Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






О смыс­ле жиз­ни 4 page





Огонь фа­кела име­ет смысл, да­же ес­ли он угас; а вот про­водить бес­ко­неч­но длин­ную все­лен­скую эс­та­фету, пе­реда­вая из рук в ру­ки не­горя­щий фа­кел, бес­смыс­ленно. "То, что да­ет свет, ра­но или поз­дно не­из­бежно сго­ра­ет", — ут­вер­жда­ет Вил­дганс. То есть все да­ющее свет об­ре­чено на стра­дания, по­ка оно не сго­рит, не сго­рит пол­ностью, "до кон­ца".

Та­ким об­ра­зом, мы при­ходим к па­радок­су: жизнь, смыс­лом ко­торой яв­ля­лось бы раз­мно­жение, бы­ла бы, по су­ти, столь же бес­смыс­ленна, как и раз­мно­жение. С дру­гой сто­роны, про­дол­же­ние жиз­ни име­ет смысл толь­ко в том слу­чае, ес­ли жизнь са­ма по се­бе на­пол­не­на смыс­лом.

По­это­му воз­во­дить ма­теринс­тво в единс­твен­ный смысл жиз­ни жен­щи­ны — зна­чит бро­сать тень не толь­ко на жизнь жен­щи­ны, не име­ющей де­тей, но и на жизнь жен­щи­ны-ма­тери. Жизнь вы­да­ющей­ся лич­ности не мо­жет ли­шить­ся смыс­ла из-за то­го, что у этой лич­ности нет по­томс­тва. Бо­лее то­го, са­мим сво­им су­щес­тво­вани­ем по­доб­ная лич­ность спо­соб­на при­дать смысл жиз­ни мно­гим по­коле­ни­ям сво­их пред­ков, яв­ля­ясь как бы пи­ком, вен­ча­ющим ди­нас­тию. Из все­го вы­шес­ка­зан­но­го вид­но, что жизнь ни­ког­да не кон­ча­ет­ся са­ма в се­бе и что вос­про­из­водс­тво жиз­ни ни­ког­да не яв­ля­ет­ся ее смыс­лом; ско­рее жизнь при­об­ре­та­ет смысл в дру­гих, не­би­оло­гичес­ких сфе­рах: ин­теллек­ту­аль­ной, эти­чес­кой, эс­те­тичес­кой и т. п. Та­ким об­ра­зом, эти сфе­ры от­но­шения ока­зыва­ют­ся внеш­ни­ми по от­но­шению к би­оло­гичес­кой сто­роне жиз­ни. Жизнь пре­вос­хо­дит се­бя не в "дли­ну" — в смыс­ле са­мовос­про­из­водс­тва, а в "вы­соту" — пу­тем ре­али­зации цен­ностей — или в "ши­рину" — Без­дей­ствуя на об­щес­тво.

Мы при­вели эти до­воды па­ци­ен­ту, ко­торо­му ка­тего­ричес­ки не ре­комен­до­валось иметь де­тей из-за отя­гощен­ной нас­ледс­твен­ности. В ре­зуль­та­те па­ци­ент, пре­пода­ватель и пи­сатель по про­фес­сии, сам приз­нал, что его пер­во­началь­ные взгля­ды на смысл жиз­ни — а он счи­тал, что его пло­дот­ворной в ин­теллек­ту­аль­ном пла­не жиз­ни не дос­та­ет смыс­ла из-за то­го, что он не мо­жет иметь де­тей, — пред­став­ля­ли со­бой "фак­ти­чес­ки ка­кой-то убо­гий ма­тери­ализм". Бо­лее то­го, нам уда­лось убе­дить его в том, что его пер­во­началь­ная по­зиция про­ис­те­кала из его през­ре­ния к се­бе: из-за собс­твен­но­го фи­зичес­ко­го не­дос­татка па­ци­ент скло­нен был пе­ре­оце­нивать важ­ность би­оло­гичес­ко­го "бес­смер­тия". Приш­лось спро­сить его, хо­тел бы он ос­та­вить о се­бе па­мять в об­ра­зе сы­на, стра­да­юще­го тяж­ким нас­ледс­твен­ным не­дугом, и не луч­ше ли, ес­ли он бу­дет жить во мно­гих по­коле­ни­ях сво­их чи­тате­лей и уче­ников. При­няв для се­бя все это, па­ци­ент был го­тов от­ка­зать­ся от пла­ниру­емо­го бра­ка. И сно­ва вра­чу приш­лось вме­шать­ся, для то­го что­бы объ­яс­нить ему, что вос­про­из­водс­тво не яв­ля­ет­ся смыс­лом бра­ка, как не яв­ля­ет­ся оно и смыс­лом жиз­ни. Удов­летво­рение при­род­ных ин­стинктов и би­оло­гичес­кое вос­про­из­водс­тво — это, в ко­неч­ном сче­те, лишь два, при­чем да­же не са­мых важ­ных, ас­пекта бра­ка. Го­раз­до бо­лее су­щес­твен­ным яв­ля­ет­ся "ду­хов­ный фак­тор" — то, что мы на­зыва­ем лю­бовью.

По­доб­но то­му, как су­щес­тво­вание каж­до­го че­лове­ка не­похо­же на су­щес­тво­вание дру­гих, так и сам по се­бе че­ловек не­пов­то­рим. Но так же, как и смерть, ог­ра­ничи­вая жизнь во вре­мени, не ли­ша­ет ее смыс­ла, а ско­рее яв­ля­ет­ся тем са­мым, что сос­тавля­ет смысл жиз­ни, так и внут­ренние пре­делы де­ла­ют жизнь че­лове­ка бо­лее ос­мыслен­ной. Ес­ли бы все лю­ди бы­ли иде­аль­ны, тог­да каж­до­го че­лове­ка всег­да мож­но бы­ло бы за­менить лю­бым дру­гим.

