Торговля и война

В чем состояла причина могольской экспансии?

Здесь есть один нюанс. Следует различать причины успеха каких‑либо действий и причины самих действий. Так, причиной пресловутого разгрома Русских княжеств монголо‑татарами обычно называется их феодальная раздробленность, что, само по себе, не вызывает особых возражений. А вот причину именно агрессии моголов и именно по отношению к древним русичам назвать не так‑то и просто, как это может показаться.

Г.В. Вернадский полагал, что «внезапный взрыв агрессии среди монголов в начале XIII столетия все еще остается психологической загадкой». Побудительной же причиной действий самого Чингис‑кагана он видел то, что «Чингисхан был вдохновлен религиозным чувством, связанным с идеалом универсального государства»[24]. Как известно, по сообщению некоторых источников, среди моголов были распространены идеи равенства. Отсюда можно подумать, что в начале XIII века моголы хотели утвердить в мире то же, что и российские большевики в начале ХХ, т. е. всемирную диктатуру пролетариата. Так, Г.В. Вернадский приводит выписку из Джувейни о могольских нравах: «Существует равенство. Каждый человек работает столько же, сколько другой; нет различия. Никакого внимания не уделяется богатству или значимости»[25].

Л.Н. Гумилев считал, что моголы в начале XIII века пребывали в той ранней стадии этногенеза, в которой в обществе наблюдается большое количество «людей длинной воли», т. е. пассионариев. Любопытно то, что начало этногенеза современного этноса монголов‑халхинцев (халх монголчууд) следует отнести не к концу XII – началу XIII вв., а к концу XV – началу XVI вв., т. е. ко времени правления Даян‑хана (р. 1460 г., правил с 1479 по 1543 г.)[26]. Именно в это время и появилось самоназвание халха. Увы, но древние моголы‑дарлекины и производные от них нируны, к которым принадлежали род и племя Чингис‑кагана, не являются этносами‑предками халхинцев. Китайские источники относили их к северо‑восточным мохэ, византийские и армянские авторы утверждали, что моголы имели тохарское происхождение, а собственный могольский источник «Сокровенное сказание» называет прародительницей моголов Прекрасную Аланку (Алан Гоа).

Большинство советских историков сходится на том, что моголы являлись дикими кровожадными бандитами, которые не мыслили свою жизнь без разбоев и грабежей, и все это оттого, что они были кочевниками, а кочевники без набегов не представляют себе жизни, равно как и некоторые виды бабуинов. Однако известно, что по приходе в южнорусские степи моголы первым же делом занялись строительством городов и покровительством торговле и ремеслам.

Акад. Б.Д. Греков и А.Ю. Якубовский в известнейшем научном труде «Золотая Орда и ее падение» указывают: «В Золотой Орде была очень развита городская жизнь. Думается, что один список ремесленных и торговых городов в Крыму, на Кавказе, в Булгаре, Нижнем Поволжье и Хорезме мог бы произвести сильное впечатление. Подавляющее число городов существовало, конечно, задолго до образования Золотоордынского государства. Такие города, как Кафа (Феодосия), Судак, Керчь в Крыму, Азак (Азов) на Азовском море, Ургенч в Хорезме, Булгар, Биляр при монголах значительно выросли; другие, как Крым (ныне Старый Крым), Сарай‑Бату и Сарай‑Берке в Поволжье, Маджар на Северном Кавказе и др., были выстроены заново»[27].

Следует отметить, что источники содержат немало свидетельств о могольской тяге к городскому строительству. Так, Тэмугэ‑отчигин, младший брат Чингис‑кагана, по словам Рашид ад‑Дина, «отличался [своей] большой любовью к строительству и везде, куда ни приходил, он строил дворцы [сарай] и загородные дворцы [кушк] и [разбивал] сады [баг]. Чингиз‑хан любил его больше других братьев и сажал выше всех старших братьев»[28].

