ГЛАВА IV. Автор оставляет Лапуту. Его спускают в Бальнибарби

Автор оставляет Лапуту. Его спускают в Бальнибарби. Прибытие автора в

столицу. Описание столицы и прилегающей местности. Один сановник

гостеприимно принимает у себя автора. Его беседы с этим сановником

Хотя я не могу пожаловаться на прием, оказанный мне на острове, все же

я должен сознаться, что не пользовался там особенным вниманием и меня даже в

некоторой степени презирали. Это и понятно, если вспомнить, что король и

население не интересовались ничем, кроме математики и музыки, а в этом

отношении я стоял значительно ниже их и потому не пользовался большим

уважением.

С другой стороны, осмотрев все достопримечательности острова, я сам

очень хотел его оставить, так как мне смертельно надоели эти люди. Они

действительно чрезвычайно сведущи в математике и музыке, и хотя я питаю

большое уважение к этим двум знаниям и сам кое-что в них смыслю, тем не

менее лапутяне настолько рассеянны и так глубоко погружены в умозрения, что

я в жизни не встречал более неприятных собеседников. В течение двухмесячного

моего пребывания на острове я разговаривал только с женщинами, купцами,

хлопальщиками и пажами, вследствие чего все стали относиться ко мне с

крайним презрением, хотя перечисленные мной лица были единственными, от

которых я мог получить разумный ответ на заданный вопрос.

Благодаря усиленным занятиям я довольно хорошо изучил местный язык. Я

томился заключением на острове, где мне оказывали так мало внимания, и решил

покинуть его при первом удобном случае.

Между придворными находился один вельможа, близкий родственник короля.

Это обстоятельство было единственной причиной уважения к нему царедворцев,

так как все они считали его человеком крайне глупым и невежественным. Он

оказал много весьма важных услуг государству, обладал большими природными

способностями, а также опытом, и отличался прямотой и честностью; но ухо его

было так нечувствительно к музыке, что, по уверению его недоброжелателей, он

часто отбивал такт невпопад; и наставники лишь с крайним трудом могли

научить его доказывать простейшие математические теоремы. Этот вельможа

оказывал мне большое благоволение: часто навещал меня, желая получить

сведения о европейской жизни, о законах и обычаях, нравах и науках различных

посещенных мною стран. Он слушал меня с большим вниманием и делал очень

мудрые замечания по поводу моих рассказов. По чину при нем состояли два

хлопальщика, но он никогда не прибегал к их услугам, исключая придворных

церемоний и официальных визитов, и постоянно отпускал их, когда мы

оставались наедине.

Я попросил эту почтенную особу исходатайствовать мне у его величества

разрешение покинуть остров. Вельможа исполнил мою просьбу, хотя и с

сожалением, как ему угодно было сказать мне; он сделал мне много лестных

предложений, но я отказался от них с выражением глубочайшей признательности.

Шестнадцатого февраля я попрощался с его величеством и придворными.

Король наградил меня подарками, ценностью около двухсот английских фунтов;

такие же подарки я получил и от моего покровителя, родственника короля,

который вместе с тем дал мне рекомендательное письмо к своему другу, жившему

в Лагадо, столице королевства. В это время остров парил над горой на

расстоянии двух миль от города, и меня спустили с нижней галереи тем же

способом, каким прежде подняли сюда.

Континент в пределах власти монарха Летучего Острова известен под общим

именем Бальнибарби, а столица, как я уже говорил, называется Лагадо.

Опустившись на твердую землю, я почувствовал некоторое удовлетворение. Так

как я был одет в местный костюм и достаточно владел языком, чтобы

разговаривать с местными жителями, то без всяких затруднений добрался до

столицы. Я скоро отыскал дом лица, к которому у меня было рекомендательное

письмо, передал ему письмо от его вельможного друга с острова и был любезно

принят. Этот сановник, по имени Мьюноди, велел приготовить у себя в доме для

меня комнату, где я и прожил все время моего пребывания в столице, пользуясь

самым радушным гостеприимством хозяина[100].

