Фрей Бетто. А ваш отец? 6 page

Я предполагаю следующее: эта партия победит на президентских выборах в июне 1952 года. С новым правительством произойдет то же самое – оно потерпит провал. Но я думаю о ходе первого политического этапа – подготовка движения – и о втором этапе, о взятии власти революционным путем. Наверное, одно из кардинальных положений, которому меня научил марксизм, и которое мне также подсказывала интуиция, - то, что для совершения революции надо сначала взять власть и что традиционными путями, какими шли в политике до сих пор, никуда не придешь.

Я рассчитываю использовать в качестве трибуны определенные позиции и с них выдвинуть революционную программу, первоначально в форме законопроектов – именно это и стало затем программой Монкады. Заметь, что то была еще не социалистическая программа, но программа, способная завоевать поддержку широких масс населения и стать преддверием социализма на Кубе. Идеи, содержащиеся в программе Монкады, я вырабатываю задолго до государственного переворота Батисты. Я уже готовлю прочную базу среди жителей окраин Гаваны и других бедных слоев города и провинции. Кроме того, я провожу активную работу среди рядовых членов партии.

Поскольку я уже был адвокатом, я поддерживаю тесный контакт с этими слоями в ходе активной, динамичной, энергичной борьбы, опираясь на усилия небольшой группы товарищей. Я не занимаю руководящих постов, но уже могу рассчитывать на поддержку масс внутри этой партии и имею цельную революционную концепцию. Когда происходит государственный переворот, все меняется. Эту программу уже нельзя осуществить. Первоначально я даже включаю в нее даже солдат, ибо вижу, что они жертвы эксплуатации: их заставляли работать в личных усадьбах магнатов, президента, полковников, я вижу все это, я обличаю это положение и даже приобретаю среди них некоторое подспудное влияние. По крайней мере, они слушают мои обличения с интересом. Я думал включить в это движение также и солдат. Да, солдат, рабочих, крестьян, студентов, учителей, врачей и адвокатов, средние слои населения, то была широкая программа.

Когда происходит государственный переворот, вся картина меняется. Поначалу я думаю, что надо вернуться к предыдущему конституционному этапу: надо свергнуть военную диктатуру. Я думаю, что надо восстановить предыдущий статус и что весь народ объединится, чтобы покончить с этим позорным и реакционным шагом – государственным переворотом Батисты. Я начинаю своими силами организовывать молодежь, скромную и боевую часть «Ортодоксальной молодежи», а также вступаю

в контакт с некоторыми руководителями этой партии, но работу я веду по собственной инициативе; были руководители, которые говорили, что они за вооруженную борьбу. Для меня было ясно, что надо силой оружия свергнуть Батисту и вернуться к предыдущему этапу, к конституционной системе правления, и это наверняка будет целью всех партий; я разработал первый этап революционной стратегии, опираясь на широкое народное движение, которое первоначально будет развиваться в конституционном русле. В сложившейся ситуации я полагаю, что все объединятся, чтобы свергнуть режим Батисты, - все партии, которые были в правительстве, которые находились в оппозиции, все вместе.

Прямо через несколько недель я начинаю организовывать первых бойцов, первых борцов, скажем, первые ячейки. Сначала я пытаюсь создать маленькую газету, которая печаталась бы на мимеографе, и несколько подпольных радиостанций – это было начало. Случилось несколько столкновений с полицией, что послужило нам хорошим уроком на будущее. Потом мы стали проявлять чрезвычайную осторожность в отборе людей и разделении их на группы; потом мы действительно превратились в настоящих конспираторов и начали организовывать первые ячейки, предполагая, что они станут частью объединенной борьбы всех партий и всех сил. Так я начинаю работать внутри партии, где узнаю многих молодых честных людей, и также веду поиски среди самых бедных слоев – там, в Артемисе, в самых бедных районах Гаваны, среди трудящихся, вместе с несколькими товарищами, которые с самого начала поддержали меня: Абель, Монтане, Ньико Лопес и другие, маленькая группа товарищей.

Я становлюсь профессионалом. Это движение начинается при наличии одного профессионала – меня, меня одного. По правде говоря, практически вплоть до Монкады у нас был только один профессионал, только один, и в последние дни Абель – в последний месяц два профессиональных руководителя.

