СИНЬОРА 25 page

Иногда Фиона мечтала, как в один прекрасный день рядом с ней остановится молодой красивый доктор, заглянет в ее огромные глаза и скажет, что она — девушка его мечты. Однако до сих пор этого не случилось, и Фиона уже стала подумывать, что и не случится никогда. У врачей — свой круг общения: другие врачи, их дочери и прочие образованные люди. Они не станут заглядывать в глаза девушке в футболке, которая подает посетителям картонные стаканчики с чаем. «Прекрати мечтать понапрасну!» — приказывала она себе.

В свои двадцать лет Фиона уже испытывала разочарование и не верила в то, что ей когда-либо суждено повстречать мужчину ее мечты. Видимо, она просто недостаточно хороша для этого. Взять хотя бы ее подруг — Гранию и Бриджит Данн. Стоит любой из них выйти за порог, и она тут же знакомится с парнем, причем нередко в тот же вечер оказывается с ним в постели. Уж Фиона-то это знала наверняка — они нередко просили ее обеспечить им алиби. Та из сестер, которой в данный момент это было необходимо, звонила родителям и говорила: «Я остаюсь на ночь у Фионы», — и вопросов больше не возникало.

Мама Фионы об этом, разумеется, ничего не знала, поскольку она бы такого не одобрила. Ее житейская философия выражалась формулой: Хорошие-Девочки-Должны-Сначала-Выйти-Замуж-И-Только-Потом-Заниматься-Сексом. У самой-то Фионы не было каких-либо твердых убеждений на этот счет. Она полагала так: если ты любишь парня, а он любит тебя, у вас должны быть нормальные, полноценные отношения. Но поскольку личная жизнь ее все никак не складывалась, возможности проверить теорию на практике не было.

Иногда Фиона смотрела на себя в зеркало и оставалась вполне довольна своей внешностью. Она была совсем недурна собой. Может, излишне миниатюрна, да еще эти очки… Впрочем, многие говорили, что очки ей идут, и она в них выглядит премиленькой. А может, ей просто хотят сделать приятное, и она в своих толстых линзах выглядит полной идиоткой? Разве узнаешь!

Когда Фиона пыталась делиться этими мыслями с Гранией, та призывала ее не быть дурой, но у Грании в последнее время у самой мозги набекрень, она не может думать ни о чем, кроме своих сердечных переживаний. Кипит от злости на своего мужчину — того самого, который по возрасту годится ей в отцы. Фиона не могла этого понять. Захоти только Грания, и молодые парни будут ложиться у ее ног штабелями. Так на что ей этот старик?

Бриджит тоже говорила, что Фиона выглядит «потрясно», и восхищалась ее фигурой. Сама-то она набирала лишний вес, стоило ей съесть сандвич. Но почему же Бриджит, несмотря на свои формы, никогда не испытывала недостатка в ухажерах и каждый раз появлялась в сопровождении нового молодого человека? Причем всех этих парней ей удавалось подцепить вовсе не в туристическом агентстве, где она работала. По словам Бриджит, приличные мужики там не показываются, а только — толпы девиц, бронирующих авиабилеты на солнечные курорты, старые перечницы, отправляющиеся по местам своей молодости, да молодожены, собравшиеся в свадебное путешествие и требующие отправить их в какое-нибудь «очень, очень уединенное место».

В общем, для Фионы все это оставалось непостижимой загадкой.

Утро выдалось очень хлопотным, и она прямо ноги сбила. В урне выросла целая гора спитых чайных пакетиков и картонных стаканчиков с тарелками, и мусор нужно было немедленно выкинуть. Фиона вытащила из урны большой пластиковый пакет и понесла его к служебному выходу, но тут на ее пути вырос незнакомый молодой человек.

— Позвольте, я вам помогу, — сказал он. Незнакомец был загорелый и довольно красивый, вот только коротко остриженные волосы, торчащие, словно проволока, немного портили его. Одной рукой он крепко прижимал к себе мотоциклетный шлем, словно боялся, что его украдут.

