Хорошо, что я влюблена

Январь

У нас с Кайлом сложились спокойные, но трепетные отношения. В самом главном между нами ничто не изменилось. Как всегда, мы держались за руки в школе и целовались в коридорах, в его машине и на диване перед телевизором. Родители действительно провели с каждым из нас унизительный до обморока «разговор» о предохранении, не дав объяснить, что мы не продвинулись дальше поцелуев и о сексе еще толком не задумывались.

По крайней мере я. Кайл вроде бы понял намек, и я только рада была оставить все как есть. Мне нравилось целоваться. Мне нравилось обмениваться ласками на диване. Возможно, я не хотела принудительно переводить наши отношения из дружбы в любовь, не желая менять то, что приносило мне одну только радость.

На самом деле в глубине души я боялась. Может, отчасти я накрутила себя виденными ранее шоу и фильмами, где показывали секс. Я опасалась, что реальность не будет соответствовать ожиданиям, хотя понимала, что телевидение и фильмы нельзя считать отражением реальной жизни. Даже экранные поцелуи не похожи на настоящие, хотя разницу я не могла объяснить даже себе.

Я не могла рассказать об этом Кайлу. Я сомневалась, что он поймет, зато была уверена, что мои слова прозвучат глупо. Это казалось нелепым даже мне самой, но избавиться от страха не могла. Теоретически я знала, что первый раз для девушки вовсе не так уж приятен и даже болезнен. У многих девчонок в школе уже имелся сексуальный опыт, и подробности я узнавала от них. Взять хоть Бекку: поездка в ресторан с Джейсоном возымела именно тот эффект, на который я надеялась. С тех пор у них все шло прекрасно, они начали встречаться, и однажды вечером Бекка пришла ко мне раскрасневшаяся, взволнованная, сияющая и сдерживающая слезы.

Я усадила ее на свою кровать и прибавила громкость в телевизоре, чтобы «Дочки‑матери» заглушали наш разговор. Я ждала, играя с завязками пижамных штанов, зная, что Бекка все объяснит, как только подберет слова. Бекка никогда не начинала говорить, не продумав наперед все, что скажет. В детстве она лечилась от заикания и в результате речевой терапии привыкла проговаривать про себя каждое слово и предложение. Порой создавалось впечатление, будто Бекка читает заготовленный текст, и эту ее особенность не все понимали.

Но я ее понимала, потому что дружила с Беккой, еще когда она ходила к логопеду. Я научилась терпеливо слушать, угадывать слова, которые она хочет произнести, и не торопить ее. Даже после речевой терапии Бекку торопить было нельзя. Она скажет, что хочет, когда будет готова, и не раньше.

– Я п‑переспала с Джейсоном, – сообщила она. В минуты крайнего волнения Бекка все еще заикалась.

Я резко вскинула голову. Волосы упали мне на лицо и закрыли расширившиеся от волнения глаза. На лице Бекки играла полуулыбка, тугие черные кудри скрывали половину лица. Она покраснела, хотя через ее смуглую плотную кожу полуитальянки‑полуливанки румянец пробивается с трудом.

– Что?! Что ты сделала? Серьезно? Когда? Где? Как это произошло?

Бекка намотала на палец упругий локон и потянула, что служило у нее признаком крайнего волнения.

– В точности как описывают, Нелл. Все было замечательно, неловко, неистово и поначалу немного больно. Примерно как щипок, ничего особенного, а после этого просто потрясающе. Джейсон был осторожен и очень нежен. У него это тоже было впервые. Правда, долго это не продлилось. Не как у Эрика со Сьюки, это точно. Но было хорошо.

– А кровь у тебя была? – спросила я.

Бекка кивнула:

– Чуть‑чуть. Мы сказали родителям, что едем в «Грейт‑лейкс кроссинг» за покупками, а сами пошли в гостиницу. Это не было спонтанным излиянием чувств. – Бекка озорно улыбнулась. – Второй раз было лучше и не так неловко.

Я нахмурилась:

– А что там неловкого?

