Набор фразочек как-то миновал мой слух, но ощущение горячей влаги на висках было просто невыносимо

И вот уже у самого начинают стекать по щекам слезы. За обиду на того чертового оленя, что заставил меня забыть столько всего, отчего этот парень сейчас сходит с ума от одного прикосновения ко мне. За то, что я хочу вспомнить прошлое, но боюсь. Отнюдь не воспоминаний, а боюсь попросить поддержки у Брендона, которому, наверно, также тяжело, как и мне. За то, что мысли в голове крутятся бешеным вихрем, и не могут дать четкого изображения, вместо этого даря мне повсеместное и статичное ощущение двух пальцев в розетке.…За все, что привело нас в этот дом, на этот паркет, в эту предпраздничную ночь.

Хм, в этой гостиной, в почти непроглядной темноте едва ли можно различить две обнявшиеся фигуры. И, наверно, первый вошедший человек откровенно бы впал в ступор – два мужика сидели на полу, обхватив друг друга кольцом из рук, и плакали навзрыд.

И, наверно, вряд ли первый вошедший человек знал, даже догадывался, что один из них рыдал из-за того, что слишком много знает, а другой – из-за того, что не знает вообще ничего.

Брендон Ури.

Утром, когда глаза только-только начали открываться под натиском северного солнца, на душе было очень тяжело. Было непреодолимо жалко себя, и страшно обидно за Райана.

Он тихо посапывал на моем плече, видя последний на сегодня сон, ворчал и хрюкал, ворочаясь под одеялом. А я, проснувшись очень рано, только и мог, что лежать, придерживать это неспокойное тело от падения и думать о вчерашней ночи.

Думать впоследствии надоело, так что я снова заснул. Но затем снова проснулся оттого, что звонил телефон.

Мутным глазом обшарив кровать, выковырял трубку из-под простынных складок и, потыкав кнопки, просипел туда заспанное «Алле».

Звонил Спенс, и долго не слушая мои неадекватные утренние речи, бросил трубку, сказав, что перезвонит позже. Я же снова провалился в размышления.

Представлялись какие-то совершенно дикие картины насилия. Вспоминалось Майами с его угольно черными ночами и падкими до туристов Жигало. Надрывалось сердце и холодел ум. Оставалось одно.