Фиона открыла дверь, ведущую во двор, где стояли мусорные баки.

— Бросьте в любой, — сказала она и осталась на пороге ждать его возвращения. — Большое спасибо, это было очень мило с вашей стороны, — добавила она, когда молодой человек, избавившись от мусора, вернулся.

— Надо же чем-то занять себя. Это помогает не думать. Фиона надеялась, что у него нет какой-нибудь опасной болезни, ведь этот парень выглядел таким стройным и молодым. Но с другой стороны, она здесь повидала достаточно молодых и стройных, которым приходилось выслушивать от врача страшный приговор.

— У нас, вообще-то, замечательная больница, — сказала Фиона, хотя понятия не имела, так ли это на самом деле.

Она надеялась, что больница и впрямь хорошая, но говорила это лишь для того, чтобы вселить в собеседников уверенность, укрепить их дух.

— Правда? — переспросил молодой человек, и в голосе его прозвучала надежда. — Я привез ее сюда, потому что ваша больница оказалась ближайшей.

— Да, наша больница пользуется очень хорошей репутацией, — заверила его Фиона. Ей очень не хотелось, чтобы разговор на этом закончился.

— Giovedi, — вдруг сказал парень, указав на грудь Фионы.

— Что, простите? — в испуге отшатнулась она.

— По-итальянски это означает «четверг», — пояснил он.

— Правда? А вы говорите по-итальянски?

— Еще нет, но я дважды в неделю посещаю вечерние курсы итальянского языка. — Молодой человек сообщил это с нескрываемой гордостью. Он нравился Фионе, и она не прочь была поболтать с ним подольше.

— А кого вы сюда привезли? — спросила она. Лучше прояснить все с самого начала. Если речь идет о жене или подружке, так нечего и стараться завязать с ним знакомство.

— Маму, — пояснил парень, и на его лицо набежало облачко. — Она в реанимации, и я жду, что скажет врач.

— Какой-нибудь несчастный случай?

— Да. — Было видно, что он не хочет говорить на эту тему. Фиона решила вернуть разговор к курсам итальянского языка и выяснить, где располагаются эти курсы и трудно ли дается учеба.

— Они находятся в Маунтенвью. Это такая большая школа. Фиона была откровенно поражена.

— Какое удивительное совпадение! Там преподает отец моей лучшей подруги!

Это уже была хоть какая-то зацепка.

— Мир тесен, — философски изрек парень.

Фиона почувствовала, что наскучила ему, к тому же, у стойки уже выстроилась очередь желающих получить чай и кофе.

— Спасибо, что помогли с мусором, — снова поблагодарила она.

— Было бы за что.

— Я уверена, что с вашей мамой все будет хорошо. Реанимация у нас — просто замечательная!

Фиона стала обслуживать посетителей, улыбаясь каждому. Неужели она настолько скучная? Но разве ответишь на такой вопрос самой себе!

— Скажи, я — скучная? — спросила она в тот вечер у Бриджит.

— Нет, ты просто уморительная. Тебе бы организовать собственное телешоу. — Бриджит с неудовольствием смотрела на разошедшуюся «молнию» на юбке. — Они просто никуда не годятся. Ну не такая же я толстуха, чтобы на мне то и дело лопались «молнии»! Этого просто не может быть!

— Конечно, не может, — солгала Фиона, тут же сообразив, что, скорее всего, и Бриджит тоже ей солгала. — И все-таки я скучная, — констатировала она в порыве самобичевания.

— Фиона, ты — худенькая, а что может быть важнее! Поэтому заткнись, и хватит ныть о том, что ты скучная. Никогда ты не была скучной, по крайней мере, пока не завела эту песню. — Жалобы Фионы вывели Бриджит из себя, потому что она обнаружила, что снова прибавила в весе.

— Я сегодня познакомилась с парнем, а он, поговорив со мной всего две минуты, начал чуть ли не в открытую зевать и смылся, — убитым голосом сообщила Фиона.

