Часть VI. Милорд Ботвелл

И ехали они через всю Францию, через города и деревни, которые скоро уже стали расплываться в их глазах и терять всякие различия. Немур… Бриар… Невер… Лион… Вьенн… Авиньон… Марсель… И теперь впервые Катриона увидела южное море, такое непохожее на холодные северные. Оно было все в пятнах – зеленое здесь, голубоватое там, налево – бирюзовое, направо – пурпурное и прозрачное, до самого дна, песчаного или кораллового.

На несколько дней отряд задержался в Марселе, и Катриона восторженно бродила по городу и по его набережным‑рынкам, где торговали фруктами, рыбой и пряностями. Из каких только стран там не встречались моряки – французские, испанские, турецкие, русские, арабские, английские, венецианские, генуэзские, сицилийские и даже чернокожие! Она любовалась кораблями, выстраивавшимися у причалов, ей тоже хотелось отплыть в залив, пронестись на всех парусах по Лигурийскому морю, мимо Корсики и Сардинии и далее через Тирренское море прийти в Неаполь. Но путешественница прекрасно понимала, что безопасна только марсельская бухта, а за ее пределами турецкие пираты только и поджидают случая напасть на плохо охраняемый корабль.

Еще до выезда из Марселя к графине явился вестник от Жискара Кира и сообщил, что, хотя он и передал письмо на виллу, где жил лорд Ботвелл, самого адресата ему увидеть не удалось. Граф находился в отлучке. Встревожившись, Катриона захотела сразу же продолжить путь. Жиль де Пейрак говорил, что Френсиса лишили всего, кроме платья и лошади. Если теперь любимый жил в достатке, то у него, несомненно, появился богатый покровитель. Это мог, конечно, оказаться мужчина, но Катриона поспорила бы на весь свой новый гардероб, что Ботвелла содержала женщина.

Так и было на самом деле. Ее звали Анджела Мария ди Ликоза, и она носила титул графини как по мужу Альфредо, графу ди Ликоза, так и по рождению, как дочь Шинно, графа ди Чикала. Мать Анджелы, Мария Тереза, происходила из мусульман Османской империи. В четырнадцать лет девушка пережила набег христианских, рыцарей, и один из них, Шинно ди Чикала, не колеблясь, похитил ее. Итальянец глубоко влюбился в свою рабыню, а та, забеременев, сделала самую разумную вещь.

Она приняла христианство и вышла за Шинно замуж, так что старший сын у них успел родиться законным. Их младшим ребенком стала Анджела. Дочь выросла столь же прекрасной, что и ангелы, в честь которых ее нарекли, и столь же злонравной, что и дьявол, которому она поклонялась. Родители – в особенности нежная и кроткая мать – были в отчаянии и, едва Анджела подросла, поспешили выдать ее за Альфредо ди Ликоза, человека на двадцать лет старше ее.

Она пришла к мужу девственницей, но вскоре утомилась его ласками. Подарив графу двух сыновей, Анджела начала заводить любовников. Пока жена держалась в рамках приличий, Альфредо ди Ликоза – человек изысканный и терпимый, закрывал глаза на ее прегрешения.

В конце концов, он тоже развлекался на стороне. К тому же юная Анджела оказалась совершенно ненасытной, а он уже был далеко не молод. Даже когда графиня приводила любовников в его дом, Альфредо не возражал, лишь бы только находился благовидный предлог для их присутствия. Приличия следовало соблюдать.

А Френсис Стюарт Хепберн появился в этом доме самым невинным образом. Из Франции он отправился в Испанию, но, почувствовав у себя за спиной горячее дыхание инквизиции, убрался вместе со своим слугой Ангусом в Неаполь. При этом не забыл взять у одного друга испанского короля рекомендательное письмо к графу ди Ликоза, и тот с радостью приютил его. И неизбежно, конечно, лорд Ботвелл стал любовником графини.

Френсис всегда ценил красивых женщин, а Анджела ди Ликоза, безусловно, была красавицей.

Тонкая, словно ива, она имела изящные, высокие груди конусом и такую тонкую талию, что мужчина мог обхватить ладонями. На коже молочной белизны не обнаруживалось ни единого пятнышка. Под прекрасными высокими бровями, безупречными по форме, чернели глаза, глубокие и бездонные, словно ночное небо, длинные прямые волосы, тоже иссиня‑черные, ниспадали почти до самых лодыжек.

Когда хотела, графиня Ди Ликоза могла быть очаровательной. Обычно с мужчинами она и хотела быть именно такой. Других женщин Анджела просто терпела или вообще не замечала. Не особенно образованная, едва умевшая писать и читать, она, однако, воспитывалась так, чтобы стать украшением, и в этом преуспела.

В графе Ботвелле Анджела ди Ликоза обнаружила мужчину остроумного, обаятельного, просвещенного, а самое главное – ненасытного в постели. А тот, все время пытавшийся заглушить воспоминания о своей единственной любви, согласился спать с Анджелой, покуда это его забавляло.

Ботвелл никогда не изображал из себя святошу, и он как‑то должен был жить. Когда перед разлукой Катриона предложила ему все свое состояние, он отказался взять даже пенни. А она потом неистово гневалась на любимого за эту глупую гордость, зная, что деньги могли означать для него безопасность, и зная, что от тех, кого Френсис ласкает лишь мимолетно, он деньги примет. Такой уж это человек.

Мысль о том, что Френсис пребывает в объятиях другой женщины, подхлестнула Катриону, и она умчалась из Марселя во весь опор. Проскочив Тулон, отряд проследовал вдоль побережья до Монако, где графиня остановилась на ночь в обычной таверне, хотя местный князь приглашал отдохнуть несколько дней у него во дворце.

Пролетело мимо государство Генуя, промелькнула граница, за ней – Тоскана, и, наконец, показался Рим. Здесь Конолл вынудил ее остановиться и отдохнуть.

– Господи, женщина! – ревел он. – Вы доконаете моих людей такой гонкой. Граф знает, что вы едете. И к вашему приезду уже отделается от этой шлюхи!

Впрочем, и сама Катриона выглядела изнуренной, под глазами у нее залегли глубокие тени.

Она спала два дня, но вечером третьего вызвала Конолла.

– Завтра выезжаем. Хочу добраться до Неаполя за трое суток.

– Этим утром я послал вперед половину людей с каретами, – отвечал начальник стражи. – Они увезли с собой Сюзан и Мэй.

– А я‑то гадала, куда подевались мои служанки. И уже думала, что их увели эти темноглазые молодые люди.

Конолл фыркнул.

– Нет уж. Это родные дочери моего брата, и не хотелось бы мне отвечать перед Хью, если с ними вдруг что‑то случится.

– Жаль, Конолл, что ты не столь благочестив, когда заваливаешь чужую дочь, – возразила Катриона, и в ее глазах зажегся озорной огонек.

Воин глянул исподлобья.

– Вы сумеете встать, чтобы приготовиться и выехать на рассвете? – спросил он.

– Да, – протянула Катриона. – А ты тоже будешь спать один, Конолл?

Служивый разразился хохотом.

– Кончай травить, девчонка! Что за злой язык прицеплен к твоей хорошенькой головке! Я‑то встану! Посмотрим, встанешь ли ты!

На следующее утро Катриона со своим отрядом уже двигалась по неаполитанской дороге. На второй вечер пути они догнали тяжело груженную карету и фургон с багажом, заночевав даже ближе к Неаполю, чем рассчитывали. На третий день графиня продолжила путь, пока до города не остались считанные мили, и тогда остановилась в небольшой таверне, чтобы помыться и поменять одежду.

Жена трактирщика неодобрительно закудахтала: в ее заведение вошла какая‑то пропыленная длинноногая женщина и поднялась по лестнице в самую лучшую спальню. Но вот туда подали чан с горячей водой, и два часа спустя хозяйка таверны уже вся сияла подобострастной улыбкой, по лестнице спускалась изысканно одетая дама с великолепной прической.

А Катриона опять села со служанками в экипаж и въехала в город, сразу направившись к дому синьора Пьетро Кира. Было послеобеденное время, и хозяин отлучился по делам. Но старший сын банкира проводил леди Лесли на ее только что купленную виллу близ деревни Амальфи, к югу от Неаполя. Дом, как разъяснил молодой Кира, полностью обставили и обеспечили прислугой, согласно указаниям, полученным от Бенджамена Кира из Эдинбурга.