О том, как жили могольские аристократы, читатель может узнать из Приложения 5, помещенного в конце книги. В нем сообщается о результатах работы Амурской экспедиции ИИАЭ народов Дальнего Востока ДВО РАН в Приаргунском районе Читинской области. Экспедиция, руководимая А.Р Артемьевым, проводила исследования древнемонгольского города XIII–XIV вв., основанного племянником Чингис‑кагана, третьим сыном его младшего брата Джочи‑Хасара – ханом Есунгу. Раскопки проводились на территории поместья могольского феодала, который проживал в усадьбе площадью 1000 кв. м. Здания усадьбы отапливались канами, ограждались стенами из сырцового кирпича и глины, крыши покрывались фигурной черепицей. И т. д. Таким образом, могольские аристократы проживали оседло, и более чем очевидно, что и находившиеся при них войсковые подразделения также не кочевали по степям.

Что касается бурного процесса урбанизации в Орде, то о нем можно узнать из монографии В.Л. Егорова «Историческая география Золотой Орды в XIII–XIV вв.». Материал, собранный автором, впечатляет.

Известно, что уже Бату вслед за утверждением своей власти на Нижней Волге принялся за строительство столицы, города Сарая, который впоследствии являлся одним из крупнейших городов того времени. Его население составляло около 75 тыс. человек[29]. Для сравнения, в Париже XIII века проживало 120 тыс. человек. В.Л. Егоров пишет, что «археологические исследования рисуют город (Сарай. – К.П.) чрезвычайно благоустроенным для своего времени населенным пунктом, располагавшим водопроводной и канализационно‑сточной системами». Уровень коммунального хозяйства в ордынских городах был очень высок, в Западной Европе того периода даже и не думали о канализации, выливая помои прямо на улицы. По словам ученого, к примеру, «археологические исследования (Сарая ал‑Джедида. – К.П.) свидетельствуют о благоустройстве города – наличии здесь не только водопровода, но и сложных гидротехнических устройств, регулировавших уровень окружающих водоемов и создававших необходимые запасы воды»[30].

В.Л. Егоров отмечает, что особенно «пышного расцвета градостроительство и архитектура достигли при хане Узбеке и наследовавшем ему Джанибеке. Время их правления характеризуется ростом территории городов и возникновением значительного числа новых населенных пунктов. Самым крупным из них был Сарай ал‑Джедид (Новый), заложенный Узбеком в начале 30‑х годов XIV в. и ставший впоследствии столицей. Появление в этот период больших по размерам городов и более мелких поселков приводит к возникновению в степях обширных оседлых районов, тянувшихся на десятки километров (выделено мной. – К.П.). Побережье Волги почти сплошь застраивается городами, поселками и деревнями. Вдоль левого берега р. Ахтубы (от самого ее истока до Сарая ал‑Джедид и дальше) появляется непрерывная полоса оседлости, состоявшая из мелких городов, поселков и замков аристократии, окруженных возделанными полями».

В.Л. Егоров выделяет следующие стадии градостроительства в Золотой Орде:

1. Период восстановления и использования старых городов, существовавших до прихода моголов, – 40‑е годы XIII в.

2. Начало градостроительства в степях во время правления Бату – первая половина 50‑х годов XIII в.

3. Подъем градостроительства при Берке – с середины 50‑х до середины 60‑х годов XIII в.

4. Период замедленного роста городов – с 70‑х годов XIII в. до начала второго десятилетия XIV в.

5. Расцвет градостроительства при Узбеке и Джанибеке – со второго десятилетия до 60‑х годов XIV в.

6. Затухание и упадок градостроительства – с 60‑х годов XIV в. до 1395 г.

Следует напомнить читателю, что города имеют, прежде всего, торгово‑промышленное значение, т. е. как пункты сосредоточения торговых рынков и ремесел. Н.К. Арзютов в книге «Золотая Орда» характеризует ордынское государство как «державу купцов». По его словам: «Настоящим главой государства было купечество, торговая буржуазия. Купцом же являлся, говоря по существу, сам хан. Вся военная политика сводилась к тому, чтобы удержать в своих руках такие торговые магистрали, как с севера на юг – Волгу и с запада на восток – сухопутный»[31].

Сейчас посмотрим на один характерный штрих, которым сопровождались могольские погромы. Во‑первых, если город, к которому подступали «татаро‑монгольские» завоеватели, выполнял их требование сдаться, то он был избавлен от всяческого насилия и грабежа, если же жители города решались на боевые действия, то последствия порой бывали самыми ужасными. Во‑вторых, даже при следующей за взятием города резне моголы обычно действовали вполне рационально.