На другой день по моем приезде он повез меня в своей коляске осмотреть

город, который приблизительно равняется половине Лондона[101]; но дома в нем

построены очень странно, и многие из них полуразрушены. Прохожие на улицах

куда-то мчались, имели дикий вид, глаза их были неподвижно устремлены в одну

точку, и почти все они были одеты в лохмотья. Миновав городские ворота, мы

поехали полем, сделав около трех миль. Здесь я увидел много крестьян,

работавших с помощью разнообразных орудий, но не мог разобрать, что,

собственно, они делают, тем более что поля, бывшие перед моими глазами, не

имели ни малейших признаков травы или хлеба, хотя почва была, по-видимому,

превосходная. Я не мог не выразить своего удивления по поводу столь

странного вида города и деревни и решил обратиться к своему спутнику с

просьбой объяснить мне, что означают эти озабоченные лица, эти занятые

работой руки как на улицах, так и на полях, ибо я не замечал никаких

благотворных результатов, произведенных ими; напротив, мне никогда не

приходилось видеть полей, хуже возделанных, домов, хуже построенных и

обвалившихся, и людей, внешность и платье которых свидетельствовали бы о

такой нищете и лишениях[102].

Господин Мьюноди был очень знатной особой и несколько лет состоял

губернатором Лагадо, но благодаря интригам министров его отстранили от

должности за неспособность. Тем не менее король относился к нему

благосклонно, считая его человеком благомыслящим, хотя и недалекого ума.

На откровенно высказанное мною мнение об этой стране и ее жителях он

ограничился замечанием, что я нахожусь у них слишком короткое время для

того, чтобы составить правильное суждение, стал говорить, что у различных

наций существуют различные нравы и обычаи, и тому подобные общие места. Но,

когда мы возвратились в его дворец, он спросил, как я нахожу постройку,

какие несуразности замечаю я в ней и какого рода замечания есть у меня по

поводу платья и внешности его слуг. Он мог смело задавать подобные вопросы,

так как все у него было великолепно, изящно, в порядке. Я ответил, что

мудрость, знатность и богатство его превосходительства предохранили его от

недостатков его соотечественников, которые являются следствием безрассудства

и нищеты. Тогда он сказал мне, что если я пожелаю отправиться с ним в его

загородный дом, расположенный приблизительно в двадцати милях, в его

поместье, то там у нас будет больше досуга для подобного рода бесед. Я

заявил его превосходительству, что я весь к его услугам, и на следующий день

утром мы отправились в путь.

По дороге Мьюноди обратил мое внимание на различные методы, применяемые

фермерами при обработке земли, которые были для меня совершенно непонятны,

ибо, за весьма редкими исключениями, я не мог заметить на полях ни одного

колоса и ни одной былинки. Но после трехчасового пути картина совершенно

переменилась. Перед нами открылась прекрасная местность: аккуратно

построенные фермерские домики на небольшом расстоянии друг от друга,

огороженные поля, разделенные на виноградники, хлебные нивы и луга. Я давно

не видел такого приятного пейзажа. Его превосходительство, заметя, что лицо

мое проясняется, сказал мне со вздохом, что здесь начинаются его владения,

которыми мы будем ехать до самого дома и которые все будут в таком же роде;

что его соотечественники смеются над ним и презирают его за то, что он плохо

ведет хозяйство и подает государству столь дурной пример, которому, впрочем,

подражают очень немногие, такие же своенравные и хилые старики, как он сам.

Наконец мы подъехали к дому. Это было великолепное здание, построенное

по лучшим правилам старинной архитектуры. Фонтаны, сады, аллеи, рощи - все

было устроено очень умно и со вкусом. Я воздал виденному заслуженную

похвалу, но его превосходительство не обращал на мои слова ни малейшего

внимания до конца ужина. Когда мы остались вдвоем, мой хозяин с очень

грустным видом сказал мне, что часто он подумывает, не лучше ли ему срыть

свои дома в городе и деревне и перестроить их по теперешней моде, уничтожить

свое полевое хозяйство и завести другое, согласно новейшим требованиям,

ознакомив с ними также и фермеров; в противном случае он рискует навлечь на

себя упреки в гордости, оригинальничанье, кривлянье, невежестве, самодурстве

и, чего доброго, увеличить неудовольствие его величества. Он выразил

предположение, что восхищение мое, вероятно, остынет или ослабеет, когда он

познакомит меня с вещами, о которых я вряд ли слышал при дворе, где люди

слишком погружены в свои умозрения и им некогда обращать внимание на то, что

делается на земле.