– Помнишь, как ты в первый раз целовалась? По‑настоящему, с ласками? Помнишь, как совершенно естественно все получилось, будто ты с рождения умела целоваться, но все равно тебя не покидало ощущение, что вам еще учиться и учиться? Ну, куда девать руки, и все такое? Так вот, здесь то же самое. – Она посмотрела в окно, за которым на зимнем ветру раскачивались ветви дуба, и я видела, что мыслями подруга в номере отеля, с Джейсоном.

Я молча сидела, наблюдая, как на экране Дженелл спорит с матерью.

– Ты чувствуешь себя другой? – наконец спросила я.

Бекка кивнула:

– Да. Совсем. Это трудно объяснить, но все теперь видится иначе. Физически я ничего особенного не чувствую – немного болит, и все, а вот душевно я стала старше. Мудрее. Хотя на самом деле, наверное, не так… Не знаю, сложно объяснить. Может, я наконец поняла, в чем состоит великая тайна.

– Ты внутренне уже была готова?

Бекка ответила не сразу.

– Наверное. Не знаю. Понимаешь, я этого хотела, честно. Мы говорили об этом несколько недель, планировали, когда и где. Сперва устроили романтический ужин… Но я боялась. И Джейсон тоже, правда, меньше моего.

В ее глазах читалась нерешительность.

– Бекка, он тебя заставил?

Она отвела взгляд, но тут же снова поглядела на меня.

– Немножко. Если бы это зависело от меня, я бы подождала еще немного.

Я не знала, что сказать.

– Но вы были осторожны?

Бекка энергично кивнула:

– Мария, моя двоюродная сестра, ей двадцать три года, сводила меня в клинику подобрать противозачаточные таблетки. И мы воспользовались… э‑э‑э… Ну, ты поняла. Контрацептивом.

– А твоя сестра может… меня тоже сводить?

Бекка посмотрела на меня.

– Я ее спрошу. Только ты подожди, пока не почувствуешь, что готова.

Она пару раз глубоко вздохнула, опустив плечи. Я крепко обняла ее.

– С тобой все нормально?

Бекка пожала плечами, покачала головой, но ответила:

– Да, наверное. Я сейчас сама не своя от волнения. Самой не верится, – отодвинувшись, она посмотрела на меня. – Я больше не девственница, Нелл. Я женщина.

Она засмеялась, но в смехе слышались слезы.

– Ты не была готова, да? – прошептала я.

Она бросилась в мои объятия.

– Н‑нет. Но я люблю его, Нелл. – Она протяжно, прерывисто вздохнула, села прямо и вытерла лицо. – Люблю и не хотела разочаровывать. Мы не могли больше уклоняться от неизбежного, как делали столько времени.

– Что ты имеешь в виду?

– О, да ладно, Нелл. Ты знаешь, о чем я. Вы ласкаете друг друга, ласки становятся все более настойчивыми, ты понимаешь, к чему дело клонится, и приходится постоянно останавливать себя, прежде чем это случайно произойдет. Я правда хотела. Не думай, что Джейсон меня грубо принудил. Это не так. Я хотела, просто… не знаю, как объяснить.

– Кажется, я понимаю, – сказала я. – В наших с Кайлом ласках тоже наступает момент, когда мы вынуждены все прекращать, чтобы не зайти слишком далеко.

Бекка взяла меня за руку.

– Ну, так поступите так же, как мы. Поговори с ним об этом. Рано или поздно это все равно случится, значит, лучше договориться, чтобы все произошло на ваших условиях. Управляйте процессом, понимаешь?

Я кивнула, пытаясь справиться с нахлынувшими мыслями, переполнившими мою бедную голову. Бекка осталась у меня еще ненадолго, досмотрела «Дочки‑матери» – сериал вдруг приобрел для нас новый смысл, и ушла домой.

После ухода подруги я долго не могла заснуть. Все, о чем я думала, – как трудно было оторваться от Кайла этим вечером. Я тонула в нем, забываясь в его поцелуях. Насколько легче было бы продолжать и позволить страсти захлестнуть нас!