А у графини, выглядывавшей в окно кареты, захватывало дух. Дорога опасно вознеслась над морем, которое сверкало и переливалось внизу по крайней мере тремя оттенками голубого цвета. Наконец, карета свернула на небольшой проселок, обсаженный деревьями, и вскоре въехала в ворота с бронзовой табличкой "Вилла «Золотая рыба». Несколько минут спустя показался роскошный дом, не похожий ни на один из тех, в которых Катрионе приходилось жить. Дом был бледно‑кремового оттенка под крышей, крытой красной черепицей. Подъездная дорога, усыпанная белым гравием, заворачивала полукругом у самых дверей. В этом полукруге зеленел бархатистый газон, его окаймляли клумбы, плотно засаженные пестрыми цветами, а посередине сверкал струями круглый фонтан со смеющимся купидоном, оседлавшим золотую рыбу. Весь участок вокруг виллы тоже был засажен всевозможными цветами.

– О‑о, миледи, – вздохнула юная Мэй, – никогда в жизни я не видела такой красоты!

– На этот раз дитя молвило что‑то разумное, – согласилась Сюзан. – На севере подснежники едва осмеливаются высунуть свои головки, а здесь уже все цветет!

Катриона улыбнулась, поглядев на обеих своих служанок и подумав, что дом этот – для влюбленных. И если лорд Ботвелл ее уже ждал, то скоро он будет здесь.

Карета остановилась, конюхи опустили ступеньки, на крыльце показалась прислуга. Синьор Кира представил.

– Мажордом Паоло и его жена Мария, экономка и повариха сразу, две горничные и полдюжины садовников.

– Лорд Ботвелл, – обратилась Катриона к Паоло, – не прибыл?

– Никто не приезжал, мадонна.

Она повернулась к Кира.

– Ваш вестник сказал, что доставил письмо на виллу лорду Ботвеллу. Где эта вилла?

– Совсем рядом, синьора.

Она снова повернулась к Паоло:

– Пусть один из садовников покажет путь туда моему начальнику стражи.

– Да, мадонна.

– Конолл, отправляйся.

Капитан снова вскочил в седло.

– Прямо стыд, как вам не терпится, – проворчал он.

– Не волнуйся, – огрызнулась Катриона. – Я уверена, что та девка с глазами‑вишнями, на которую ты таращишься, подождет.

И она засмеялась, услышав, как, отъезжая, Конолл ответил грубым возгласом. А потом повернулась к молодому Кира:

– Сегодня вы мой гость, синьор. Слишком поздно вам ехать обратно в город одному.

Они вошли в дом, и графиня приятно удивилась. На первом этаже, открывавшемся квадратным фойе с лестницей посередине, Катрионе показали три гостиные, библиотеку, семейную и большую столовые, а также три кухни. Провожая новую хозяйку на второй этаж, Мария щебетала без умолку:

– Боюсь, что дом слишком маленький, мадонна.

Только шесть спален. Однако на третьем этаже очень просторно, и я отвела там вашим служанкам милую комнатку, которая находится прямо над вами.

Женщина вперевалку прошествовала по коридору и показала на пару дверей, каждую из которых украшало изображение львиной головы. Повернув изящные фарфоровые ручки, она распахнула двери и объявила:

– Вот, мадонна, ваша спальня!

Катриона ступила в просторную, хорошо проветриваемую комнату. Двойные окна выходили на небольшие железные балкончики, нависавшие над задним парком.

Дальше открывался вид на море.

В комнате стояла большая высокая кровать, задрапированная зеленовато‑голубой тканью и покрытая таким же по цвету покрывалом. Мебель была из теплого, полированного ореха, а стены окрашены в кремовый цвет с золоченым рисунком в верхней части и на потолке. По обе стороны окон висели тяжелые шелковые портьеры цвета морской волны. Нежный бриз раздувал прозрачные занавески из кремового шелка. На прохладном изразцовом полу тут и там лежали толстые шерстяные ковры. Напротив окон, по левую сторону от кровати, располагался огромный камин с резной мраморной доской, а довершали обстановку большой платяной шкаф, стол и несколько стульев.

Мария приблизилась к стене, противоположной кровати, и взмахом руки отворила в ней дверь.

– Ваша ванная, синьора графиня.

У Катрионы изумленно раскрылись глаза. Стены и пол в ванной оказались выложены чудесными голубыми изразцами, а посередине в пол была утоплена огромная мраморная ванна, формой напоминающая раковину. На конце ее сияли золотые украшения в виде трех золотых рыбок.

– Посмотрите, мадонна, – возбужденно кудахтала Мария.

Женщина наклонилась и повернула одну из крайних рыбок. Ванна стала наполняться водой.

– А когда захотите спустить воду, – радостно объяснила она, потянув вверх серединную рыбину, – видите?

Ну, не чудо ли?! Последним хозяином этой виллы был купец‑турок, а они моются больше, чем нужно для здоровья. Впрочем, это не имеет значения.

– А как вода нагревается? – спросила Катриона.

– Ее держат в фарфоровом бачке, под которым всегда горит медленный огонь.

– Посмотрите, Сюзан, Мэй! Разве это не здорово?!

Больше не надо вам таскаться с ведрами. Можете наливать мне ванну прямо сейчас! Скоро здесь будет лорд Ботвелл!

А пока Катриона с наслаждением плескалась в надушенной воде, Конолл ехал по холмам вслед за молодым садовником и через несколько миль увидел другую виллу, хорошо укрытую за пышными деревьями. Тут парнишка остановился и показал рукой.

– Хорошо, пошли дальше, – сказал Конолл.

– Нет, синьор капитан, я дальше не пойду. Она проклянет меня, если узнает, что я помог увести ее мужчину.

– Кто это она? – озадаченно спросил шотландец.

– Ведьма!

– Какая ведьма?

– Графиня ди Ликоза. Это ее дом. А лорд Ботвелл – ее любовник.

На какой‑то миг капитан задумался. Что ж… человеку надобно жить. И пока что граф не пришел, чтобы приветствовать женщину, в любви к которой клялся во всеуслышание. А Конолл‑то полагал, что они встретятся где‑нибудь на полпути между Римом и Неаполем. Затем горец припомнил слова вестника. Тот не смог передать послание лорду Ботвеллу в руки, поскольку его на вилле не оказалось. Не могло ли случиться так, что он и вовсе не получил письмо? Да! Конечно, так и было! Обычная женская уловка!

– Подожди меня здесь, – приказал Конолл перепуганному садовнику и пустил свою лошадь по дороге.

Никто не останавливал его, и вскоре он оказался перед самым домом, все окна которого сияли яркими огнями.

Спешившись, капитан постучал в дверь. Несколько мгновений спустя открыл мажордом властного вида.

– Я желаю видеть лорда Ботвелла.

– Мне очень жаль. Его нельзя беспокоить. Что ему передать?

– Я капитан Мор‑Лесли, милейший, – прорычал Конолл, отпихивая чопорного слугу, – и я намереваюсь побеспокоить его светлость прямо сейчас. Ботвелл! – проревел он что есть мочи. – Ко мне! Ботвелл!

На верхнем этаже хлопнули дверью, и Конолл увидел Френсиса Стюарта Хепберна, легко сбегавшего по лестнице с обнаженной шпагой. Подойдя к капитану, он пристально вгляделся ему в лицо.

– Конолл? Конолл Мор‑Лесли?

– Да, милорд.

Лицо графа осветилось улыбкой. Свободной рукой он схватил руку Конолла.

– Черт возьми! Приятно тебя видеть! А что ты здесь делаешь?

– Вы не получили письмо, доставленное сюда несколько недель назад?

– Нет. А ты уверен, что его приносили?

– Да, милорд. Вестнику сказали, что вы в отлучке, но вам передадут, когда вернетесь.

– Я не отлучался отсюда уже много месяцев, Конолл. – Внезапно граф побелел. – Кат?! С ней все в порядке?

Капитан облегченно вздохнул.

– Да, милорд, все в порядке, но она очень соскучилась по вашему обществу. И она ждет вашу светлость на вилле «Золотая рыба».

– Что?!

– Да, сэр! Ждет прямо сейчас. И если у вас здесь нет ничего особо ценного, то берите вашего Ангуса и поехали!

Лицо Ботвелла медленно расплылось в улыбке.

– Что тут у меня может быть ценного, дружище?

Ангус! Ко мне!

Однако внезапно наверху появилась одна из самых красивых женщин, каких довелось Коноллу видеть за всю его жизнь. Подобно кошке, она скользнула вниз по лестнице и глубоким голосом проворковала:

– Дорогой, куда же ты? Скоро уже прибудут наши гости.

– Почему мне не передали письмо, которое получено несколько недель назад? – Какое письмо, дорогой?

