение макияжа и др.).
С этим же ключевым переживанием «незавершенности» часто сочетаются компульсивный счет (навязчивый счет), а также обсессии и компульсии порядка и симметрии: особого, подчас многочасового церемониала, имеющего конечной целью удовлетворенность правильной последовательностью действий, расположением предметов на письменном столе или книжной полке с соблюдением полной симметрии (по цвету или размеру печатных изданий, дисков и пр.).
Кроме навязчивостей повторного действия, в этой же группе рассматривают и компульсии, характеризующиеся непреодолимо-навязчивым влечением к деятельности, которая в целом находится в русле обычных интересов больного, однако в связи с интенсивностью и продолжительностью их рализации воспринимаются пациентом как «занятия чепухой, не делать которую не могу, равно как не могу остановиться, когда ею занимаюсь».
В этом же контексте рассматриваются и двигательные акты (прикосновение, поглаживание, вращение вокруг себя), лишенные смыслового содержания, но, в отличие от кататонических феноменов, характеризующиеся наличием элементов борьбы с параллельным нарастанием недовольства и напряжения, а после совершения моторной навязчивости – переживанием раскаяния..
Третья группа обсессий связана с феноменом контрастности (контрастные обсессии, навязчивые хульные мысли, овладевающие представления, овладевающие желания) и может быть названа навязчивостями запретных побуждений[Гомозова А.К., 2010].
Обсессии контрастного содержания – это неприемлемые с моральной точки зрения идеи, представления или образы, которые против воли всплывают в сознании больных, вызывая у них чувство вины и страх того, что они могут совершить эти деяния. Подобные переживания возникают и в случае сексуальных обсессий. Таким образом, контрастные обсессии связаны с запретными агрессивными побуждениями и сильными чувствами, над которыми пациенты безуспешно пытаются установить контроль, что приводит к частому формированию «реакций избегания».
Конкретными проявлениями контрастных навязчивостей являются следующие:
· суицидофобии (страх самоубийства) и гомицидофобии (страх убийства), когда пациенты боятся, что они «могут стать сумасшедшими» (лиссофобия), потерять контроль над собой и совершить аутодеструктивные действия (броситься под поезд, повеситься, выпрыгнуть из окна) и/или противоправные действия, направленные на ближайшее окружение (толкнуть под поезд близкого человека, убить жену или ребенка - ударить ножом, выбросить с балкона). Больные при этом мучительно опасаются, что то или иное действие будет реализовано. Эти страхи сопровождаются танатофобией (страх смерти), выраженной тревогой и попытками активного саморазубеждения, отвлечения внимания от содержания фобий.
· навязчивые хульные мысли, отражающие агрессивные влечения:сопровождаемые опасением потерять контроль над собой и совершить какие-либо действия (например, выкрикнуть ругательство), соответствующие содержанию этих переживаний. В этом случае обсессии представлены циничными кощунственными мыслями преимущественно религиозного содержания: оскорбления в адрес объекта поклонения и священнослужителей, восхваление дьявола. В некоторых случаях наблюдается проговаривание молитв с навязчивым желанием вставлять слова противоположного, богохульного значения. Нередко подобные мысли возникают у пациентов ассоциированно при виде предметов религиозного культа или церковной утвари. При этом обсессии не только мешают молиться, но и зачастую полностью замещают выполнение церковного ритуала.
Иногда циничные, «стыдные» мысли появляются по отношению к близким людям и сопровождаются чувством вины и/или ничем не оправданной и отгоняемой от себя антипатией к родному человеку:
· контрастные сомнения в совершении в прошлом насилия или убийства, или возможность совершения его в будущем, назойливо возникающие вопреки логике и разуму. Навязчивые опасения при этом типе контрастных обсессий адресуются к незнакомым, преимущественно случайно встреченным людям. Больные опасаются, что могли стать виновниками ДТП, сбить пешехода; сломав стул или разбив стекло — стать причиной чей-либо травмы; будучи свидетелями несчастного случая — не оказать помощь и таким образом погубить человека. Осознавая нелепость своих опасений, пациенты не могут избавиться от навязчивых мыслей, относящихся к целесообразности уже совершенных, а при нарастании остроты состояния — и планируемых в будущем поступков. Навязчивые сомнения сопровождаются антагонистическими, достигающими уровня амбивалентности, тенденциями.
