ВВЕДЕНИЕ. Несколько сестер из ближайшей больницы попросили меня поговорить с Джонатаном, врачом, которому только что поставили диагноз рака легких

Несколько сестер из ближайшей больницы попросили меня поговорить с Джонатаном, врачом, которому только что поставили диагноз рака легких. Он был принят в больницу в хорошем физическом состоянии, был в хорошем настроении и шутил со всеми сестрами. Но когда он узнал свой диагноз, он стал крайне подавленным и отстраненным.

Я говорил с ним о соотношении между нашей установкой и болезнью. Я рассказал об опыте Нормана Казинса, у которого подозревали туберкулез, что он описал это в своей книге Анатомия болезни:

Мой первый опыт столкновения с мрачным медицинским диагнозом пришел ко мне в десять лет, когда меня направили в туберкулезный санаторий. Я был ужасно хрупким, и у меня был недостаточный вес, так что казалось логичным предположить у меня серьезную болезнь. Позже оказалось, что врачи ошибочно истолковали нормальные объизвествления как признак туберкулеза. В то время рентгеновские лучи были еще не вполне надежным основанием для сложного диагноза. Во всяком случае, я провел в санатории шесть месяцев.

Самое интересное для меня в этом раннем переживании было то, что пациенты делились на две группы. Тех, кто был уверен, что они отобьются от болезни, и смогут вернуться к нормальной жизни, и тех, кто примирился с длительной, и даже фатальной болезнью. Те из нас, кто держался оптимистического взгляда, подружились, занимались творческой деятельностью и мало общались с пациентами, примирившимися с худшим. Когда в больницу приходили новички, мы делали все возможное, чтобы их завербовать до того, как примется за дело черная бригада.

На меня произвел сильное впечатление тот факт, что мальчики из моей группы имели намного больший процент «выписанных по излечении», чем ребята из другой группы. Даже в десять лет я был философски настроен; я убедился в силе психики, преодолевающей болезнь. То, что я узнал в то время о надежде, сыграло важную роль в моем полном выздоровлении и в ощущении ценности жизни, какое было у меня с тех пор.

Джонатан сказал мне: «Я это знаю. У меня самого был туберкулез, и мне сказали, что я пробуду в санатории два года. Я сказал: «Нет, я буду к Рождеству с моей семьей». И в самом деле, через шесть месяцев, 23 декабря, меня выписали».

Я заверил его: «Вы можете сделать то же с раком», но через две недели он умер. Его жена поблагодарила меня за мои усилия и объяснила, что ее муж не хотел бороться за выздоровление, потому что его жизнь и работа потеряли для него всякий смысл.

Сэр Уильям Ослер, блестящий канадский врач и историк медицины, сказал, что исход туберкулеза больше зависит от того, что происходит в психике пациента, чем в его легких. Он повторял слова Гиппократа, сказавшего, что ему важнее знать, какой человек болен, чем какой болезнью он болен. Луи Пастер и Клод Бернар, два гиганта биологии девятнадцатого века, поспорили о том, что является важнейшим фактором болезни – «почва», то есть человеческое тело, или зародыши[2]. На смертном одре Пастер признал правоту Бернара, сказав: «Это почва».

Несмотря на прозрения этих выдающихся врачей, медицина все еще сосредоточивается на болезни, что сообщает ей ложное направление. Практикующие медики все еще действуют так, как будто болезнь схватывает человека, не понимая, что человек подхватывает болезнь, когда становится восприимчивым к зародышам болезни, среди которых мы живем. Хотя лучшие из врачей всегда знали об этом больше, медицина в целом редко занималась людьми, которые не заболевали. Большинство врачей редко думают о том, насколько позиция пациента по отношению к жизни определяет длительность и качество этой жизни.

Пациенты крайне разнообразны. Некоторые из них готовы почти на все, лишь бы не изменить свою жизнь, даже если такое изменение увеличивает их шансы на излечение. Когда я предлагаю им выбор между операцией и изменением стиля жизни, восемь из десяти говорят: «Оперируйте. Это не столь трудно. Мне надо будет только нанять няню на ту неделю, что я буду в больнице». Другую крайность представляют те, кого я называю исключительными пациентами, или выживающими. Они отказываются участвовать в собственном поражении – подобно одной женщине, лечившейся у меня, слепой, больной диабетом и с ампутацией вследствие рака, которая прожила уже больше, чем ей предсказывала статистика, и теперь проводит много времени у телефона, ободряя других пациентов. Она и другие исключительные пациенты научили меня, что психика может решительно воздействовать на тело, и что способность любить не ограничивается телесной болезнью.

