Выдержки из введения издателя

Один из членов консультативного комитета журна­ла (чьим мнением редколлегия поинтересовалась за­ранее) назвал беседу с Жаном-Мари Робином «луч­шим интервью из всех, когда-либо публиковавших­ся в British Gestalt Journal». В роли интервьюера вы­ступил не кто иной, как Ричард Уолстейн. Пользу­ясь случаем, в ходе этой беседы Робин высказывает некоторые свои новаторские идеи, касающиеся тео­рии поля, self и «id ситуации». Он дает содержатель­ный обзор состояния гештальт-терапии во Франции (увы, разъединенной, как и в других странах), а также рассказывает об истории своей «жизни в гештальте», ее этапах и переменах в образе мысли. То же можно сказать о большинстве из нас. Для нас большая честь опубликовать эту беседу в нашей серии интервью, и

Быть в присутствии другого 163

мы благодарим Ричарда Уолстейна, бывшего члена нашей редколлегии, за то, что он провел и в основном подготовил к печати беседу с одним из наиболее ори­гинальных мыслителей, работающих сегодня в облас­ти гештальт-терапии.

Выдающийся французский мыслитель, автор книг и практик гештальт-терапии, в 1980 году Жан-Мари Робин создал Французский Институт Гештальт-тера­пии. Он работает главным образом в Бордо и препо­дает гештальт-терапию в Европе и по всему миру — от Москвы до Мехико и Индийского океана.

Робин основал два французских журнала по ге­штальт-терапии и входит в редакцию журналов «Ca­rriers de Gestalt-tMrapie», «Gestalt Review», а также но­вого журнала «International Gestalt Journal». Он автор многочисленных статей, большая часть которых пере­ведена на другие языки. Его последняя книга «Unfold­ing Self» должна в скором времени появиться по-анг­лийски (она переведена Гордоном Вилером для изда­тельства Gestalt Press/Analytic Press)¹⁰¹. В этом интер­вью Робин вспоминает начало своей профессиональ­ной карьеры и людей, оказавших на него влияние, в частности Изадора Фрома. Он также касается цент­ральных понятий гештальт-терапии, понятий self и поля. Он говорит о гештальт-терапии и ее развитии во Франции и том, как ее практика смогла изменить­ся с течением времени. Кульминация беседы — захва­тывающие рассуждения о дифференциации поля, ког­да Жан-Мари замечает, что ему нравиться, по возмож­ности, «избегать скороспелого вмешательства функ­ции personality и создавать неясность, «недифферен-цированность» или то, что предшествует «дифферен-цированности»».

¹⁰¹ Речь идет о переводе кн.: Robine J.-M. Gestalt-Therapie, la construction du soi. P., 1998 (прим. пер.).

164

Жан-Мари Робин

Быть в присутствии другого

165

Название интервью, а также подзаголовки даны изда­телем.

Малькольм Парлетт British Gestalt Journal По-моему, интересно будет начать с того, чтобы по­пытаться понять, как вы стали гештальт-терапевтом. Я знаю о вас, что вы клинический психолог. То есть, на­сколько я понимаю, вы начинали не с гештальта, а при­шли к нему только потом. Как это получилось?

Когда я учился психологии, меня интересовали три особые области, которые напрочь отсутствова­ли в поле психологии. Прежде всего это было искус­ство и то, что стало впоследствии экспрессивной те­рапией. Это была отнюдь не арт-терапия, поскольку уже в то время я интересовался процессом экспрессии куда больше, чем окончательным продуктом. Так что речь шла о практике посредством танца, пения, рисо­вания, кукольного театра и т. д. Тогда еще совсем не было работ, связавших этот процесс с психологичес­ким и психотерапевтическим процессом. Еще рань­ше, когда я был студентом в 60-х годах, я уже практи­ковал нечто подобное с группой подростков в рамках образовательных программ; потом в 70-х годах я со своими друзьями создал институт, чтобы попытать­ся объединить эту работу над процессом экспрессии с психологией. Некоторые эксперименты были пол­ным бредом. Но это время и эта работа были волную­щими и творческими. Это был 1968 год!

Второе направление, которое меня интересовало, было работой с телом; в конце 60-х и начале 70-х го­дов во французской психологии о работе с телом, еще не было написано ничего, кроме релаксации и психо­драмы. Еще я обучался психодраме; несколько позже

это, и в правду, стало моей первой практикой психо­терапевта.

Третьей сферой была работа с группой. Это каса­лось одновременно терапии и социальной психоло­гии. До середины 70-х годов я сам учился в Т-груп-пе по методу Левина. В то время в работе с группой было много экспериментов, и много народу приезжа­ло во Францию устраивать свои семинары; я испро­бовал изрядное число новых подходов и почти сразу выбрал для себя гештальт-терапию.

Что было в гештальте, что вас так быстро с ним связало?

