Структурах и смысловой сфере личности 2 page

4. Инсайт, или просветление — внезапное усмотрение смысла там, где только что еще ничего не было. Смысл возникает в созна­нии как бы ниоткуда, почти мистическим образом. Каждому знако­мы такие переживания, большие или малые по своей значимости и влиянию на жизнь. М.К.Мамардашвили в своей психологической топологии пути вводит два нетрадиционных постулата, проливаю­щих свет на феномены смыслового инсайта. Во-первых, в каком-то смысле истина всегда уже есть около нас в любой момент. Во-вто­рых, мы не приходим к ней в результате прямого и целенаправлен­ного движения. Мы можем войти в состояние, из которого эта истина вдруг откроется, лишь «по кривой, выйдя в другое измере­ние, которое открывается тем, что мы делаем с собой сами» (Ма-мардашвили, 1995, с. 332). Мамардашвили говорит в этой связи о

2.4. пути и механизмы порождения смыслов

том, что сознание находится, как правило, в неструктурированном состоянии, не дающем увидеть истину, и привести к истине может не движение, не исследование, а определенная структура, которую может придать сознанию какое-то переживание, текст, произведе­ние искусства и т.п. «Истина появляется тогда, когда твоя, действи­тельно тобою испытанная жизнь как бы всплывает в тебе очищенная и ясная» (там же, с. 15).

5. Столкновение смыслов происходит при встрече субъекта — но­
сителя внутреннего смыслового мира — с другими смысловыми ми­
рами. Перед субъектом встает проблема сопоставления разных
вариантов осмысления действительности, которые могут различать­
ся по степени полноты, разработанности, а также содержательно,
и характеризоваться разной степенью противоречивости. Столкно­
вение с иным смысловым миром приводит к осознанию относи­
тельности своего, и результатом взаимодействия двух смысловых
миров может являться либо обогащение смыслового мира субъек­
та, либо его более или менее радикальные перестройки, связан­
ные не только с обретением новых смыслов, но и с разрушением
старых. Возможно, конечно, и безрезультатное столкновение. Раз­
личные ситуации и эффекты столкновения смысловых миров будут
приведены ниже, в разделе 4.1., на материале диалогического об­
щения со значимыми другими — носителями иных смысловых ми­
ров — и взаимодействия с искусством — активности, направленной
не только и не столько на усвоение информации, сколько на озна­
комление с альтернативными смысловыми перспективами, смыс­
ловыми мирами.

6. Полагание смысла — это особый экзистенциальный акт, в
котором субъект своим сознательным и ответственным решением
устанавливает значимость чего-либо в своей жизни. Обратимся к
примерам. «Уильям Джеймс испытывал периоды глубокой депрес­
сии, когда ему было около тридцати. В это время он учился в Евро­
пе, изучая психологию. Потеряв веру в свободу волеизъявления, он
был совершенно подавлен мыслью, что все его поступки не более,
чем простые реакции, как у павловских собак, и тогда невозможно
достижение никаких целей. Состояние депрессии длилось несколь­
ко месяцев, и он уже подумывал о самоубийстве. Наконец, ему при­
шло в голову поставить на свободу. Он решил, что, просыпаясь
утром, он будет верить в свободу хотя бы на один день. Он выиграл
свою ставку. Вера в свободу обернулась самой свободой.

В качестве другого примера можно назвать Блэза Паскаля, фран­цузского физика семнадцатого века. Свое открытие он тоже назвал ставкой. Он поставил на то, что во Вселенной есть смысл. Как он сам писал, он решил, что если он прав, постулируя существование

глава 2. Онтология смысла

Бога, то это принесет ему счастье и наполнит жизнь смыслом, а если ошибается, он ничего не теряет, кроме жизни» (Мэй, 1994, с. 130)

То, что Джеймс и Паскаль, а вслед за ними и Р.Мэй называли ставкой, есть не что иное как осознанно выбранная вера во что-то, принятая по собственному решению. Это может быть вера в Бога, свободу, коммунизм, добро, зло, прогресс и т.д. и т.п. Такая созна­тельно выбранная вера не имеет внешнего обоснования, что отра­жено в знаменитом афоризме Тертуллиана: «Верую, ибо абсурдно». Абсурдно — значит, не имеет никакого рационального обоснова­ния. Вера обоснована только самим решением верить, в котором по­лагается смысл. Но парадоксальным образом само это решение создает тот смысл, который ложится в основание всей дальнейшей жизни.