Но я не хотела, чтобы у меня оставались сомнения. Я не хотела бежать потом к Бекке и рыдать, оттого что не была на сто процентов готова к сексу с Кайлом.

Однако где‑то в глубине души меня мучил вопрос, а буду ли я хоть когда‑нибудь полностью готова и вообще уместно ли говорить о стопроцентной готовности, когда речь идет о первом сексуальном опыте.

Две недели спустя, в пятницу вечером, я сидела на пассажирском сиденье Кайловой «Камаро». Мы ехали домой под густейшим снегопадом. По радио передавали нашу любимую песню, нашу песню – «Счастливчика» Джейсона Мраза, и я подпевала. Кайл сосредоточенно хмурился – фары дальнего света едва позволяли видеть дорогу сквозь сплошную снежную пелену. С черепашьей скоростью мы ползли по раскисшей дороге, которую он знал как свои пять пальцев.

– Снег, блин, валит как сумасшедший, – сказал Кайл. – В трех шагах ничего не видно, задние покрышки вообще не держат.

– Может, остановимся и переждем? – предложила я.

– Да ну, зачем. Уже почти приехали. Просто не будем торопиться.

Я округлила глаза – нечего было и спрашивать. Я знала, что он не захочет останавливаться. На повороте задние колеса занесло. Кайл чертыхнулся. Вглядевшись в снежную круговерть, я поняла, чего он испугался: посреди дороги стояла, раскорячившись, здоровенная оленуха. В свете фар ее глаза отливали зеленоватой синевой и серебром. Неподвижно застывшая, она увеличивалась в размерах с каждой секундой. Кайл, бормоча ругательства, переключил передачу, пытаясь заставить машину слушаться руля, но «Камаро» потеряла управление.

– Уйди с дороги, зараза ушастая! – заорал Кайл, пока нас несло на оленуху.

Он специально учился вождению в гололед, поэтому надавил на тормоз, дождался, пока машина пошла юзом, и тронул газ. «Камаро» в третий раз совершила полный оборот, уже завязая в грязной каше из гравия и снега, и передом мы сбили животное. Машина содрогнулась от удара. Я закричала и вцепилась руками в приборную панель, но не успела отвернуться, когда ее отбросило назад. Подергав ногами, оленуха повалилась на бок. Кайлу, наконец, удалось остановить машину. Фары освещали лежащее без движения посреди дороги животное и сплошную стену снега. Мы тяжело дышали. Кайл вцепился в руль так, что побелели костяшки пальцев.

Я судорожно вздохнула. Кайл поймал мой взгляд, и мы захохотали, почти истерически. Я перегнулась через рычаг переключения передач и обняла Кайла за шею, дрожа от прилива адреналина. Ремень безопасности врезался в грудь, я его отстегнула и прижалась к Кайлу. Он поставил машину на паркинг и притянул меня к себе. Я неловко перелезла через консоль и уселась ему на колени верхом, не разжимая объятий. Он нежно приподнял мое лицо и поцеловал долгим, горячим поцелуем.

Я забыла обо всем на свете, растворившись в этом поцелуе. От адреналина кровь кипела в жилах раскаленным металлом. Я запустила пальцы в шевелюру Кайла, затем впилась ему в плечи. Я ухватилась за его рубашку, и ладонь скользнула под хлопковую ткань, замерев на гладкой коже. От жара его тела у меня перехватило дыхание. Меня будто электрическим разрядом поразило от этого прикосновения.

И тогда он коснулся меня. Боже мой… Его пальцы проникли под куртку, под блузку и принялись гладить разгоряченную спину. Выгибаясь от его ласк, я почувствовала, как его язык проник в мой рот и коснулся моего, и у меня закружилась голова. Я забылась, тонула в чудесных ощущениях. Руки сами потянулись к рельефному прессу и крепким мышцам груди. Кайл повторил мое движение – его пальцы скользнули по моему телу и принялись кружить по животу. Поцелуй прервался, хотя губ мы не отрывали, смотрели друг на друга во все глаза, и нас наполняло жгучее нетерпение. Я затаила дыхание, когда он прикусил мою губу, повел ладонями вверх и глубоко вздохнул, когда коснулся моего кружевного лифчика.