Мы организовали все это движение за четырнадцать месяцев. Нам удалось набрать тысячу двести человек. Я переговорил с каждым из них, организовал каждую ячейку, каждую группу – тысяча двести человек! Ты знаешь, сколько километров проехал я на машине до Монкады? Сорок тысяч километров. Все эти усилия для организации, тренировки и оснащения движения. Сколько раз я собирался с будущими бойцами, знакомя их с моими идеями и давая им инструкции! Кстати, кредит за машину еще не был выплачен полностью. Поскольку я был уже профессиональным руководителем, и всегда набирались какие-то просроченные платежи, меня содержали Абель и Монтане, и они же содержали машину. Так мы постепенно создавали дисциплинированную и решительно настроенную организацию, с молодыми честными людьми, исполненными патриотических и прогрессивных идей. Конечно, мы организовывались для борьбы против диктатуры. Мы собирались не возглавить эту борьбу, а сотрудничать всеми своими силами. Известных и признанных политических деятелей и руководителей было с избытком. Однако затем наступает этап, когда мы приходим к выводу, что все это обман, фальшь, бессилие, и решаем выработать собственный план. Так положение начинает меняться.

Мы заканчиваем первую часть интервью. Я чувствую, что уже не в силах сохранять предположительную нейтральность моих журналистских времен. То, что я услышал, глубоко взволновало меня. Мы расстаемся почти в три часа ночи.

[X1]грамма Санта-Фе - предвыборная программа по вопросам внешней политики, подготовленное в 1980 г. помощниками будущего президента Рейгана, в которой были разработаны основные направления государственной и идеологической политики США в отношении стран Латинской Америки.

[X2]"О подражании Христу" - трактат, приписываемый нидерландскому мыслителю и богослову Фоме Кемпийскому (ок. 1380 - 1471).

[X3]Антонио Масео-и-Грахалес (1845-1896) - один из руководителей борьбы кубинского народа против испанского господства, участник Десятилетней войны (1868 - 1878), заместитель Главнокомандующего Освободительной армией в 1895-1896 гг. Погиб в бою.

[X4]Игнасио Лойнас Аграмонте (1841-1873) - один из руководителей борьбы кубинского народа против испанского колониального гнета, герой Десятилетней войны.

[X5]Карлос Мануэль де Сеспедес - (1819 -1874) один из зачинателей и руководителей Десятилетней войны за независимость Кубы.

[X6]Поправка Платта - поправка, принятая Конгрессом США в 1901 г.; она ограничивала суверенитет Кубы, и предоставляло Соединенным Штатам право на вмешательство во внутреннюю и внешнюю политику этой страны вплоть до ее оккупации.

Мая

Мая

Вторая часть интервью начинается днем 24 мая 1985 года, в четыре часа сорок пять минут.

Фрей Бетто. Мы говорили о Монкаде. Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали поподробнее о некоторых революционерах, уже действовавших в тот момент, например,

о Франке Паисе и о другом, который не участвовал в штурме Монкады, а был в Гаване, -

о Хосе Антонио Эчеверриа, о ком было известно, что он христианин. Какое влияние оказывал тот факт, что они были христианами, какие отношения складывались у них с людьми, уже имевшими марксистские взгляды?

Фидель Кастро. Сейчас скажу. Перед штурмом Монкады действительно уже существовала узкая группа людей, несших большую ответственность, имевших большую власть, у которых уже сложились марксистские взгляды, потому что я сам работал с руководящим звеном в этом плане.

Так вот, среди качеств, которые мы требовали от этих товарищей, были в первую очередь патриотизм, революционный дух, ответственность, честность, готовность к борьбе, то, чтобы они были согласны с целями борьбы и готовы идти на риск, потому что речь шла именно о вооруженной борьбе, то, чтобы они были согласны с целями борьбы и готовы идти на риск, потому речь шла именно о вооруженной борьбе против Батисты. Это были основные черты, основные характеристики. Абсолютно ни у кого не спрашивали, был ли он верующим или нет; этот вопрос никогда не поднимался. Я в самом деле не помню ни одного случая. Это было частью внутренней жизни каждого, - хотя это нигде

не отражено, нет ни сведений, ни статистических данных, потому что, повторяю, никто не проводил опросы на эти темы, наверняка многие из участников штурма Монкады были верующими.

