Нормализованный ребенок

Сегодня на каждом столбе можно найти объявление: «Учу чтению с трех (двух) лет». Технологий море - хочешь иностранная, хочешь родная, отечественная. Большинство из них построено на элементарной дрессировке. Она дает результат, но какой? Могут ли авторы этих методик пред­положить, «просчитать» все последствия? А родители, не скупясь, платят и, к своему великому удовольствию, демон­стрируют ранние способности своих чад друзьям и знако­мым. У детишек никто не спрашивает, нравится ли им учиться в столь нежном возрасте. А лет в 7-8 ребенок, к удивлению родителей, начинает обходить книжку за сто миль, а то и отбрасывает ее в угол со злобным возгласом: «Надоело мне это». Природа не терпит насилия и иногда отвечает на него неврозами.

Вместе с этим уже общим местом стало, что к пяти годам дети в группе Монтессори начинают читать. Но это не пра­вило. Моему сыну было уже шесть, когда он пришел из дет­ского сада и сказал маме: «Дай мне книгу, я хочу читать». Так и читал три дня подряд на занятиях и дома.

Конечно, такой эффект - результат долгой работы ребен­ка. Базой для чтения становится устная речь. Говоря с деть­ми, давая им точные презентации с новыми для них слова­ми, учитель с первого дня прихода малыша в группу расши­ряет его словарный запас, помогает почувствовать красоту точного, правильно выстроенного высказывания. В то же время идет подготовка руки ребенка к такому процессу, как письмо. Это происходит во время многих сенсорных упраж­нений, когда ребенок берет предметы тремя пальцами, кото­рыми он впоследствии будет держать ручку. Потом, штри­хуя, малыш тренируется уже с карандашом в руке проводить прямые линии, что также понадобится ему при письме.

По мнению Монтессори, письмо как процесс, в котором преобладают психомоторные механизмы, легче, чем чтение, в которое вовлечен интеллект ребенка. В связи с этим Мон­тессори считает процесс чтения более сложным, чем пись­мо, и ставит его после научения ребенка письму. Этот пара­докс, с точки зрения традиционных методик, объясняется тем, что Монтессори под чтением понимает не простое узнава­ние букв и умение складывать их в слова с определенной скоростью, а понимание ребенком смысла прочитанного. В этом процессе малыш интерпретирует чужие мысли, а при письме только выражает свои, что, несомненно, более про­сто даже для взрослого человека.

Но и обучение письму у Монтессори нетрадиционно. Так, подготовка детей к письму происходит путем параллельного развития различных и не связанных между собой психофи­зиологических навыков, необходимых при письме. В какой-то момент, который Монтессори назвала «взрывом», ребе­нок начинает писать. Сначала он делает это с помощью букв из бархатной (шершавой) бумаги. Вот где малышу пригодят­ся упражнения с шершавыми дощечками еще из сенсорики. Презентация каждого символа проводится в виде знамени­того трехступенчатого урока. Учитель, представляя две бук­вы, сначала называет их, на втором этапе просит ребенка найти названную букву, а на третьем, указывая на карточку, просит ребенка самостоятельно назвать букву. Малыш обво­дит буквы пальчиками, потом карандашом. Мне пришлось наблюдать, как ребенок вспоминал название звука (у Мон­тессори дается не буква, а звук, то есть не как пишется, а как читается буква), многократно обводя букву. Наконец, ребе­нок вспомнил и произнес звук.

Но истинный анализ и синтез звуков в слове проводится с помощью подвижного алфавита. Это набор букв, из кото­рых ребенок может сложить слово. Перед тем как составить слово, ребенку нужно четко произнести его и сопоставить каждый звук с символом. Подвижный алфавит также слу­жит прекрасным средством совершенствования правописа­ния. Для исправления обнаруженной ошибки ребенку не надо переписывать все слово, достаточно заменить букву или уб­рать лишнюю. После слов дети начинают писать фразы и даже маленькие рассказы. Теперь можно переходить к чте­нию.

У нас гостила прекрасный Монтессори-учитель из Гер­мании Лора Андерлик. Узнав, что наш сын еще не читает, она предложила расставить у самых простых предметов в нашем доме маленькие карточки с надписями, их названия­ми, и предложила сыну прочесть. С чего-то подобного начи­нает и учитель в обычной Монтессори-группе. Он раскладывает перед ребенком предметы с короткими названиями и говорит ему: «Я буду писать, а ты будешь читать». Уже зна­комый со звуковым анализом и синтезом малыш без труда читает слово и соотносит его с предметом. Чем меньше еще не названного, тем уверенней читает ребенок. Результатом этой работы ребенка становится книжечка со словами, кото­рые он прочитал. Сначала ему предлагают слова без слож­ностей, которых достаточно в любом языке.