Соски от прикосновения напряглись. Я не отстранилась, молчаливо разрешая трогать меня и дальше. Руль уперся в спину, когда я сдвинулась назад, перенеся основной вес на колени Кайла. Он колебался, держа руки у меня на груди. Я видела, как он жаждет этого. Ему хотелось трогать мою обнаженную кожу, а мне захотелось ему это разрешить. Мне нравились его ласки, нравился жгучий восторг от ощущения его рук на моем теле.

Я запустила руку под блузку и сбросила лямки лифчика с одного плеча, потом с другого. Кайл осторожно взялся за края чашечек и потянул бюстгальтер вниз, высвободив грудь. Блузка все еще болталась на мне, куртка была распахнута. Обогреватель по‑прежнему работал на полную, согревая нас и без того разгоряченных. Я на ощупь выключила его и снова посмотрела на Кайла. Он напряженно глядел на меня из‑под полуопущенных век. Желание боролось в нем с рассудком.

Во мне шла такая же борьба. Я хотела этого с Кайлом. Здесь и сейчас. Я хотела его, остальное потеряло значение. Внутренний голос настойчиво напоминал о разговоре с Беккой пару недель назад – я отмахнулась от непрошеного воспоминания. Руки Кайла блуждали по моему телу и возвращались к грудям. Он высвободил их из чашечек и нежно ласкал.

Я выпуталась из куртки и, не давая себе времени передумать, стянула блузку. Кайл судорожно вздохнул, на губах заиграла возбужденная улыбка.

– Боже, как ты хороша, – выдохнул он, разглядывая мою светлую кожу, более темные ареолы и розовые пуговички сосков.

Я прикусила губу, когда он накрыл мою грудь ладонью и начал кружить большим пальцем вокруг соска, заставив меня зажмуриться в приливе наслаждения, и вдруг почувствовала себя совершенно беззащитной. Стыд боролся во мне с желанием. Я хотела этого. Мне это нравилось. Это же нормально? Кайл мой бойфренд и лучший друг, я его люблю.

Последняя мысль вызвала шок. У меня вырвался беззвучный вздох. Я люблю Кайла? А люблю ли я его? Сердце замирало и сладко болело всякий раз, как он оказывался рядом, я боялась расстаться с ним. Это же любовь, верно? Я хотела быть с ним все время, каждую секунду…

– Хотел бы я сейчас увидеть тебя всю, – сказал Кайл, лаская мою грудь.

Сотрясаясь от желания, я тоже хотела, чтобы он увидел меня всю. Но здесь, сейчас? Вот так? Я открыла рот, собираясь заговорить, когда Кайл меня опередил.

– Но, конечно, не здесь, – скрипнул он зубами, зажмурившись. – Не буду лгать, Нелл, я тебя хочу.

Он убрал руки. Я едва не заплакала, лишившись его прикосновения к моей коже. Я подтянула лифчик и уложила груди в чашечки, но не стала надевать блузку. Взгляд Кайла был ясным и настойчивым.

– Я тоже тебя хочу, – сказала я.

– Но давай все сделаем правильно. Обставим по‑особенному, – проговорил он, борясь с собой.

При этих словах у меня сжалось сердце. Я нагнулась и поцеловала Кайла, нежно коснувшись его лица руками.

– Вот почему я тебя и люблю, – вырвалось у меня шепотом.

Он замер. Расширенные глаза впились в меня.

– Что?

Я прикусила губу, испугавшись, что поспешила с признанием.

– Я… – закрыв глаза, я подыскивала правильные слова, но в конце концов решилась: – Я сказала, вот почему я тебя люблю. Это правда, Кайл, я люблю тебя.

Его руки скользнули по моей талии и принялись поглаживать вверх и вниз спину, прежде чем опуститься на бедра знакомым, чувственным, изумительным движением. Вот бы они там и оставались, желательно навсегда! Ощущение его ладоней на бедрах у самого пояса джинсов было таким прекрасным…

– Я пока промолчу, – буркнул он и нахмурился. – Не хочу, чтобы ты решила – я признался, потому что ты сказала. Но я тебя люблю.