· контрастные кощунственные овладевающие образные представления [Glatzel J., 1973](сексуальные, криминальные или аутодеструктивные по содержанию визуализированные представления):могут выступать в качестве самостоятельных феноменов, но, как правило, сопровождают контрастные обсессии и навязчивые хульные мысли — всплывающие в сознании помимо воли яркие образные трагические сцены, в которых «реализуются» контрастные обсессии и хульные мысли. Больные ярко «видят» результат якобы реализованного навязчивого влечения в виде жестокого поступка. Помимо воли они красочно представляют, как наносят ножевые ранения, выпрыгивают в окно, убивают ребенка либо кого-нибудь из членов семьи.
Могут иметь место также навязчивые «овладевающие» представления в виде неправдоподобных, абсурдных ситуаций, которые больные воспринимают как действительные. Примером может служить навязчивое представление, что похороненный родственник был живым, причем больной мучительно представляет и переживает муки умершего в могиле. Иногда возникают также яркие представления о собственных пораженных внутренних органах тела, несчастиях с родными. Образные представления сопровождаются выраженной тревогой, попытками активного саморазубеждения, отвлечения внимания.
· контрастные овладевающие желания: могут выступать в качестве самостоятельных феноменов, но, как правило, сопровождают контрастные обсессии и хульные мысли и выражаются в появлении желаний и влечений к совершению того или иного жестокого или крайне опасного действия. Эти явления, возникающие пароксизмально, вопреки разуму, воле, эмоциям и носящие абсолютно немотивированный, отвлеченный или метафорический по содержанию характер, сопровождаются ощущением ужаса, смятения с невозможностью освободиться от них и вызывают у пациента страх реализации этих влечений.
В отношении навязчивостей третьей группы следует отметить следующее. При контрастных обсессиях и хульных мысляхбыстро формируется избегающее поведение [Стась С.Ю., 2007] и появляются защитные действия, направленные на предотвращение возможности совершения антисоциальных либо аутоагрессивных поступков. Из обихода исключаются возможные орудия самоубийства или убийства, ограничиваются контакты с потенциальными жертвами, требуется постоянное присутствие третьих лиц, способных предотвратить возможность опасных поступков.
Резюмируя характер всех навязчивостей, возникающих в структуре шизотипического расстройства, можно выделить несколько особенностей.
1. Медленное, неяркое их первоначальное развитие с тенденцией навязчивостей к «систематизации» [ Смулевич А.Б., 1999], группировке вокруг первичной обсессии множественных вторичных навязчивостей. При этом, как отмечает С.В. Соболевский [2006], при шизотипическом расстройстве навязчивости наблюдались чаще на всем протяжении заболевания, определяя тяжесть клинической картины, являлись ведущим синдромом, в то время как обсессивно - компульсивные нарушения при психотической шизофрении появлялись на непродолжительное время в инициальном периоде заболевания и редко играли ведущую роль в клинической картине.
2. Появление монотонных, инертных, вычурных и нелепых защитных ритуалов, их метафизичности (абстрактности). Компульсивные расстройства постепенно замещаются моторными (кататоническими) стереотипиями и сопровождаются в части случаев самоповреждающим поведением (покусывание рук, расчесывание кожи, перетягивание горла). Больные вынуждены повторно выполнять одни и те же операции (строго симметрично располагать предметы на письменном столе, по много раз перекрывать водопроводный кран, мыть руки, хлопать дверью лифта и т. п.). Эти ритуалы больной может выполнять, не стесняясь посторонних и крайне озлобляясь, если ему в этом препятствуют. Например, войдя в комнату, где находятся незнакомые ему люди, больной, не обращая на них внимания, дотрагивается рукой до ножек стульев, столов, дивана и лишь затем садится и вступает в беседу. Такого рода ритуалы, постепенно занимающие ведущее положение в клинической картине, целиком определяют поведение больных, а иногда приводят к полной изоляции от общества.
3. При этих навязчивостях, в отличие от невротических, тщательный психогенетический анализ по В.Н.Мясищеву [1960], как правило, не позволяет выявить психогенные факторы, лежащие в их основе, а сами навязчивости могут проявляться в виде нелепых абстрактных систем — числовых, геометрических, буквенных. Возможно, что психогенный фактор в генезе навязчивостей при неврозоподобной форме мог присутствовать, но его значимость давно утрачена, сам он не только амнезирован, как может быть при неврозах, но и заслонен последующими заумными символическими построениями.