Ты упомянул несколько имен. Во время Монкады Франк Паис еще не был связан с нами, он был очень молод. Он присоединяется к движению к движению как таковому через несколько месяцев после штурма Монкады и начинает обращать на себя внимание. Насколько я понимаю, Франк Паис сформировался как христианин под влиянием своей семьи.

Фрей Бетто. Его отец был пастором, да?

Фидель Кастро. Его отец был пастором. Хотя мы с ним никогда не говорили на темы, имевшие отношение к религии.

Фрей Бетто. И равным образом не было антирелигиозного прозелитизма?

Фидель Кастро. Этого не могло быть, это не имело смысла. Мы подыскивали людей, готовых к борьбе. Такая проблема никогда не поднималась.

Насколько я понимаю, Эчеверриа также был воспитан в религиозном духе.

Не знаю, я тоже никогда не говорил с ним об этом, мы говорили о борьбе против Батисты. Но, правда, однажды, в годовщину его смерти, я подверг критике, очень резкой критике, - это должно быть опубликовано, это было 13 марта, - выступавшего за митинге за то, что он опустил Обращение к богу, которое Эчеверриа включил в свое политическое значение.

Фрей Бетто. Что это было?

Фидель Кастро. Манифест, написанный им перед акцией, в которой он погиб.

Несколько лет спустя отмечалась годовщина его смерти, и я должен был говорить на этом митинге. И вот я замечаю, что, читая его завещание, оратор опускает слова, вязанные с религией, обращение к богу; это меня действительно очень рассердило. Выступая, я осудил это – все должно быть в газетах, - я спрашивал, как можно было опустить это обращение, совершался некий подлог в отношении к документу, и почему такое воззвание к Богу должно смущать нас, оно не отнимает у Эчеверриа никаких заслуг, этого нельзя было делать. Я раскритиковал это как с точки зрения исторической правды, которую надо уважать, так и в плане предрассудков – ведь было предрассудком считать, что обращение не следует повторять, потому что оно могло бросить на него тень, умалить его заслуги, быть неправильно понято. Поэтому я в очень сильных выражениях публично высказался на эту тему. Все это должно быть в газетах, все это было напечатано. Не знаю, говорили ли тебе когда-нибудь об этом.

Фрей Бетто. Да, говорили однажды.

Ну так вот, затем вас бросили в тюрьму. Как вмешался епископ Сантьяго, как он выступил в защиту тех, кто атаковал Монкаду?

Фидель Кастро. Чтобы понять это, надо иметь в виду, что когда мы не смогли захватить казармы Монкада – по причинам совершенно случайным, но которые оказались решающими, - начинается отход сил, ведь люди к тому же занимали разные позиции, и когда дается приказ к отступлению, часть людей возвращается в дом, откуда мы выступили, в «Сибоней».

Я собираюсь организовать другую акцию, я беспокоюсь о людях в Байамо, которые, в случае, если бы им удалось выполнить свою задачу, оказались бы отрезанными, я думаю перегруппировать ряд товарищей и атаковать казарму поменьше, с тем чтобы поддержать людей, которые, как я предполагал, были в Байамо. Хотя у нас не было о них сведений, я предполагал, что они могли выполнить свою задачу и захватить казарму в Байамо.

Фрей Бетто. Просто историческое любопытство. Я побывал в этой маленькой усадьбе «Сибоней». Мне думается, что среди тех, кто не появился в усадьбе, было несколько ваших товарищей, которые к этому моменту уже оказались в плену.

Фидель Кастро. Нет, это не так.

Фрей Бетто. Я спрашивал себя, не боялись ли вы, что они начнут говорить и что все…

Фидель Кастро. Нет, в тот момент нет, я даже не думал об этом, я считал, что у врага не было времени отреагировать на толь внезапную, и может быть, деморализовавшую их атаку, какой была атака на главную крепость.

Мы двинулись туда, в дом, откуда выехали. Мы предполагали также, что туда направились и другие. Действительно, так оно и было. Я пытаюсь организовать группу, мы берем боеприпасы и меняем кое-какое оружие на другое, более эффективное в новых условиях – для тех, кто был готов в этот момент уйти в горы.