Фрейд выдвинул теорию, по которой нашему инстинкту самосохранения противостоит нечто вроде инстинкта смерти; эта теория была отвергнута в дальнейшем многими психологами. Однако все мы знаем, что многие люди живут таким образом, как будто пытаются сократить свою жизнь. Исключительные пациенты преодолевают те давления, конфликты и привычки, которые побуждают других действовать в согласии с этим сознательным или подсознательным «стремлением к смерти». Напротив, каждая их мысль и каждый поступок содействуют делу жизни. У меня есть личное ощущение, что во всех нас находятся биологические механизмы «жизни» и «смерти». Научные исследования других врачей и мой повседневный клинический опыт убедили меня, что состояние психики изменяет состояние тела, действуя на него через центральную нервную систему, эндокринную систему и иммунную систему. Душевный мир направляет телу «послание жизни», тогда как депрессия, страх и неразрешенный конфликт – «послание смерти». Таким образом, любое исцеление имеет научный характер, если даже наука не может пока в точности объяснить, как происходит неожиданное «чудо».

Исключительные пациенты в сильнейшей форме демонстрируют волю к жизни. Они берут в свои руки заботу о собственной жизни, даже если прежде никогда не были способны к этому, и усиленно работают, чтобы достигнуть здоровья и душевного мира. Они не полагаются на врачей с смысле инициативы, а используют их скорее как членов команды, требуя от них всего возможного в отношении техники, находчивости, заботы и откровенности. Если они не удовлетворены, они меняют врачей.

Однако исключительные пациенты также способны к любви, и потому понимают трудности, стоящие перед врачом. В большинстве случаев я советую недовольному пациенту приласкать своего врача. Обычно врач становится в этом случае более отзывчивым к нуждам пациента, поскольку вы становитесь для него личностью, и он обращается с вами, как с личностью, а не как с болезнью. Вы становитесь тем, что я любовно называю «чокнутым». Одна пациентка сказала мне, что она вернулась к своему врачу, последовав моему совету, но не сумела приласкать его. «Вместо этого, – сказала она, – я подарила ему самый сочувственный взгляд, какой только могла. И знаете что? Он сел, сказал мне, что ему нужно сбавить вес и больше заниматься упражнениями, а затем он приласкал меня!» Если же ласка не действует, то пора найти другого врача, потому что я знаю пациентов, которых буквально убили их отношения с врачами.

Исключительным пациентом может быть каждый, и лучше всего начать это прежде, чем вы заболели. Многие люди не используют в полной мере свою жизненную силу, пока их не вынуждает к этому почти фатальная болезнь. Но не обязательно пробудиться в последнюю минуту. Психическая сила доступна нам все время, и у нее больше места для маневра перед тем, как возникла угроза гибели. Этот процесс не требует приверженности какой-либо особой религии или психологической системе. Поскольку в моей практике самой обычной угрожающей болезнью был рак, большая часть этого опыта относится к раку, но те же принципы применимы ко всем болезням.

Основная проблема, стоящая перед большинством пациентов – это их неспособность любить самих себя, вследствие недостатка любви со стороны других, испытанного в некоторый критический период их жизни. Этот период почти всегда – детство, когда наши отношения с родителями определяют характерные для нас способы реакции на стресс. Во взрослом возрасте мы повторяем эти реакции и становимся поэтому уязвимы для болезни, и часто от нашей личности зависит специфическая природа болезни. Способность любить самого себя, в сочетании со способностью любить жизнь, вполне принимая, что жизнь не может длиться вечно, позволяет нам улучшить качество жизни. Моя роль в качестве хирурга состоит в том, чтобы дать людям время, в течение которого они могут сами исцелиться. Я пытаюсь помочь им выздороветь и в то же время понять, почему они заболели. Тогда они смогут перейти к подлинному исцелению, а не просто к ремиссии одной определенной болезни.

Эта книга – руководство к такому превращению, а также рассказ о том, как меня воспитывали мои пациенты. Я пытаюсь действовать как соединительное звено между вашим тяжко приобретенным талантом к жизни и эффективной борьбой за ваше здоровье, для которой нужен этот талант. Эта книга не просто совет, что делать; таких советов в ней много. Это скорее руководство для той части вашей личности, которая сможет выбрать для себя лучший путь, а затем собрать свою волю, чтобы следовать этим путем. Я надеюсь достигнуть не только вашей рациональной психики, потому что холодный интеллект не творит чудеса. Они происходят оттого, что вы находите свое подлинное Я и следуете тому, что вы ощущаете как ваш подлинный жизненный путь.

Если вы страдаете от какой-нибудь болезни, угрожающей жизни, то изменение, о котором я говорю, может спасти вашу жизнь или продлить ее далеко за пределы медицинских предсказаний. По меньшей мере она даст вам способность извлечь из оставшегося вам времени больше, чем вам теперь представляется возможным. Если же у вас меньшее заболевание, или если вы не больны, но не чувствуете подлинной радости жизни, то принципы, которым я научился у исключительных пациентов, могут помочь вам обрести радость и избежать будущей болезни.