У меня в голове будто сверкнула молния.

– Любишь?

Он кивнул, водя большими пальцами у меня по бедрам.

– Да.

Я улыбнулась и нагнулась к нему для нового поцелуя.

– Хорошо. Ты и должен меня любить.

Кайл рассмеялся мне в губы.

– О, еще как люблю. – Он провел ладонями по моим бокам, и я выгнула спину, чтобы ему было легче добраться до грудей. – Особенно их. Я их очень люблю.

Тут уже я засмеялась.

– Да ладно? Особенно их? А может, только их? Ты меня за сиськи любишь?

– Хм. – Он притворился, что обдумывает мои слова. Ладони снова скользнули по бокам, и я почувствовала знакомую хватку на ягодицах. – И это. Это я тоже люблю.

Я запустила руки ему под рубашку и ущипнула за соски. У Кайла вырвался смешной писк.

– А ну, еще раз попробуй, сладострастник!

Он засмеялся и обнял меня, прошептав в волосы:

– Я дразнюсь, Нелл. Я люблю тебя всю, такую как есть.

Я подняла лицо и поцеловала его в подбородок.

– Знаю. Я тоже дразнюсь.

Кондиционер был выключен, в машину понемногу проникал холод. Кожа у меня покрылась мурашками. Кайл это почувствовал и подал мне блузку, одновременно включив отопление. Я слезла с его коленей и оделась.

– Интересно, оленя мы насмерть ухайдакали? – сказал он.

Я вгляделась в силуэт оленухи, еле различимый за засыпанным снегом капотом.

– Лежит неподвижно, – сообщила я, застегивая молнию на куртке. – Проверим?

– Я сам посмотрю, – сказал Кайл. – Сиди в машине.

– Еще чего! – возмутилась я. – Я тоже хочу!

Он покачал головой, подавив смешок. Мы выбрались из машины – ноги сразу утонули в пушистом снегу. Снежные хлопья таяли на носу, опускались на волосы, осыпая холодной белой пудрой. Скрестив руки на груди, я прижалась к Кайлу. Не доходя нескольких шагов до оленя, он остановился и положил мне руку на плечо, удерживая на месте, после чего сам снова двинулся вперед. Возникло напряженное молчание. Позади тихо работал мотор в машине, и свет фар заливал нас ярким светом, пронизывавшим темноту зимнего вечера.

Я смотрела, как Кайл с опаской приблизился к животному и осторожно коснулся его бока краем ботинка. Реакции не последовало. Я с облегчением выдохнула. Кайл присел и тронул оленуху еще раз, после чего с удивлением обернулся ко мне:

– Слушай, она живая. Еще дышит.

– Что будем делать? – спросила я. – Нельзя же ее здесь оставлять.

Он ошарашенно пожал плечами.

– Может, она без сознания или у нее какие‑нибудь повреждения… Нелл, я не знаю.

В этот момент оленуха задергала ногами, по телу прошла крупная дрожь, она шумно фыркнула. Кайл отшатнулся, выругавшись от испуга, а животное дико забилось, проворно подобрало под себя ноги, вскочило и отошло на несколько шагов в сторону. Остановившись, оленуха уставилась на нас полными скорби глазами, прядая ушами. Кайл сидел в снегу по пояс, а оленуха, видимо, наглядевшись на нас, вдруг поскакала через дорогу и исчезла в лесу.

– Черт! – сказал Кайл, поднимаясь и отряхиваясь. – Вот напугала, зараза. По‑моему, я даже штаны намочил.

Я так хохотала, что мне пришлось ухватиться за Кайла, чтобы не упасть.

Остаток пути мы проехали без происшествий, но воспоминание о минутах, которые мы провели в машине, не шло из головы ни у меня, ни у Кайла. Мы не обменялись на прощание привычным долгим поцелуем. Теперь я знала силу влечения, и сейчас, когда возбуждение спало, понимала, что еще не готова. Вряд ли готов и Кайл.