Имен­но из люд­ско­го не­совер­шенс­тва сле­ду­ет не­заме­нимость и не­вос­полни­мость каж­до­го ин­ди­вида — пос­коль­ку каж­дый из нас не­совер­ше­нен на свой ма­нер. Не су­щес­тву­ет уни­вер­саль­но ода­рен­ных лю­дей — бо­лее то­го, че­ловек не­пов­то­рим имен­но в си­лу сво­его от­кло­нения от нор­мы и сред­них стан­дартов.

По­яс­ним это при­мером из би­оло­гии. Хо­рошо из­вес­тно, что, ког­да од­нокле­точ­ные ор­га­низ­мы эво­люци­они­ру­ют в мно­гок­ле­точ­ные, это обо­рачи­ва­ет­ся для них по­терей бес­смер­тия. Они ли­ша­ют­ся и сво­его "все­могу­щес­тва". Они ме­ня­ют свою уни­вер­саль­ность на спе­цифич­ность. К при­меру, ис­клю­читель­но диф­фе­рен­ци­рован­ные клет­ки в сет­чатке гла­за вы­пол­ня­ют та­кие фун­кции, ко­торые не мо­жет вы­пол­нить ни один дру­гой вид кле­ток. Из­вес­тный прин­цип "раз­де­ления тру­да" ли­ша­ет от­дель­ную клет­ку ис­ходно при­сущей ей фун­кци­ональ­ной ав­то­номии и уни­вер­саль­нос­ти, од­на­ко ут­ра­чен­ная клет­кой спо­соб­ность не­зави­симо­го фун­кци­они­рова­ния ком­пенси­ру­ет­ся ее от­но­ситель­ной спе­цифич­ностью и не­заме­нимостью внут­ри ор­га­низ­ма.

Ана­логич­ная кар­ти­на и в мо­за­ике, где каж­дая час­ти­ца, каж­дый от­дель­ный ка­мушек ос­та­ет­ся не­пол­но­цен­ным, не­совер­шенным сам по се­бе — и по фор­ме, и по цве­ту. Смысл от­дель­но­го эле­мен­та мо­за­ики оп­ре­деля­ет­ся толь­ко тем мес­том, ко­торое он за­нима­ет в це­лой кар­ти­не. Ес­ли все эти эле­мен­тарные фи­гур­ки сос­тавля­ют еди­ное це­лое по­доб­но ми­ни­атю­ре, нап­ри­мер, тог­да каж­дая из них мог­ла бы быть за­мене­на лю­бой дру­гой. Фор­ма при­род­но­го крис­талла мо­жет быть со­вер­шенной, и имен­но по­это­му его мож­но за­менить лю­бым дру­гим эк­зем­пля­ром той же крис­талли­чес­кой фор­мы: ка­кой ни взять вось­миг­ранник, он по­хож на все ос­таль­ные.

Чем бо­лее спе­цифи­чен че­ловек, тем ме­нее он со­от­ветс­тву­ет нор­ме, как в смыс­ле сред­ней нор­мы, так и в смыс­ле иде­аль­ной. Свою ин­ди­виду­аль­ность лю­ди оп­ла­чива­ют от­ка­зом от нор­маль­нос­ти, а слу­ча­ет­ся — и от­ка­зом от иде­аль­нос­ти. Од­на­ко зна­чимость этой ин­ди­виду­аль­нос­ти, смысл и цен­ность че­лове­чес­кой лич­ности всег­да свя­заны с со­об­щес­твом, в ко­тором она су­щес­тву­ет. По­доб­но то­му, как да­же не­пов­то­римость мо­за­ич­но­го эле­мен­та пред­став­ля­ет цен­ность лишь в от­но­шении к це­лос­тно­му мо­за­ич­но­му изоб­ра­жению, не­пов­то­римость че­лове­чес­кой лич­ности об­на­ружи­ва­ет свой внут­ренний смысл в той ро­ли, ко­торую она иг­ра­ет в це­лос­тном со­об­щес­тве. Та­ким об­ра­зом, смысл че­лове­чес­ко­го ин­ди­вида как лич­ности тран­сцен­ди­ру­ет его собс­твен­ные гра­ницы в нап­равле­нии к со­об­щес­тву: имен­но нап­равлен­ность к со­об­щес­тву поз­во­ля­ет смыс­лу ин­ди­виду­аль­нос­ти прев­зой­ти собс­твен­ные пре­делы.