Бриджит смягчилась.

— Где ты с ним познакомилась?

— На работе. Он привез свою мать в реанимацию.

— Ну, а чего ты от него хотела? Произошел какой-то несчастный случай, а он должен стоять и полтора часа точить с тобой лясы? Ты хоть немного пошевели мозгами, Фиона!

Эти доводы немножко утешили Фиону.

— Кстати, он учит итальянский язык в школе твоего папы.

— Ну и замечательно. Слава Богу, что туда хоть кто-то ходит. Они боялись, что не наберут класс и вся эта затея лопнет. Отец все лето как волк охотился за учениками, — сказала Бриджит.

— А во всем мои родители виноваты, — гнула свое Фиона. — Ну, как мне не быть скучной, если они никогда ни о чем не разговаривают! О чем я могу говорить, если у нас дома всегда все молчат!

— Опять ты завела свое, Фиона? Вовсе ты не скучная, и родители твои тут ни при чем. Мои тоже уже целую вечность друг с другом не разговаривают. Папа после ужина уходит к себе в комнату и торчит там до утра. Я иногда думаю, уж не заснул ли он там? Нет, сидит за письменным столом, трогает книги, итальянские тарелки, картины на стенах. А в солнечные дни садится на диван у окна и просто смотрит на улицу. И как только ему не скучно?

— Что мне сказать, если я когда-нибудь снова его увижу? — спросила Фиона.

— Моего отца?

— Да нет же, того парня с колючими волосами.

— Господи, да все что угодно! Поинтересуйся, как самочувствие его матери, например. Или ты хочешь, чтобы я все время находилась рядом с тобой и подсказывала, что говорить?

— Вообще-то, это было бы неплохо. У твоего отца есть итальянский словарь?

— У него их штук двадцать, а тебе-то зачем?

— Я хочу выучить все дни недели по-итальянски, — сказала Фиона так, словно это само собой разумеется.

— Сегодня я была у Даннов, — сообщила Фиона, вернувшись домой.

— Очень хорошо, — кивнула мать.

— Что-то ты слишком часто стала у них пропадать, — пробурчал отец, — того и гляди, вообще к ним переселишься.

Фиона хоть и промолчала, но удивилась. На самом деле она уже и сама не помнила, когда была там в последний раз. Знали бы ее родители, как часто девочки Даннов говорили своим, что остаются на ночь именно здесь, в доме Фионы. То-то было бы шуму!

— Как по-твоему, Бриджит Данн — хорошенькая? — обратилась Фиона к матери.

— Не знаю… Трудно сказать, — ответила та в замешательстве.

— Что тут трудного? Предположим, ты увидела ее впервые.

— Мне нужно подумать, — отозвалась мать. Вот и Фиона думала об этом чуть ли не всю ночь. Откуда у грании и Бриджит такая уверенность в себе и собственной неотразимости? Они посещали ту же школу, что и Фиона, жили в таком же, как у нее, доме, а погляди ж ты, насколько они отличаются от нее! Грания отважно крутит роман с пожилым мужчиной. Они с ним то ссорятся, то мирятся, но, по крайней мере, их отношения очень серьезны. Более того, Грания собирается сообщить об этом родителям, сказать, что она намерена не только переехать к своему старику, но и выйти за него замуж.

Самое ужасное, что он — начальник мистера Данна, и, хуже того, мистер Данн его очень не любит. Грания еще не решила: либо сказать, что их роман только начинается, чтобы отец успел привыкнуть к этой мысли, либо признаться во всем как на духу. Ее старик утверждает, что всегда надо говорить только правду, как бы тяжела она ни была, и что люди даже не подозревают, сколько мужества таится в душе каждого из них. Однако Грания и Бриджит не были уверены, что на родителей нужно вываливать всю правду сразу.

Бриджит больше всего смущало, что этот человек так стар.