4. В отличие от обсессий при неврозах, они быстро лишаются эмоционального компонента, приобретают черты инертности и однообразия — их содержание становится все более нелепым, теряет даже внешние признаки психологической понятности. В результате навязчивые опасения перестают сопровождаться соответствующим их содержанию эмоциональным сопровождением, хотя при этом и не переходят в лишенные всякого намека на навязчивость сверхценные или бредовые идеи.
Иными словами, дифференциально-диагостической особенностью обсессивно-фобических расстройств является наличие в клинической картине изменений, сходных с негативными. К ним относятся: отсутствие элементов борьбы и преодолевающего поведения с формированием выраженного ограничения активности, аутизации и тотального избегания, а также необратимый стереотипный, монотонный и ригидный характер невротической симптоматики и ее усложнение за счет появления обширной системы ритуалов с замысловатой и не всегда объяснимой мотивацией.
5. В ряде случаев — быстрое формирование полиморфных обсессий [Соболевский С.В., 2006].
6. Наличие связи расстройств при обсессивно-фобическом синдроме с психопатоподобными состояниями. Так, реакции избегания проявляются в виде эксплозивных вспышек по отношению к ближайшим родственникам, эгоцентризма, манипулятивности. В этом случае все попытки родных изменить набор привычных действий, которые воспринимаются пациентами как единственно комфортные, приводят к взрыву раздражения, угрозам или агрессии. При обсессиях «повторного контроля» наблюдается усиление психастеноподобных расстройств: склонность к сомнениям, возникающим по любому поводу, послушное подчинение родственникам, ограничение деятельности выполнением лишь элементарных домашних обязанностей.
7. Присутствие у обсессивных больных голотимного аффекта (связанного с содержанием обсессивно-фобических переживаний), суточных колебаний настроения или ангедонии [негативной аффективности по систематике А.Б. Смулевича с соавт., 1976], сменяющихся кратковременными гипоманиакальными эпизодами.
8. Появление (чаще в инициуме заболевания) соматоформных психических расстройств сразу в виде «полисимптоматики» и относительно быстрое их обрастание и «перекрывание» другими психопатологическими феноменами.
Кроме того, следует отметить более выраженное нарушение социального функционирования этих пациентов [Poyurovsky M. et al., 2001], а также повышенный риск совершения суицидальных попыток [Sevincok L. et al., 2007] по сравнению с этими показателями у больных с психотической шизофренией.
Субпсихотические обсессивные феномены. Помимо описанных выше проявлений непсихотических обсессивно-компульcивных расстройств, выделяется группа состояний, клиническая картина которых на всем протяжении заболевания ограничивается внепсихотическими (субсиндромальными) рамками, имея, с одной стороны, определенный аффинитет к навязчивостям, а с другой – к некоторым психотическим проявлениям эндогенного психотического процесса.
В ряду этих состояний следует отметить те из них, которые по своему характеру приближаются к галлюцинаторной, бредовой и кататонической симптоматике.
1.Субсиндромальная галлюцинаторная симптоматик а. В данном случае происходит замещение наиболее лабильных составляющих обсессивного синдрома обманами восприятия, относимыми многими к галлюцинаторным (отдельные авторы предпочитают использовать термин «сенсорные ОК-феномены», чтобы подчеркнуть их отличие от развернутого галлюциноза) [Miguel E.C., do Rosario-Campos M.C., Prado H.S. et al., 2000; Fontenelle L.F., Lopes A.P., Borges M.C. et al., 2008]. Доминирующие на первых этапах болезни эмоционально насыщенные представления (например, образы кровавых сцен убийства), сопровождавшиеся «принятием невероятного за действительное» [«навязчивости особого значения» по K.Jaspers, 1923], затем замещаются индифферентными для сознания образами (геометрические фигуры, предметы обихода).
К доминирующим обсессивно-компульсивным проявлениям заболевания могут также присоединяться неразвернутые галлюцинаторные феномены в виде «навязчивых галлюцинаций» [Seglas J., 1892], когда больные заявляют, что они «видят» слова, написанные на стене, в пространстве, на облаках, и могут их прочитать. При этом отмечается чувство исключительного назначения этих «слов».
Характерные особенности нарушений восприятия при шизообсессиях позволяют говорит об их своеобразии. Одной из таких особенностей является их транзиторный характер с резким переходом от нормального восприятия к искаженному, что имеет место при экспозиции провоцирующего тревогу стимула [Insel T.R., Akiskal H.S., 1986; Bürgy M., 2007; Fontenelle L.F., Lopes A.P., Borges M.C. et al., 2008]. Высказываются гипотезы об общих механизмах обсессивно-компульсивных и сенсорных расстройств при шизофрении [Tibbo P., Warneke L., 1999].