Но ее темные глаза метнули на Конолла разгневанный взгляд. Ботвелл заметил это и рассмеялся.

– Ты очень плохо лжешь, моя Анджела. Я предупреждал, что однажды повернусь к тебе и скажу «прощай!».

И вот этот день пришел.

– Сейчас?! Когда приедут гости? Кто же будет их принимать?

– Можешь попросить мужа, Анджела.

– Франсиско! – Она простерла в мольбе свои прекрасные руки. – Я люблю тебя!

Граф снова рассмеялся.

– Анджела, ты восхитительная актриса. Только одно на этом свете может оторвать меня от тебя, но это одно сейчас меня ждет. Прощай, дорогая!

Несколько минут спустя шотландцы уже ехали по дороге на виллу «Золотая рыба» и не слышали возмущенных воплей прелестной графини ди Ликоза.

– А что здесь делает Кат? – прокричал лорд стараясь перекрыть ветер и цокот копыт.

– Она сама вам скажет, – проорал в ответ Конолл.

Когда они прискакали на виллу, солнце уже опускалось в море. Катриона ждала в дверях, и граф соскользнул с седла еще прежде, чем его лошадь остановилась.

Все внезапно затихло, и они стояли как вкопанные, не сводя глаз друг с друга. Слуги вокруг тоже замерли в молчании, не осмеливаясь пошевелиться – таким насыщенным и заряженным стал воздух вокруг них.

– Кат, – этот голос обласкал ее, и она покачнулась, – Кат, драгоценная моя любовь, как случилось, что ты здесь?

– Я вдова, Френсис. Патрик погиб.

– Мир праху его.

Они шагнули навстречу друг другу.

– Ангус! Приведи священника! – велел лорд Ботвелл. А затем он схватил Катриону и медленно, обволакивая всю ее своими объятиями, нашел жадный ждущий рот. И тогда вобрал в себя до конца ее сладость, что‑то нашептывая ей прямо в губы.

Полностью отдавшись буре чувств, Катриона прильнула к любимому. Она едва держалась на ногах.

Сердце колотилось, казалось, в самых ее ушах. Наконец, подняв лицо, ей удалось судорожно выдохнуть.

– Зачем священника?

Поддерживая Кат своей сильной рукой, Ботвелл взглянул ей прямо в глаза.

– Затем, дорогая моя, что я собираюсь немедленно жениться на вас! Сегодня же! Прежде чем короли, родственники или кто‑либо еще успеет прийти и снова встать между нами.

– О Френсис! – прошептала графиня. – Я так страшно скучала по тебе! – И она разрыдалась.

– Не плачь, дорогая. Со мной тебе ничего не грозит, и на этот раз никто нас друг у друга не отнимет, – утешал ее Ботвелл. – А теперь, любовь моя, скажи, почему Джеймс смилостивился и позволил тебе ко мне приехать?

– Он вовсе не смилостивился, Френсис. Я бежала.

Фамилия перешла теперь к сыну, и Джеми решил, что больше случая мне не представится. Что было между Джеймсом Стюартом, Патриком и нами, не касается молодого графа. И он не думает, чтобы король попытался теперь мстить Лесли. – Катриона потянула Ботвелла в дом.

– А наш кузен‑король знает, где ты?

– Ему сказали, что я отправилась во Францию, будто бы избыть вдовью печаль. Но полагаю, теперь он очень разгневан. Ведь мне было приказано явиться ко двору еще этой весной. Он даже послал к Генриху и попросил, чтобы тот меня вернул. Генрих шлет тебе привет.

– Ты встречалась с ним?

– Да. Он был весьма добр. Он сожалеет, что пришлось тебя изгнать.

– Генрих всегда был добр с женщинами, – ухмыльнулся Ботвелл. – И с молодыми, и со старыми. С красивыми и с безобразными. Он обладает невероятным обаянием, и все дамы от него без ума!

Но прежде чем Френсис успел сказать что‑либо еще, Катриона повела его в одну из гостиных, откуда открывался вид на море. Стремительно обернувшись, она спросила:

– А кто владелец виллы, где ты жил?

– Граф ди Ликоза, – не моргнув глазом, отвечал Ботвелл.

– А в эти долгие ночи вы спали с его женой или с дочерью, милорд?

В синих глазах графа появился шаловливый блеск.

– Ревнуешь, дорогая?

– Если эта дама еще раз взглянет на тебя, то я выгрызу ей сердце!

Лорд счастливо засмеялся.

– Остерегитесь, дорогая. Графиню ди Ликоза считают ведьмой.

– Да? – Казалось, на Катриону это не произвело впечатления.

– Ей нравится, чтобы так думали крестьяне и другие темные люди, – продолжал Ботвелл, – хотя она и на самом деле весьма даровита в лечении травами. Просто женщина наслаждается той маленькой властью, какую дает ей ее слава. Она наполовину турчанка, потому что ее мать родилась у мусульман и когда‑то давно была похищена отцом Анджелы. У нее два брата, причем, по странной иронии судьбы, старшего лет двадцать назад самого пленили турки. И подобно тому как его мать когда‑то приняла христианство, он обратился в ислам. А теперь стал военачальником у султана.

– А она очень красива? – спросила Кат.

– Да, – честно признался граф. – Но крестьяне зовут ее Анджела дель Диаволо – Ангел Дьявола. – Он подошел к Катрионе и обнял ее. – Кат, любовь моя, я не хочу говорить об Анджеле. Боже, не могу поверить, что это ты! Знаешь ли, сколько грезил я о такой встрече, считая ее совершенно невозможной?..

Знаешь ли, как тосковал по тебе, уверенный, что никогда в этой жизни снова не заключу тебя в свои объятия?..

Сколько ночей я лежал один без сна и страдал? – И он нежно стер пальцем след от ее слезы. – Как наши малыши?

– Живы и здоровы, – прошептала Кат сдавленным голосом. – Они в Гленкерке с Мэг. Джеми пришлет их, как только это станет безопасно. Самое большее – через несколько месяцев, и тогда наконец‑то у нас будет семья.

Ласковые мужские руки еще сильнее сжали ее, и он потерся об ее губы.

– Прежде чем стать отцом, я предпочел бы немного побыть женихом, дорогая.

Катриона тихо рассмеялась.

– А вам не кажется, милорд, что об этом следовало подумать до того, как у меня появилось три ваших ребенка?

– Так я уже предвкушаю, как появится и четвертый, девочка моя!..

Дверь в гостиную отворилась и вошел ухмыляющийся Конолл, а вслед за ним Эндрю и священник в черном одеянии.

– Итак, Франсиско! Значит, это вы зовете меня с таким неистовством?

– Епископ Паскуале! Когда вы успели вернуться из Рима?

– Сегодня пополудни и правильно сделал. Эти два дикаря ворвались в церковь, требуя священника. Они запугали моих людей до полусмерти. С чего это вам так понадобился святой отец, Ботвелл? По вам не скажешь, что вы вот‑вот испустите дух.

Френсис потянул Катриону вперед.

– Милорд епископ, разрешите представить вам Катриону Маири Лесли. Мы желаем пожениться.

– Нет, Ботвелл. Имена жениха и невесты в церкви не оглашались.

– Да простите нам это, друг мой!

Епископ улыбнулся.

– Зачем же, Франсиско? Дитя мое, – спросил он, пристально вглядываясь в лицо Катрионы, – как хорошо вы знаете этого человека?

– Он отец троих моих младших детей, милорд епископ. Мы бы поженились еще шесть лет назад, если бы наш король не пригрозил кардиналу Сент‑Эндрю преследовать церковь, если тот расторгнет мой брак. Теперь я вдова, и хотя Джеймс Стюарт по‑прежнему стремится сделать меня своей любовницей, я бежала, чтобы выйти замуж за лорда Ботвелла. Пожалуйста, милорд епископ, не настаивайте на оглашении имен. Я провела в пути почти два месяца и проехала больше тысячи миль. Мы с милордом жили в разлуке три долгих года. Пожените нас сегодня!

– Сколько времени, как вы овдовели, дочь моя? – задал новый вопрос епископ.

– В этом месяце исполняется два года, как мой первый муж отплыл в Новый Свет, но его корабль так и не дошел до цели.

Епископ задумался. Перед ним стояли вовсе не порывистые, нетерпеливые дети, а, напротив, вполне взрослые люди, явно влюбленные друг в друга. И уже одним этим они выделялись среди высшей знати. К тому же епископу нравился лорд Ботвелл, и святой отец считал, что, чем быстрее шотландец избавится от Анджелы ди Ликоза, тем лучше. Причем не было никакого сомнения в том, что появившаяся внезапно красавица способна навсегда вырвать славного милорда из ведьминых лап.