— Ты не успеешь оглянуться, как станешь вдовой, — говорила она сестре.

— Зато я стану богатой вдовой, потому и хочу выйти за него замуж, — со смехом отвечала Грания. — Когда он умрет, я буду получать за него пенсию.

— Ты встретишь какого-нибудь молодого парня и начнешь изменять своему старому мужу. А он как-нибудь заявится домой, застукает вас в кровати и зарежет обоих, — не отступала Бриджит.

— Нет, мне и раньше, до него, никого особенно не хотелось. А если такое и случится, вы будете первыми, кто об этом узнает, — самоуверенно отвечала Грания.

Слушая ее, Бриджит и Фиона только и могли, что закатывать глаза к небесам. Наблюдать настоящую любовь со стороны нелегко. Это утомляет и невольно вызывает зависть. Впрочем, применительно к Бриджит выражение «со стороны» было явно неуместно. Парни вокруг нее так и вились.

Фиона лежала в темноте и думала о симпатичном юноше с колючими волосами и такой теплой улыбкой. Как бы она хотела быть той девушкой, которая способна заинтересовать его и за которой он стал бы ухаживать!

Их следующая встреча произошла через неделю.

— Как здоровье вашей мамы? — спросила его Фиона.

— А откуда вы про нее знаете? — Ее невинный вопрос, казалось, насторожил и озадачил молодого человека. Ну, спасибо Бриджит, присоветовала, с чего начать разговор!

— Вы были здесь на прошлой неделе. Помогли мне выкинуть мусор и сказали, что ваша мать — в реанимации.

Его лицо просветлело.

— Ах, да, конечно! Простите, я вас не узнал. А что касается матери… Не могу сказать, что с ней все в порядке. Она снова это сделала.

— Снова расшиблась?

— Нет, приняла чересчур большую дозу снотворного.

— О, мне так жаль! — В голосе девушки звучала неподдельная искренность.

Они помолчали. Затем Фиона показала на свою майку и с гордостью произнесла:

— Venerdi. Я правильно произношу?

— Почти. Вот как нужно.

Он произнес это слово, и Фиона повторила за ним.

— Получается, вы тоже учите итальянский? — с интересом спросил парень.

— Нет, я лишь выучила итальянские названия дней недели на тот случай, если снова встречусь с вами, — не раздумывая, ответила Фиона, но тут же разозлилась на себя и залилась густой краской. Ей захотелось немедленно умереть — здесь же, рядом с кофеваркой и электрическим чайником.

— Меня зовут Барри, — сказал парень. — Может, сходим сегодня в кино?

Барри и Фиона встретились на улице О'Коннел и стали смотреть на длинные очереди, выстроившиеся к располагавшимся здесь многочисленным кинотеатрам.

— Какой фильм ты хочешь посмотреть? — спросил он.

— А ты?

— Мне, честно говоря, все равно.

— Мне тоже. — Действительно ли на его лице промелькнуло мимолетное раздражение, или Фионе это только показалось? — Может, пойдем в ту киношку, где поменьше очередь? — предложила она.

— Но там идет настоящая мура — «Смертельная битва».

— Ну и ладно, — простодушно ответила она.

— Тебе нравится «Смертельная битва»? — Казалось, Барри не мог в это поверить.

— А тебе? — ответила она вопросом на вопрос.

Пока что первое свидание не очень-то ладилось. Они посмотрели фильм, который не понравился им обоим, а потом вышли на улицу, не зная, что делать дальше.

— Хочешь пиццу? — спросил он.

— Очень! — с энтузиазмом кивнула Фиона.

— А может, лучше посидим в пабе?

— Можно и в пабе.

— Нет уж, давай лучше съедим пиццу, — подвел Барри черту тоном мужчины, который знает, что если кто-то и должен принять решение, то только он.

Они сидели за столиком и смотрели друг на друга. Выбор пиццы обернулся настоящим кошмаром. Фиона соглашалась и на «Маргариту», и на «Неаполитанскую», поэтому Барри, поломав голову, заказал «Времена года» — пиццу на любой вкус.