Кроме того, обманы восприятия характеризуются следующими особенностями: конкретностью, психологической «выводимостью», «привязанностью» к содержанию овладевающих представлений, непосредственной связью с навязчивостями.
Существует особая форма течения заболевания, когда обсессивные проявления частично сопрягаются с субпсихотическими псевдогаллюцинаторными феноменами и явлениями психического автоматизма [Загороднова Ю.Б., 2010], которые варьируют в широких пределах, вплоть до «звучания мыслей» (Gedankenlautwerden) [Wernike C., 1906]. Их точная психопатологическая квалификация, равно как и правомочность применения к ним понятия «галлюцинации», до настоящего времени является предметом дискуссии.
Важно подчеркнуть, что при этом варианте течения заболевания субсиндромальная псевдогаллюцинаторная симптоматика с формированием психических автоматизмов доминирует в клинической картине заболевания только в периоды резкого усиления обсессий.
Характерно особое, двойственное отношение пациентов к имеющимся у них психопатологическим расстройствам. С одной стороны больными признается, что навязчивые мысли являются продуктом их собственного сознания (что отражает механизм, свойственный обсессивно-компульсивному расстройству), с другой — высказывается предположение о возможности внешнего влияния, нарушающего ход естественного мышления (черты психического автоматизма)
В этом случае:
а) помимо воли больного появляются ругательства и проклятия, которые приобретают характер звучащих фраз в форме «озвученных» контрастных мыслей, либо слышимых со стороны «обвиняющих» голосов, произносимых голосом либо самого больного, либо другого (чаще неизвестного) человека. В целом эти явления напоминают псевдогаллюцинации [Суханов С.А. 1904/1905, 1912; O’Dwyer A., Marks I.2000];
б) «звучащие мысли» носят комментирующий характер – нелицеприятные утверждения, направленные на самого пациента, вплоть до появления феноменов, сопоставимых с императивными псевдогаллюцинациями: озвученные голосом больного приказы совершать нелепые действия ритуального характера, направленные на предотвращение возможного несчастья;
в) овладевающие представления контрастного или субъективно неприятного содержания объединяются в сознании с ощущением воздействия извне, чужеродного влияния, «вложенности», идеями о некой силе, насылающей пугающие образы, то есть формируются по механизму психического автоматизма.
Таким образом, субпсихотическая составляющая симптомокомплекса навязчивых галлюцинаций является вторичной [по Е.А. Попову, 1941] по отношению к обсессивным явлениям.
Однако при этом, несмотря на псевдогаллюцинаторные и автоматизированные феномены, для подавляющего большинства изученных случаев не характерно формирование бреда воздействия. Не возникает предположений не только о цели возможного внешнего влияния, но также о его источнике и способе передачи. «Чуждость» обсессий проявляется преимущественно на уровне ощущений. Бредовое поведение в строгом смысле этого слова не формируется.
Преобладает защитно-ритуальное и избегающее поведение, более характерное для обсессивно-компульсивных расстройств. Защитное поведение может исчерпываться идеаторными ритуалами в форме попыток замены тягостных «чужих» мыслей и образов на субъективно приятные или нейтральные, а также многократным проговариванием «позитивных», успокаивающих утверждений.
Подчас защитно-ритуальное поведение включает не только идеаторные, но и двигательные ритуалы. С целью «борьбы» с воздействием совершаются сложные моторные акты, представляющие собой цепь повторных действий (подчас напоминающие грубо выраженные сложные моторные тикоидные феномены). При появлении контрастных мыслей и образов и сопряженного с ним ощущения воздействия любое начатое движение многократно повторяется вплоть до момента редукции псевдогаллюцинаторных, автоматизированных и обсессивных проявлений (компульсивные ритуалы).
Таким образом, несмотря на присутствие в клинической картине заболевания психических автоматизмов и галлюцинаторных расстройств, клинико-психопатологическая структура защитных действий исчерпывается мероприятиями, характерными для расстройств обсессивно-компульсивного круга.
Следует также отметить, что избегающее поведение, сопряженное с опасениями реализации контрастных обсессий и навязчивых хульных мыслей, усиленными наличием овладевающих визуализированных представлений и овладевающих желаний, косвенно свидетельствует о родстве контрастных навязчивостей с импульсивными влечениями. Контрастные навязчивости, сочетающие патологические овладевающие желания (непреодолимые влечения) со страхом реализации импульсов, представляются сложным психопатологическим образованием, квалификации которого адекватно определение «переходного» (между обсессивными и импульсивными) синдрома.