– Очень хорошо, Франсиско и Катерина. Я обвенчаю вас сегодня. Будьте через час в Амальфи, в церкви Санта‑Мария‑дель‑Маре.

– На этой вилле есть освященная часовня, милорд епископ, – негромко сказала Катриона.

– Прекрасно, дочь моя. Пусть это будет здесь.

Когда?

– Дайте мне только поменять платье. – Она повернулась к Ботвеллу и заговорила на шотландском диалекте:

– Когда я выходила замуж за Патрика, то пришлось стоять в пеньюаре, и у меня уже начинались родовые муки. А всю эту зиму я только и делала, что готовила девушек к свадьбам. Так что, возлюбленный, уж ради тебя и ради себя самой я задержусь, но предстану невестой.

Френсис взял ее за плечи и поцеловал в лоб.

– Иди, любимая. Я позабочусь, чтобы наш гость чувствовал себя как дома.

Епископ Паскуале поудобнее устроился в кресле и со вкусом потягивал сладкое бледно‑золотистое вино, которым его угостил Ботвелл.

– Я всегда считал, что вы родились под счастливой звездой, Франсиско, а иначе ваша голова давно бы уже распрощалась с вашими плечами. Ваша суженая – прелестное создание. Итак, король Шотландии зарится на нее?

– Да. Он скрывает свою похоть от всеобщего обозрения, но то, что он сделал ей… не буду расстраивать вас неприглядными подробностями. А прежде чем Джеймс Стюарт, пригрозив ее семье, принудил Катриону лечь к нему в постель, она была образцовой женой.

Ее даже прозвали Добродетельной графиней, и сначала его привлекло уже одно это.

– А когда началась ваша связь, Франсиско?

– Мы были знакомы еще при дворе, задолго до того, как ей пришлось бежать от короля и от мужа, вместе взятых… Открыв ее положение, муж был потрясен и оскорблен. Тогда‑то и началась наша близость. Нас с Катрионой связывала простая дружба, но больше ей идти оказалось некуда. И то, что случилось между нами… просто случилось. Я никогда прежде не знал такого полного счастья, какое узнал с ней. И такого страдания, как без нее.

Епископ кивнул.

– Сын мой, – сказал он, – сознаете ли вы, как вам повезло! Я встречал королей, которые бы все отдали за то, что есть у вас. Лелейте это счастье! Лелейте эту женщину, которая делает вас таким счастливым! Господь ниспослал вам безмерную милость!

Через час в гостиную вошла Катриона с двумя служанками и обнаружила, что там ее ждет лишь один Конолл. К ее изумлению, на капитане оказался фамильный леслиевский килт, вкупе со всеми горскими регалиями.

– Где ты это выискал, земляк?

Он даже возмутился.

– А ты что, девочка, думаешь, что я поеду куда‑то без своего килта? А если бы я умер в пути, то в чем, скажи, пожалуйста, вы бы меня похоронили? Однако теперь я выступаю в качестве твоего отца. Являясь здесь тебе самым близким родственником, поведу тебя к суженому.

Предложив невесте руку, Конолл торжественно прошествовал с ней в капеллу, а следом шли Сюзан и Мэй, одетые в свои лучшие платья.

Часовня эта – маленькая, римского стиля – была выстроена даже раньше самого дома. Прежнему хозяину она служила мечетью, но, теперь ей вернули христианский вид – такое указание дал Бенджамен Кира. Еврейбанкир восхищался своей клиенткой, сохранявшей тихую преданность католической вере, когда Шотландия обратилась в протестантство. Поэтому, узнав в Эдинбурге, что на вилле, купленной для графини Гленкерк, имеется древняя часовня, Кира приказал за свой счет обновить ее. Это был его дар необычайной женщине, которую он знал со времени ее девичества и которую он, похоже, уже больше никогда не увидит.

Обстановка внутри часовни была простая. Белел мраморный алтарь, на верху которого поблескивали два тяжелых золотых подсвечника, усыпанных бриллиантами, рубинами, изумрудами и аметистами. Такое же было и распятие. В маленьких окнах сверкали драгоценные витражи; кроваво‑красным светом тускло светились лампы для ночного бдения, выдутые вручную в Мурано из тяжелого стекла и вставленные в держатели из золотой и серебряной филиграни. И вся часовня сияла в свете по крайней мере пятидесяти тонких свечей.

Торжественно идя с Коноллом по проходу к алтарю, Катриона увидела, что свидетелями обряда стали ее шестеро слуг и все гленкеркцы. Никто не посмеет усомниться в законности этого брака!.. Глянув дальше, она обнаружила Ботвелла. Подобно Коноллу, жених облачился в парадный килт. Внезапно, до конца осознав, что происходит, графиня послала ему счастливую улыбку.

Он улыбнулся в ответ, и его глаза засветились, выражая восхищение свадебным платьем невесты. Безрукавная накидка из сиреневого шелка мягко сияла в отблесках свечей, а немного более темная юбка мерцала золотой и жемчужной вышивкой. Сквозь сиреневую же кисею рукавов соблазнительно просвечивали округлые руки. Медового цвета волосы, разделенные пробором посередине и схваченные над ушами, рассыпались пышной массой мелких колечек по шее и плечам. Дымчатую розовато‑лиловую вуаль накрывал маленький венок из душистых белоснежных цветов.

Капитан церемонно подвел графиню к лорду Ботвеллу и твердым жестом вложил ему в руку ее тонкую ладонь.

– Обращайтесь с ней хорошо, дружище, – хрипло проговорил Конолл, – а не то, еще прежде чем придется отвечать перед молодым графом, будете иметь дело со мной.

– Она – моя жизнь, – тихо ответил Ботвелл, открыто встретив взгляд капитана.

Когда церемония началась, их радость казалась столь велика, что ни один из них до конца не мог поверить в происходящее. Весь обряд совершился для них как в тумане, они смутно слышали слова епископа, обращенные к ним, и машинально отвечали. А затем все кончилось. Они были мужем и женой! Тогда Катриона и Ботвелл начали улыбаться друг другу и никак уже не могли остановиться. Наконец, священник сошел с помоста и обнял их обоих.

– Это правда, дети мои. Вы состоите в браке. Смею ли я надеяться, что осталось хоть немного вина и мы отметим сие счастливое событие?

Катриона зарделась, и епископ нашел, что женщину, которой за тридцать, это делает просто неотразимой. Ботвелл смеялся от счастья. Наконец, овладев собой, он обнял жену за плечи и пригласил всех обратно на виллу.

Мария и Паоло ринулись в погребок за вином. У нескольких гленкеркцев были с собой волынки, и они стали исполнять серенаду для новобрачных. Катриона внимательно наблюдала за своими воинами. Оставался еще один свадебный подарок, который мужу могли преподнести только они.

Дождавшись, когда волынщики устроили передышку, Катриона поднялась и тихо сказала:

– Моя мать родилась сайтенской Лесли, а я восемнадцать лет была замужем за Гленкерком. Сегодня вы присутствовали при моем втором бракосочетании – с графом Ботвеллом. Мы оба изгнаны из Шотландии, изгнаны нашим королем, который пригрозил разорить всех Лесли, если я не стану его любовницей. То, что вы только что видели в этой часовне, – мой ответ королю Джеймсу Стюарту. Все вы служили моему дорогому мужу верой и правдой, а потом надежно оберегали меня. Теперь вы сами должны решить, каким станет ваше будущее. Вы можете вернуться домой в Гленкерк, и сделаете это с моего благословения. Или можете дать клятву верности графу Ботвеллу. Выбор за вами.

Отвечать поднялся Конолл.

– Люди, которые приехали с вами, миледи, – сказал капитан, – сделали это потому, что в Гленкерке их ничто не удерживало. Мы почтем за счастье служить лорду Ботвеллу, но с одним условием. Если только Лесли однажды, в трудный час, призовут нас на родину, то мы пойдем без промедления.

Он перевел взгляд на Ботвелла.

– Мы уверены, что при подобных обстоятельствах вы поступили бы так же, сэр.

Френсис кивнул:

– Да, конечно. – И, повернувшись к жене, просто сказал:

– Спасибо, любовь моя.

Катриона ответила улыбкой.

– А теперь я удаляюсь, милорд.