Он рассказал Фионе, что как-то раз Синьора, их учительница итальянского, принесла в класс несколько разновидностей пиццы. Она, кажется, вообще тратит все деньги, которые зарабатывает, на подарки для своих учеников. Так вот, они расселись, стали есть пиццу и громко повторяли названия каждого вида. Это было так здорово!

Барри рассказывал об этом с восторженностью мальчишки, и Фиона позавидовала ему. Ах, если бы и она могла относиться вот так же ко всему на свете!

А во всем виноваты, конечно же, ее мать и отец. Они хорошие, добрые люди, но им нечего сказать ни друг другу, ни окружающим. Ее отец любил повторять: «Молчание — золото! Этот лозунг надо бы вытатуировать при рождении на руке у каждого младенца, чтобы, став взрослым, он не разевал понапрасну рот и не болтал всякие глупости». Сам отец почти ничего и никогда не говорил. Мать руководствовалась другим жизненным принципом, который состоял в том, чтобы ничем «не забивать себе голову». Она постоянно твердила Фионе, чтобы та «не забивала себе голову» уроками танцев, каникулами в Испании и вообще всем тем, чего той хотелось больше всего на свете.

Именно поэтому у Фионы теперь не было ни собственных взглядов, ни определенного мнения ни по одному вопросу. Она не способна решить, какой фильм ей хочется посмотреть, какая пицца — больше по вкусу и что сказать в следующий момент. Стоит ли говорить с Барри о попытках его матери покончить с собой с помощью снотворного, или он хочет выкинуть это из головы? Терзаясь сомнениями, Фиона мучительно морщила лоб.

— Извини, я, наверное, до смерти наскучил тебе своими рассказами о курсах итальянского?

— О Господи, совсем наоборот! — воскликнула она. — Я как раз думала о том, какой ты счастливый, какая у тебя интересная жизнь. Я завидую вашему энтузиазму — твоему и тех людей, которые вместе с тобой учатся на этих курсах. А вот я, наверное, скучная.

Частенько, когда она меньше всего этого ожидала, Фиона произносила слова, которые чрезвычайно льстили ее собеседникам. Барри улыбнулся от уха до уха и похлопал ее по руке.

— Ни капельки ты не скучная, — сказал он. — Ты очень милая, и тебе никто не мешает пойти и самой записаться на какие-нибудь вечерние курсы, разве не так?

— Наверное, так. А могу я записаться на ваши? — спросила Фиона и вновь прокляла свой язык. Вдруг Барри подумает, что она охотится на него или просто не способна самостоятельно найти какие-нибудь другие курсы? Он отрицательно покачал головой, и Фиона прикусила губу.

— Нет, записываться в нашу группу сейчас не имеет смысла. Слишком поздно. Мы уже здорово продвинулись вперед, — с гордостью пояснил он. — Кроме того, все наши записались на курсы по какой-нибудь определенной причине. Каждому было необходимо выучить итальянский. По крайней мере, так мне кажется.

— А тебе он зачем понадобился?

На лице Барри появилось немного растерянное выражение.

— Ну-у… Мне он был очень нужен, когда я ездил в Италию на Чемпионат мира по футболу, — сказал он. — Нас, болельщиков, там была целая толпа, но я встречал много приятных и интересных итальянцев и чувствовал себя каким-то убогим, неполноценным оттого, что не мог говорить с ними на их языке.

— Но ведь Чемпионат мира в следующий раз состоится уже не в Италии, верно?

— Ну да, но ведь все эти итальянцы, о которых я говорил, там останутся! Мне ужасно хочется вернуться туда и пообщаться с ними, — с мечтательным видом проговорил Барри.

Фиона все еще размышляла, не спросить ли его насчет здоровья матери, но затем решила, что не стоит. Если бы он захотел, то сам бы рассказал. Возможно, Барри считает эту тему слишком личной, чтобы обсуждать ее с малознакомой девушкой.