С моей стороны прежде всего это было что-то вроде интуиции. После десяти лет работы в группе по теме экспрессивной терапии и психодрамы, конечно, я был способен помогать людям выразить себя, но мне не на что было опереться и я не всегда представлял себе, что надо делать с тем, что возникает в этой ра­боте выражения. В то же время я не собирался присо­единяться к психоанализу, который и был тогда и ос­тается господствующим направлением во Франции. Все мои друзья пошли в психоанализ, и позднее я сам прошел курс психоанализа, не имея, впрочем, наме­рения стать психоаналитиком. Но тогда психоанализ представлялся мне чересчур распространенным, на мой вкус слишком зашоренным и ригидным.

Иными словами, обращение к гештальт-терапии с вашей стороны было актом веры?

Да, встречу с гештальт-терапией я ощутил как гло­ток свежего воздуха. В середине 70-х годов я при­нимал участие в разных семинарах, проходивших в

166 Жан-Мари Робин

разных местах, и таким образом я стал вникать в ге-штальт-терапию эмпирически, читая книги Перл-за и других авторов. Потом до меня дошла информа­ция, что одна бельгийская организация создала учеб­ную программу для франкоговорящих. Тренеры были из Гештальт Института Кливленда. Они сами были франкоговорящими — в основном из Квебека. Я учас­твовал в этой программе три или четыре года. Тогда это было непросто. Поезд шел десять часов в один ко­нец. А ездить мне надо было каждые два месяца.

Нашей Библией в те времена была книга И. и М. Польстеров «Интегративная гештальт-терапия», и каждый семинар по выходным дням мы переводили новую главу. Программа обучения была построена на этой книге: мы следовали за ее оглавлением.

Когда в 1979 или в 1980 году программа закончи­лась, я чувствовал себя лучше, но все еще был неудов­летворен. Мне хотелось куда-то дальше двигаться, но я не знал куда. Моя неудовлетворенность в те време­на была так велика, что я даже подумывал стать пси­хоаналитиком, чтобы только не оставаться на месте. Меня мучило то, что вещи, которые, казалось, рабо­тали в отдельном семинаре, по моему мнению, не го­дились для продолжающейся, длительной и индиви­дуальной терапии, еженедельной работы с пациента­ми, имеющими серьезные нарушения.

Чего, по вашему мнению, не хватало в работе тера­певта, как вы ее себе представляли в то время?

Теперь я могу понять, что произошло. Но в те вре­мена у меня не было особенной ясности в том, чего мне не хватает. Работа не выглядела достаточно «глу­бокой»; были какие-то куски теории и куски практи­ки, но им не хватало связи. Тогда совсем не принима-

ешь в присутствии другого 167

ли в расчет психопатологию; не было никаких идей по поводу развития и т. д. И я решил отправиться на не­делю к Польстерам, чтобы поработать вместе с ними. Но эта неделя оставила во мне то же чувство неудов­летворенности; я был разочарован. Это меня очень удивило, ибо их книга была основой систематической стороны моей подготовки.

Потом я услышал о человеке, о котором прежде я никогда не слышал. Это был Изадор Фром. Мне пе­редали, что он представляет взгляд и работу Пола Гуд-мена. А я и не слышал ни о каком Поле Гудмене! И я решил встретиться с Изадором. Мы хорошо пообща­лись, и он согласился, чтобы я присоединился к груп­пе его студентов. Он проводил в Европе по шесть ме­сяцев в году и мы встречались с ним по всей Европе.

Это была учебная или терапевтическая группа?

Мы занимались в основном теорией и супервизи-ей. Изадор не проводил с нами групповой терапии и не делал того, что часто понимают под словом «обуче­ние». В самом деле, он не верил в то, что можно под­готавливать психотерапевтов. Он говорил, что в том, что называется обучением психотерапевта, есть два вида работы: преподавание и личная терапия. То, как он преподавал, и то, что включалось в такое препода­вание, больше походило на супервизию. Если угодно, он занимался индивидуальной терапией, но в его ра­боте с группой не было ничего от терапии, за исклю­чением, быть может, небольших интервенций. Я ра­ботал с Изадором до тех пор, пока он не отошел от дел в 1983 или 1984 году. У меня было много случаев про­должить наше личное общение Нью-Йорке, на его ферме в Дордони или у меня дома, но уже без нашей маленькой группы. Эта работа и время проведенное с

Жан-Мари Робин

ним были для меня очень важным стимулом. С помо­щью Изадора я открыл для себя творчество Пола Гуд-мена. Такое знакомство состоялось больше двадцати лет назад, а я все никак не расстанусь с этой моделью гештальт-терапии. Для сравнения можно сказать, что я расстался с моделью Перлза времен его пребывания в Изалене где-то через шесть месяцев; с кливлендской моделью — через год. Модель Гудмена все еще являет­ся для меня откровением и новостью. Конечно, в их книге¹⁰² не сказано всего, и надо приложить нимало трудов, чтобы развить эту модель в новых направле­ниях. Однако, с моей точки зрения, она все еще ос­тается стимулирующей. Каждый раз, возвращаясь к этой книге, я нахожу в ней что-то новое.

Date: 2015-05-05; view: 548; Нарушение авторских прав