2. Субсиндромальная бредовая симптоматика. В некоторых случаях на высоте переживаний обсессивного характера отмечается феномен «принятия невероятного за действительное», ассоциированный с магическим мышлением [«навязчивости особого значения» по Jaspers K., 1923]. При этом в качестве «вредоносного» для больного может выступать не только физический, но и моральный факторы (моральное осквернение), по отношению к которым формируется разная степень убежденности в реальности их патологического влияния. Это сближает данные навязчивости с острыми бредовыми состояниями. В то же время относить их к бредовым феноменам нельзя, поскольку существует определенное критическое отношение к обсессивно-фобическим расстройствам, отсутствуют четкие концепции, объясняющие пути проникновения в организм чужеродных агентов, а также ипохондрический бред [Павличенко А.В., 2007].
При приступах, протекающих с преобладанием аффективных (депрессивных) расстройств, навязчивые идеи самообвинения принимают форму тревожных руминаций («пережевывание, повторение»), на высоте переживаний достигающих уровня бредовой убежденности; в контексте последних реализуется многократный перебор как прошлых, получающих негативную оценку поступков, так и возможных ошибочных действий в будущем. Больные вынуждены многократно возвращаться к месту, где, по их мнению, мог произойти несчастный случай [обсессии повторного контроля, Смулевич А.Б. с соавт., 1998], пытаются отыскать признаки случившегося несчастья, пятна крови, другие обличающие улики, нередко в неодушевленных предметах «различают» чей-либо изувеченный труп.
В ряде случаев обсессии доходят до бредоподобного «помешательства сомнений» — folie du doute, когда на фоне генерализованной тревоги с бессонницей и идеаторным возбуждением навязчивые сомнения резко усиливаются и генерализуются [Волель Б.А., 2003].
Но более характерны о бсессивно-бредовые переживания (обсессивный бред). Этот вариант синдрома определяется как своеобразный «гибрид обсессий и бреда», при котором внешний фасад обсессивных проявлений может скрывать за собой психотическое содержание, и в таком случае преобладает точка зрения о наличии коморбидной зависимости между невротическими проявлениями обсессивно-компульсивных расстройств и бредовой симптоматикой.
Особенность перечисленных вариантов состоит в том, что в подавляющем (но не в абсолютном) большинстве они были описаны у пациентов с психотической формой шизофрении.
В этом случае происходит сращение навязчивых и бредовых феноменов, завершающееся образованием общих шизообсессивных (обсессивно-бредовых) симптомокомплексов [Завидовская Г.И., 1971; Масихина С.Н., 2001; Стась С.Ю., 2008; Yarura-Tobias J.A. et al., 1997; O’Dwyer A., Marks I., 2000]. О феноменологической близости обсессивных и бредовых идей говорит И.В. Щербакова [2008].
Таким образом, можно говорить о едином (обсессивно-бредовом) симптомокомплексе, интерпретируемом как «обсессивный бред» [по R.Kraft-Ebing, 1897] или «paranoia ideo-obsessiva» [в терминологии С.С. Корсакова, 1893] и в силу этого, в большинстве случаев, выходящем за рамки шизотипических расстройств (трансформация в параноидную шизофрению).
Для обозначения обсессивного бреда предложены специальные термины, редко упоминаемые в современной научной и практической литературе: «навязчивая убежденность», «навязчивость особого значения» [Ясперс К., 1997]. В последние годы используется понятие «психотические обсессии» [Solyom L., DiNicola V.F., Sookman D. et al., 1985; Foa E.B., McGlashan T.N., 1986; Insel; T.R., Akiskal H.S., 1986]. Его двумя ключевыми характеристиками являются: минимальная представленность элементов борьбы и преодоления при отсутствии критического осознания своего состояния (таким образом, проводится параллель с классическим определением «злокачественная обсессия» ).
Основой являются признаки бредового настроения, выступающие на фоне генерализованной тревоги:
а) фиксация неясных изменений в себе самом с ощущением предуготованности для исполнения какой-то новой необычной роли;
б)неоформленные подозрения с улавливанием предназначенной для больного нарочитости поступков и слов окружающих, а также скрытого смысла в окружающем предметном мире;
в) изменчивая бредовая фабула, пока еще «не раскрытая» пациентом, в которой присутствует необычность и странность, рассчитанные на его внимание;
г) нестабильная критика к имеющимся расстройствам.
При этом, в отличие от моносимптоматического сверхценного бреда (характеризующегося, по мнению ряда авторов [Смулевич А.Б., 2009а; Birnbaum K., 1919], известной «правдоподобностью» или «психологической понятностью»), в изученных случаях патологические идеи либо изначально нелепы, либо, в отличие от паранойяльных построений, крайне мало разработаны. Объектами подозрений становятся то определенные лица, то все окружение больного. Идеи целенаправленного вреда сменяются представлениями о том, что пугающие события могут угрожать также и любому другому человеку.
В структуре неразвернутых бредовых расстройств выявляются черты, свидетельствующие об их психопатологическом сродстве с навязчивыми феноменами: интрузивный (внедряющийся, вторгающийся) характер патологических идей, их тесная связь с овладевающими представлениями и генерализованной тревогой, агорафобия и выступающие в рамках бредового поведения защитные ритуалы.
В пользу наличия тесной связи между бредовыми и обсессивными расстройствами свидетельствует параллелизм в их развитии. Так, уровень критики к состоянию варьирует в зависимости от выраженности овладевающих представлений и/или тревоги. Убежденность в оправданности страхов (ощущение преследования, уверенность в том, что предлагаемая пища отравлена) возникает на высоте тревоги. По мере снижения остроты состояния появляется формальная критика: признается чрезмерность и нелепость опасений.
Интрузивные мысли о беспокоящих событиях возникают помимо воли, сопровождаются выраженной тревогой с невозможностью переключения внимания, усилием воли избавится от них. Во всех наблюдениях отмечено формирование тревожных руминаций («пережевывание», повторение) – наплывов неподконтрольных мыслей, субъективно воспринимаемых болезненными, чуждыми сознанию.
Следует отметить двойственность критического отношения пациентов к имеющимся расстройствам. При том, что бредовые переживания интерпретируются ими как имеющие реальную основу, перекрывающие их или сосуществующие с ними образные представления и неотвязно повторяющиеся мысли, а также проявления генерализованной тревоги воспринимаются как болезненные.
Идеаторные расстройства выступают в неразрывной связи с системой защитных действий. При этом место бредового поведения (целенаправленные меры, обеспечивающие предотвращение потенциально опасных событий) занимают агорафобия, компульсивное очищение и другие защитные ритуалы. Так, отказ от выхода на улицу, пребывания в толпе или транспорте, еды в общественных местах сопряжен не только с прямым избеганием возможного нападения или отравления, но и со страхом оказаться в ситуации, провоцирующей тревогу и овладевающие представления. Наиболее демонстративно поведение пациентов с идеями ревности, целенаправленно ограничивающих контакты с окружающими вследствие опасения получить косвенное подтверждение факта измены и тем самым запустить цепь навязчивых мыслей и представлений.
Характерна парциальность бредового избегания: пациент, испытавший страх нападения в автобусе, категорически отказывается пользоваться только этим видом транспорта, больная с идеями отравления исключает из рациона определенный набор продуктов вне зависимости от того, где и кем они были куплены. При этом, в качестве наиболее опасных расцениваются именно те обстоятельства, в которых ранее возникали образные представления либо тревога.
С известной условностью данный вид защитного поведения можно сопоставить с фобическим избеганием (целенаправленным исключением ситуаций, чреватых усилением тревоги), а в некоторых случаях (в основном при персекуторном бреде) - с явлениями агорафобии: отказ от выхода из дома, основанный на стремлении избежать ситуаций, провоцирующих как тревогу, так и обострение бредовой симптоматики. Так, чтобы избежать возможного преследования перед выходом на улицу выполняется сложная последовательность действий: особые движения руками и туловищем, потаптывания, перешагивания, манипуляции с предметами обихода и т.п.
Двигательные ритуалы нередко дополняются идеаторными в форме мысленной замены тягостных образных представлений на субъективно приятные или нейтральные, проговаривания «позитивных» утверждений, опровергающих беспокоящие опасения и подозрения.
Психопатологическая картина обсессивно-бредовых расстройств сходна с незавершенными феноменами паранойяльного круга [Каменева Е.Н, 1970]. Соответственно, психопатологические расстройства этой группы представлены абортивными симптомокомплексами параноидного ряда (идеи отношения, преследования, отравления, греховности, ревности), без тенденции к формированию интерпретативного бреда. К этой же группе относится и достигающая бредового уровня убежденность в контаминации (заражение микробами, загрязнение продуктами жизнедеятельности организма, «моральное загрязнение»).