Речь его сводилась к следующему. Около сорока лет тому назад несколько

жителей столицы поднялись на Лапуту - одни по делам, другие ради

удовольствия, - и после пятимесячного пребывания на острове спустились

обратно с весьма поверхностными познаниями в математике, но в крайне

легкомысленном расположении, приобретенном в этой воздушной области.

Возвратившись на землю, лица эти прониклись презрением ко всем нашим

учреждениям и начали составлять проекты пересоздания науки, искусства,

законов, языка и техники на новый лад. С этой целью они выхлопотали

королевскую привилегию на учреждение Академии прожектеров в Лагадо. Затея

эта имела такой успех, что теперь в королевстве нет ни одного сколько-

нибудь значительного города, в котором бы не возникла такая академия. В этих

заведениях профессора изобретают новые методы земледелия и архитектуры и

новые орудия и инструменты для всякого рода ремесел и производств, с помощью

которых, как они уверяют, один человек будет исполнять работу десятерых; в

течение недели можно будет воздвигнуть дворец из такого прочного материала,

что он простоит вечно, не требуя никакого ремонта; все земные плоды будут

созревать во всякое время года, по желанию потребителей, причем эти плоды по

размерам превзойдут в сто раз те, какие мы имеем теперь... но не перечтешь

всех их проектов осчастливить человечество. Жаль только, что ни один из этих

проектов еще не доведен до конца, а между тем страна в ожидании будущих благ

приведена в запустение, дома в развалинах и население голодает или ходит в

лохмотьях. Однако все это не только не охлаждает рвения прожектеров, но еще

пуще подогревает его, и их одинаково воодушевляют как надежда, так и

отчаяние. Что касается самого Мьюноди, то он, не будучи человеком

предприимчивым, продолжает действовать по старинке, живет в домах,

построенных его предками, и во всем следует их примеру, не заводя никаких

новшеств. Еще несколько человек из знати и среднего дворянства поступают так

же, как и он, но на них смотрят с презрением и недоброжелательством, как на

врагов науки, невежд и вредных членов общества, приносящих прогресс и благо

страны в жертву своему покою и лени.

В заключение его превосходительство сказал, что он воздерживается от

сообщения мне дальнейших подробностей, не желая лишить меня удовольствия,

которое я, наверное, получу при личном осмотре главной Академии, куда он

решил свести меня. Он только попросил меня обратить внимание на разрушенные

постройки на склоне горы, в трех милях от нас; он рассказал мне, что на

расстоянии полумили от дома у него была отличная мельница, которая работала

водой, отведенной из большой реки, и удовлетворяла потребности как его

семьи, так и большого числа его арендаторов. Около семи лет тому назад к

нему явилась компания прожектеров с предложением разрушить эту мельницу и

построить новую на склоне горы, по хребту которой они собирались прорыть

длинный канал в качестве водохранилища, куда вода будет подниматься при

помощи труб и машин и приводить в движение мельницу, так как ветер и воздух,

волнуя воду на вершине, сделают ее будто бы более текучей и при падении по

склону ее понадобится для вращения мельничного колеса вдвое меньше, чем в

том случае, когда она течет по почти ровной местности. Его

превосходительство сказал, что, будучи в несколько натянутых отношениях с

двором и уступая увещаниям друзей, он согласился привести этот проект в

исполнение; после двухлетних работ, на которых было занято сто человек,

предприятие развалилось, и прожектеры скрылись, свалив всю вину на него; с

тех пор они постоянно издеваются над ним и подбивают других проделать такой

же эксперимент, с таким же ручательством за успех и с таким же

разочарованием напоследок.

Спустя несколько дней мы возвратились в город. Его превосходительство,

приняв во внимание дурную репутацию, которой он пользовался в Академии, не

счел удобным сопровождать меня сам, но поручил свести меня туда одному

своему другу. Мой хозяин отрекомендовал меня как человека, увлекающегося

проектами, весьма любознательного и легковерного, что, впрочем, было

недалеко от истины, ибо в молодости я и сам был большим прожектером.

Date: 2015-11-13; view: 310; Нарушение авторских прав