Лю­дям при­суще чувс­тво не­кото­рой эмо­ци­ональ­ной стад­ности; од­на­ко че­лове­чес­кое со­об­щес­тво этим не ог­ра­ничи­ва­ет­ся: пе­ред ним сто­ит бо­лее об­щая, вы­ходя­щая за пре­делы этой "стад­ности" за­дача. Но не толь­ко лич­ности не­об­хо­димо со­об­щес­тво, ибо лишь в нем ее су­щес­тво­вание об­ре­та­ет смысл; но и, на­обо­рот, со­об­щес­тво, что­бы иметь смысл, не мо­жет обой­тись без от­дель­ных лич­ностей. Имен­но в этом су­щес­твен­ное раз­ли­чие меж­ду со­об­щес­твом и прос­то тол­пой. Тол­па от­нюдь не обес­пе­чива­ет че­лове­ку та­кой сфе­ры от­но­шений, в ко­торой он мог бы раз­ви­вать­ся как лич­ность, мас­са не тер­пит ин­ди­виду­аль­нос­ти. Ес­ли от­но­шения меж­ду че­лове­ком и со­об­щес­твом мож­но срав­нить с це­лым мо­за­ич­ным ри­сун­ком, то вза­имо­от­но­шения че­лове­ка и тол­пы по­доб­ны се­рому бу­лыж­ни­ку, ко­торым вык­ла­дыва­ют мос­то­вую: все кам­ни име­ют оди­нако­вый цвет и фор­му, каж­дый из них мо­жет быть за­менен лю­бым дру­гим; для хо­роше­го ка­чес­тва мос­то­вой со­вер­шенно не обя­затель­но, что­бы ее мос­тил имен­но этот, от­дель­но взя­тый бу­лыж­ник. Мос­то­вая са­ма по се­бе не яв­ля­ет­ся це­лос­тным об­ра­зова­ни­ем, это все­го лишь мно­жес­тво кам­ней. Од­но­род­ное до­рож­ное пок­ры­тие не об­ла­да­ет эс­те­тичес­кой цен­ностью мо­за­ики; оно об­ла­да­ет лишь цен­ностью ути­литар­ной — ведь тол­па по­топ­ля­ет в се­бе дос­то­инс­тва и ис­тинную цен­ность лю­дей, из­вле­кая из них чис­то ути­литар­ную поль­зу. Су­щес­тво­вание лич­ности в пол­ной ме­ре об­ре­та­ет смысл лишь в со­об­щес­тве. Та­ким об­ра­зом, в этом смыс­ле цен­ность че­лове­ка за­висит от со­об­щес­тва. Но коль ско­ро со­об­щес­тво са­мо дол­жно иметь смысл, оно вы­нуж­де­но ми­рить­ся с ин­ди­виду­аль­ны­ми осо­бен­ностя­ми лю­дей, его сос­тавля­ющих. В тол­пе же, нап­ро­тив, осо­бен­ности от­дель­ной лич­ности, ее не­похо­жесть за­тира­ют­ся, дол­жны быть за­тер­ты, пос­коль­ку яр­ко вы­ражен­ная ин­ди­виду­аль­ность пред­став­ля­ет со­бой раз­ру­шитель­ный фак­тор для лю­бой тол­пы. Смысл со­об­щес­тва дер­жится на ин­ди­виду­аль­нос­ти каж­до­го его чле­на, а смысл лич­ности про­ис­те­ка­ет из смыс­ла со­об­щес­тва, "смысл" тол­пы раз­ру­ша­ет­ся ин­ди­виду­аль­ны­ми осо­бен­ностя­ми сос­тавля­ющих ее лю­дей, а смысл от­дель­ной лич­ности то­пит­ся тол­пой (в то вре­мя как со­об­щес­тво по­мога­ет это­му смыс­лу про­явить­ся).

Как мы ска­зали, не­пов­то­римость каж­до­го че­лове­ка и сво­еоб­ра­зие всей его жиз­ни яв­ля­ют­ся не­отъ­ем­ле­мыми сос­тавля­ющи­ми смыс­ла че­лове­чес­ко­го бы­тия. Сле­ду­ет от­ли­чать сво­еоб­ра­зие, о ко­тором идет речь, от чис­то внеш­ней не­похо­жес­ти на дру­гих, ибо пос­ледняя са­ма по се­бе цен­ности не пред­став­ля­ет. Тот факт, что один че­ловек от­ли­ча­ет­ся от дру­гого по ри­сун­ку от­пе­чат­ков паль­цев, еще не вы­деля­ет его как лич­ность.

Та­ким об­ра­зом, ког­да мы го­ворим, что бла­года­ря сво­ей не­пов­то­римос­ти че­лове­чес­кое су­щес­тво­вание не бес­смыс­ленно, мы име­ем в ви­ду сов­сем иной тип не­пов­то­римос­ти. Мы мог­ли бы по ана­логии с ге­гелев­ской "хо­рошей" и "пло­хой" бес­ко­неч­ностью го­ворить о хо­рошей и пло­хой не­пов­то­римос­ти. "Хо­рошая не­пов­то­римость" — это та­кая, ко­торая бы­ла бы нап­равле­на к об­щес­тву, для ко­торо­го че­ловек пред­став­ля­ет боль­шую цен­ность имен­но в си­лу сво­ей не­похо­жес­ти на ос­таль­ных.

Че­лове­чес­кое су­щес­тво­вание пред­став­ля­ет со­бой осо­бый вид бы­тия, не­похо­жий на бы­тие лю­бого дру­гого объ­ек­та. К при­меру, дом сос­то­ит из эта­жей, а эта­жи из ком­нат. Та­ким об­ра­зом, мы мо­жем рас­смат­ри­вать дом как сум­му эта­жей, а ком­на­ту — как часть эта­жа. Итак, мы мо­жем бо­лее или ме­нее про­из­воль­но раз­гра­ничи­вать эле­мен­ты бы­тия, на­мерен­но сво­дя ка­кое-ли­бо кон­крет­ное яв­ле­ние или пред­мет к бо­лее об­ще­му или же, на­обо­рот, выч­ле­няя его из об­ще­го. И толь­ко че­лове­чес­кая лич­ность, ее су­щес­тво­вание не под­властны по­доб­ной про­цеду­ре; че­ловек пред­став­ля­ет со­бой неч­то, за­вер­шенное в се­бе, су­щес­тву­ющее са­мо по се­бе, — его нель­зя ни раз­де­лить, ни сло­жить с дру­гими пред­ме­тами или яв­ле­ни­ями.

Че­му че­ловек от­да­ет пред­почте­ние, его об­раз жиз­ни — все это мож­но опи­сать, ис­хо­дя из на­шей пер­во­началь­ной идеи о том, что "быть — зна­чит от­ли­чать­ся". Мож­но сфор­му­лиро­вать это так: су­щес­тво­вание че­лове­ка как лич­ности оз­на­ча­ет аб­со­лют­ную не­похо­жесть его на дру­гих. Ибо сво­еоб­ра­зие (уни­каль­ность) каж­до­го оз­на­ча­ет, что он от­ли­ча­ет­ся от всех ос­таль­ных лю­дей.