Теперь, охарактеризовав настолько подробно, насколько это возможно на нынешнем этапе исследования, онтологию и механиз­мы порождения смыслов, вернемся к двум другим планам существо­вания смыслов — в превращенных формах.

2.5. феноменологический аспект смысла: смысл в структуре сознания

Переходя от онтологического и деятельностного к феномено­логическому аспекту рассмотрения смысловой реальности, мы тем самым переходим от гипотетически конструируемых реалий и об­наруживаемых в психологическом эксперименте, но скрытых от самого субъекта психологических механизмов к смысловым содер­жаниям, данным самому субъекту в качестве элементов его карти­ны мира и себя в мире.

Мы начнем рассмотрение этого аспекта с выстраивания общего представления о структуре сознания. Любое конкретно-психологи­ческое исследование неизбежно опирается на какое-либо явное или неявное представление о природе и строении сознания. Экспли­цируя наше представление, прежде всего оговоримся, что мы от­нюдь не онтологизируем его; речь идет лишь о рабочей схеме, удобной для рассмотрения через ее призму конкретно-психологи­ческих проблем.

Если психика является регулятором деятельности, то сознание есть регулятор бытия. Оно не сводится к психике, как и бытие не сводится к деятельности, а включает в себя также активность внут­реннего мира. Сознание — это нечто большее, чем психика, причем

2.5. Смысл в структуре сознания

психика не входит в сознание как один из его блоков, а снимается им, изменяя свои свойства и находя в новом качестве свое место в системном строении человеческого сознания.

Современные представления о сознании существенно отличают­ся от традиционных. Сознание осмысляется, во-первых, как несво­димое к осознанию, как «уровень, включающий в себя "механизмы" многих уровней разной "бессознательности"» (Леонтьев А. Я., 1991 а, с. 184), во-вторых, как бытийствующее сознание, постоянно выходя­щее за пределы самого себя и не укладываемое ни в одно определе­ние (Мамардашвили, 1990), и в-третьих, как направленное не только вовне, но выполняющее также существеннейшую функцию (точнее, систему функций) соотнесения, упорядочивания, трансформации ценностно-смысловых структур, определяющих бытие человека в мире (Василюк, 1984).

А.Н.Леонтьев (1977) рассматривал личностный смысл — при­страстное отношение к объектам и явлениям действительности — как одну из трех основных образующих человеческого сознания, наряду с чувственной тканью и значением. Этот тезис не ставили под сомнение и авторы более поздних, более многомерных и дета­лизированных моделей структуры сознания (Василюк, 1993; Зинчен-ко, Моргунов, 1994). Вместе с тем в рассмотрении конкретного места и механизмов функционирования личностного смысла и других смысловых образований в феноменальной структуре субъективной реальности они не продвинулись дальше общих теоретических по­ложений. Единственным направлением исследований смысловой регуляции образа мира, далеко продвинувшимся в конкретном экс­периментальном изучении смыслового слоя субъективной реально­сти человеческого сознания, является психология субъективной семантики, разрабатывавшаяся Е.Ю.Артемьевой (1986; 1999) на стыке психосемантики, с одной стороны, и теории образа мира А.Н.Леонтьева, с другой.