При этом отмечается малая систематизация бредовой фабулы:
— при «осознании» угрозы со стороны не имеется мотивов и целей преследования или заражения;
— имеющаяся диффузная подозрительность характеризуется отсутствием конкретизации идей преследования, целей и способов возможного причинения вреда (убийства, нанесения телесных повреждений и пр.) с ожиданием опасности от любого из окружающих (незнакомые, случайно встреченные люди вне зависимости от их пола, возраста, внешнего вида);
— идеи отравления не подкрепляются концепцией, объясняющей, кем и с какой целью осуществляется целенаправленная порча продуктов в магазинах и местах общественного питания;
— при бреде ревности подозрения падают не на определенных лиц, а распространяются на широкий круг людей, включающий как знакомых (в том числе и членов семьи), так и совершенно посторонних (случайных прохожих, попутчиков и др.); нет и признаков бредовой ретроспекции.
Минимально представлена и бредовая интерпретация происходящих событий. Фиксируются лишь отдельные «косвенные» проявления недоброжелательности окружающих (угрожающие взгляды, агрессивные жесты) или «подозрительного» поведения супруга (частые отлучки, холодность в отношениях), но не явные признаки преследования или измены. В отличие от паранойяльного бреда, характеризующегося тенденцией к кристаллизации бреда с его последующей систематизацией [Циркин C.Ю. 2012; Huber G., Gross G. 1977; Andreansen N. 2005; Lauronen E. 2007], в изученных наблюдениях внезапное появление патологической идеи не сопровождается формированием интерпретативного бреда.
С точки зрения Ю.Б.Загородновой [2010], симптомокомплекс обсессивного бреда характеризуется стабильностью, отсутствием тенденции к дальнейшему расширению и систематизации параноидной составляющей. Он реализуется в качестве самостоятельного психопатологического образования и представляет собой «перекрывание» несистематизированных бредовых представлений обсессивно-компульсивными феноменами. Можно сказать, что в этом случае замещение навязчивостями наиболее лабильных составляющих параноидного синдрома (то есть - обсессивного бреда) «препятствует» дальнейшей систематизации бредовых идей, формированию развернутых параноидных расстройств.
В некоторых случаях обсессивно-бредовые идеи появляются внезапно, по типу «озарения» [Каннабих Ю.В.,1934], но, в отличие от бредового озарения, не сопровождаются ложными воспоминаниями и бредовой ретроспекцией предшествующих событий. Кроме того, в отличие от психотических форм шизофрении, при обсессивно-фобическом варианте возникновению обсессивного бреда по типу «озарения» предшествуют острые тревожные состояния, сходные с атипичными паническими атаками, в которых имеют место:
а) деперсонализационные кризы с ощущением измененности восприятия;
б) чувство немотивированной враждебности окружающих;
в) приступы танатофобии.
На высоте тревоги выявляются образные (овладевающие) представления, отражающие содержание бредовых идей – картины возможных последствий преследования, сцены измен и пр. Генерализованная тревога, проявляющаяся как в когнитивной (ощущение надвигающейся опасности, предчувствие неопределенной беды), так и в соматической (гипервентиляция, тахикардия, гипергидроз и пр.) сферах, неизменно сопутствует обсессивно-бредовым расстройствам.
Как отдельная группа состояний описан так называемый «транзиторный бред» (от английского «recovering delusions»). Он характеризуется руминациями, сходными с обсессивными, и чередованием уверенности и сомнения в правильности своих убеждений. Такой осциллирующий характер бредовые расстройства могут принимать на этапе субпсихотических ремиссий по мере обратного развития процесса.
Приведенные выше данные свидетельствуют о том, что обсессивный бред является самостоятельным психопатологическим феноменом, отличным как от обсессивно-компульсивных расстройств, так и от развернутых бредовых нарушений. В пользу такой квалификации свидетельствуют следующие психопатологические характеристики.
Патологические идеи не схожи ни с одной из известных форм бреда (в том числе и с незавершенными параноидными феноменами) ни по механизму формирования, ни по психопатологической структуре. Обсессивный бред в большей степени обнаруживает психопатологическое сродство с навязчивыми расстройствами, а не с бредовыми. Это подтверждает интрузивный характер патологических идей, двойственная критика, выраженное защитно-ритуальное поведение, устойчивые связи (на уровне общих симптомов) с генерализованной тревогой, паническими атаками и агорафобией.