Та­ким об­ра­зом, че­лове­ка нель­зя ввес­ти сос­тавля­ющим эле­мен­том ни в ка­кую сис­те­му выс­ше­го по­ряд­ка — ведь при этом он не­из­бежно те­ря­ет осо­бое ка­чес­тво, ко­торое от­ли­ча­ет собс­твен­но че­лове­чес­кое бы­тие, — чувс­тво дос­то­инс­тва. На­ибо­лее яр­ко это про­яв­ля­ет­ся в фе­номе­не мас­сы, или тол­пы. Тол­па как та­ковая не име­ет ни соз­на­ния, ни от­ветс­твен­ности. И имен­но по­это­му она ли­шена су­щес­тво­вания. Нес­мотря на то, что тол­па мо­жет дей­ство­вать и в этом смыс­ле она "ре­аль­на", она не дей­ству­ет ни внут­ри се­бя, ни са­ма по се­бе. Со­ци­оло­гичес­кие за­коны дей­ству­ют не по­верх люд­ских го­лов, а нап­ро­тив — лю­ди са­ми яв­ля­ют­ся про­вод­ни­ками этих за­конов. Воз­можно, по­доб­ные за­коны и ка­жут­ся име­ющи­ми си­лу, но они яв­ля­ют­ся та­ковы­ми лишь в той сте­пени, в ка­кой дей­ствен­ны ве­ро­ят­нос­тные рас­че­ты для мас­со­вой пси­холо­гии, и толь­ко в той ме­ре, в ка­кой яв­ля­ет­ся пред­ска­зу­емым сред­неста­тис­ти­чес­кий че­ловек. Но этот сред­неста­тис­ти­чес­кий че­ловек — вы­дум­ка уче­ных, а не ре­аль­ная лич­ность. Он ни­как не мо­жет быть ре­аль­ным че­лове­ком имен­но в си­лу сво­ей пред­ска­зу­емос­ти.

Скры­ва­ясь и рас­тво­ря­ясь в тол­пе, че­ловек ут­ра­чива­ет важ­ней­шее из при­сущих ему ка­честв — от­ветс­твен­ность. С дру­гой сто­роны, ког­да он бе­рет на се­бя за­дачу, пос­тавлен­ную об­щес­твом, он до­бива­ет­ся сов­сем ино­го- уве­личе­ния собс­твен­ной от­ветс­твен­ности. Бегс­тво "в тол­пу" — это спо­соб ски­нуть с се­бя бре­мя собс­твен­ной от­ветс­твен­ности. Как толь­ко кто-ни­будь на­чина­ет вес­ти се­бя так, как буд­то он все­го лишь час­ти­ца "выс­ше­го" це­лого и толь­ко это це­лое иг­ра­ет оп­ре­деля­ющую роль, он на­чина­ет по­лучать ис­тинное нас­лажде­ние от то­го, что уда­лось "сбро­сить" с се­бя хо­тя бы часть от­ветс­твен­ности. Эта тен­денция к из­бе­ганию бре­мени от­ветс­твен­ности ока­зыва­ет­ся мо­тивом для лю­бых форм кол­лекти­виз­ма. Ис­тинное со­об­щес­тво, в сущ­ности, — это со­об­щес­тво от­ветс­твен­ных лич­ностей; тол­па — это прос­то мно­жес­тво обез­ли­чен­ных су­ществ.

Ког­да де­ло до­ходит до оцен­ки че­лове­чес­ких пос­тупков, кол­лекти­визм не­ред­ко при­водит к не­лепым заб­лужде­ни­ям. Вмес­то кон­крет­но­го, пер­со­наль­но от­ветс­твен­но­го ин­ди­вида идея кол­лекти­виз­ма под­став­ля­ет лишь ус­реднен­ный тип, а вмес­то лич­ной от­ветс­твен­ности — кон­фор­мность и ува­жение к со­ци­аль­ным нор­мам. В этом про­цес­се от­ветс­твен­ность ут­ра­чива­ет­ся не толь­ко объ­ек­том оцен­ки, но в не мень­шей сте­пени и субъ­ек­том та­кого оце­ноч­но­го суж­де­ния.

Оцен­ка с по­мощью ти­пов уп­ро­ща­ет за­дачу то­му, кто оце­нива­ет, пос­коль­ку она ос­во­бож­да­ет че­лове­ка от от­ветс­твен­ности за это оце­ноч­ное суж­де­ние. Ес­ли мы оце­нива­ем ка­кого-то кон­крет­но­го ин­ди­вида как пред­ста­вите­ля оп­ре­делен­но­го че­лове­чес­ко­го ти­па, нам да­же не тре­бу­ет­ся сколь­ко-ни­будь под­робно рас­смат­ри­вать дан­ный ин­ди­виду­аль­ный слу­чай, и это ока­зыва­ет­ся весь­ма удоб­ным спо­собом та­кой оцен­ки. Это столь же удоб­но, как и, к при­меру, оцен­ка ав­то­моби­ля по его мар­ке или ти­пу са­лона. Ес­ли вы си­дите за ру­лем ав­то­моби­ля ка­кой-то оп­ре­делен­ной мар­ки, вам хо­рошо из­вес­тны собс­твен­ные воз­можнос­ти в свя­зи с этим. Ес­ли вам из­вес­тна мар­ка пи­шущей ма­шин­ки, вам лег­ко пред­ста­вить, что от нее мож­но ожи­дать. Да­же по­роду со­баки мож­но для се­бя выб­рать по­доб­ным об­ра­зом: пу­дель бу­дет иметь со­вер­шенно оп­ре­делен­ные чер­ты и оп­ре­делен­ные нак­лоннос­ти, у вол­ко­дава они бу­дут су­щес­твен­но дру­гими. Толь­ко в слу­чае с че­лове­ком та­кие ве­щи "не про­ходят". От­дель­ный че­ловек не де­тер­ми­ниро­ван сво­им про­ис­хожде­ни­ем; его по­веде­ние нель­зя вы­чис­лить, ис­хо­дя из его ти­па. Та­кой рас­чет ни­ког­да не бу­дет точ­ным, ни­ког­да не "сой­дет­ся на­цело" — обя­затель­но бу­дет ка­кой-то ос­та­ток. Этот ос­та­ток и вы­ража­ет­ся в сво­боде че­лове­ка из­бе­гать ог­ра­ничен­ных ра­мок собс­твен­но­го ти­па. Ис­тинно че­лове­чес­кое на­чина­ет­ся в че­лове­ке там, где он об­ре­та­ет сво­боду про­тивос­то­ять за­виси­мос­ти от собс­твен­но­го ти­па. Ибо толь­ко там, имен­но в этой сво­боде, в ощу­щении сво­его сво­бод­но­го и от­ветс­твен­но­го бы­тия воз­ни­ка­ет под­линный че­ловек. Чем бо­лее стан­дарти­зова­на не­кото­рая ма­шина или ус­трой­ство, тем они луч­ше; но, чем боль­ше стан­дарти­зова­на лич­ность, чем боль­ше она "рас­тво­ря­ет­ся" в сво­ем клас­се, на­ци­ональ­нос­ти, ра­се или ха­рак­те­роло­гичес­ком ти­пе, тем боль­ше она со­от­ветс­тву­ет не­ко­ему стан­дар­тно­му сред­не­му — и тем ни­же она в нравс­твен­ном от­но­шении.