Если вы врач, то, как я надеюсь, эта книга доставит вам некоторые стратегии, в которых вы, может быть, давно нуждаетесь, и технику, не содержавшуюся в вашем образовании. Врачи редко отдают себе отчет в том, насколько иначе они говорят с раковыми пациентами по сравнению с другими. Мы говорим пациенту с сердечным приступом, как изменить его стиль жизни – о диете, об упражнениях и т.д., тем самым подавая ему надежду, что он сможет участвовать в своем выздоровлении, но если бы тот же пациент загримировался и надел парик и пришел через неделю, говоря: «У меня рак», то большинство врачей сказало бы: «Если эти способы лечения не действуют, то я ничем не могу вам помочь». Мы должны научиться давать пациентам возможность участвовать в выздоровлении от болезни любого рода.

Я не хочу сказать этим: «Я лучший врач, чем вы», я пытаюсь объяснить, почему я чувствовал себя чем-то вроде неудачника, пока мои пациенты не научили меня, что в медицине есть нечто большее, чем пилюли и операции. Я знаю, что ваши кабинеты полны людей, которые истощают вашу энергию и не выздоравливают. Я знаю, как страдают врачи. У нас все проблемы, присущие другим людям, а также проблема, которую вбили в нас на медицинском факультете: роль механика-спасителя жизни, определяющая болезнь и смерть как нашу неудачу. Никто не живет вечно; следовательно смерть не подлежит обсуждению. Обсуждению подлежит жизнь. Смерть не является неудачей. Неудача – это отказ встретиться с вызовом жизни. Позвольте мне показать вам то меньшинство пациентов, которое может восстановить вашу энергию, пациентов, чувствующих себя хорошо даже в тех случаях, когда этого от них не ждут. Разрешите мне показать вам, чему можно научиться у ваших успешных пациентов, чтобы помочь другим пробудить в себе «волю к жизни». Этот процесс неизбежно поможет вам самому и сделает вас более успешным целителем.

Мы должны выбросить из нашего словаря слово «невозможно». Как заметил однажды по другому поводу Давид Бен-Гурион: «Кто не верит в чудеса, тот не реалист». Боле того, если мы увидим, насколько нас вводят в заблуждение и замешательство такие термины как «спонтанная ремиссия» или «чудо», то мы можем извлечь из этого урок. Эти термины наводят на мысль, что пациент может излечиться, если ему повезет, но в действительности такие исцеления достигаются тяжелым трудом. Они не происходят от Бога. Не забудьте, что одно поколение может считать чудом то, что станет для другого поколения научным фактом. Не закрывайте глаза на действия или события, которые не всегда измеримы. Они происходят с помощью внутренней энергии, доступной для всех нас. Поэтому я предпочитаю такие термины как «творческое» или «самонаправленное» исцеление, подчеркивающие активную роль пациента. Теперь разрешите мне показать вам, как исключительные пациенты работают над собственным исцелением.

Берни С. Зигель, доктор медицины

Нью-Хейвен, Коннектикут

Апрель 1986 г.

Я только хочу сказать [сказал Костоглотов], что мы не должны как кролики доверяться врачам. Вот пожалуйста, я читаю книгу, – он приподнял с подоконника раскрытую книгу большого формата, – Абрикосов и Струков, Патологическая анатомия, учебник для вузов. И тут говорится, что связь хода опухоли с центральной нервной деятельностью еще очень слабо изучена. А связь удивительная! Даже прямо написано, – он нашел строчку, – редко, но бывают случаи самопроизвольного исцеления! Вы чувствуете, как написано? Не излечения, а исцеления! А?

Движение прошло по палате. Как будто из распахнутой большой книги выпорхнуло осязаемой радужной бабочкой самопроизвольное исцеление, и каждый подставлял лоб и щеки, чтоб оно благодетельно коснулось его налету.

– Самопроизвольное! – отложив книгу, тряс Костоглотов растопыренными руками, а ногу по-прежнему держал как гитару. – Это значит вот вдруг по необъяснимой причине опухоль трогается в обратном направлении! Она уменьшается, рассасывается и наконец ее нет! А?

Все молчали, рты приоткрывши сказке. Чтобы опухоль, его опухоль, вот эта губительная, всю его жизнь перековеркавшая опухоль – и вдруг бы сама изошла, истекла, иссякла, кончилась?..

Все молчали, подставляя бабочке лицо, только угрюмый Поддуев заскрипел кроватью и, безнадежно набычившись, прохрипел:

– Для этого надо, наверно... чистую совесть.

Александр Солженицын, Раковый Корпус

Date: 2015-06-08; view: 718; Нарушение авторских прав