Е.Ю.Артемьева (вместе с Ю.К.Стрелковым и В.П.Серкиным) различает три слоя субъективного опыта: перцептивный мир, обра-1уемый системой модальных образов упорядоченных друг относи­тельно друга объектов, семантический слой — структурированную совокупность отношений к актуально воспринимаемым объектам — и образ мира в узком смысле, являющийся наиболее глубинным слоем амодальных структур, образующихся при «обработке» семантическо-ю слоя (Артемьева, 1999, с. 19—21). Элементы семантического слоя субъективного опыта, являющегося основным объектом исследова­ний в психологии субъективной семантики, понимаются как «следы деятельностей, зафиксированные в отношении к предметам, объек-1ам манипуляции и условиям этих деятельностей» (там же, с. 23).

глава 2. Онтология смысла

Е.Ю.Артемьева констатирует близость такого определения понятиям значения и личностного смысла, обозначая понятием «смысл» «след взаимодействия с объектом, явлением, ситуацией, зафиксирован­ный в виде отношения к ним» (там же, с. 29).

Характеризуя смыслы в ее понимании, Е.Ю.Артемьева отмеча­ет, что смысл предмета для субъекта является следом деятельност-ной предыстории отношений между ними, который зафиксирован в отношении к предмету, в его «для-субъекта-бытии» (там же, с. 24). Она также делает оговорку, касающуюся несовпадения, хотя и близости, введенного ею понятия смысла с понятием личностно­го смысла по А.Н.Леонтьеву: они не тождественны по уровню сфор­мированное™ и этапу генеза. «Необходимо дополнительное звено обрабатывающей след системы, превращающее наш "смысл" в "личностный смысл"» (там же, с. 29). По ступеням генеза Е.Ю. Ар­темьева различает «предсмыслы — образные следы, зафиксирован­ные в модальных свойствах (слой перцептивного мира), смыслы — следы внутри семантического слоя и личностные смыслы — состав­ляющие образа мира, элементы ядерных структур субъективного опыта» (там же, с. 30). На наш взгляд, то, что Е.Ю.Артемьева ха­рактеризует как смыслы, отчасти близко к таким понятиям как опе­рациональный смысл (Тихомиров, 1984) или предметные значения (см. Зинченко, Смирнов, 1983, с. 132—133), описывающим функцио­нальные свойства, ситуативно приобретаемые объектами в контек­сте текущей деятельности.

Разработанный Е.Ю.Артемьевой (1980; 1986; 1999) экспери­ментально-методический подход к изучению семантического слоя субъективного опыта с помощью модифицированного метода семан­тического дифференциала и ряда других методов дал основания ут­верждать, что «оценка объектов человеком в условиях свободных инструкций осуществляется не в модальном, а в семантическом коде, едином (или, по крайней мере, сильно пересекающемся) для объектов разных модальностей» (Артемьева, 1999, с. 78). Под семан­тическим кодом понимается набор (профиль) оценок по шкалам семантического дифференциала, которым Е.ЮАртемьева пользова­лась в своих исследованиях. В наших более поздних исследованиях было показано, что семантический код может быть выявлен и с по­мощью других методических инструментов, например, цветового те­ста отношений (Эткинд, 1987) или методики ценностного спектра (Леонтьев Д.А., 1997 в). Цветовой и ценностный коды обладают сво­ей спецификой по сравнению с семантическим, однако подчиня­ются общим закономерностям психологии субъективной семантики. Был выявлен феномен семантических или семантико-перцептивных универсалий (хотя Е.Ю.Артемьева отмечает, что они имеют не

2.5. Смысл в структуре сознания 141

столько перцептивную, сколько эмоциональную природу) — сход­ных оценок одних и тех же объектов разными испытуемыми. Мера межиндивидуального сходства семантических кодов получила назва­ние напряженности семантического кода (Артемьева, 1999).