Само выделение этих сложностей стало для русского язы­ка определенной проблемой. Когда наш Центр собрал кон­ференцию по этому поводу, то мнения разделились. Кто-то предложил остановиться на трех основных сложностях, кто-то выделял почти три десятка. На каждую из них делается фонограмма, где учитель акцентирует внимание на том, как ребенок читает и записывает трудные случаи.

Дальше задание для малыша усложняется. Он может долго собирать по карточкам, данным ему учителем, различные предметы в группе, чтобы в конце концов узнать, что они могут быть названы одним словом. Идет классификация, ко­торая важна для понимания ребенком структуры речи. Клас­сификация может производиться по названиям, действиям, свойствам. Ребенка косвенно готовят к пониманию значения частей речи, к грамматическому анализу.

Только после этого этапа ребенок абстрагируется от кон­кретных предметов и переходит к работе с их изображения­ми, соотнося рисунок со словом. Это расширяет и возмож­ность классификации, потому что можно представить малы­шу рисунки предметов, которых нет в его ближайшем окружении.

Следующий шаг малыш делает, начиная читать короткие фразы, затем предложения. Таким образом, ребенок посте­пенно приходит к чтению с пониманием или, как называет его Монтессори, к «тотальному чтению».

Но все эти чудеса интеллектуального развития возмож­ны, если ребенок не отягощен грузом реакций на неправиль­ное отношение к нему взрослых. Малыш, конечно же, в со­стоянии приспособиться и к такому отношению, но это при­водит к искажению его естественного развития, создает для него часто непреодолимые препятствия на пути раскрытия потенциальных возможностей.

Никита пришел в группу Монтессори в 3,5 года. Семья, по всем меркам, благополучная. Кроме неработающей мамы, в доме была няня, с которой ребенок гулял 4-5 часов в день. Физически мальчик выглядел на все 5 лет. Только при при­еме в группу, к удивлению мамы, выяснилось, что у ребенка плохо развита речь. Он не может ориентироваться в окружа­ющей среде, практически полностью лишен навыков само­обслуживания и, хотя легко входит в контакт со сверстника­ми, практически не может общаться из-за недостатка слов.

Долгое время Никита бродил по классу и не мог найти себе дело. Часто подходил к воспитателю и просился на прогулку. Только к третьему месяцу стал с помощью взрос­лого брать материал, но манипулировал им бездумно, рас­сеянно просмотрев показ учителя. Лишь глажка и стирка постепенно заставили его концентрироваться и доводить дело до конца.

Движение этого ребенка к настоящей работе, позволив­шей в конце концов пробудить его заснувший разум, продол­жалось целый год. Но этот день, этот момент перелома в орга­низации деятельности ребенка наступил. Он стал брать но­вый материал и просить показать его. Научился концентрироваться и смог весь день проработать с одним ма­териалом. Расширились и усложнились и социальные кон­такты. Отработав что-то до тонкостей, Никита с удовольстви­ем выступал в роли учителя и показывал, как работать с ма­териалом, малышам.

Эта история, которую мне рассказал один из учителей, довольно типичная для групп Монтессори. Сама Мария на­звала то, что происходит с ребенком в таких случаях, норма­лизацией. Через свободную работу в ее подготовленной сре­де малыш может избавиться от многих отклонений в разви­тии. Речь, конечно, идет не о патологии, а о том, что корежит ребенка в окружающем его мире, в частности, неразумная родительская любовь или ее отсутствие.

Сама Монтессори считала, что существует целый ряд фак­торов, ведущих к таким отклонениям. Они связаны, прежде всего, с тем, что ребенку так или иначе мешают исполнить его предназначение, его генетическую программу. Малыш так зависим, что взрослые могут просто посадить его в ма­неж и тем ограничить жажду деятельности и возможность познания окружающего мира, могут так манипулировать ре­бенком, что его желания подменяются желаниями взрослых и, наконец, просто не дать ребенку объекта для развиваю­щей его деятельности. Все эти вопросы, никак не решаемые в обычных дошкольных учреждениях, решены в группах, ра­ботающих по методу Монтессори.

Сегодня можно говорить о двух группах отклонений, поддающихся нормализации. К первой относятся те, что признаются ненормативными большинством исследовате­лей детской психологии. К ним относятся: лживость, тре­вожность (робость и страхи разных типов), скандальность, неконтролируемость приема пищи, заикание, недисципли­нированность и систематическое непослушание, агрессив­ность и деструктивное поведение, негативизм, аутизм, уп­рямство, медлительность, неусидчивость, лень, слабоволие или непроизвольность поведения, инфантилизм и другие.

Кроме этих хорошо известных и не очень приятных черт, Монтессори считает отклонениями некоторые другие типы детского поведения, которые другими признаются нормой.

Среди них можно назвать: выраженное стремление к обла­данию; игры воображения или «бегство в фантазии», когда ребенок живет как бы в собственном придуманном мире, об­щаясь с несуществующими братьями или друзьями; задава­ние вопросов без ожидания ответов; зависимость от другого человека вплоть до чувства полной беспомощности без него; расконцентрированность или нестабильность внимания, ко­торую многие психологи считают естественным качеством детства.

Но для нас важен не спор о точности перечня отклоне­ний, а метод их устранения. По мнению Монтессори, под­твержденному многими педагогами, работающими по ее си­стеме, в том числе и в нашей стране, самым эффективным лекарством является свободная работа в доброжелательной атмосфере группы со специально подготовленной средой.

Наш малыш всегда чувствует себя в окружении взрослых, как в стране великанов. Большинство вещей вокруг него из того же великанского мира. А сами вещи находятся в ужасаю­щем для ребенка беспорядке. Часто только в детском саду малыш попадает в обстановку, где большинство вещей сораз­мерны ему, где существует определенный порядок, правда, очень часто мертвый для него. Дети чаще всего не понимают, почему воспитатель что-то поставил в шкаф и не выдает ни­кому, или почему он, как фокусник, из рукава вынимает на занятии ту или иную игрушку. Словом, ребенок попадает в систему внутренне не обоснованных для него ограничений.

Мария Монтессори подошла к этой проблеме иначе, пред­ложив, с одной стороны, живой, с другой - имеющий внут­реннюю логику порядок. Выстраивая свою подготовленную среду, она учитывала, прежде всего, естественные потреб­ности ребенка и естественную последовательность его фи­зиологического и интеллектуального развития. Разбивка на зоны (практической жизни, сенсорную, математическую и языковую) и последовательность предъявления материала ре­бенку имеет вполне определенное объяснение, связанное с особенностями психического развития малыша.

Рационализация, вносимая Монтессори в системный под­ход, начавшаяся еще при ее жизни, чревата непредсказуемы­ми последствиями. Мария не раз подчеркивала, что ребенку необходимо дать стимулы, пищу для физического и психи­ческого развития, но эта пища должна быть доброкачествен­ной и хорошо приготовленной.

Например, часто в том, что дети не работают с тем или иным материалом, нет их вины. Один из ныне опытных Монтессори-педагогов рассказывал мне, как удивлялся, что дети не занимаются пересыпанием, пока не заметил, что в комп­лекте для этого упражнения не хватает ложечки. Материал просто не был готов к работе и оказался невостребованным.

Некоторые внешне простые принципы организации под­готовленной среды впрямую работают на развитие ребенка. Недостаточную ловкость движений малыша выдает перевер­нутый легкий стул или разбитая фаянсовая чашка. Вещи-до­носчики напоминают: «Учись обращаться с нами, двигайся организованно и красиво, учись свободно управлять собой, становись господином своего тела». Они не ограничивают ребенка, а становятся своеобразными воспитателями. Вся «воспитательная работа» с ребенком в первые месяцы его прихода в группу направлена на сохранение окружающих предметов в упорядоченном и эстетичном состоянии. Мон­тессори предлагает не проводить специальные занятия по «эстетическому воспитанию», а организовать все в группе так, чтобы детям не хотелось ломать и пачкать те красивые вещи, которые его окружают. Именно в этом аспекте Монтессори-группы индивидуальны и неповторимы и отражают личный стиль педагога. Даже внутри одного детского сада иногда трудно найти совершенно одинаковые группы.

Похожи только некоторые принципы организации подго­товленной среды. Учитель всегда следит, чтобы группа не была перенасыщена мебелью и материалом, с которым дети не работают и который не находится в зоне их ближайшего развития. И еще на полочках лежит только один комплект каждого материала. Не только потому, что детям, одновре­менно захотевшим одного и того же, приходится договари­ваться, а значит вступать в социальный контакт и получать опыт разрешения конфликтных ситуаций, но и потому, что единичность материала позволяет сохранить его автодидактичность.

