ГЛАВА I. Автор отправляется в третье путешествие

Автор отправляется в третье путешествие. Он захвачен пиратами. Злоба

одного голландца. Прибытие автора на некий остров. Его поднимают на Лапуту

Не пробыл я дома и десяти дней, как ко мне пришел в гости капитан

Вильям Робинсон, из Корнуэлса, командир большого корабля "Добрая Надежда" в

триста тонн водоизмещения. Когда-то я служил хирургом на другом судне,

являвшемся в четвертой части его собственностью и ходившем под его командой

в Левант. Он всегда обращался со мной скорее как с братом, чем как с

подчиненным. Услышав о моем приезде, он посетил меня, по-видимому, только из

дружбы, потому что не сказал больше того, что обычно говорится между

друзьями после долгой разлуки. Но он стал заходить ко мне часто, выражал

радость, что находит меня в добром здравии, спрашивал, окончательно ли я

решил поселиться дома, говорил о своем намерении через два месяца

отправиться в Ост-Индию и в заключение напрямик пригласил меня, хотя и с

некоторыми извинениями, хирургом на свой корабль, сказав, что, кроме двух

штурманов, мне будет подчинен еще один хирург, что я буду получать двойной

оклад жалованья против обыкновенного и что, убедившись на опыте в том, что я

знаю морское дело нисколько не хуже его, он обязуется считаться с моими

советами, как если бы я командовал кораблем наравне с ним.

Капитан наговорил мне столько любезностей, и я знал его за такого

порядочного человека, что я не мог отказаться от его предложения: несмотря

на все постигшие меня невзгоды, жажда видеть свет томила меня с прежней

силой. Оставалось единственное затруднение - уговорить жену; но в конце

концов и она дала свое согласие, когда я изложил те выгоды, которые

путешествие сулило нашим детям.

Мы снялись с якоря 5 августа 1706 года и прибыли в форт С.-Жорж 11

апреля 1707 года[83]. Мы оставались там три недели с целью обновить экипаж

судна, так как между матросами было много больных. Оттуда мы отправились в

Тонкин, где капитан решил простоять некоторое время, потому что товары,

которые он намеревался закупить, не могли быть изготовлены и сданы раньше

нескольких месяцев. Таким образом, в надежде хотя бы отчасти покрыть расходы

по этой стоянке, капитан купил шлюп, нагрузил его различными товарами,

составляющими предмет всегдашней торговли тонкинцев с соседними островами, и

отправил на нем под моей командой четырнадцать человек, из которых трое были

туземцы, дав мне полномочие распродать эти товары, пока он будет вести свои

дела в Тонкине.

Не прошло и трех дней нашего плавания, как поднялась сильная буря, и в

продолжение пяти дней нас гнало по направлению к северо- востоку и затем к

востоку; после этого настала хорошая погода, хотя не переставал дуть сильный

западный ветер. На десятый день за нами пустились в погоню два пирата,

которые скоро настигли нас, так как мой сильно нагруженный шлюп мог только

медленно подвигаться вперед; вдобавок мы были лишены возможности

защищаться[84].

Мы были взяты на абордаж почти одновременно обоими пиратами, которые

ворвались на наш корабль во главе своих людей; но, найдя нас лежащими ничком

(таков был отданный мной приказ), они удовольствовались тем, что крепко

связали нас и, поставив над нами стражу, принялись обыскивать судно.

Я заметил среди них одного голландца, который, по-видимому, пользовался

некоторым авторитетом, хотя не командовал ни одним из кораблей. По нашей

наружности он признал в нас англичан и, обратившись к нам на своем языке,

поклялся связать спинами одного с другим и бросить в море. Я довольно сносно

говорил по-голландски; я объяснил ему, кто мы, и просил его, приняв во

внимание, что мы христиане и протестанты, подданные соседнего государства,

которое находится в дружественных отношениях с его отечеством,

ходатайствовать за нас перед командирами, чтобы те отнеслись к нам

милостиво[85]. Эти слова привели голландца в ярость; он повторил угрозы и,

обратясь к своим товарищам, начал с жаром что-то говорить, по-видимому, на

японском языке, часто произнося слово "христианос".

Командиром более крупного судна пиратов был японец, который говорил

немного по-голландски, хотя и очень плохо. Подойдя ко мне и задав несколько

вопросов, на которые я ответил очень почтительно, он объявил, что мы не

будем преданы смерти. Низко поклонившись капитану, я обратился к голландцу и

сказал, что мне прискорбно видеть в язычнике больше милосердия, чем в своем

брате христианине. Но мне пришлось скоро раскаяться в своих необдуманных

словах, ибо этот злобный негодяй, после неоднократных тщетных стараний

убедить обоих капитанов бросить меня в море (на что те не соглашались после

данного ими обещания сохранить мою жизнь), добился все же назначения мне

наказания, худшего, чем сама смерть. Люди мои были размещены поровну на

обоих пиратских суднах, а на моем шлюпе была сформирована новая команда.

Меня же самого решено было посадить в челнок и, снабдив веслами, парусом и

провизией на четыре дня, предоставить на волю ветра и волн. Капитан-японец

был настолько милостив, что удвоил количество провизии из собственных

запасов и запретил обыскивать меня. Когда я спускался в челнок, голландец,

стоя на палубе, покрывал меня всеми проклятиями и ругательствами, какие

только существуют на его языке.

За час до нашей встречи с пиратами я вычислил, что мы находились под

46ь северной широты и 185ь долготы[86]. Отойдя на довольно значительное

расстояние от пиратов, я при помощи карманной зрительной трубки открыл

несколько островов на юго-востоке. Я поставил парус и с помощью попутного

ветра надеялся достигнуть ближайшего из этих островов, что мне и удалось в

течение трех часов. Остров был весь скалистый; однако мне посчастливилось

найти много птичьих яиц, и, добыв кремнем огонь, я развел костер из

вереска и сухих водорослей, на котором испек яйца. Ужин мои состоял из этого

единственного кушанья, так как я решил по возможности беречь запас своей

провизии. Я провел ночь под защитой скалы, постелив себе немного вереска, и

спал очень хорошо.

На следующий день, подняв парус, я отправился к другому острову, а

оттуда к третьему и к четвертому, прибегая иногда к парусу, а иногда к

веслам. Но чтобы не утомлять внимание читателя подробным описанием моих

бедствий, достаточно будет сказать, что на пятый день я прибыл к последнему

из замеченных мною островов, расположенному на юго-юго-восток от первого.

Этот остров был гораздо дальше, чем я предполагал, и потому только

после пятичасового перехода я достиг его берегов. Я объехал его почти

кругом, прежде чем мне удалось найти подходящее место для высадки; то была

небольшая бухточка, где могло бы поместиться всего три моих челнока. Весь

остров был скалист и лишь кое-где испещрен кустиками травы и душистыми

растениями. Я достал мою скудную провизию и, подкрепившись немного, остаток

спрятал в один из гротов, которыми изобиловал остров. На утесах я собрал

много яиц, затем принес сухих водорослей и травы, намереваясь на другой день

развести костер и как-нибудь испечь эти яйца (так как при мне были огниво,

кремень, трут и зажигательное стекло). Ночь я провел в том гроте, где

поместил провизию. Постелью мне служили те же водоросли и травы, которые я

приготовил для костра. Спал я очень мало, потому что беспокойное душевное

состояние взяло верх над усталостью и не давало заснуть. Я думал о том, как

безнадежно пытаться сохранить жизнь в столь пустынном месте и какой

печальный ждет меня конец. Я был так подавлен этими размышлениями, что у

меня недоставало решимости встать, и когда наконец я собрался с силами и

выполз из пещеры, было уже совсем светло. Я немного прошелся между скалами;

небо было совершенно ясно, и солнце так жгло, что я принужден был

отвернуться. Вдруг стало темно, но совсем не так, как от облака, когда оно

закрывает солнце. Я оглянулся назад и увидел в воздухе большое

непрозрачное тело, заслонявшее солнце и двигавшееся по направлению к

острову; тело это находилось, как мне казалось, на высоте двух миль и

закрывало солнце в течение шести или семи минут; но я не ощущал похолодания

воздуха и не заметил, чтобы небо потемнело больше, чем в том случае, если бы

я стоял в тени, отбрасываемой горой. По мере приближения ко мне этого тела

оно стало мне казаться твердым; основание же его было плоское, гладкое и

ярко сверкало, отражая освещенную солнцем поверхность моря. Я стоял на

возвышенности в двухстах ярдах от берега и видел, как это обширное тело

спускается почти отвесно на расстоянии английской мили от меня. Я вооружился

карманной зрительной трубкой и мог ясно различить на нем много людей,

спускавшихся и поднимавшихся по отлогим, по-видимому, сторонам тела; но что

делали там эти люди, я не мог рассмотреть.

Естественная любовь к жизни наполнила меня чувством радости, и у меня

явилась надежда, что это приключение так или иначе поможет мне выйти из

пустынного места и отчаянного положения, в котором я находился. Но, с другой

стороны, читатель едва ли будет в состоянии представить себе, с каким

удивлением смотрел я на парящий в воздухе остров, населенный людьми, которые

(как мне казалось) могли поднимать и опускать его или направлять вперед по

своему желанию. Но я не был тогда расположен философствовать по поводу этого

явления, и для меня представляло гораздо больше интереса наблюдать, в какую

сторону двинется остров, так как на мгновение он как будто остановился.

Скоро, однако, он приблизился ко мне, и я мог рассмотреть, что его стороны

окружены несколькими галереями, расположенными уступами и соединенными между

собой на известных промежутках лестницами, позволявшими переходить с одной

галереи на другую. На самой нижней галерее я увидел нескольких человек, из

которых одни ловили рыбу длинными удочками, а другие смотрели на эту ловлю.

Я стал махать ночным колпаком (моя шляпа давно уже износилась) и платком по

направлению к острову, и, когда он приблизился еще больше, я закричал во всю

глотку. Затем, вглядевшись внимательнее, я увидел, что на обращенной ко мне

стороне острова собирается толпа. Судя по тому, что находившиеся тут люди

указывали на меня пальцами и оживленно жестикулировали, я заключил, что они

заметили меня, хотя и не отвечали на мои крики. Я видел только, что из толпы

отделились четыре или пять человек и поспешно стали подниматься по лестницам

на вершину острова, где и исчезли. Я догадывался, и совершенно основательно,

что эти люди были посланы к какой-нибудь важной особе за распоряжениями по

поводу настоящего случая.

Толпа народа увеличилась, и менее чем через полчаса остров пришел в

движение и поднялся таким образом, что нижняя галерея оказалась на

расстоянии около ста ярдов от места, где я находился. Тогда, приняв молящее

положение, я начал говорить самым подобострастным тоном, но не получил

никакого ответа. Люди, стоявшие ближе всего ко мне, были, по-видимому, если

судить по их костюмам, знатные особы. Они вели между собою какое-то

серьезное совещание, часто посматривая на меня. Наконец один из них что-то

закричал на чистом, изящном и благозвучном наречии, по звуку напоминавшем

итальянский язык, почему я и ответил на этом языке, рассчитывая, по крайней

мере, что для их слуха он будет приятнее. Хотя мы и не поняли друг друга, но

намерение мое было легко угадать, ибо они видели, в каком бедственном

положении я находился.

Мне сделали знак спуститься со скалы и идти к берегу, что я и исполнил.

Летучий остров поднялся на соответствующую высоту, так что его край пришелся

как раз надо мной, затем с нижней галереи была спущена цепь с прикрепленным

к ней сиденьем, на которое я сел и при помощи блоков был поднят наверх.

Date: 2015-11-13; view: 287; Нарушение авторских прав