Графиня поспешила вверх по лестнице в главную спальню, за ней прибежали служанки. Они молча сняли с невесты платье и нижние юбки. Пока Сюзан развешивала одежды в шкафу, Мэй принесла тазик теплой надушенной воды. Кат скатала чулки, а затем, обнаженная, взяла поданное ей полотенце и омылась. Вытащив заколки из прически, она принялась яростно расчесываться, пока темно‑желтая масса волос не зазолотилась в отблесках свечей. Сюзан натянула на госпожу простое, бледно‑сиреневое платье, длинное и свободное, а затем обе служанки удалились.

– Боже, – прошептала Мэй сдавленным голосом, – до чего же страстно миледи Кат жаждет своего мужа!

– Нет, глупая киска, – проворчала ее сестра, будучи старше и мудрее, – ей просто хотелось побыть одной до его прихода.

– Зачем же? – удивилась девушка.

– Когда ты сама станешь больше похожа на женщину, тогда поймешь.

Озадаченная Мэй покачала головой.

А Катриона вышла на балкон и встала над садом. Светила луна, разгоряченную кожу ласкал мягкий ночной воздух, наполненный сладковатым запахом ночных цветов. В голове у графини кружился вихрь.

Нынешним утром она проснулась вдовой, а теперь была супругой, ожидающей мужа в свадебной спальне. Все случилось так быстро! На какое‑то мгновение Катриона даже испугалась. Затем она услышала его голос:

– Кат!

Она обернулась и увидела, что Френсис стоит по другую сторону комнаты и смотрит любящим взглядом. Он простер свои руки, и неожиданно для себя Катриона ощутила робость. Она колебалась. Сразу почувствовав это настроение, Ботвелл быстро подошел и укрыл ее в своих нежных объятиях. Большой и ласковой рукой он провел по ее шелковистым волосам, и все тело Кат отозвалось трепетом.

– Так долго, так бесконечно долго, дорогая, – горестно произнес Ботвелл.

– Я чувствую себя совсем глупой, – прошептала она ему в плечо, – я веду себя как девственница при первой встрече, а не как взрослая женщина, которая нашла наконец любимого и давно знакомого мужа.

– Нет, дорогая, мне нравится твоя робость. Ты всегда была так очаровательно невинна! И если ты не хочешь сегодня любви, то пусть ее не будет. Я знаю, ты устала с долгой дороги.

– Френсис! Поцелуй меня!

Она подняла к нему свое лицо. Какой‑то миг Ботвелл с любовью и нежностью вглядывался в это лицо, поднятое в ожидании. Потом, как бы узнавая, провел по нему своими тонкими пальцами, осторожно притрагиваясь к щекам, к приспущенным векам, к носу, к губам, к маленькому упрямому подбородку. Затем он склонился и обвил руками ее талию, все крепче прижимая к себе.

Мягко прикоснулся губами к ее устам…

Френсис и прежде всегда обращался с ней невероятно ласково, ласков он был и сейчас. И, однако, Катриона ощущала, что под этим сегодняшним спокойствием бурлило неистовство, которое он изо всех сил пытался сдержать.

Глубоко внутри у Кат замерцал огонек страсти, и она вздрогнула. Рот, крепко прижатый к ее губам, стал вдруг более требовательным, а ее руки скользнули вверх и обвили шею любимого. Френсис поглаживал ее длинную стройную спину, и она тихо простонала, а ее тело, прижатое к нему, ответило тихой дрожью. Вместе с ней Ботвелл медленно продвигался по комнате, пока не почувствовал позади своих ног кровать. Они повалились, не размыкая объятий. Кат быстро перевернулась на спину. Улыбаясь ей сверху, Ботвелл принялся расстегивать длинный ряд крошечных пуговиц у нее на платье. Она схватила его за руки, и их глаза встретились.

– Френсис, я люблю тебя! О небо дорогое! Как я люблю тебя!

– А я люблю тебя, моя прекрасная, драгоценная жена!

Его голова нырнула вниз, а рот отыскал ее грудь. Катриона тихо вскрикнула, и граф успокоил:

– Только если хочешь, милая.

– Но я хочу, Френсис! Как сделать, чтобы ты понял, до чего я хочу тебя? Три года – с той, последней нашей ночи в Оленьем аббатстве – я мечтала снова очутиться в твоих объятиях… хотя уже и не верила, что такое может произойти. Я так жаждала ощутить тебя, вкусить тебя! Мной обладали другие мужчины. Мой бедный Патрик, который так отчаянно пытался вернуть потерянное. Наш кузен Джеймс, который думал, что может приказать мне полюбить его, и который брал меня, словно обычную шлюху.

Чтобы они не уничтожили меня, я сокрыла свое тело под защитным покровом. Но сегодня, впервые за три долгих года, я чувствую, что живу полной жизнью, и если ты сейчас не захочешь овладеть мной, то я умру!

– Я всегда говорил, – ответил Френсис, улыбаясь той неспешной улыбкой, какую она так любила, – что ты единственная женщина, которая может за мной угнаться. Целых три года я пытался позабыть тебя между ног у всякой девки, какая только мне улыбалась. И как же здорово, что не нужно больше тебя забывать, моя нежная Кат! Но предупреждаю, дорогая, что этой ночью мое желание неистово!

Изумрудные глаза спокойно выдержали его взгляд.

– Сделайте самое худшее, на что вы способны, милорд, – с вызовом бросила графиня и, потянув голову супруга вниз, поцеловала его медленно, дразняще, раззадоривая.

Желание пронзило Ботвелла кинжальным ударом.

Раздвинув любимой губы, он ворвался к ней в рот и с нежностью овладел им. Потом его язык обежал тугие груди, и соски под ним ответно встали жесткими маленькими остриями, скользнув по теплой ложбине между грудей, он побежал дальше, вниз, к пупку. Она закричала, почувствовав жжение, которое немедленно разлилось по ее чреслам. На миг насытившись ее сладостью, Френсис встал над ней, расставив ноги по обе стороны, и склонился, чтобы накрыть губами манящий розовый сосок.

А Кат стонала под ним, пытаясь притянуть его к себе еще ближе и жадно выгибая кверху свои округлые бедра.

– Пожалуйста, Френсис, – молила она, – пожалуйста, сейчас!

Ботвеллу хотелось растянуть наслаждение, но сколь ни жаждала его сейчас Катриона, собственное желание было еще большим. Рукой он ласкал ее лицо.

– Хорошо, любовь моя, – прошептал Френсис Катрионе на ухо и глубоко вонзился в нее, получив почти равное удовольствие от обладания ею и от долгого трепетного вздоха, который, казалось, пронесся по всему ее телу.

После этих долгих лет она снова обрела себя! Затерянная в прекрасном серебристо‑зеленом мире, где‑то между сознанием и беспамятством, Катриона, довольная, бормотала, а его жесткий член нагонял на нее одну волну блаженства за другой. И наслаждение не прекратилось даже тогда, когда жесткость спала, оставив в ней его семя. Френсис притянул ее к себе и поцеловал.

Она, ничего не произнесла, но все за нее сказали ее прекрасные глаза, и Ботвелл улыбнулся счастливой улыбкой.

– Нежная Кат, – прошептал он. – Мой любимый противник, моя дражайшая любовь. Теперь все в порядке, милая. Все в порядке. Мы наконец‑то дома.

Небольшая церковь Санта‑Мария‑дель‑Маре считалась модным храмом и посещалась знатными и богатыми людьми, жившими в окрестностях Амальфи. В четвертое воскресенье апреля 1597 года граф и графиня Ботвелл присутствовали на полуденной мессе. Позже, выходя вместе с супругом на улицу, Катриона заметила изысканно одетую и очень красивую даму, стоявшую прямо перед ними.

И женское чутье, и легкое пожатие руки Френсиса подсказали графине, что это бывшая его любовница.

И прежде чем Ботвелл успел заговорить, раздался знакомый ему грудной голос:

– Так, Франсиско! Это и есть твоя новая шлюха!

На площади сразу же воцарилось молчание, и все головы повернулись, чтобы посмотреть на предстоящую схватку.

Катриона замерла. Глаза Ботвелла обратились в синий лед. Однако, ничем не выдавая волнения, он тепло приветствовал Альфредо, графа ди Ликоза, и со светской изысканностью произнес:

– Фредо, разреши представить тебе мою жену, Катерину Марию, графиню Ботвелл. Епископ Паскуале обвенчал нас пять дней назад.

– И более прекрасной и лучезарной невесты, мне кажется, я никогда не видел, – заметил священник, подтверждая слова графа.

Граф ди Ликоза склонился над рукой Катрионы.

– Графиня, я счастлив познакомиться с вами. – Его голубые глаза весело сверкнули.