Говоря точнее, моя идея – двинуться в Каней, находившийся к северу в нескольких километрах от Сантьяго, чтобы внезапно напасть там на казарму поменьше, группой в двадцать-тридцать человек. Но на деле я вижу, что машины – в тот момент у нас не было связи – направились в сторону усадьбы, из которой мы выступили. Тогда мы едем в усадьбу, поскольку люди направились туда. Иначе говоря, у нас не было поначалу минимального числа людей, чтобы напасть на казарму в Канее, хотя я собирался сделать это, чтобы помочь группе в Байамо.

Фрей Бетто. Сколько человек атаковали казармы Монкада?

Фидель Кастро. В целом было около ста двадцати человек.

Фрей Бетто. Из которых погибли?

Фидель Кастро. Я объясню это потом.

Часть людей заняла определенные позиции, они захватили отдельные здания, скажем, здание суда, из которого под углом просматривалась казарма; другие заняли здания против задней части крепости, а наша группа двинулась к входу в казарму, чтобы проникнуть в крепость с фасада. Я ехал во второй машине. Тут начинается стрельба –

в момент сближения с постом при входе. То есть группа, которая проникает – точнее, должна была проникнуть в крепость, составляла около девяносто человек. Но караван машин, ехавший по проспекту, должен был свернуть к казарме, а кое-кто как следует дороги; в момент, когда надо было свернуть к крепости, некоторые машины проехали поворот – несколько машин, так что к главной цели нас добралось человек шестьдесят – семьдесят.

Это была группа, находившаяся со мной. Те, кто занимал другие позиции –

в здании суда и в госпитале, - знали план действий. Предполагалось, что мы захватим командный пост и затем оттесним солдат в глубину и возьмем их в плен – все мы вместе, те, кто проникает через главный вход, и те, кто со своих позиций держит под огнем задний двор с бараками, где спят солдаты.

Поскольку вспыхивает перестрелка у ворот, бой начинается вне крепости, а не внутри, как предполагалось. Солдаты мобилизуются – а их было более тысячи, - теряется фактор внезапности, и план становится невыполнимым. Однако первая машина сумела занять и взять под контроль вход в казарму. Когда мы начинаем отход, в какой-то момент я выхожу из последней машины и уступаю место товарищу, который остался один, сам по себе. Меня вывозит товарищ из Артемисы, решивший опять вернуться к месту действия, он подбирает меня.

И вот поэтому, когда я еду по тому же проспекту, по которому мы приехали, думая направиться к казарме в Каней, у меня уже нет нужного числа бойцов: часть оказалась впереди, примерно половина тех шестидесяти или семидесяти человек, может, меньше, и возвращается туда, откуда мы выехали, в «Сибоней». Там, после провала акции – надо помнить, что все были штатские, что, хотя они были организованы, им пришлось участвовать в действиях впервые, - некоторые падают духом и начинают снимать военную форму; но есть группа, готовая продолжать борьбу. И они идут со мной в горы, находившиеся более или менее напротив, в Сьерра-Маэстра, по соседству с Сантьяго. Мы не знали этих мест. Вооруженные, мы уходим в горы – та группа, что захотела остаться со мной.

Оружие, которое годилось для стычки лицом к лицу, почти врукопашную – несколько автоматических винтовок двадцать второго калибра и охотничьих ружей двенадцатого калибра, с крупной картечью, без сомнения подходивших для задуманной операции – кроме того, других у нас не было, не годилось для боев на открытых местах. Мы отправляемся в горы с несколькими ружьями и винтовками меньшего калибра.

Конечно, мы не знали местности и до темноты еще не достигли вершин. К тому времени враг уже разместил своих солдат по всей территории, и в этом горном районе были заняты все ключевые позиции. Разумеется, с опытом, который мы приобрели позже, несмотря на это, могли бы обойти их позиции; но отсутствие опыта и незнание местности привели к тому, что мы, не найдя путей для обхода главных вершин, захваченных солдатами, возвращаемся снова в горы средней высоты и решаем достичь Сьерра-Маэстра по другую сторону бухты Сантьяго-де-Куба, то есть к западу от города.