В нравс­твен­ном пла­не идея кол­лекти­виз­ма при­водит к по­нятию "кол­лектив­ной ви­ны". С лю­дей спра­шива­ют за то, за что они в дей­стви­тель­нос­ти от­ветс­твен­ности не не­сут. Тот, кто су­дит лю­дей по­доб­ным об­ра­зом или да­же об­ви­ня­ет их, от­ветс­твен­ности за свой при­говор не не­сет. Ко­неч­но, го­раз­до про­ще воз­вы­шать или уни­жать "ра­сы" це­ликом, чем пы­тать­ся оце­нить каж­до­го от­дель­но­го че­лове­ка-то есть от­нести его к од­ной из двух групп, на ко­торые с точ­ки зре­ния нравс­твен­ности де­лят­ся все лю­ди: к "ра­се" лю­дей по­рядоч­ных или к "ра­се" нравс­твен­но ис­порчен­ных.

Че­лове­чес­кая от­ветс­твен­ность — как эк­зистен­ци­аль­ный ана­лиз пы­та­ет­ся до­вес­ти до на­шего соз­на­ния — это от­ветс­твен­ность, про­ис­хо­дящая из не­пов­то­римос­ти и сво­еоб­ра­зия су­щес­тво­вания каж­до­го ин­ди­вида. Бы­тие че­лове­ка пред­став­ля­ет со­бой от­ветс­твен­ность, вы­тека­ющую из ко­неч­ности его жиз­ни. Эта ко­неч­ность жиз­ни, ог­ра­ничен­ный от­ре­зок вре­мени, от­ве­ден­ный че­лове­ку здесь, на зем­ле, не ли­ша­ет его су­щес­тво­вание смыс­ла. Нап­ро­тив, как мы уже ви­дели, са­ма смерть де­ла­ет жизнь бо­лее ос­мыслен­ной. Мы ска­зали, что не­пов­то­римость жиз­ни в це­лом скла­дыва­ет­ся из "не­пов­то­римос­тей" каж­дой кон­крет­ной си­ту­ации. А уни­каль­ность жиз­ни во­об­ще сос­тавля­ют уни­каль­ные судь­бы каж­до­го от­дель­но­го че­лове­ка. По­доб­но смер­ти, судь­ба пред­став­ля­ет со­бой часть жиз­ни. Ник­то не мо­жет из­бе­жать все­го кон­крет­но­го и не­пов­то­римо­го, что го­товит ему судь­ба. Ес­ли же он спо­рит со сво­ей участью — то есть с тем, что не в его влас­ти, с тем, за что он не не­сет ни­какой от­ветс­твен­ности, с тем, в чем он не мо­жет быть по­винен, — он упус­ка­ет смысл сво­ей собс­твен­ной судь­бы. А судь­ба че­лове­ка всег­да име­ет оп­ре­делен­ный смысл: ведь судь­ба — столь же су­щес­твен­ная сос­тавля­ющая смыс­ла че­лове­чес­кой жиз­ни, как и смерть. В пре­делах сво­ей собс­твен­ной "ис­клю­читель­ной" судь­бы каж­дый че­ловек яв­ля­ет­ся не­заме­нимым. Бла­года­ря этой не­заме­нимос­ти по­выша­ет­ся его от­ветс­твен­ность при фор­ми­рова­нии собс­твен­ной судь­бы. Ес­ли мы го­ворим, что у че­лове­ка есть судь­ба, это зна­чит, что у каж­до­го — своя собс­твен­ная судь­ба. И каж­дый на­ходит­ся на­еди­не со сво­ей судь­бой, так ска­зать, один во всей все­лен­ной. Его судь­ба, то есть все, что про­ис­хо­дит с ним, не­пов­то­римо. Ник­то бо­лее не об­ла­да­ет те­ми воз­можнос­тя­ми, ка­кими на­делен дан­ный ин­ди­вид, и ему са­мому все эти воз­можнос­ти да­ют­ся лишь од­нажды. Воз­можнос­ти, ко­торые у че­лове­ка воз­ни­ка­ют для ре­али­зации цен­ностей твор­чес­тва и цен­ностей пе­режи­вания, бе­ды и нес­частья, ко­торые ожи­да­ют его в жиз­ни, ко­торые он не в сос­то­янии от­вести и по­это­му дол­жен пе­режи­вать и, та­ким об­ра­зом, ре­али­зовы­вать цен­ности от­но­шения, — все это единс­твен­ное в сво­ем ро­де, при­над­ле­жащее ему, и толь­ко ему.

Па­радок­саль­ная при­рода лю­бого от­ри­цания сво­ей судь­бы ста­новит­ся оче­вид­ной, ког­да, к при­меру, че­ловек спра­шива­ет, ка­кова бы­ла бы его жизнь, ес­ли бы, ска­жем, на свет про­из­вел его не отец, а кто-ли­бо дру­гой. Он за­быва­ет, ко­неч­но, что в этом слу­чае он был бы не "сам он", что че­ловек с иной судь­бой прос­то обя­зан быть кем-то со­вер­шенно дру­гим, так что в по­доб­ном слу­чае бы­ло бы не­воз­можно и го­ворить о "его" судь­бе. Та­ким об­ра­зом, воп­рос о воз­можнос­ти дру­гой судь­бы для че­лове­ка сам по се­бе не­сос­то­яте­лен, про­тиво­речив и бес­смыс­лен.