Е.Ю.Артемьевой (1980; 1999) было экспериментально показа­но, что при решении задач опознания, запоминания, собственно оценивания объектов ключевым рабочим кодом является именно семантический код, а не перцептивные признаки (цвет, форма). Экспериментально подтвердилась также выдвинутая ею гипотеза «первовидения» — предположение о том, что поаспектному «ана­литическому» восприятию образа актуалгенетически предшествует его недифференцированное целостное семантическое оценивание. Эксперименты с варьированием времени предъявления визуальных стимулов показали, что, во-первых, для характеристики объекта вначале используются эмоционально-метафорические категории, обозначающие отношение к объекту, и лишь позднее, с увели­чением времени экспозиции дается его логико-категориальная характеристика; во-вторых, точность оценивания по ряду значимых ^оционально-оценочных шкал в условиях дефицита времени вос­приятия не только не ниже, но даже выше. Таким образом, сделан вывод о том, что по меньшей мере в зрительной модальности пер-ной по времени является обработка семантического кода объекта, обеспечивающая его «допредметную» эмоционально-оценочную квалификацию, и лишь позднее происходит категориально-поня-жйная репрезентация объекта (Артемьева, 1999, с. 121). И наоброт: при локальных поражениях мозга именно семантические коды сох­раняются от распада дольше всего, обеспечивая адекватную семан­тическую квалификацию объектов, когда все остальные механизмы опознания уже не работают (там же, с. 301).

Обработка семантического кода оказалась также тесно связана с процессами метафоризации; было экспериментально доказано, что субъективно предпочтительный тип метафоризации (характер пре­имущественно используемых метафор) связан с точностью семан­тического оценивания. Было также экспериментально показано, что удельный вес эмоционально-оценочных координат субъективного опыта по сравнению с предметно-денотативными резко возрастает и условиях эмоционального шока и снижается по мере знакомства с объектом (там же, с. 154).

Возвращаясь к теоретическому осмыслению полученных резуль­татов, Е.Ю.Артемьева указывает, что, как явствует из полученных данных, «предметами в субъектно-объектных отношениях являются не вещи, не объекты, ситуации, явления, а свернутые следы взаимо­действия с ними, некоторое состояние, реализация в здесь-и-сейчас

глава 2. Онтология смысла

образа мира» (там же, с. 136). Природу семантического оценивания она усматривает в идентификации воспринимаемого объекта или си­туации со следом эмоционального состояния, а семантические оцен­ки на уровне глубинной семантики «суть оценки эмоций, возникших в процессе контактов с объектом в личном опыте испытуемого, или оценки тех же эмоций, присвоенные при освоении общественного опыта» (там же, с. 156).

Сближаясь по своей природе с личностными смыслами, семан­тические оценки (семантические коды) изначально не связаны с ними структурно. В ситуации первовидения или «первовосприятия» опознается генерализованный смысл нового объекта, который, при наличии достаточного времени для детального опознания объекта, или при обнаружении высокой значимости этого объекта (напри­мер, его опасности) регулирует настройку сенсорных систем, вы­черпывающих информацию об объекте; если же времени мало и опознанный генерализованный смысл не привлекает особого вни­мания к объекту, новый смысл не образуется. В процессе вторичной обработки осуществляется восстановление полного смысла объекта. «Далее принимается решение о том, является ли "новый" смысл конфликтным по отношению к ядерной системе смыслов и если является, то конфликт разрешается на основании информации об успешности деятельности, в которой он возник, и в случае неадек­ватности "старого" смысла перестраивается сама ядерная структура» (там же, с. 204). Полный смысл «меняет или не меняет состояние глубинного слоя. "Образ мира" в зависимости от согласия или конф­ликтности со "старым смыслом", становится личностным смыслом» (там же, с. 306). Если же конфликта между «старым» и «новым» смыслом нет, перестройки не происходит и взаимодействие с объек­том «проходит вхолостую для формирования субъективного опыта» (там же, с. 162).