На мгновение уголки рта у Катрионы приподнялись, и она прошептала ответную любезность. А затем, неспешно и тщательно, словно граблями, прошлась взором по Анджеле ди Ликоза, которая жадно пожирала ее своими огненными черными глазами. Наконец Катриона подняла глаза к мужу и протянула:

– Знаешь, дорогой, она что‑то не дотягивает до твоей обычной мерки…

Анджела в ярости шагнула вперед и угрожающе вскинула руку. Но Кат, не моргнув глазом, поймала ее за запястье.

– Только попробуйте, мадам, и вам придется доживать свой век без руки, – прошептала она, – и раз уж мы ведем такую беседу, то разрешите предостеречь вас.

Забудьте Френсиса. Вам его больше не видать.

Она отпустила запястье Анджелы. Морщась, та принялась его потирать.

– Почему же тогда вы предостерегаете?

– Потому что я вижу, что вы из тех глупых женщин, которые упорствуют, если их гордость уязвлена. Вспомните, он покинул ваш дом, услышав только одно мое имя. В ту же ночь мы стали мужем и женой. Не ставьте нас в неловкое положение, равно как и свою семью. Меня с Френсисом связывает больше, чем вы даже можете себе вообразить.

Катриока повернулась к сопернице спиной.

Взяв мужа под руку, она гордо удалилась, на ходу принимая поздравления и добрые пожелания знатных соседей, обрадованных, что графиня ди Ликоза получила щелчок по носу.

Альфредо усмехнулся.

– Вот уж не думал, дорогая, дожить до того дня, когда тебя обставят.

– Тихо, ты, змея! – закричала Анджела в ярости. – Я убью ее! Нет! Это окажется слишком легкой карой!

Она у меня станет страдать! Неспешно, медленно! И она у меня еще пожалеет, что жива!

Граф ди Ликоза, улыбаясь друзьям и соседям, затащил разъяренную жену в карету.

– Ты ничего не сделаешь, Анджела! Понимаешь? Ничего! Инквизиция и так уже посматривает в твою сторону.

– Пускай! – огрызнулась та. – Все равно они ничего не докажут!

– А им и не надо ничего доказывать! Достаточно просто намека на подозрение. Посмотри правде в глаза, дорогая. Франсиско развлекался с тобой, равно как и ты с ним. Этот мужчина, без сомнения, глубоко любит свою жену. Ради Бога! Я не хочу иметь лорда Ботвелла своим врагом, и если мне придется выбирать между ним и тобой, то я выберу его. По крайней мере ему можно доверять.

Однако Анджела ди Ликоза никак не могла избавиться от мыслей о прелестной шотландке. Графиня Ботвелл, видимо, была на несколько лет старше ее, однако на свои годы не выглядела. Не пользовалась белилами и румянами: безупречная кожа имела естественный живой цвет.

Тело тоже казалось молодым и упругим. Анджела с упоением воображала, как это прекрасное лицо и соблазнительное тело изрежут шрамы, какой уродкой станет соперница. Будет ли Франсиско и тогда любить эту женщину? Ответ прозвучал в ее голове громко и отчетливо: «Да. Будет!»

Она видела, как Ботвелл смотрел на свою жену. На нее, Анджелу, он так не смотрел никогда. И вообще Франсиско никогда по‑настоящему на нее не смотрел.

Впервые согласившись признать эту болезненную правду, графиня ди Ликоза возмутилась еще больше.

Все последующие недели желание отомстить у Анджелы только росло. Казалось, всякая знатная семья в округе желала устроить прием для молодоженов, и они с Альфредо всегда оказывались среди приглашенных. Не пойти было немыслимо. А графиня Ботвелл быстро стала любимицей и мужчин, и женщин. Ее хвалили за красоту, за очарование, за острый ум. Лорд Ботвелл всегдашний гуляка – не отходил от своей жены ни на шаг, и обожающие взгляды, которыми они обменивались, уже просто вошли в пословицу.

Именно взаимная привязанность супругов навела Анджелу на мысль о совершении мести. В последние недели она узнала, что лорд Ботвелл и его жена любят друг друга уже много лет, но по разным причинам до самого недавнего времени пребывали в разлуке. Наконец‑то соединившись, они испытывали огромное счастье.

Графиня ди Ликоза решила навсегда разлучить Катриону с Ботвеллом. Сначала она подумывала, не устроить ли убийство кого‑нибудь из них – предпочтительнее женщины. Однако палец подозрения укажет прямо на нее, Анджелу, и поэтому она отбросила подобную мысль.

К тому же боль разлуки окажется куда сильнее, если обоих оставить в живых. Вот когда прекрасная графиня Ботвелл будет вынуждена отдаться другому мужчине, а муж узнает, но будет не в силах спасти ее, – тогда‑то оба и испытают невыносимые страдания. Анджеле казалось, что ее замысел не имеет никаких изъянов. Никому и в голову не придет заподозрить графиню ди Ликоза. Дело в том, что ее старший брат еще в восемнадцатилетнем возрасте попал в плен к туркам. Когда он уходил в море, горя решимостью биться с османскими пиратами, мать‑турчанка ему сказала:

– Если тебя захватят, то изо всех сил кричи о своей знатности. Скажи им, что ты сын дочери Ферхан Вея, Фатимы Маврской, которую увезли в неволю двадцать лет назад. Обратись в ислам, как я когда‑то в христианство, и твое будущее – в твоих руках!

Он и был захвачен, ибо преследовать турок по Средиземному морю мог только безрассудный храбрец. Однако брат не забыл напутствие матери и последовал ее советам. Так ему удалось избежать мраморных копей; он даже поступил учиться в школу принцев и с годами быстро пошел в гору, пока не стал одним из самых умелых военачальников Османской империи. Теперь его звали Чикалазаде‑паша. Он пользовался полным доверием своих захватчиков, и при желании ему не составило бы труда вернуться на родину.

Но брат предпочел не возвращаться. На что он мог надеяться в Италии? Самое лучшее – унаследовать отцовский титул вместе со старым, разрушающимся замком, содержать который с каждым годом становилось все дороже. Его женят на самом предпочтительном из доступных приданых, ожидая, что он станет отцом нескольких сыновей. При удачном стечении обстоятельств можно будет позволить себе одну изысканную любовницу. Если же нет, то придется довольствоваться крестьянками.

А Чикалазаде‑паша имел великолепный дворец на Босфоре и в нем целую армию рабов. Он был женат на внучке Сулеймана Великолепного, а недавно его назначили великим визирем султана Мохаммеда, кузена жены.

Он содержал обширный гарем, который ублажал его изощренную чувственность. Паша безмерно любил красивых женщин. По всему цивилизованному миру сновали его работорговцы и высматривали экзотических красавиц. Девственность значения при этом не имела, но зато высоко ценилась личность. О гареме Чикалазаде ходили легенды по всему Востоку.

Анджела ди Ликоза умела смотреть правде в глаза: графиня Ботвелл была необычайно красивой женщиной. Анджела не сомневалась, что ее ненасытный братец обрадуется такому изысканному прибавлению к своему гарему. Переправить жертву в Стамбул тоже проще простого: турецкие корабли таились у самых итальянских берегов. Анджела имела дело с одним из их капитанов.

Его звали Хайр‑ад‑Дин – по имени знаменитого адмирала, прославившегося во времена Сулеймана Великолепного. Одной из обязанностей этого капитана было перевозить почту между Чикалазаде‑пашой и его итальянскими родственниками. Анджела легко могла с ним связаться и узнать, как скоро он рассчитывает отбыть домой.

Несколько дней спустя в одном из кафе на неаполитанской набережной сидела крестьянка и пила вино с моряком.

– Передай Хайр‑ад‑Дину, что мне мало дела, какой опасной ему кажется моя затея! Я должна встретиться с ним лично. В двух милях к юго‑востоку от Амальфи есть небольшой пляж в виде полумесяца. Я буду там завтра вечером через час после заката. Знаком будут два горящих фонаря.

Женщина поднялась и, прихрамывая, направилась к выходу. Матрос допил свою кружку. Тихо выругавшись, он кинул на стол несколько монет и тоже вышел.

Следующей ночью на песок маленького пляжа выскользнула лодка, пригнанная шестью потными гребцами‑неграми. Из нее тяжело выгрузился огромный человек, одетый в ярко‑красные рейтузы и полосатую красно‑черную рубашку. Его обширная талия была обернута парчовым поясом, откуда торчали кривая турецкая сабля и кортик, сверкавший драгоценными камнями. Прибывший неспешно двинулся вдоль пляжа. Для такого высокого роста он обладал необычайно маленькими ступнями, которые обувал в изысканные сапоги из золотистой кожи с красными кисточками. Из темноты выступила женщина в маске.

– Я – графиня ди Ликоза, – надменно представилась она.

– Снимите маску, чтобы я видел, с кем говорю, – хриплым голосом велел Хайр‑ад‑Дин и, когда она это сделала, кивнул.

– Вы совсем не походите на брата. Итак, девочка, чем могу служить?

– Хочу, чтобы ты отвез брату подарок.

– И вы вызываете меня с корабля только за этим?!

Чтобы сказать, что хотите передать какую‑то безделушку моему господину? Женщина!.. Пфф!

– Это особенный подарок, капитан. Невольница для его гарема. Несравненная ценность – знатная дама. Красота, воспитание и очарование – все при ней. Доставь подарок брату в целости и сохранности, и я вознагражу тебя золотом. И уверена, что в случае удачи ты окажешься в большой милости у своего господина.

– Кто эта женщина, графиня?

– Имя тебя не должно заботить, но ее вилла находится по ту сторону мыса. Ты должен хорошо знать этот дом, раньше он принадлежал купцу Абдулу Мехмету.

Через несколько дней ее мужу придется ненадолго отлучиться. Если вы в это время нападете в рассветный час, то не встретите никакого сопротивления. Прислуги на вилле всего шесть человек, пять из которых – женщины, Полагаю, что у нее также имеется горничная. Мне мало дела до того, что станет с этими людьми, но с дамой обращайтесь бережно и осторожно. Я хочу, чтобы брат получил ее целой и невредимой.

Капитан глянул исподлобья.

– Почему вы это затеяли, синьора графиня? Не похоже на вас – подыскивать рабынь для гаремов. Вы что, в заговоре с мужем этой женщины? Хотите его от нее избавить?

На лице Анджелы отразилась такая ненависть, что Хайр‑ад‑Дин в испуге сделал шаг назад.

– Я ненавижу их обоих, – прошипела синьора. – И это моя месть. Он тысячу раз умрет, зная, что она рабыня, а он не в силах ничем помочь!

– А что, если умрет женщина?

– Только не она, – безжалостно засмеялась графиня, – Она будет жить, надеясь вернуться к своему возлюбленному Френсису… Но такого не случится никогда!

Хайр‑ад‑Дин задумался. Даже если невольница будет подарком от сестры Чикалазаде‑паши, то и он сам снискает некоторую милость уже тем, что благополучно доставит ее к новому хозяину.

– Как мне знать, что похищение безопасно?

– Ежедневно около полуночи смотрите на небо над этим пляжем. Красная ракета покажет, что можно нападать следующим утром.

Анджела протянула ему мешочек.

– Скромный знак признательности, капитан.

Почувствовав вес мешочка, тот улыбнулся.

– Синьора контесса, приятно иметь с вами дело. Не хотите ли отправить вашему брату еще какое‑нибудь послание?

Она протянула запечатанный конверт и, ни слова больше не говоря, повернулась и исчезла во тьме. На лице у турка мелькнула гримаса. Повернувшись в другую сторону, он зашагал по пляжу к своей лодке.

«Жестокая женщина эта графиня ди Ликоза, – думал он. – Что могла натворить ее несчастная жертва?..»

Пока лодка прыгала по волнам, Хайр‑ад‑Дин решил, что следует приготовить каюту, соседнюю с капитанской.

Там достаточно просторно и к тому же можно с удобством устроить даму со служанкой. Он даст своим людям указание вместе с дамой захватить и горничную. Турок уже имел дело с пленницами и знал, что те, с кем рядом находилась подруга, переносили заточение значительно лучше тех, что были в одиночестве. А ведь если бедняжка не доберется до великого визиря в пристойном виде, во всем обвинят его!

Снова очутившись у себя на корабле, капитан созвал своих офицеров и рассказал им о предстоящем налете на виллу «Золотая рыба».

– Кроме этой женщины и ее горничной, пленных брать не будете. Мы же не какое‑то вонючее корыто с рабами. И обращайтесь с пленницами поосторожнее, иначе, клянусь Аллахом, всех вас оскоплю! Не насиловать! Женщина – для удовольствия Чикалазаде‑паши и только его одного.

– А как насчет горничной? – спросил первый помощник.

– Что ж, посмотрим. Но только когда уже будем идти под парусами. На вилле времени не терять.

– Но нельзя же рассчитывать, что наши люди пройдут мимо молодушек. Им не так часто выпадают такие задания.

– Хорошо, хорошо, – снисходительно улыбнулся Хайр‑ад‑Дин. – Пусть парни, которые отправятся с тобой, поимеют служанок. Однако даму и ее личную горничную доставить нетронутыми.

– Людей возьмем пару дюжин, – заключил разговор первый помощник. – Остается только сидеть и ждать.

Графиня Ботвелл сидела, скрестив ноги, посередине донельзя развороченной постели и наблюдала, как одевается муж. Обнаженная и вся розовая от недавних утех, она надула свои прелестные губки.

– Почему мне нельзя поехать с тобой, Френсис?

– Потому, моя молодая жена, – улыбнулся он, – что я собираюсь не на светский раут. Герцог ди Авеллано хочет, чтобы мы наконец покончили с бандитами, которые с недавних пор заполонили его округ.

– Я же ходила с тобой в набеги на пограничье, – возразила Катриона.

– Да, – снова улыбнулся ей Ботвелл, и его глаза затуманились воспоминанием. – И ты, безусловно, была самым очаровательным пограничным воином, какого я знал. С нежными грудями, которые все подпрыгивали, со стройными ногами в зеленых рейтузах… Проклятие, Кат! Я тоскую по всему этому и тоскую по нашему Эрмитажу. Но здесь Италия, дорогая! Если ты поедешь со мной, то меня не воспримут всерьез как наемника. И пусть ты богатая женщина, я предпочитаю зарабатывать на жизнь сам. Мы уходим не больше чем на две недели.

И почему бы тебе не написать Джеми и не узнать, может ли он уже прислать детей? По‑моему, нашим малышам пора познакомиться с отцом.

Катриона задиристо улыбнулась:

– А будешь ли ты скучать по мне, Ботвелл?

Тут она поднялась, потянулась и дразнящей плавной походкой прошлась по комнате. Френсис немедленно отвесил сочный шлепок по ее соблазнительному заду.

– Не извивайся тут передо мной, девка! И так‑то тяжело уезжать от тебя, не побыв вместе и двух месяцев. – Он склонил голову и нашел ее горячий рот. – О, Кат! Нежная Кат! – шептал Ботвелл между жадными поцелуями.

А затем…

– Проклятие! Опять! Никогда не встречал женщину, которая умела бы меня так возбуждать!

Катриона тихо засмеялась и вывернулась из его рук.

– Идите играть в войну, похотливый милорд!

Он печально взглянул на нее.

– Надень какое‑нибудь платье, нимфа, и попрощайся с нами, как подобает.

Когда графиня вышла в прихожую, Конолл как раз держал речь:

– По‑моему, следует оставить несколько человек охранять виллу.

– Охранять – от кого? – удивилась Катриона. – Боже мой, никогда не видела такого спокойного места!

– Не знаю, – задумчиво произнес Ботвелл. – Может, Конолл и прав. Все побережье кишит пиратами.

– Здесь нет ничего ценного, что бы их привлекло.

Не говори глупостей. Тебе понадобится каждый человек.

Мужчины обменялись взглядами и пожали плечами.

Спорить с Катрионой не стоило. Они отправились к своим людям, сидевшим уже в седлах. Конолл вскочил на коня и прогарцевал во главе отряда, но Ботвелл задержался, повернувшись лицом к жене и положив ей на плечи свои холеные руки.

– Жаль, что ты не можешь поехать вместе со мной, – проговорил Френсис. – Но мы не задержимся. Разорим это гнездо паршивых нищих и вернемся. Спасибо, что привела мне людей Гленкерка. Господи! Какое счастье – снова быть полезным! – И крепко прижал ее к себе. – Я люблю тебя, Катриона Стюарт Хепберн.

Он страстно поцеловал ее, ртом измяв ей уста со сладостью, которая посылала волны желания по всему ее телу. А сам Ботвелл в эту минуту желал, чтобы все бандиты провалились в ад вместе с герцогом.

– Так вы в Авеллано или в постель, милорд граф? – раздался язвительный голос Конолла.

Граф нехотя оторвался от жены.

– Если бы этот человек не был лучшим капитаном во всем христианском мире, то я бы с радостью его придушил, – процедил он сквозь стиснутые зубы, вскакивая на своего жеребца.

Катриона тихонько рассмеялась. Положив руку на колено мужу, она вскинула голову, улыбаясь.

– Я люблю тебя, Френсис. Возвращайся ко мне скорее целым и невредимым. – А потом повернулась к Коноллу:

– Присмотри за ним. Всегда будь при нем.

– Да! Да! – нетерпеливо ответил капитан. И они поскакали по аллее, поднимая пыль, которая клубилась следом. А Катриона стояла возле дверей, пока всадники не скрылись из виду. Затем, взбежав в дом, она позвала Паоло.

– Да, синьора графиня?

– Какие выходы у нас намечены на эту неделю?

– Только ужин в субботу вечером на вилле графа ди Ликоза.

Катриона облегченно вздохнула.

– Отмени, Паоло. Раз лорд Ботвелл уехал, у меня прекрасный повод не встречаться с этой проклятой женщиной.

Мажордом улыбнулся. Он любил графиню ди Ликоза не больше, чем его хозяйка. Эта женщина несла зло.

На следующий день, выполняя приказание, Паоло сообщил на виллу ди Ликоза, что графиня Ботвелл не сможет принять приглашение ввиду отъезда супруга.

Анджела сияла довольной улыбкой. Все устраивалось как нельзя лучше, а к ее собственному алиби теперь никто не придерется. Что ей помешает на минутку ускользнуть от своих гостей и подать условленный знак Хайр‑ад‑Дину?

Или, еще лучше, послать слугу? Ее неотлучное присутствие подтвердит целая толпа! А так как садовники на вилле «Золотая рыба» в воскресенье не работают, то никто о налете пиратов не узнает до следующего дня. А к этому времени ненавистная соперница окажется уже далеко на пути в гарем Чикалазаде‑паши. Дикий смех графини разнесся по всему дому. Заслышав его, слуги крестились и шептали друг другу: «Когда Анджела дель Диаволо смеется – быть беде!»

Принимая в тот вечер гостей, графиня ди Ликоза выглядела еще очаровательнее, еще восхитительнее, чем когда‑либо. Всем так понравился прием, что последние из приглашенных, довольные обильной выпивкой, разбредались по своим спальням уже на рассвете.

А за холмами, укутанными дымкой, на вилле «Золотая рыба» тишину ясного солнечного утра разорвал дикий вопль. Мигом проснувшись, Катриона села в кровати и прислушалась. Раздался новый вопль и топот бегущих ног. Она вскочила и подбежала к окну. А выглянув, похолодела от ужаса.

Сад кишел незнакомыми людьми в цветных шароварах, и графиня сразу поняла, что на виллу напали турецкие пираты. Повариху Марию и двух ее молоденьких кухарок повалили на землю и насиловали. Вокруг стояли другие разбойники, дожидаясь своей очереди. Обе горничные в страхе убегали, преследуемые четырьмя или пятью турками. Паоло лежал на огороде рядом с только что сорванными травами, голова его превратилась в кровавую массу.

– Да будет милостив Христос, – послышался рядом с ней шепот Сюзан, плачущей от испуга.

– Забирайтесь в сундук, – приказала графиня. – Меня они не тронут, а потребуют выкуп. Быстро!

Сюзан уже открыла крышку. Выбросив охапку простыней, она помогла Мэй забраться внутрь.

– Лежи, девочка, пока не убедишься, что они ушли.

Потом беги в дом садовника Карло и жди, когда вернется его светлость.

– Но, Сюзан, – возразила девушка, – почему ты не прячешься вместе со мной?

– Я должна оставаться с миледи, девочка.

Старшая сестра заботливо укрыла младшую бельем и накрепко захлопнула сундук. Катриона взглянула на служанку.

– Они изнасилуют тебя, детка, и я не смогу остановить их.

Сюзан ответила госпоже спокойным взглядом.

– Я не девственница, миледи, а Мэй – да, и это ее непременно убьет. К тому же вы во мне нуждаетесь.

Больше поговорить им не удалось. Под напором сильного плеча дверь рассыпалась в щепки, и в проеме показалась по меньшей мере дюжина людей. Не в силах сдержаться, обе женщины громко завизжали, в страхе прильнув друг к другу. В комнату вошел огромный мужчина. Он окинул их коротким взглядом, а затем спросил у Катрионы по‑итальянски с гортанным выговором:

– Как зовут тебя, девочка?

– Я графиня Ботвелл, – ответила Катриона, поражаясь, что еще не потеряла дар речи.

– А эта?

– Моя горничная Сюзан.

– Не пугайся, милашка, – сказал великан. – Я – Хайр‑ад‑Дин, капитан императорского флота султана Мохаммеда. У меня приказ доставить тебя в гарем нашего великого визиря Чикалазаде‑паши. Ни я, ни мои люди не причиним тебе и служанке вреда.

У Катрионы глаза раскрылись от ярости и страха.

– Нет! – закричала она.

– Это уже было слишком. Три года разлуки с Френсисом! Поспешное бегство из Шотландии от преследований Джеймса Стюарта! Потом – наконец‑то – счастье.

И вот теперь ее всего лишают!

– Не‑е‑ет! – заголосила она. – Нет!

И когда великан шагнул вперед и протянул к ней руку, графиня, побелев, рухнула на пол.

Хайр‑ад‑Дин кивнул одному из своих людей. Тот бережно подхватил Катриону на руки и пошел с ней из комнаты. Сюзан не заставила себя подгонять, она шагнула следом, хотя сердце ее замирало от ужаса. Один из пиратов спросил капитана по‑итальянски:

– Дом поджечь?

Хайр‑ад‑Дин фыркнул:

– Чтобы вся округа знала, что мы здесь? Нет, дурак!

Когда они проходили по саду, Сюзан даже порадовалась, что хозяйка все еще в обмороке. Служанки лежали обнаженными, с перерезанным горлом и причудливо вывернутыми конечностями. У троих из них на избитых до синяков бедрах краснело пятно утерянной девственности, и Сюзан в мыслях возблагодарила Бога, что Мэй не пришлось такого пережить. Но что придет и ее очередь, сомневаться не приходилось. И пленница боялась, потому что она солгала Катрионе и была еще столь же девственна, как и в день, когда родилась.

На берегу, подсаживая Сюзан в шлюпку, пираты всю ее облапали. Эти изверги только радостно хохотали, когда она от них отбивалась, и несли свою похабщину по‑итальянски, чтобы и ей было понятно. Но девушка стиснула зубы и напомнила себе, что она Сюзан Мор‑Лесли из Гленкерка и ее не запугает какая‑то жалкая кучка оборванных иноземцев.

Шлюпка подошла к кораблю, покачивающемуся на якоре, и страхи служанки несколько поуменьшились. Их с Катрионой поместили в просторную и удобную каюту.

Турок, несший графиню, осторожно положил ее на койку и вышел. В двери щелкнул замок. Оглядевшись, Сюзан заметила кувшин с водой, серебряный тазик и мягкое льняное полотенце. Она смочила тогда полотенце в тазике и, отжав, положила своей госпоже на голову. Потирая тонкие запястья Катрионы, горничная озабоченно всматривалась в ее застывшее лицо. Дверь позади Кат открылась, и вошел Хайр‑ад‑Дин.

– Как чувствует себя наша девочка? – ласково спросил он.

– Пока еще без сознания, а спасибо за заботу не скажу, – огрызнулась шотландка. – Вы перепугали ее до полусмерти, когда сказали, что везете в гарем. Какой бы выкуп ни потребовался, лорд Ботвелл заплатит.

– Никакого выкупа. У меня приказание доставить эту женщину в гарем нашего великого визиря Чикалазаде‑паши. Она – подарок от его сестры.

На лице у девушки отразилось недоумение.

– От сестры? – переспросила она. – И кто такая эта сестра? И какое право она имела посылать миледи в подарок? Моя госпожа – свободно рожденная знатная женщина и кузина короля Шотландии!

– Сестра визиря – графиня ди Ликоза, – пояснил Хайр‑ад‑Дин.

У Сюзан глаза полезли на лоб.

– Эта сука? Клянусь Богом, я сама ее убью, когда она попадет мне в руки, рыжая шлюха!

Громадный Хайр‑ад‑Дин весь затрясся, разразившись оглушительным хохотом.

– Ох, девочка, ты прямо угадываешь мои мысли. Но скажи, почему она так ненавидит твою госпожу?

– А потому, – гневно ответила Сюзан, – что графиня ди Ликоз