Фиона думала о том, какой он симпатичный и как хорошо было бы встретиться с ним снова. И как только это удается другим девушкам? Может быть, все дело в умении произносить какие-нибудь умные фразы? Или нужно, наоборот, побольше молчать? Что бы такое сказать, чтобы этот милый парень понял: он ей очень нравится, и она хочет быть его другом, а со временем, возможно, и больше, чем просто другом. Неужели нет никакого способа внушить ему это?

— Пожалуй, нам пора по домам, — сказал Барри.

— О, да, конечно. — Ну вот, она ему уже надоела, в этом нет никаких сомнений.

— Проводить тебя до автобусной остановки?

— Да, спасибо. Очень мило с твоей стороны.

— А хочешь, я отвезу тебя домой на своем мотоцикле?

— О, это было бы просто здорово! — воскликнула Фиона и тут же сообразила, что опять согласилась на оба предложения. Какой же дурой она, наверное, выглядит в его глазах! Девушка решила объясниться: — Когда ты предложил проводить меня до автобуса, я не знала, что у тебя есть мотоцикл. Но, конечно, на мотоцикле лучше.

Она была потрясена собственной смелостью, но Барри, казалось, был польщен.

— Вот и отлично, — сказал он. — Только держись за меня покрепче. Обещаешь?

— Обещаю, — сказала Фиона, и ее глаза улыбнулись ему сквозь толстые линзы очков. Она попросила Барри остановиться в самом начале улицы, на которой стоял их дом. Тут было тихое место, и шум мотоцикла наверняка потревожил бы всех соседей. О Боже, предложит ли он встретиться снова?

— Ну что, увидимся еще? — спросил Барри.

— Ага, с удовольствием! — Хоть бы он не заметил, как она счастлива.

— Ты сможешь найти меня в супермаркете, — сказал он.

— Что? Ах, да, конечно… Обязательно!

— А может, наоборот, я сам навещу тебя в больнице? — предложил Барри.

— Да, это было бы здорово! Если ты окажешься неподалеку..

— Я теперь в вашу больницу каждый день буду приходить, — сказал Барри. — Врачи пока не хотят выписывать маму. Кстати, спасибо, что не стала расспрашивать меня о ней. Мне не хотелось об этом говорить.

— Нет-нет, конечно, нет! — Фиона на несколько секунд задержала дыхание, а потом сделала глубокий выдох облегчения. А ведь в пиццерии она едва не начала приставать к нему с расспросами о матери!

— Спокойной ночи, Фиона!

— Спокойной ночи, Барри! И… спасибо тебе.

В ту ночь Фиона долго лежала без сна. Она все-таки понравилась ему! И еще он оценил ее такт, то, что она не стала задавать неуместных вопросов. Да, конечно, не обошлось без нескольких глупых промашек, но ведь все-таки он сам предложил ей встретиться еще раз!

Утром в кафетерии зазвонил телефон. Это была Бриджит.

— Ты можешь сделать нам одолжение и прийти сегодня вечером?

— Конечно, а зачем?

— Ожидается «Ночь длинных ножей». Грания намерена сообщить предкам о своем старичке. То-то начнется! По всему дому будут летать пух и перья!

— А я-то вам зачем? — неуверенно спросила Фиона.

— На всякий случай. Возможно, они не станут так беситься, если в доме будет посторонний человек. Заметь, я сказала «возможно»…

— А сам старикашка — он будет присутствовать?

— Он будет сидеть в машине возле дома на случай, если понадобится.

— Что значит, «если понадобится»? — испугалась Фиона.

— Ну, может, его попросят в дом, чтобы поцеловать в лобик, как долгожданного зятя. Или, допустим, ему придется спасать Гранию, если вдруг папа вышибет из нее дух бейсбольной битой…

— Но ведь он этого не сделает, правда?

— Конечно, не сделает. Ты воспринимаешь все слишком буквально. У тебя что, нет чувства юмора?