Материал в группе обычно ограничен тем набором, ко­торый предложила сама Монтессори. С одной стороны, это связано с тем, что насыщение группы случайными вещами нарушает связь работы ребенка с его культурным развити­ем и обучением. С другой стороны, тем, что познакомив­шись, например с цветами на дидактическом материале, ребенок может расширять свое знание на весь окружаю­щий его мир, находя оттенки знакомых цветов в живой и неживой природе.

Больше всего меня удивляет, когда я попадаю в детский сад, где все группы Монтессори одинаковы. Тут уж дей­ствительно начинает попахивать казармой, в организации которой недруги упрекали Монтессори еще в начале ее ра­боты. Настораживает такое единообразие тем, что выдает механическое восприятие системы. Ведь в Монтессори-педагогике мало принять дидактику и научиться правильно манипулировать с материалом. Необходимо принять общий подход к ребенку и не отступать от него. Уважение к лично­сти ребенка и доброжелательное терпение - вот основа этого подхода. Учитель, приходя в класс, как актер должен ос­тавлять свои домашние дрязги и жизненные неудачи за две­рями. Монтессори-учитель уважает себя и свой труд, и одной из возможностей самореализации становятся его лич­ные находки в организации и украшении подготовленной среды.

В ней часто проявляются не только творческие наклон­ности учителя, но и его национальность. Мне пришлось ви­деть одну и ту же группу, когда в ней работала одна из пер­вых Монтессори-педагогов России Зита Ионовна Марцинкяйне, а после ее отъезда в родную Литву - другой педагог. Изменилось многое: в частности, пропали неброские, но сде­ланные с большим вкусом, в литовской манере букеты из соломки в больших красивых вазах. Однако сохранилось главное - отношение к ребенку. Это основной элемент, со­здающий атмосферу в группе.

Помню, как Зита Ионовна каждое утро встречала в две­рях очередного малыша и на какое-то время его маленькая ладошка утопала в ее руке. Спокойное солидное рукопожа­тие как бы говорило ребенку: «Ты пришел туда, где тебя жда­ли, где тебя любят и с надеждой ждут от тебя следующего шага в познании мира». За это короткое время учитель чув­ствовал, с каким настроением пришел ребенок, прикидывал, какую работу сегодня лучше ему предложить.

Не все учителя могут так тонко почувствовать настрое­ние ребенка и некоторые из них прибегают к простейшим тестам. Например, просят, чтобы малыш выбрал тот цвет, который ему сегодня нравится (тест Люшера). Если ребенок выбирает коричневый или черный, педагог старается в этот день не приставать к нему с новыми презентациями и воп­росами. Если ребенку хочется поделиться с учителем свои­ми неприятностями, он найдет время подойти к взрослому. И тогда можно не только поговорить с ребенком, но и при­ласкать его, чтобы установить тот самый невербальный, эмо­циональный контакт. Малыш выговорится, может быть, даже выплачется и, возможно, забудет о своем горе.

В одной из групп пришлось наблюдать, как даже доволь­но взрослые дети садились на колени к воспитателю. Учи­тель считал, что это сокращает пропасть между взрослым и ребенком, но это его находка, которая не обязательна для всех и не может стать общим методическим приемом. Здесь ра­бота строилась так. И действительно, ребенок устраивался на коленях учителя и через несколько минут возникал заду­шевный разговор.

Иногда ребенку хочется поделиться своей радостью или новыми впечатлениями. У Ани дядя вернулся из Африки. По­казал племяннице много фотографий и диковинных вещиц. Аня с удовольствием взахлеб пересказывала то, что узнала. Учитель выслушал ее и отвел к коллекции минералов, кото­рая была в группе. Среди них нашелся камень, по форме на­поминающий розу, - алжирский песчаник. И разговор от не­посредственных впечатлений перешел в беседу о том, что силы природы могут сделать с обычными камнями. Полу­чился спонтанный урок, выросший из впечатлений ребенка и подкрепленный его эмоциями.

Сложнее, когда у учителя плохое настроение. Чутких ма­лышей не обманешь, и кто-то из них обязательно подойдет и сочувственно поинтересуется, что же случилось. Это нор­мально. Как нормальна взаимная поддержка между людьми и доброжелательное отношение друг к другу. Малыши в груп­пе Монтессори не учатся этому, а в этом живут.

Date: 2015-11-13; view: 365; Нарушение авторских прав