Мы видим, что в психологии субъективной семантики получает подробное описание и объяснение феноменология непосредст­венного формирования субъективного отношения в актуальном взаимодействии с объектами, поверхностный, недифференци­рованно-эмоциональный слой смыслов. Семантические оценки (коды), действительно, нельзя отождествлять со смысловыми оцен­ками до тех пор, пока в процессе восприятия не восстановлен тот жизненный контекст, из которого они черпают свою значимость. Изолированные оценки не являются смыслами; смыслами они ста­новятся, будучи интегрированы субъектом в картину мира, себя и своей жизнедеятельности, найдя в ней свое место. Вместе с тем не вызывает сомнения связь механизмов семантического кодирования со смысловой регуляцией. Нам представляется правомерным рас-

2.5. Смысл в структуре сознания 143

сматривать семантические коды как главные индикаторы смыслов в феноменологической плоскости рассмотрения последних.

Вернемся теперь к общим рабочим представлениям о сознании. Что мы можем выделить, в первом грубом приближении, в его структуре?

Во-первых, образ мира, воспринимаемый нами как мир. Этот компонент или подсистема сознания соответствует в общих чертах его классическому пониманию как идеального субъективированно­го отражения, или перцептивного мира, в терминах Е.Ю.Артемье­вой (1999). Здесь работают антитеза сознание—бессознательное и многие закономерности, хорошо изученные классической психо­логией.

Но образ, как хорошо известно, не тождественен информации, поступающей в мозг на нейрофизиологическом уровне. Построение этого образа из наличной стимуляции — это активный процесс, истинная работа сознания. Психологические механизмы, осуществ­ляющие эту работу, образуют вторую подсистему сознания — то в нем, что «обладает бытийными (и поддающимися объективному анализу) характеристиками по отношению к сознанию в смысле индивидуально-психологической реальности» (Зинченко, 1981, с. 132). Ядерные структуры образа мира, рассматриваемые Е.Ю.Ар­темьевой (1999) как наиболее глубинный слой субъективной ре­альности, можно соотнести отчасти с этой, отчасти с четвертой подсистемой сознания.

Образ, далее, не безотносителен к потребностям, мотивам, уста­новкам субъекта, поскольку сознание не самодостаточно, а обслужи­вает бытие, жизненные процессы, осуществляющие реализацию мотивов, установок и т.п. Целесообразно поэтому выделить третью подсистему, осуществляющую соотнесение образа мира со смысло­вой сферой личности и сообщающую компонентам образа личност-. но-смысловую окраску. С некоторыми оговорками ее можно соотнести с семантическим слоем субъективного опыта в модели Е.Ю.Артемье­вой. Эта подсистема, как и предыдущая, относится к закулисной сто­роне сознания. Б.С.Братусь говорит в этой связи о смысловом поле или смысловом строении сознания, которое «и составляет особую психологическую субстанцию личности, определяя собственно лич­ностный слой отражения» (Братусь, 1988, с. 99).

Все три рассмотренных подсистемы сознания описывают пока только собственно психическое отражение. Их недостаточно для вы­полнения сознанием функции регулятора бытия. Принимая как ак­сиому сложность внутреннего мира человека (Василюк, 1984), то есть наличие в нем ряда разнонаправленных мотивационных линий, необходимо предположить также наличие системы механизмов,

144_____________________________ глава 2. Онтология смысла

выполняющих работу по соотнесению, упорядочению, иерархи-зации, и, в случае необходимости, перестройке мотивационно-ценностно-смысловой сферы личности. Эта четвертая подсистема сознания может быть с тем же правом отнесена и к структуре личнос­ти; по сути, она связывает личность и сознание и соответствует тому, что в обыденном языке называется «внутренний мир человека». Это наиболее глубинные, интимные и индивидуальные структуры и про­цессы, которым просто нет места в традиционном понимании созна­ния. Внутренний мир имеет свое специфическое содержание, свои законы формирования и развития, которые во многом (хотя не пол­ностью) независимы от мира внешнего. Основными составляющими внутреннего мира человека являются присущие только ему и вытека­ющие из его уникального личностного опыта устойчивые смыслы значимых объектов и явлений, отражающие его отношение к после­дним, а также личностные ценности, которые являются, наряду с потребностями, источниками этих смыслов.

Наконец, любое представление о сознании будет по меньшей мере неполным, если не учесть в нем пятую подсистему — уникаль­ную человеческую способность произвольно манипулировать обра­зами в поле сознания и направлять луч осознания на объекты и механизмы, обычно остающиеся вне этого поля. Речь идет о реф­лексии. Это понятие многозначно, разные исследователи подразу­мевают под рефлексией совершенно разные вещи, которые можно в целом свести к четырем основным пониманиям. Первое — это по­нимание рефлексии как объективации в смысле Д.Н.Узнадзе (1966), то есть как осознания определенных аспектов внешней ситуации, задачи и т.п. и идеального преобразования этой ситуации. Такое по­нимание распространено в исследованиях по психологии мышления (см., например, Семенов, Степанов, 1983). Второе понимание свя­зывает рефлексию с понятием самосознания или интроспекции — это «взгляд в себя», изучение содержания собственного сознания. Такое понимание, в частности, имплицитно присутствует в концеп­ции В.В.Столина (1983). Третье понимание связывает рефлексию с решением «задачи на смысл» (Леонтьев А.Н., 1977). Наконец, чет-вертое описывает ее как процессы разрешения внутренних конфлик­тов в смысловой сфере, как критическую переоценку ценностей, наиболее общим выражением которой и является вопрос о смысле жизни (Кон, 1967, с. 168).

Если сопоставить между собой эти четыре трактовки, в них мож­но найти общее и различное. Общее — это процессуальный план. Во всех случаях это осознание и произвольное оперирование в иде­альном плане с определенными содержаниями сознания. Разное — это содержания сознания, на которые направлены эти процессы.

2.5. Смысл в структуре сознания 145

Они могут быть направлены на «экран» сознания, на элементы образа — тогда мы имеем объективацию. Они могут быть направ­лены на механизмы сознания, на процессы, протекающие за «экраном», то есть на вторую подсистему — тогда мы имеем са­монаблюдение, классическую интроспекцию как метод изучения собственного сознания. Они могут быть направлены на третью, «осмысляющую», подсистему сознания — тогда мы имеем решение задачи на смысл. Наконец, они могут быть направлены на четвертую подсистему — на внутренний мир — тогда мы имеем «ценностно-ориентационную деятельность» (Каган, 1974), переоценку ценнос­тей. Рефлексивные процессы в двух последних случаях могут и не осознаваться в полном объеме; общим является не факт их осозна­ния, а то, что они направлены на решение особой задачи, распо­ложены «перпендикулярно линии реализации жизни» (Василюк, 1984, с. 25). Рефлексия «как бы приостанавливает, прерывает этот непрерывный процесс жизни и выводит человека мысленно за ее пределы. Человек как бы занимает позицию вне ее» (Рубинштейн, 1997, с. 79). В наиболее заостренной форме эта мысль выражена В.И.Слободчиковым, который говорит о двух основных способах существования человека. Один из них — это «жизнь, не выходящая за пределы непосредственных связей, в которых живет человек», когда «весь человек находится внутри самой жизни; всякое его от­ношение — это отношение к отдельным явлениям жизни, а не к жизни в целом» (Слободчиков, 1994, с. 22). Второй способ сущест­вования «связан с появлением собственно внутренней рефлексии», которая «прерывает этот непрерывный поток жизни и выводит че­ловека за его пределы. С появлением такой рефлексии связано цен­ностно-смысловое определение жизни» (там же, с. 23). Тем самым становится отчетливо видна неразрывная связь функции рефлексии с функцией смысловой регуляции как регуляции жизнедеятель­ности в целом.

Пять описанных подсистем сознания, скорее всего, не исчерпы­вают его граней даже на уровне столь поверхностного анализа, каким мы сочли возможным здесь ограничиться. Но еще раз отметим, что предложенная модель — не онтологическая картина, а рабочая схе­ма, которая обслуживает определенный круг конкретных задач. В част­ности, она позволяет достаточно конкретно охарактеризовать место, роль и форму существования смысла в сознании. По сути, смыслы и смысловые механизмы присутствуют почти во всех обозначенных выше подструктурах. Во-первых, это внутренний мир, смысловые структуры которого выступают как смыслообразующие источники или инстанции по отношению к более поверхностным, образным структурам сознания. Во-вторых, это подструктура осмысления образа.

глава 2. Онтология смысла

Рис. 4. Рабочая схема структурной организации сознания

В-третьих, это сами образы, признание наличия в структуре которых личностного смысла стало в последнее время общим местом в теоре­тических исследованиях сознания (Леонтьев А.Н., 1977; Василюк, 1993; Зинченко, Моргунов, 1994). И, в-четвертых, это механизмы реф­лексии, по отношению к которым смысловые содержания выступают в качестве одного из возможных объектов или мишеней. Результатом рефлексивной проработки смыслов выступают трансформации пос­ледних, описанные нами как эффекты смыслоосознания (см. об этом раздел 4.1.).

Психологическое изучение движения смыслов в этой плоско­сти феноменологической представленности смысловых содержаний и их динамики (если не считать описанных выше исследований Е.Ю.Артемьевой, в которых раскрывается лишь один из пластов смысловой реальности) только начинается. Одним из примеров яв­ляется работа А.С.Сухорукова (1997), различающего в этой плос­кости анализа три «смысловых горизонта» — очевидные смыслы, конфликтные смыслы и потенциальные смыслы, а также описыва­ющего четыре формы содержательной динамики смыслов в этой плоскости. Другой пример — работа Н.Н.Королевой (1998), в кото­рой исследуются функции смысловых образований в картине мира субъекта. Соотношение между жизненным миром, картиной мира и смысловой реальностью представлено в ней в следующей итоговой формулировке: «Картина мира личности представляет собой слож­ную, многоуровневую субъективную модель жизненного мира как совокупности значимых для личности объектов и явлений; базис­ными образующими картины мира личности являются инвариант-

2.6. Смысл в структуре деятельности_________________________ 147

ные смысловые образования как устойчивые системы личностных смыслов, содержательные модификации которых обусловлены осо­бенностями индивидуального опыта личности» (Королева, 1998, с. 5).

2.6. деятельностный аспект смысла: смысл в структуре деятельности

Последние десятилетия характеризуются увеличением числа работ, в которых предметная деятельность предстает не как теоре­тический объяснительный конструкт, а как предмет конкретно-психологического экспериментального исследования. При этом «морфологический» подход к психологическому анализу деятельно­сти в терминах ее структуры все больше оттесняется на задний план «динамическим», связанным с изучением тех моментов, которые характеризуют «собственно динамику, движение самой деятельнос­ти и ее структурных образующих» (Асмолов, Петровский, 1978, с. 72). Динамический подход охватывает широкий круг психологических проблем, к которым можно отнести изучение механизмов самодви­жения деятельности, ее стабилизации, ситуативного развития мо­тивации, формирования мотива деятельности и его трансформации, регуляции операционально-исполнительной стороны деятельности. Все эти проблемы сводятся к трем основным аспектам динамики деятельности: порождение, формирование деятельности и ее моти­ва; регуляция деятельности по ходу ее протекания; развитие и трансформация деятельности.

Любое регуляторное воздействие определяется внешними или внутренними по отношению к регулируемому явлению критерия­ми, специфика которых и служит главным основанием для разли­чения видов регуляции, в частности, регуляции человеческой деятельности. Включая в себя субъект и объект как два противопо­ложных полюса, деятельность обладает двусторонней пластичнос­тью, чувствительностью к воздействиям и со стороны субъекта и со стороны объекта, что отражается в наличии двух форм ее регуля­ции. Первая, которую мы назовем предметной регуляцией, связана с обеспечением адекватности операциональных характеристик де­ятельности особенностям ее предмета (объекта) и особенностям предметной действительности вообще. Второй формой регуляции деятельности является се смысловая регуляция — согласование це­лей и средств деятельности с мотивами, потребностями, ценностя­ми и установками субъекта.