— Нет, — грустно сказала Фиона. — Наверное, нет.

На работе Фиона навела справки у Китти, своей знакомой медсестры, дежурившей в ту смену. Выяснилось, что миссис Хили — так звали мать Барри — уже второй раз делали основательное промывание желудка. Похоже, она твердо решила свести счеты с жизнью. Китти заявила, что у нее нет ни времени, ни желания возиться с такими больными. Если уж им не терпится отправиться на тот свет — скатертью дорожка! Зачем тратить время и деньги, убеждая их в том, что они любимы и нужны? Наверное, это все же не так. Знали бы они, как много по-настоящему хороших, стоящих людей мечтают жить, но обречены на смерть, они бы еще тысячу раз подумали!

Китти призналась, что не испытывает ни малейшей симпатии к потенциальным самоубийцам, и все же просила Фиону никому не передавать ее слова. Она не хотела, чтобы ее считали бессердечной, поэтому давала таким пациентам лекарства и общалась с ними столь же любезно и приветливо, как и со всеми остальными.

— Как ее зовут? — спросила Фиона.

— По-моему, Несса.

— А как она выглядит?

— Да никак! Еле живая, все еще в шоке. И не спускает глаз с двери — ждет, когда та откроется и в палату войдет ее муж.

— А он?

— А он не приходит. Сын ее навещает, да только ей надо другое — увидеть лицо мужа. Из-за него она все это и устроила.

— Откуда ты знаешь?

— Да все они такие, — с досадой бросила Китти.

Члены семейства Даннов и Фиона сидели вокруг кухонного стола. На ланч были приготовлены макароны с тертым сыром. Миссис Данн, как обычно, уткнулась носом в очередную книгу в бумажной обложке. Меньше всего она походила на мать семейства в собственном доме, скорее на человека, коротающего время в аэропорту в ожидании рейса.

Бриджит, разумеется, делала вид, будто ничего не ест. Она лениво ковыряла вилкой в тарелке и катала хлебные шарики, но когда на нее никто не обращал внимания, проворно обмакивала макароны в соус и совала в рот. Если же кто-то из домашних поднимал на нее взгляд, Бриджит подносила к губам бокал с апельсиновым соком и всем своим видом демонстрировала, что не в силах проглотить ни кусочка. Грания была белее мела, а мистер Данн поднялся на ноги, собравшись, судя по всему, уединиться в своем кабинете.

— Папа, подожди минутку, — сказала Грания. Казалось, ее горло сжимает невидимая удавка. — Я хочу кое-что тебе сказать. Да нет, не только тебе… Всем вам.

Мать грании подняла взгляд от своей книги, Бриджит опустила глаза к полу. Фиона залилась краской и почему-то почувствовала себя виноватой. Только отец грании, казалось, ни о чем не догадывался.

— Да, я внимательно тебя слушаю, — сказал он, с готовностью садясь обратно, будто был рад предстоящему разговору.

— Я понимаю, вам будет очень сложно принять и смириться с тем, что вы сейчас услышите. Поэтому не стану попусту тратить слов. Я люблю одного человека и собираюсь выйти за него замуж.

— Но ведь это замечательно! — сказал ее отец.

— Замуж? — переспросила мать, как если бы ей никогда не приходило в голову, что те, кто любит друг друга, могут пожениться.

Бриджит и Фиона ничего не сказали. Они лишь произвели некие звуки, которые должны были обозначать удивление и радость, хотя выглядело это не слишком убедительно.

Мистер Данн уже хотел спросить, кого же любит его дочь, но она опередила его:

— В общем, так… Вам это не понравится, вы скажете, что он слишком стар для меня, и все такое, но… Это Тони О'Брайен.

Тишина, воцарившаяся после этого, была страшнее, чем все, что могла вообразить себе Грания Данн.

— Это шутка? — спросил после некоторого молчания мистер Данн.

— Нет, папа.