Если бы мы не могли защитить город, если бы не получил поддержку призыв к всеобщей забастовке и парализации всей деятельности в стране, с которым мы собирались выступить, если бы враг бросил в контратаку большие силы и мы не смогли бы удержать город, наш первоначальный план уже предусматривал идею отойти в Сьерра-Маэстра с двумя-тремя тысячами вооруженных людей. Это был первоначальный план. Разумеется, мы исходили из того, что, как только мы захватим казармы, город Сантьяго-де-Куба поддержит нас.

Со знаниями, который мы прибрели несколько позже, нам были бы смешны все эти позиции и все эти солдаты. Я говорю тебе, что в тот момент исключительно по неопытности, по незнанию мы решили, что невозможно перевалить на другой склон Сьерра-Маэстра и удалиться от места, где были так густо развернуты все эти силы. И мы начали обдумывать, как пересечь бухту Сантьяго-де-Куба с востока на запад, и проникнуть в более крутой и более стратегически важный район Сьерра-Маэстра.

Группа была маленькой, и в этой маленькой группе было также несколько раненых, хотя и не тяжело. Но происходит несчастный случай: у одного товарища выстреливает ружье, и он получает тяжелое ранение; нам надо было найти способ спасти его, вместе с некоторыми другими ранеными. Так маленькая группа еще сокращается. Кое-кто из товарищей был явно измучен; их физическое состояние не позволило бы им, а мой взгляд, выдержать трудности борьбы в горах. Мы решаем, что эти чрезвычайно уставшие товарищи, которые почти не в силах двигаться, должные вернуться в Сантьяго.

Почему они могли вернуться в тот момент? Потому что после атаки, в последующие часы и дни, войска ловят многих из наших товарищей: одни заблудились по пути к Монкаде; вторые находились на других позициях, по противоположную сторону казармы, и, по-видимому, не сразу поняли, что главная операция сорвалась, - некоторые из них отошли вовремя, другие задержались дольше и были окружены; третьи были пойманы при разных обстоятельствах; переодевшись в гражданское платье, они пытались укрыться в каком-нибудь отеле, найти какое-нибудь убежище или уехать

из Сантьяго-де-Куба, и, наконец, были те, кого схватили за городом. Товарищи попадали в плен в разных местах.

Фрей Бетто. Вы были одеты в военную форму?

Фидель Кастро. Да. На самом деле число потерь в боях было очень невелико, совсем невелико. А их потери были относительно большие: если я правильно помню сейчас, одиннадцать убитых и двадцать два раненых.

Фрей Бетто. А у вас сколько убитых?

Фидель Кастро. По нашим сведениям, поначалу было убито в бою двое или трое товарищей и несколько ранено. Однако уже в понедельник Батиста сообщает, что было убито семьдесят мятежников, то есть он говорит о семидесяти убитых среди революционеров. В понедельник они еще, возможно, не убили семьдесят товарищей из общего числа в сто шестьдесят, которые участвовали в операциях в Сантьяго и в Байамо, но уже говорят о семидесяти убитых мятежниках. Действительно, к вечеру в воскресенье они сумели схватить несколько десятков товарищей и убили их. И так в течение почти всей недели, первые четыре или пять дней пленных они подвергали жесточайшим пыткам и убивали.

Все это вызвало огромную реакцию, гневный протест среди жителей

Сантьяго-де-Куба; город узнает, что они убивают всех, кого берут в плен. Население организуется, мобилизуется и обращается к архиепископу, монсеньору Пересу Серантесу архиепископу Сантьяго-де-Куба, испанцу по происхождению; он вмешивается с гуманными целями, чтобы спасти тех, кто еще оставался в живых. Надо помнить, что сорок товарищей, находившихся в Байамо, также столкнулись с трудностями при выполнении своей задачи, и определенное их число было схвачено в разных местах.

Общее правило, которое применяла армия Батисты, состояла в том, чтобы распространять ложные сообщения, постараться возбудить ненависть армии к нам, и они подло обвинили нас, будто мы прикончили больных солдат в госпитале Сантьяго-де-Куба. А дело было в том, что, как я тебе говорил, бой начался вне казармы, а не внутри, как было задумано, из-за непредвиденной встречи с патрулем, которого там обычно не было, его поставили именно потому, что было карнавальное воскресенье.

Фрей Бетто. Патруль солдат?

Фидель Кастро. Так как был карнавал, поставили этот патруль, и хотя первая машина прорывается за пост, начинается бой между второй машиной, на которой мы ехали, и патрулем. Наша машина останавливается, и поскольку все строения вокруг имели военный вид, товарищи, ехавшие в задних машинах, выходят и направляются к зданиям, находившимся слева от них. Одна группа даже вошла в госпиталь, думая, что входит в казарму, и я лично, заметив это, быстро вбежал в госпиталь и увел их оттуда, пытаясь снова перегруппировать людей. Потому что атака замерла, сила напора была потеряна, внезапность также полностью утрачена. Мы попытались возобновить атаку на крепость, но это было уже невозможно: гарнизон был поднят на ноги и занял оборонительные позиции. Это сделало успех невозможным, его можно было достичь только благодаря внезапности. Как только гарнизон был поднят на ноги и занял свои позиции, успех стал невозможен, у нас не было ни нужного оружия, ни числа людей, чтобы занять крепость.

Кто-то выстрелил совсем рядом со мной, почти меня оглушив, в человека в военной форме, выглянувшего из здания, где был госпиталь. Вследствие этого один санитар был убит или ранен. Но они воспользовались тем фактом, что наши действительно вошли в госпиталь, хотя только вниз, в вестибюль, и на этой основе подняли большую кампанию лжи, говоря, что мы поубивали больных солдат в госпитале, - все это было невероятной, абсолютной ложью, однако многие солдаты поверили в нее. Этим Батиста старался разжечь солдат, пробудить в них ненависть; лживые сообщения, а также традиционная, назовем это так, армейская жестокость, их достоинство, оскорбленное тем, что гражданские лица осмелились сражаться против них, - все это способствовало его намерениям.

Пленных убивали систематически. Некоторых забирали, подвергали допросу, затем жесточайшим пыткам, а потом убивали.

В этих обстоятельствах, вызвавших, как я тебе говорил, бурную реакцию со стороны общественного мнения, архиепископ Сантьяго-де-Куба в качестве главы местной церкви проявляет интерес к событиям и вместе с другими видными лицами города, из которых он был самым авторитетным, начинает действовать, чтобы спасти еще остававшихся в живых. И в самом деле, некоторые оставшиеся в живых были спасены благодаря вмешательству архиепископа и других видных личностей, чему помогла также атмосфера огромного возмущения, царившая среди населения Сантьяго. В этих новых обстоятельствах мы решаем, что часть товарищей, находившихся со мной, - те, кто был в плохом физическом состоянии, - сдадутся властям при посредничестве архиепископа. Таких было шесть семь человек, это следовало бы уточнить.

Я остаюсь в горах с двумя другими командирами. Этой маленькой группкой мы думаем перебраться через бухту, достичь гор Сьерра-Маэстра и снова организовать борьбу. Остальные были чрезвычайно измождены, и надо было найти способ сохранить им жизнь.

Мы вступаем в переговоры с гражданским лицом, и он становится посредником, организуя встречу этих товарищей с архиепископом; мы подошли к одному дому и переговорили с его хозяевами. Затем мы расстаемся группой в шесть-семь человек, которых на рассвете должен забрать архиепископ, и отходим примерно километра на два от этого места, два товарища и я, собираясь ночью пересечь шоссе и двинуться в сторону бухты Сантьяго-де-Куба.

Без сомнения, армия узнает об этом, быть может, перехватив разговоры. Похоже, что они перехватывают телефонный разговор той семьи с архиепископом и очень рано, еще до рассвета, рассылают патрули по всему району, вдоль шоссе.

Мы, находясь в двух километрах оттуда, совершили ошибку, какую не совершали за все эти дни в горах. Мы тоже несколько устали, потому что спали на склонах гор в очень плохих условиях, у нас не было одеял, не было ничего, и в ту ночь мы находим маленькую хижину, совсем маленькую, может, четыре метра в длину и на три в ширину, их называют там шалашами, скорее это место для хранения разных вещей, и вот, чтобы немного укрыться от тумана, от сырости и холода, мы решаем остаться там до рассвета.