Можно предположить, что обсессивный бред является «полярным» расстройством по отношению к незавершенным параноидным феноменам [Каменева Е.Н., 1970], эволюционирующим в процессе течения заболевания в развернутые бредовые проявления. Стабильная связь с обсессивными проявлениями с одной стороны обеспечивает устойчивость параноидных расстройств, а с другой — препятствует развитию на их основе психопатологически завершенных бредовых симптомокомплексов.
3. Субсиндромальная кататоническая симптоматика. Отдельного упоминания стоит отмечаемое многими авторами феноменологическое сходство выраженных обсессивных состояний (так называемые злокачественные обсессии) с симптомами кататонии [Hwang M.Y., Opler I.A., 1994]. В этом случае у пациентов с шизообсессивными расстройствами отмечается характерный набор симптомов, определяемый как нарушения моторных функций. К ним относятся феномены, находящиеся «на стыке» обсессивных и кататонических расстройств: стереотипные движения и дискинезии, гримасы, явления манерности и негативизма, эхо-феномены и каталепсия.
Такого рода состояния, как правило, являются лишь первым (допсихотическим) этапом течения эндогенного процесса и могут впоследствии полностью замещаться перечисленными синдромами психотического уровня, определяющими дальнейший стереотип развития заболевания.
Существуют основания предполагать, что в патогенезе кататонических и обсессивных симптомов задействованы общие механизмы, локализующиеся на уровне лобных долей и базальных ганглиев [Huber G., Gross G., 1982; Gray J.A., 1994].
В целом же динамика эндогенного процесса как в случаях обсессивного бреда, как и в случаях навязчивых галлюцинаций, соответствует таковому при неврозоподобной шизофрении, протекающей с доминированием обсессивно-компульсивных расстройств [Колюцкая Е.В. 2001; Железнова М.В., Колюцкая Е.В., 2007; Стась С.Ю 2008; Железнова М.В., 2008]. Выявленные различия в динамике обсессивного бреда (хроническое персистирование совместно с обсессивно-компульсивными расстройствами) и навязчивых псевдогаллюцинаций (формирование исключительно в условиях экзацербаций обсессивно-компульсивных расстройств) свидетельствует о различных механизмах развития изученных симптомокомплексов.
При дальнейшем течении обсессивных шизотипических расстройств состояние пациентов характеризуется проявлениями несомненной эндогенности процесса.
1. Происходит трансформация навязчивостей:
· Они быстро утрачивают прежнюю аффективную окраску, приобретая черты инертности и однообразия. В результате навязчивости на поздних этапах сближаются с моторными стереотипиями и сопровождаются в части случаев самоповреждающим поведением.
· Их содержание становится все более нелепым, теряет даже внешние признаки психологической понятности.
· Двигательные ритуалы символического характера нередко замещаются или сосуществуют вместе с вербальными ритуалами (повторение определенных слов, песен, навязчивый счет).
2. Постепенно при шизотипических расстройствах появляются негативные расстройства, в структуре которых необходимо особенно подчеркнуть признаки астенического дефекта (проявления шизоастении [Еу Н., 1967]) с нарастанием отгороженности, аутизации личностных установок и недостаточной мотивированности эмоционального реагирования, личностных расстройств тревожного типа, склонности к самоанализу, рефлексии, реактивной лабильности при одновременно имеющихся элементах амбивалентности и снижении критичности мышления. Такая динамика является одним из важных свидетельств эндогенности психического расстройства, клиническим содержанием которого являются фобические и обсессивные проявления.
Эти особенности обсессивных нарушений при шизотипических расстройствах отличают их от навязчивостей при неэндогенных непсихотических состояниях (психопатиях или различных форм психопатологического диатеза).
Как отмечают М.В. Железнова и Е.В.Колюцкая [2007], с течением болезни защитные ритуалы приобретают черты, свойственные расстройствам бредового уровня, о чем свидетельствует появление патологической убежденности в необходимости выполнения ритуалов и полного отказа от борьбы с ними. В ряде случаев динамика обсессивно-компульсивных расстройств характеризуется отщеплением двигательных навязчивостей (компульсий) от идеаторной составляющей (обсессии), при этом компульсии становились монотонными, стереотипными, напоминающими кататонические феномены. Однако, как представляется, такая трансформация обсессивно-компульсивных расстройств свидетельствует, скорее, о необходимости их рассмотрения в рамках параноидной шизофрении.
Date: 2015-05-19; view: 4317; Нарушение авторских прав