— Тони О'Брайен… Твоя дочь будет женой директора! — язвительно фыркнув, сказала мать грании.

— Он — хороший! — не выдержав напряжения, пискнула Фиона.

— И откуда же тебе это известно? — голосом типичного учителя спросил мистер Данн.

— Да так… Говорят… — дрожащим голосом ответила Фиона.

— Он и впрямь не такой уж плохой, папа, — встряла в разговор Бриджит, считая, что помогает сестре. — В конце-то концов, надо же ей за кого-нибудь выйти замуж!

Лицо Эйдана Данна превратилось в жесткую маску.

— Если ты полагаешь, что Тони О'Брайен женится на тебе, то ты очень ошибаешься!

— Мы хотели сначала проверить наши отношения, а в следующем месяце — пожениться. — Грания прилагала все усилия, чтобы голос у нее не дрожал.

— Послушай, Грания, этот мужчина делает предложение руки и сердца как минимум трем женщинам в месяц. После этого он затаскивает их в бордель, который называет своим домом, и вытворяет с ними все что захочет. Впрочем, тебе это, вероятно, уже известно, ведь ты наверняка бывала там, когда говорила нам, что остаешься ночевать у Фионы!

Щеки Фионы стали свекольного цвета. Их ложь была раскрыта.

— Это не так! Может, когда-то он и был таким, но давно изменился. Наши отношения продолжаются уже довольно долго. Правда, мы с ним не общались после того, как он стал директором школы. Я думала, он обманул нас — и тебя, и меня, — а он доказал мне, что я ошибаюсь. И теперь у нас все хорошо.

— Неужели? О Боже святый!

— Да-да! Он хорошо к тебе относится. Более того, просто восхищен курсами итальянского языка, которые ты создал!

— Я знакома с парнем, который посещает эти курсы, и он от них тоже в восторге, — пропищала Фиона, но по взглядам, которыми ее одарили присутствующие, поняла, что эта реплика не принесла успеха.

— Он очень долго убеждал меня в своей искренности, папа. Я была целиком на твоей стороне и не хотела иметь с ним ничего общего. А потом он все же сумел доказать мне, что мы не враги.

— Не сомневаюсь, что он «убеждал» тебя очень долго. Наверное, дня три, да? Я не ошибаюсь? В свое время он сам хвастался мне, что умеет уговорить женщину максимум за три дня. Ты слышишь меня? Он похвалялся тем, как замечательно у него получается затаскивать в постель молоденьких девушек!

— Сейчас все иначе, папа! Поверь мне! Он изменился!

— Только потому, что он теперь обитает не в учительской, а в отдельном кабинете, в своем персональном тронном зале, и считает себя наместником Всемогущего Господа на земле!

— Но, папа, ведь директорский кабинет был «тронным залом» всегда, даже когда там сидел мистер Уолш!

— Тогда все было по-другому. Мистер Уолш был достоин своей должности.

— А разве Тони ее не заслуживает? С тех пор как он стал директором, школу не узнать! Ее покрасили, школьный двор убрали… Он запустил новые проекты, выбил деньги на цветник, на твои, между прочим, курсы итальянского, организовал родителей, и те добились, чтобы школьные автобусы ходили регулярно!

— А-а-а, я вижу, он здорово тебя подготовил…

— Мама, а ты-то что молчишь? — повернулась Грания к матери.

— А что мне говорить? — передернула плечами Нелл. — Разве мое мнение тебя волнует? Все равно ты поступишь по-своему.

— Я хочу, чтобы вы поняли: это и для него очень непросто. Он уже давно хотел вам обо всем рассказать, поскольку считал непорядочным держать все в секрете, но я не была к этому готова.

— Ну да, конечно… — В голосе отца явно слышалось презрение.

— Честное слово, папа! Он часто говорил мне, что испытывает боль, каждый день встречаясь с тобой и зная, что он носит в себе тайну от тебя.

Date: 2015-11-13; view: 268; Нарушение авторских прав