Судь­ба че­лове­ка при­над­ле­жит ему по­доб­но то­му, как при­над­ле­жит ему зем­ля, ко­торая дер­жит его бла­года­ря си­ле сво­его при­тяже­ния, но без ко­торой че­ловек не мог бы хо­дить. Мы дол­жны при­нять на­шу судь­бу, как мы при­нима­ем зем­лю, на ко­торой сто­им, — это пло­щад­ка, яв­ля­юща­яся как бы трам­пли­ном для на­шей сво­боды. Сво­бода не­воз­можна без по­ложен­ной че­лове­ку судь­бы; сво­бода- это всег­да сво­бода вы­бора и при­ятия сво­ей учас­ти, вы­бора по­зиции, ко­торую че­ловек за­нима­ет, стал­ки­ва­ясь со сво­ей судь­бой. Бе­зус­ловно, че­ловек сво­боден, но он не плы­вет сво­бод­но в без­воздуш­ном прос­транс­тве. Он всег­да ок­ру­жен мно­жес­твом ог­ра­ниче­ний. Од­на­ко он как бы от­талки­ва­ет­ся от этих ог­ра­ниче­ний для ре­али­зации сво­ей сво­боды. Сво­бода пред­по­лага­ет ог­ра­ниче­ния, ос­но­выва­ет­ся на них. Пси­хика за­висит от ин­стинкта, су­щес­тво­вание — от ма­терии. Но эта за­виси­мость осо­бого ро­да. Че­ловек всег­да пре­вос­хо­дит зем­лю, по ко­торой идет, зем­ля нуж­на ему лишь пос­толь­ку, пос­коль­ку он мо­жет от нее от­тол­кнуть­ся, ис­поль­зо­вать как трам­плин. Ес­ли бы нам на­до бы­ло дать оп­ре­деле­ние че­лове­ку, мы бы ска­зали, что че­ловек пред­став­ля­ет со­бой су­щес­тво, ос­во­бодив­шее се­бя от все­го, что его оп­ре­деля­ло (оп­ре­деля­ло как би­оло­гичес­кий, пси­холо­гичес­кий и со­ци­оло­гичес­кий тип), дру­гими сло­вами, это су­щес­тво, ко­торое пре­вос­хо­дит все эти де­тер­ми­нан­ты — ли­бо по­беж­дая их и фор­ми­руя их по-сво­ему, ли­бо на­мерен­но под­чи­ня­ясь им.

Этот па­радокс под­черки­ва­ет ди­алек­ти­чес­кое свой­ство че­лове­ка: в при­сущей ему из­вечной не­завер­шеннос­ти и сво­боде вы­бора зак­лю­чено то, что его ре­аль­ность — это по­тен­ци­аль­ная воз­можность. Он не яв­ля­ет­ся еще та­ким, ка­ков он есть, та­ким он лишь дол­жен стать.

Быть че­лове­ком — зна­чит быть от­ветс­твен­ным по­тому уже, что это оз­на­ча­ет быть сво­бод­ным. Это та­кой спо­соб бы­тия, ко­торый, как го­ворит Яс­перс, в пер­вую оче­редь сам ре­ша­ет, ка­ким ему быть, это "са­мо­оп­ре­деля­юще­еся бы­тие". Это "су­щес­тво­вание". Сто­ящий пе­редо мной стол всег­да ос­та­нет­ся тем, что он есть, по край­ней ме­ре, до тех пор, по­ка че­ловек не при­ложит к не­му ру­ки с тем, что­бы из­ме­нить его. Од­на­ко че­ловек, си­дящий за этим сто­лом нап­ро­тив ме­ня, каж­дый раз за­ново ре­ша­ет, ка­ким он бу­дет в сле­ду­ющий мо­мент, что он ска­жет мне или скро­ет от ме­ня. Из мно­жес­тва са­мых раз­ных воз­можнос­тей сво­его бы­тия он ре­али­зу­ет лишь од­ну-единс­твен­ную и та­ким об­ра­зом пре­доп­ре­деля­ет свое "су­щес­тво­вание" как та­ковое. (Че­лове­чес­кий спо­соб бы­тия, наз­ванный су­щес­тво­вани­ем, мож­но оп­ре­делить так­же как "бы­тие собс­твен­ной сущ­ности".) Ни­ког­да в те­чение жиз­ни судь­ба не пре­дос­та­вит че­лове­ку слу­чая из­бе­жать не­об­хо­димос­ти вы­бора из аль­тер­на­тив­ных воз­можнос­тей. Тем не ме­нее, он мо­жет сде­лать вид, "как буд­то" у не­го нет вы­бора и он нес­во­боден в сво­ем ре­шении. Та­кое "по­веде­ние как буд­то" сос­тавля­ет су­щес­твен­ную часть че­лове­чес­кой тра­гико­медии.

Авс­трий­ский им­пе­ратор Франц I, как по­вес­тву­ет один ста­рый анек­дот, не­од­нократ­но от­ка­зывал од­но­му про­сите­лю, ко­торый при­ходил к не­му с од­ним и тем же де­лом. Пос­ле оче­ред­но­го от­ка­за им­пе­ратор, по­вер­нувшись к сво­ему адъ­ютан­ту, ска­зал: "Вот уви­дите, этот бол­ван в кон­це кон­цов добь­ет­ся сво­его". Что же ка­жет­ся нам за­бав­ным в этом анек­до­те? Да то, что им­пе­ратор де­ла­ет вид, что нес­во­боден, что бес­си­лен ре­шать, "добь­ет­ся" ли сво­его "бол­ван" в сле­ду­ющий раз.