Так, о завоевании Бенакета Рашид ад‑Дин пишет следующее: «[Наместник Бенакета] Илгету‑мелик с бывшим у него войском, состоящим из [тюрков]‑канлыйцев, сражался [с монголами] три дня, на четвертый день население города запросило пощады и вышло вон [из города] до появления покорителей. Воинов, ремесленников и [простой] народ [монголы] разместили по отдельности. Воинов кого прикончили мечом, кого расстреляли, а прочих разделили на тысячи, сотни и десятки»[32].

В хашар, т. е. во вспомогательные инженерно‑строительные подразделения, отправили молодежь, очевидно как малоквалифицированную рабочую силу. Тюркских солдат, составлявших гарнизон, перебили, таким образом, распространенная версия о присоединении к армии Чингис‑кагана воинов завоеванных стран является сомнительной и малоубедительной. Особое отношение моголы проявляли к ремесленному народу. После взятия Самарканда «сосчитали оставшихся [в живых]. Из этого числа выделили ремесленников тысячу человек [и] роздали сыновьям, женам [хатун] и эмирам»[33].

Неужели можно поверить, что вслед за каким‑то кочующим могольским ханом передвигались не только его нукеры, стада и гарем, но еще и тысячи ткачей, кузнецов, шорников, плотников, ювелиров, оружейников и пр.? Считаю необходимым повторить элементарную вещь: города как раз и создаются для размещения ремесленников и торговых людей.

Я думаю, что программой‑максимум могольского руководства являлось завоевание контроля над системой трансевразийских торговых путей, иначе – над Великим шелковым путем (ВШП). Следует признать, что моголам удалось достичь своей цели. До моголов это оказалось по силам, пожалуй, только государству, известному в истории как Тюркский каганат, титульным народом которого являлись тукю (туцзюэ), бывшие отраслью хуннов. Правящий дом тукю назывался Ашина и, вполне возможно, имел арийское происхождение.

Вопрос состоит в том, что для завоевания контроля над ВШП, а это в Средние века означало завоевание мирового господства, требовалось не только неуемное желание воевать, каковое в истории проявляли не только моголы, но и значительные материальные средства, а также, что более чем очевидно, широкая поддержка купечества. Как известно, купцам выгодно устранение всяческих излишних таможенных барьеров, связанных с феодальной раздробленностью на всем протяжении караванных дорог, а также обеспечение безопасности торговли под единым военным руководством.

Необходимо отметить, что наибольшую опасность для торговых караванов составляли именно немногочисленные, но мобильные бандформирования кочевников. Так вот, для охраны караванных путей от нападений кочевников Чингис‑каганом как раз и создавались специальные караульные отряды корукчиев. Ситуация здесь сильно напоминает вооруженную борьбу Советской власти с басмачеством в Средней Азии, которая велась в основном силами небольших, постоянно отмобилизованных и хорошо оснащенных карательных отрядов РККА.

Частичного успеха в борьбе за контроль над ВШП смог добиться Тимур в последней трети XIV в. Однако из‑за огромной протяженности караванных дорог и связанных с этим трудностей управления (известно какие в те времена были средства связи) удержать ВШП под единым контролем было чрезвычайно трудно. Обычно наблюдалось нечто вроде его раздела между несколькими крупными государствами. Так, в конечном итоге, разделилась на улусы и Могольская империя, выделив из себя Орду, государство Хулагуидов, империю Юань и улус Чагатаидов.