И получилось, до того как мы проснулись, появляется патруль солдат, входит в хижину и будит нас, приставив винтовки к груди, - это, естественно, самое неприятное из всего, что можно себе представить: когда враг будит тебя, приставив винтовку к груди, - в результате ошибки, которую мы никак не должны были совершить.

Фрей Бетто. Никто не стоял в дозоре?

Фидель Кастро. Нет, мы не выставили дозорного, все трое заснули – понимаешь? – немного понадеявшись на удачу, ведь мы были там уже неделю, и противник нас так и не обнаружил, не сумел поймать; сколько они ни прочесывали местность, ни рыскали, мы ускользали от них. Мы недооценили врага, совершили ошибку и попали им в лапы.

Я никоим образом не думаю, что нас выдали люди, с которыми мы вступили в контакт. Я этого не думаю, но наверное, они были просто недостаточно осторожны с этим телефонным звонком, армия была предупреждена, в этот район послали патрули и в результате нас схватили.

Так мы оказались пленниками солдат. Эти типы жаждали крови; наверняка они убили бы нас на месте.

Но тут происходит невероятная случайность. С ними был лейтенант – негр по фамилии Сарриа. Видно, что это человек довольно энергичный и не убийца. Солдаты хотели убить нас, они были возбуждены, искали малейший предлог, винтовки были наготове, они связали нас. Поначалу нас спросили, кто мы; мы не сказали, назвались другими именами; несомненно, солдаты сразу не узнали, не опознали меня.

Фрей Бетто. Вы были уже очень известны на Кубе?

Фидель Кастро. Относительно известен, но эти солдаты почему-то не знали меня. Тем не менее они все равно хотели нас убить; если бы мы назвали себя, выстрелы прозвучали бы одновременно с нашими словами. Мы вступаем с ними в полемику, потому что они называют нас убийцами, говорят, что мы пришли убивать солдат, что они продолжатели дела Освободительной армии, и мы завязываем с ними спор; я немного теряю терпение и начинаю спорить с ними, говорю, что они – наследники армии испанцев, что мы – настоящие продолжатели дела Освободительной армии, и они приходят в еще большую ярость.

Мы уже, конечно, считали себя мертвецами; я даже отдаленно не рассчитывал выжить. Я начинаю спорить с ними. Тогда лейтенант вмешивается и говорит:

«Не стреляйте, не стреляйте», он настаивает, и, говоря это, повторяет тихим голосом:

«Не стреляйте, идеи нельзя убивать, идеи нельзя убивать». Ты только посмотри, что говорит этот человек. Раза три он повторяет: «Идеи нельзя убивать».

Один из двух других товарищей был, как оказалось, масон – это Оскар Алькальде, он жив, президент сберегательного банка, он был финансистом и распоряжался фондами движения, - и вот ему приходит в голову сказать об этом лейтенанту. Это увеличивает наши шансы и несколько воодушевляет лейтенанта, потому что, похоже, среди тех военных было много масонов; но так или иначе нас, накрепко связанных поднимают и ведут. Через несколько шагов я, видя поведение этого лейтенанта, подзываю его и говорю: «Я видел ваше отношение и не хочу вас обманывать, я Фидель Кастро». И он мне говорит: «Только никому не говорите, никому не говорите». Он сам советует мне никому об этом не говорить.

Мы проходим еще несколько метров, и тут в метрах семистах – восьмистах раздаются выстрелы, солдаты разворачиваются в цепь и ложатся, видно, что они очень нервничают.

Фрей Бетто. Сколько там было примерно солдат?

Фидель Кастро. В патруле – солдат двенадцать.

Фрей Бетто. А лейтенанту было примерно сколько лет?

Фидель Кастро. Лет сорок, сорок два. Когда я вижу, что они разворачиваются в цепь и ложатся, я думаю, что все это предлог, чтобы нас застрелить, и остаюсь стоять; все лежат, а я стою. Лейтенант снова подходит ко мне, и я говорю: «Я не лягу, если нас хотят застрелить, пусть нас убивают стоя». Лейтенант говорит: «Вы очень храбрые ребята, очень храбрые». Только подумай, только посмотри: я считаю, что то был один случай из тысячи. Но не это нас спасло, нет; не это позволило нам выжить. Лейтенант спас нас еще раз.

Date: 2015-11-15; view: 263; Нарушение авторских прав