Очень час­то в юмо­рис­ти­чес­ких рас­ска­зах обыг­ры­ва­ют­ся ко­мичес­кие си­ту­ации, ког­да че­ловек слеп по от­но­шению к сво­ей сво­боде при­нятия ре­шений. Вот, к при­меру, рас­сказ о че­лове­ке, ко­торый жа­лу­ет­ся сво­ей же­не, что сов­ре­мен­ные лю­ди со­вер­шенно без­нравс­твен­ны. В до­каза­тель­ство сво­ей точ­ки зре­ния он го­ворит: "Нап­ри­мер, я се­год­ня на­шел бу­маж­ник. Не­уже­ли ты ду­ма­ешь, мне при­дет в го­лову от­нести его в бю­ро на­ходок?" В чем здесь шут­ка? А в том, что ес­ли кто-ни­будь и ре­ша­ет­ся го­ворить о сво­ей собс­твен­ной не­чес­тнос­ти, то так, как буд­то он не не­сет за нее от­ветс­твен­ности. Че­ловек в вы­шеп­ри­веден­ном рас­ска­зе де­ла­ет вид, что он прос­то вы­нуж­ден ми­рить­ся со сво­им без­нравс­твен­ным пос­тупком — точ­но так же, как ему при­ходит­ся ми­рить­ся с без­нравс­твен­ностью дру­гих. Он пос­ту­па­ет так, буд­то он нес­во­боден и не мо­жет ре­шить, ос­та­вить бу­маж­ник се­бе или же сдать его в бю­ро на­ходок.

Мы го­вори­ли о школь­ном учи­теле, ко­торый опи­сывал "сущ­ность" че­лове­чес­кой жиз­ни как про­цесс окис­ле­ния и сго­рания. Све­ча, ко­торая толь­ко "на­личес­тву­ет", поль­зу­ясь тер­ми­ноло­ги­ей фи­лосо­фии эк­зистен­ци­ализ­ма, сго­ра­ет до кон­ца, эта све­ча ни­как не мо­жет уп­равлять про­цес­сом собс­твен­но­го сго­рания. Че­ловек же, пос­коль­ку ему свой­ствен­но ос­мыслен­ное су­щес­тво­вание, всег­да сво­боден в сво­ем ре­шении от­но­ситель­но спо­соба собс­твен­но­го бы­тия. В его влас­ти при­нимать са­мые раз­личные ре­шения, вплоть до воз­можнос­ти са­мо­унич­то­жения. Мы да­же возь­мем на се­бя сме­лость ска­зать, что этот на­ибо­лее ра­дикаль­ный вы­зов са­мому се­бе, на ко­торый спо­собен че­ловек (то есть не толь­ко сом­не­ния в смыс­ле жиз­ни, но и дей­ствия, нап­равлен­ные про­тив жиз­ни), эта фун­да­мен­таль­ная воз­можность че­лове­ка выб­рать са­мо­убий­ство, эта его сво­бода ре­шать, быть ли ему во­об­ще, вы­деля­ют че­лове­ка из всех дру­гих су­ществ, этим че­лове­чес­кий спо­соб бы­тия от­ли­ча­ет­ся от су­щес­тво­вания жи­вот­ных.

Сво­бода при­нятия ре­шений, так на­зыва­емая сво­бода во­ли, для че­лове­ка неп­ре­дубеж­денно­го есть неч­то са­мо со­бой ра­зуме­юще­еся; он не­пос­редс­твен­но ощу­ща­ет се­бя сво­бод­ным. Че­ловек же, серь­ез­но сом­не­ва­ющий­ся в сво­боде сво­его во­ле­изъ­яв­ле­ния, ли­бо без­на­деж­но под­дался вли­янию фи­лосо­фии де­тер­ми­низ­ма, ли­бо бо­лен па­рано­ид­ной ши­зоф­ре­ни­ей; в пос­леднем слу­чае ему ка­жет­ся, что во­ля его "ско­вана" кем-то из­вне. Фа­тализм нев­ро­тика про­яв­ля­ет­ся в том, что сво­бода во­ли как бы скры­та от не­го; нев­ро­тик сам се­бе не да­ет ре­али­зовать собс­твен­ные воз­можнос­ти, он сам ме­ша­ет се­бе быть та­ким, ка­ким он "мо­жет быть". Вследс­твие это­го он ис­ка­жа­ет свою жизнь. Ес­ли мы ут­вер­жда­ли вна­чале, что быть че­лове­ком оз­на­ча­ет быть не­похо­жим на дру­гих, то те­перь мы дол­жны вы­разить эту фор­му­лу ина­че: быть че­лове­ком — зна­чит не толь­ко не по­ходить на дру­гих, но так­же уметь ста­новить­ся не­похо­жим, то есть уметь из­ме­нять­ся.

Сво­бода во­ли про­тивос­то­ит судь­бе. Ведь судь­бой мы на­зыва­ем то, что по су­ти сво­ей от­ри­ца­ет че­лове­чес­кую сво­боду, судь­ба-это то, что ле­жит за пре­дела­ми как влас­ти че­лове­ка, так и его от­ветс­твен­ности. Од­на­ко ни­ког­да не сле­ду­ет за­бывать, что вся сво­бода че­лове­ка на­ходит­ся в за­виси­мос­ти от его судь­бы, пос­коль­ку сво­бодой этой че­ловек поль­зу­ет­ся в пре­делах сво­ей судь­бы и имен­но бла­года­ря сво­боде он на эту судь­бу воз­дей­ству­ет.