Включение Северо‑Восточной Руси, т. е. будущей Великороссии, в систему ВШП осуществлялось по Волге. Главным экспортным товаром для суздальцев являлись меха, о чем хорошо было известно тому же Марко Поло, служившему у кагана Хубилая кем‑то вроде чиновника по особым поручениям: «Россия большая страна на севере… Страна эта не торговая, но много у них дорогих мехов высокой ценности; у них есть и соболя, и горностаи, и белки, и эрколины, и множество славных лисиц, лучших в свете…»[34]

Волжский путь являлся главным торговым путем для населения Северо‑Восточной Европы с древнейших времен. Восточные авторы были хорошо знакомы именно с Волжским путем, и, по всей видимости, они были гораздо менее осведомлены о торговом пути по Днепру и живущих по его течению словенских племенах. Именно на этой точке зрения стоит известный историк Г.Ф. Корзухина, которая изложила ее в некоторых своих работах[35]. Д.А. Мачинский, к примеру, утверждал, что все «три группы» руси, о которых писали многие восточные авторы[36], находились именно в Поволжье и ни одна из них не имела отношения к Поднепровью[37].

По словам И.В. Дубова, автора монографии «Великий Волжский путь»: «Новейшие данные подтверждают заключение Б.А. Рыбакова, согласно которому первым важнейшим направлением древнерусской торговли было арабо‑иранское, а… главную роль в нем играла Волжская система»[38]. Торговый путь из Ростова и Суздаля шел по Волге через Волжскую Булгарию, достигал волжского устья, далее по Каспийскому морю славянские (русские) купцы шли на юг, держась западного побережья, к Рею (у южного побережья Каспия), который, по сообщению арабского анонима Х века, являлся «складочным местом всего мира»[39], от Рея некоторые двигались на Багдад.

Существовало одно, сухопутное, ответвление от Волжского пути – в районе Булгара формировались караваны, которые шли по Восточному пути, проходя между Каспием и Аральским морем в Хорезм. По этому пути поступали, как сообщал арабский географ второй половины X в. ал‑Макдиси, меха соболей, горностаев, хорьков, ласок, куниц, лисиц, бобров, зайцев и коз, также свечи, стрелы, кора белого тополя, высокие шапки, рыбий клей, рыбьи зубы, касторовое масло, амбра, выделанные лошадиные кожи, мед, лущеные орехи, соколы, мечи, панцири, березовая кора, рабы, бараны, коровы.

Через рынки Итиля проходили большие партии рабов в Иран и Среднюю Азию: славян, булгар, буртасов, печенегов и других пленников из оседлых и кочевых народов Восточной Европы. По словам араба Ибн‑Руста (X в.) и перса Гардизи (XI в.), живущие в Поволжье народы охотились друг на друга, захватывали людей в рабство и продавали на рынках Итиля, где главными покупателями являлись восточные торговцы.

Я полагаю, что для торговцев Владимиро‑Суздальского княжества огромное значение имело наличие в Нижнем Поволжье какой‑либо централизованной власти, которая бы предотвращала нападения кочевников на торговые нижневолжские города и обеспечивала безопасность торговли по Волге. Очевидно, что русских купцов мало интересовала этническая или религиозная принадлежность нижневолжских правителей. Основной статьей дохода русской торговли, а соответственно и русских князей, в XIII веке и вплоть до XVII являлась продажа пушнины на Восток. В обмен суздальский, а затем и московский истеблишмент получал с Востока (т. е. из Ирана, Индии и даже Китая) предметы роскоши, ткани, посуду, оружие и т. д. Не следует быть особо догадливым, чтобы понять, как сильно вредила купеческим и княжеским доходам любая анархия в южнорусских степях, а она, эта анархия, до прихода в Половецкую степь моголов, определенно процветала.

Великий Волжский торговый путь начинался в Новгороде, и контроль над последним являлся одной из важнейших задач владимиро‑суздальских князей. Как пишет известный английский историк Дж. Феннел: «Новгород был вторым по величине городом на Руси после Киева. Через него проходили торговые пути, ведущие с севера, от Балтики (по Неве, Ладожскому озеру и Волхову), на юг, к Черному морю (по Ловати и волоком до Днепра), и пути с востока на запад, соединявшие Новгород с Волгой (по Полу и озеру Селигер, а также по Мете и волоком до реки Тверды). Расположенный на пересечении торговых путей, Новгород был крупнейшим центром торговли с югом, востоком и западом, но особенно с западом» («Кризис средневековой Руси 1200–1304»).

Новгород был богат и обладал очень развитой системой укреплений. По словам А. Андреева, оборона северных новгородских земель состояла из крепостей Ладоги, Орехова, Копорья, Корелы и Тиверска. Западная система обороны состояла из крепостей Гдова, Кобылы, Изборска, Острова, Вышегорода, Красного, Опочки. Порхов и Великие Луки прикрывали Псков с юга. «При военных походах эти города нельзя было обойти, они прикрывали дальние подступы к Новгороду и первыми встречали войска неприятеля. Там и начинались военные действия, что позволяло Новгороду подготовиться к войне и собрать войска»[40].

Сам Новгород имел мощные крепостные стены, вал и ров, а также каменный детинец. После того, как в 1066 году город оказался взят Всеславом Полоцким, и до 1478 года, когда он сдался войскам московского великого князя Ивана III, Новгород ни разу не был захвачен врагом. Единственная осада 1169 года, когда к Новгороду подошло объединенное войско полоцких, муромских, смоленских и рязанских князей с сыном Андрея Боголюбского Мстиславом во главе, окончилась неудачно.

Одолеть Новгород вооруженной силой было очень непросто. Однако у него имелось одно уязвимое место.

В летописных сообщениях, посвященных интригам вокруг Новгорода, довольно часто упоминается Торжок, и здесь следует упомянуть о его значении в политических распрях того периода. Не имея в достатке собственного хлеба, Новгород зависел от его внешних поставок, которые легко было прекратить, заняв Торжок. Что, в частности, и делал, к примеру, Ярослав Всеволодович в случае конфликта, как о том повествуют летописи: «Ярослав князь засяде Торжок, а гости боле 2000 исковав посади. Того же лета в Новегороде глад бысть». (То есть, Ярослав захватил в Торжке более 2000 купцов, из‑за чего в Новгород прервались поставки хлеба и там начался голод.)

Особое значение в снабжении Новгорода хлебом занимало Переяславское (Залесское) княжество, которое занимало территорию вокруг Плещеева озера. Датой его образования считается 1175 год. Первым князем Переяславля‑Залесского был Всеволод Большое Гнездо. В системе земельных отношений владимирских князей оно обычно оставалось за старшим в роде.

По словам историка М. Смирнова, отличительной чертой географического положения Залесского княжества было владение берегами Верхней и части Средней Волги, магистральной торговой дорогой, особенно важной для Новгорода в его торговле с болгарами. «Пока на юге было сравнительно спокойно, Новгород Великий, бедный своим хлебом, мог получать из Киева и Смоленска нужное ему продовольствие. Ополье кормило и поило свое население. Но когда Киевская Русь, снабжавшая Новгород излишками своего «жита», пришла в упадок от внутренних усобиц и половецких набегов, опольский хлеб стал предметом вывоза и получил не только экономическое, но и политическое значение. Таким образом, в руках залесского князя был и опольский, и болгарский хлеб»[41].

Итак. Владение Киевом, Смоленском и Залесским княжеством позволяло держать под контролем поставки хлеба в Новгород и тем самым контролировать один из крупнейших торговых центров Средневековья. Для полного контроля волжского пути и вообще транзитной торговли Северная Европа – Восток следовало подчинить единому политическому руководству также Волжскую Булгарию и низовья Волги.

Посмотрим на действия князя Ярослава Всеволодовича, отца А. Невского, в 1236 году, т. е. прямо и непосредственно перед началом «Батыева погрома». В.Н. Татищев сообщает, что в 1236 году «Ярослав Всеволодович, собрав новогородцов и взяв помочь от сыновцов Констянтиновичев, со всеми своими переславскими войски пошел на Михаила (Черниговского. – К.П.). К Киеву идучи, область черниговскую, где не было кому оборонять, разорял и тяжкие окупы с городов взяв, пришел к Киеву. Сам сел на Киеве, а в Новграде поставил сына Александра и, одаря, новогородцев отпустил. Но не долго держав, учинил со Изяславом договор, что ему за Владимира окуп заплатить и Смоленск ему отдать, сам возвратился»[42].

Т.е. князь Ярослав, будучи владельцем Залесского княжества с центром в Переяславле‑Залесском, в 1236 году пытается установить еще и контроль над Киевом, Смоленском, а в самом Новгороде сажает на стол сына Александра.

Следующей за Новгородской республикой государственной организацией на Волжском пути являлось Владимиро‑Суздальское княжество. Его значение как в XIII веке, так и впоследствии переоценить трудно. Дж. Феннел указывает: «Достаточно беглого взгляда на карту, чтобы понять, насколько способствовало развитию Суздальской земли положение водных путей. Большинство основных рек текло с запада на восток, а три из них, Клязьма, Москва и Ока, сливались с Волгой в начале ее великого поворота на юг к Каспийскому морю, что обеспечивало купцам удобные речные пути на рынки Востока. В то же время притоки Оки, Москва и Угра, вели на юго‑запад, к Смоленску, и оттуда к Балтийскому и Черному морям, а Новгород, крупный западный торговый центр, был соединен с Тверью реками Мста и Тверица. Кроме того, притоки, равномерно разделяющие территорию между верхним течением Волги и Клязьмой, служили водными путями между большинством основных городов в междуречье, а также давали им выход к главным рекам» («Кризис средневековой Руси 1200–1304»).

Ко времени «Батыева погрома» Владимиро‑Суздальским княжеством правил Юрий Всеволодович, старший брат Ярослава. Результатом погрома явилось то, что и сам Юрий, и все его сыновья и возможные наследники, кроме его брата Ярослава и сыновей Ярослава, оказались убиты татарами.

Ниже Владимиро‑Суздальского княжества по Волге располагалась Волжская Булгария, которая являлась его торговым соперником и одним из сильнейших государств региона. А.П. Смирнов в книге «Волжские Булгары» отмечает, что именно владимиро‑суздальские князья подорвали могущество Волжской Булгарии, стремясь включить народы Поволжья в свою феодальную систему[43]. Военное давление суздальцев на булгар началось в 1‑й половине XII века. К примеру, Пискаревский летописец[44]сообщает о походах суздальских князей.

«В лето 6628 (1120) Георгий Долгорук[ий]… ходи на Болгары по Волзе и полона много взя, и полки же победи.

В лето 6672 (1164). Того же лета ходи князь Андрей Юрьевич на Болгары сь сыно[м] своим Изяславом и з братом своим Ярославом и с муромским князем Юрьем и з собою ношаху икону святыя Богородица чюдотворную. Се же новое чюдо сотвори богь и святая богородица: землю их взяша и славны град их Бряхимов и иных три грады, а самих иссекоша и полон мног вземше, и отъидоша с победою.

В лето 6692 (1184) ходи великий князь Всеволод со всеми князьми рязанскими и с муромскими, и Володимером на Болгары и победи их. И тогда под городом убиша Изяслава князя Глебовича, братанича Всеволода.

В лето 6726 (1218) посла великий князь Юрьи брата своего Святослава и вси князи полки своя на Болгары. Они же поимаша грады их многи и полон, возвратишася».

Следует отметить, что булгары в долгу не оставались и периодически посещали Русские земли, не всегда удачно, но иногда небезрезультатно. Так, Пискаревский летописец сообщает под 1218 годом: «Того же лета взяша болгаре Устюг».

В 1236 году погром Волжской Булгарии устраивают уже не суздальцы, а Батый, о чем тот же Пискаревский летописец свидетельствует: «В лето 6744 (1236) пришедши безбожнии татарове, поплениша землю Болгарскую и град их Велий взяша, иссекоша мужи и жены, а прочих въ полон взяша».

Чем же занимается в 1236 г. будущий великий князь Ярослав Всеволодович? Со слов В.Н. Татищева, он идет войной на черниговского князя Михаила Всеволодовича[45], разоряет Черниговское княжество, занимает киевский стол, но затем почему‑то возвращается в Новгород.

Нет особых оснований называть действия Ярослава и Батыя в 1236 году согласованными, тем более что в 1237–1238 гг. происходят известные события, т. е. «Батыев погром». Но… есть одно «но». Дело в том, что действия Ярослава и Батыя после погрома 1237–1238 гг. вполне можно назвать согласованными. Судите сами, читатель.

Лаврентьевская летопись[46]от 1239 года сообщает: «Того лета Ярославъ иде к Каменьцю градъ взя Каменець а княгиню Михаилову со множествомъ полона приведе в своя си… Того лета взяша Татарове Черниговъ князи ихъ выехаша въ Оугры а градъ пожегшее и люди избиша и монастыре пограбиша а епископа Перфурыя пустиша в Глуховъ а сами идоша в станы своя. Того лета иде Ярославъ к Смолиньску на Литву и Литву победи и князя ихъ ялъ а Смольняны оурядивъ князя Всеволода посади на столе а самъ со множествомъ полона с великою честью отиде в своя си».

Каменец, взятый Ярославом, это черниговский город, а «княгиня Михайлова» это жена князя Михаила Всеволодовича Черниговского. Чернигов, взятый Батыем, это столица Черниговского княжества. Т. е. Ярослав Всеволодович и Батый выступают совместно против князя Михаила Всеволодовича Черниговского. Последний бежит в Киев, вернее в Венгрию, к своему другу Беле IV, но не добегает и остается в Киеве.

Но где же зимой 1237–1238 гг. обретается Ярослав Всеволодович, пока Батый разъезжает со своими нукерами по Владимиро‑Суздальскому княжеству в поисках его брата, великого князя Юрия Всеволодовича? Это сложный вопрос.

Известно, что Владимир пал 8 февраля 1238 года. В Тверской[47]и др. летописях сказано, что Ярослав, придя во Владимир, приказал очистить церкви от мертвых, т. е. он находился где‑то неподалеку, так что оставшиеся в живых еще не успели прибрать тела погибших. Но где неподалеку? Для того чтобы ответить на этот вопрос, следует ответить на другой вопрос, почему русские князья лично выходили в 1237–1238 гг. за стены крепостей вести переговоры с татарами, тогда как они вполне могли послать на это дело и уполномоченных бояр?

Ипатьевская летопись[48]под 1237 годом сообщает: «Бысть первое приходъ ихъ на землю Рязаньскую и взяша град Рязань копьемъ, изведше на льсти князя Юрья, и ведоша Прыньску, бе бо в то время княгини его Прыньскы. Изведоша княгиню его на льсти, убиша князя Юрья и княгини его, и всю землю избиша» («…взяли они город Рязань приступом, обманом выманив князя Юрия, и привели его к Пронску, потому что в то время была его княгиня в Пронске; обманом выманили его княгиню…»).

В принципе, это неплохой тактический ход – «обманом выманить князя», тем самым лишив гарнизон руководителя, а затем взять город приступом. Но возникает вопрос, неужели князь не видел, кто стоит перед городом? Между тем, если он лично пошел на встречу, следовательно, в составе Батыева воинства находились хорошо знакомые ему люди, причем высокого положения, предложившие ему гарантии неприкосновенности. Или те люди, которых он до этого момента мог числить за союзников и друзей. Представьте себе, что русский князь видит за стенами явных иноплеменных головорезов, которые без толмача и общаться не могут и зовут его к себе в гости. Естественным будет ожидать, что он и носа не высунет за стены.

Но где же находился Ярослав Всеволодович, ужели в Новгороде?

В.В. Каргалов с удивлением отмечает: «В кровавых событиях зимнего похода Батыя на Северо‑Восточную Русь князь Ярослав Новгородский никакого участия не принимал, хотя старший брат, великий князь Юрий Всеволодович, возлагал на него немалые надежды. Возможно, именно надежды на помощь новгородских полков князя Ярослава побудили Юрия оставить в начале февраля 1238 года свою столицу и отправиться с дружиной на север, на реку Сить, – собирать новое войско для отпора захватчикам. Сюда, в воинский лагерь на Сити, должны были подойти войска из северных заволжских городов и Новгорода. В первую очередь из Новгорода! Об этом прямо пишет летописец: «Ждучи к собе брата своего Ярослава с полки…». И добавляет печально: «И жда брата своего Ярослава, и не бе его…» («На крутом переломе русской истории»).

Вот именно, «и не бе его…».

Любопытно, что сразу после убийства Юрия Всеволодовича татары, а они во всей этой ситуации действовали так, как будто родились во Владимиро‑Суздальском княжестве минимум лет двадцать назад, сразу же отправились к Торжку, захватили его и пошли на Новгород. И вот здесь начинается самое интересное.

Дж. Феннел не без доли удивления пишет: «До Новгорода было примерно 300 километров, т. е. 15–20 дневных переходов, а в начале марта еще не могла начаться такая распутица, которая бы сделала дороги непроходимыми для татарской конницы. Татарское войско продолжало двигаться на запад, но, дойдя до определенного места, «Игнача креста… за 100 верст (108 километров) до Новагорода», повернуло на юг. Новгород был пощажен» («Кризис средневековой Руси 1200–1304»).

Вся прелесть ситуации состоит в том, что если уж и стоило что‑то завоевать в походе 1237–1238 гг., так это Новгород. В конце концов, распутицу можно было переждать и в Торжке, а к ее окончанию опухшие от голода новгородцы сами бы пришли просить Батыя на княжение. Но не пошли татары брать Новгород, дошли до «Игнач‑креста» и, то ли устыдились своего злодейского замысла, то ли грязь стала на копыта налипать в большом количестве, – развернулись и ушли.

Представьте себе, читатель, ситуацию. Татары, по совершенно невразумительным причинам, отказались не то чтобы от завоевания, а вообще от каких‑либо поползновений против одного из крупнейших торговых центров Европы, за контроль над которым ломали копья суздальцы, литва и немецкие рыцари!

При своем отходе батыевцы наткнулись на черниговский (отмечаю, черниговский, а не суздальский!) городок Козельск. И вот здесь‑то случилось, что называется, непредвиденное. Поскольку Козельск был городком черниговским, а черниговский князь Михаил Всеволодович находился, как мы знаем, в неприятельских отношениях с Ярославом Всеволодовичем и его лучшим другом Батыем, то козельцы, без лишних слов, решили защищаться.

Татары провозились с Козельском семь недель (!), так во всяком случае утверждают русские летописи. Если бы они действительно завоевывали Владимиро‑Суздальское княжество, то они бы, просто‑напросто, все и полегли в здешних дремучих лесах.

Сейчас спустимся по Волге ниже Волжской Булгарии. Таким образом мы попадем на земли, заселенные в XIII веке финно‑уграми, в частности мордвой. Дж. Феннел считает, что «единственным противником суздальцев была мордва, населявшая территорию между Волгой и низовьями Оки к востоку от Мурома и Рязани» («Кризис средневековой Руси 1200–1304»). Особенно участились военные столкновения с мордвой в 1‑й половине XIII века. Лаврентьевская летопись сообщает о походах суздальцев в 1226, 1228 и 1232 гг.[49].

Сложно сказать, являлась ли мордва единственным противником суздальцев, но в 1239 году Батый и здесь прошелся со своим воинством[50].

Следует ясно представлять себе, что ни Владимиро‑Суздальское княжество (будущая Московия), ни Волжская Булгария, ни мордва и половцы ни в коем случае не являлись какими‑то жертвами, коих аки агнцев заклали беззаконные татары. Все они жестко и жестоко боролись за власть и влияние в регионе, и, в конечном итоге, одолела всех Московия, данное обстоятельство следует понимать со всей возможной ясностью.

Возвращаясь же к ордынскому выходу, который выплачивали русские князья Орде, следует также помнить одно основополагающее обстоятельство. Н.М. Карамзин справедливо указывал: «Дань Ханская отчасти возвращалась к нам из Орды торговлею» («История государства Российского»).

Насколько отчасти, мы не знаем и гадать здесь не станем. Историки, которые занимались русско‑ордынскими отношениями, утверждают в один голос, что русская торговля при Орде процветала. Б.Д. Греков и А.Ю. Якубовский, в книге «Золотая Орда и ее падение», однозначно утверждают: «В руках русских, а не ордынских купцов была волжская торговля и торговое судоходство», к этому мнению присоединяется Г.В. Вернадский в книге «Монголы и Русь». Тот же Р. Пайпс пишет вполне определенно: «Благодаря созданию этой политической общности (Русь‑Орда. – К.П.) появились широкие возможности для торговой деятельности» («Россия при старом режиме»).

Date: 2015-11-13; view: 339; Нарушение авторских прав