Це­лос­тность прош­ло­го — имен­но по­тому, что в нем уже ни­чего нель­зя из­ме­нить, — сос­тавля­ет ос­но­ву че­лове­чес­кой судь­бы. То, что прош­ло, ста­новит­ся прин­ци­пи­аль­но не­из­менным. И, тем не ме­нее, че­ловек об­ла­да­ет не­кото­рой сво­бодой да­же по от­но­шению к собс­твен­ной судь­бе, воп­ло­щен­ной в прош­лом. Ко­неч­но, про­шед­шее во мно­гом оп­ре­деля­ет и объ­яс­ня­ет нас­то­ящее, од­на­ко ни­как нель­зя пред­ста­вить се­бе бу­дущее, ко­торое оп­ре­деля­лось бы ис­клю­читель­но прош­лым. В этом зак­лю­ча­ет­ся ошиб­ка, ти­пич­ная для фа­талис­ти­чес­кой по­зиции нев­ро­тика, ко­торый, вспо­миная свои прош­лые не­уда­чи, зак­лю­ча­ет, что его не­удач­ная, нес­час­тная судь­ба оп­ре­деля­ет и оп­равды­ва­ет все его воз­можные бу­дущие ошиб­ки. На са­мом де­ле ошиб­ки прош­ло­го дол­жны слу­жить пло­дот­ворным ма­тери­алом для фор­ми­рова­ния бо­лее со­вер­шенно­го, "луч­ше­го" бу­дуще­го; из собс­твен­ных про­махов не­об­хо­димо из­вле­кать уро­ки. Че­ловек во­лен за­нять чис­то фа­талис­ти­чес­кую по­зицию по от­но­шению к сво­ему прош­ло­му или, на­обо­рот, че­му-то учить­ся на опы­те прош­ло­го. Ни­ког­да не поз­дно учить­ся, но и ни­ког­да не ра­но: учить­ся всег­да "са­мое вре­мя", че­му бы мы ни учи­лись. Пре­неб­ре­гая этим, мы рис­ку­ем ока­зать­ся по­хожи­ми на то­го пь­яни­цу, ко­торо­го убеж­да­ли бро­сить пить. — Те­перь уже слиш­ком поз­дно, — от­ве­чал он. — Но ведь это ни­ког­да не поз­дно! — про­дол­жа­ли убеж­дать его. — В та­ком слу­чае, я обя­затель­но бро­шу, но как-ни­будь по­том, — окон­ча­тель­но па­риро­вал он.

Че­лове­чес­кая сво­бода вы­зыва­ет­ся к дей­ствию не­зыб­ле­мостью прош­ло­го, ко­торое вследс­твие это­го ста­новит­ся судь­бой. А судь­ба, то есть все уже свер­шивше­еся, дол­жна всег­да выс­ту­пать сти­мулом к но­вым, соз­на­тель­ным и от­ветс­твен­ным дей­стви­ям. Как мы уже ви­дели, в жиз­ни че­ловек пос­то­ян­но на­ходит­ся в та­ком по­ложе­нии, что в лю­бой мо­мент он мо­жет ока­зать­ся пе­ред не­об­хо­димостью вы­бора из мно­жес­тва воз­можнос­тей од­ной-единс­твен­ной аль­тер­на­тивы, ко­торую он "спа­са­ет" от не­бытия, ре­али­зуя ее в сво­их дей­стви­ях, как бы пе­рено­ся ее в це­лос­ти и сох­раннос­ти в "царс­тво прош­ло­го". И в этом царс­тве про­шед­ших со­бытий то, что прош­ло, неп­ре­мен­но сох­ра­ня­ет­ся, как ни па­радок­саль­но это зву­чит, имен­но бла­года­ря то­му, что все это уже в прош­лом. Как мы от­ме­чали вы­ше, ре­аль­ность про­шед­ше­го за­щище­на имен­но его не­из­менностью. Про­шед­шее — са­мый на­деж­ный вид бы­тия. Ста­новясь про­шед­ши­ми, на­ши воз­можнос­ти уже ни­ког­да не ис­чезнут бес­след­но — толь­ко не­ре­али­зован­ные воз­можнос­ти ухо­дят нав­сегда. (Срав­ни­те ска­зан­ное вы­ше в от­но­шении к еди­нич­ным си­ту­атив­ным цен­ностям с пос­то­ян­но и не­об­ра­тимо ухо­дящи­ми воз­можнос­тя­ми ре­али­зовать их.) Толь­ко то­му, что сох­ра­нено в прош­лом, не гро­зит ка­нуть в не­бытие. Дей­стви­тель­ность спа­са­ет­ся от ис­чезно­вения, ста­новясь прош­лым. Мо­мент прев­ра­ща­ет­ся в веч­ность, ес­ли воз­можнос­ти, скры­тые в нем, прев­ра­ща­ют­ся в те ре­аль­нос­ти, ко­торые на­деж­но хра­нят­ся в прош­лом, "нав­сегда". В этом и зак­лю­ча­ет­ся смысл лю­бой ак­ту­али­зации. В этом смыс­ле че­ловек ак­ту­али­зиру­ет се­бя не толь­ко тог­да, ког­да он вы­пол­ня­ет ка­кие-то дей­ствия или соз­да­ет тво­рения неп­ре­ходя­щей цен­ности, но да­же и тог­да, ког­да он прос­то су­щес­тву­ет. Как мы уже ви­дели, та­кой объ­ек­ти­визм поз­во­ля­ет нам ска­зать: то, что уже ре­али­зова­но в че­лове­чес­ком су­щес­тво­вании, ни­ког­да нель­зя унич­то­жить, да­же ес­ли вдруг это за­будет­ся, да­же ес­ли па­мять об этом пол­ностью по­дав­ле­на — нап­ри­мер, в ре­зуль­та­те смер­ти че­лове­ка, пе­режив­ше­го это. В про­тиво­полож­ность опи­сан­ной си­ту­ации срав­ни­те с ней то, что бу­дет ни­же ска­зано о субъ­ек­ти­виз­ме, или впол­не воз­можный слу­чай, ког­да че­ловек, стол­кнув­шись с не­уда­чей, одур­ма­нива­ет сам се­бя, впа­дая в бе­зот­ветс­твен­ность нес­частья че­рез опь­яне­ние или, еще ху­же, — в аб­со­лют­но бе­зот­ветс­твен­ное стрем­ле­ние к са­мо­убий­ству.

Date: 2015-06-08; view: 508; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию