Часть V. Бегство любви 5 page

Когда двери за ними закрылись. Кат вырвалась из тетушкиной хватки и, мигом повернувшись, сказала:

– Прекрасно, тетя, давайте поговорим!

Адель де Пейрак улыбнулась.

– Хорошо. Ты разумна. Скажи мне теперь побыстрее, зачем ты приехала во Францию? Надеюсь, ты не думаешь, что раз твой сын женился, то сможешь обосноваться у нас?

Кат не поверила своим ушам. Эта женщина, наверное, полоумная!

– Боже мой, мадам! Почему же я должна хотеть жить у вас?

– Не гневись, дорогая, – ответила Адель. – Мы все знаем, что вдове‑графине гораздо труднее наслаждаться жизнью в качестве матери своего сына, чем в качестве жены своего мужа. Может, ты не поладила с молодой невесткой и пришлось убраться? Полагаю, быть бедной не так‑то легко.

Кат подавила в себе страстное желание изо всех сил шлепнуть по этому самодовольному лицу.

– Мадам, – сказала она ледяным тоном, – не знаю, что навело вас на ложную мысль о моей бедности, но прошу позволения оповестить вас, что я очень богатая женщина. Я была богатой, когда выходила за Гленкерка, и еще более богата сейчас. И если бы захотела, то могла бы жить с сыном и его молодой женой, которая нежна и ласкова. Однако я предпочитаю снова выйти замуж. И еду в Неаполь именно за этим!

– А за кого?

– За лорда Ботвелла, – спокойно ответила Кат.

– Боже мой! Он же дикарь, хоть и весьма очаровательный, по крайней мере мне так говорили. – С этими словами Адель де Пейрак удалилась.

Сюзан фыркнула:

– Мы ей не нравимся, да, миледи?

Кат засмеялась.

– Нет, девочка, не нравимся.

– А сколько нам здесь придется прожить, миледи?

– Всего несколько недель, Сюзан. Еще зима, и я хочу немного обождать.

На следующий вечер Кат познакомилась с дядюшкой Доналдом и его женой Рене, которая столь же сердечно отнеслась к племяннице, сколь холодно повела себя Адель.

– Жаль, что вы не остановились у нас, дорогая Катрин. Адель не слишком гостеприимна.

Кат похлопала славную даму по пухленькой руке.

– Все хорошо, милая тетушка. Я пробуду всего несколько недель, а потом уеду.

Рене де ла Прованс наклонилась вперед и прошептала:

– Мне нужно поговорить с вами наедине и как можно скорее. Придумайте предлог, чтобы уйти в вашу спальню.

Немного спустя Кат обнаружила, что тетя Рене уже ждет ее.

– Это правда, Катрин, что вы богаты?

Кат закусила губу, чтобы не рассмеяться, ибо маленькая дама выглядела очень расстроенной.

– Да, тетушка, я богата.

– Ох, дорогая! Адель подумала сначала, что вы бедны, и только и ждет, что вы поскорее уедете. Сегодня, однако, кузина сказала мне, что вы богаты, и она намеревается женить на вас своего старшего сына Жиля.

– Это невозможно! – воскликнула Кат, ошеломленная и разгневанная. – Ведь я еду на юг, чтобы выйти замуж за лорда Ботвелла. К тому же мне казалось, что.все в этом семействе состоят в браке.

– Жиль – вдовец, и, хотя он мне и племянник, должна сказать, что не очень его люблю. Он пять лет был женат на дочери моей подруги Мари де Мальмезон. И два года назад девушка наложила на себя руки. Прежде чем выйти замуж за Жиля, она являла собой самое нежное, веселое и светлое создание. Но потом вдруг стала тихой… и запуганной, всегда смотрела на Жиля, спрашивая одобрения каждого слова, какое скажет. Словно испытывала страх перед ним.

– Не опасайтесь за меня, тетушка Рене. Я не выйду ни за кого, кроме Френсиса Стюарта Хепберна.

– И тем не менее, дитя мое, берегитесь Жиля де Пейрака.

Вернувшись в главный зал. Кат познакомилась со своими кузенами де ла Прованс; это были пять очаровательных молодых людей с женами, а шестой оказалась восхитительная шестнадцатилетняя девушка по имени Маргерит, которую все звали Мими. Затем графине представили сыновей дяди Дэвида. Она быстро поняла, почему тетушка боится Жиля де Пейрака и не любит его, хотя остальные братья выглядели достаточно приятными.

Высокий ростом, темноволосый, старший из сыновей Пейрака имел, подобно матери, суровую, почти испанскую внешность. Его черные глаза горели странным золотистым огнем, который вспыхивал еще сильнее, когда Жиль возбуждался. Он взял руку Катрионы, перевернул, чтобы поцеловать ладонь, и быстро пощекотал ее своим мокрым языком. Возмущенная, Кат вырвала руку обратно. Она испытала ярость и отвращение как от самого поступка, так и от этих странных глаз, которые заглянули ей глубоко в декольте и медленно поднялись к лицу.

– У нас много общего, моя прекрасная кузина, – сказал Жиль де Пейрак. – Мы оба остались вдовыми в самом расцвете лет, и, – тут он выдержал паузу, – мы оба опытны…

Кат предпочла не заметить этих слов, ответила светской улыбкой и повернулась, чтобы поговорить с Мими.

Но когда пришло время садиться обедать, графиня обнаружила, что Жиль оказался ее соседом. К огромному ее смущению, он изо всех сил ухаживал, выбирал самые лакомые кусочки и яства, чтобы положить ей в тарелку, и даже настаивал, чтобы она отпила из его чашки. Ей едва удалось сдержаться и не осадить наглеца. Быстро повернувшись к другому своему соседу, Катриона увидела, что это Ниалл Фиц‑Лесли. Его глаза светились весельем, и она тихо сказала ему по‑гаэльски:

– А вам не кажется, что тетушка неспроста посадила мне по одну руку своего мерзкого сына, а по другую – священника?

– Мысль о том, как ее любимый Жиль завладеет вашим состоянием, кажется старой даме очень соблазнительной, Катриона, – отвечал святой отец, а затем удивился:

– Откуда вы узнали, что я говорю по‑гаэльски?

– Вы упомянули, что несколько лет прожили в Кэйтнессе. На чем еще вы там могли объясняться?

Рассердившись, что его так подчеркнуто не замечают, Жиль де Пейрак спросил:

– Что это у вас за тарабарщина? Звучит очень противно.

Кат ответила ему холодным взглядом, а Ниалл спокойно объяснил:

– Мы разговариваем по‑гаэльски, кузен. Мадам графиня беседует со мной о моей молодости.

Кат удалось до самого конца вечера увиливать от своего «пресмыкающегося» поклонника, а когда на следующий день приехала парижская портниха, графиня готова была и вовсе его забыть. Женщина привезла с собой трех помощниц и огромный набор тканей. Бросив один лишь взгляд на Кат, она уже возликовала:

– Ах, мадам графиня! Как приятно будет для вас шить! Боже мой! Какая тонкая талия! Какие великолепные груди! Кожа, глаза, волосы! Я вижу, что едва вы предстанете ко двору, как у нашего Вечнозеленого ухажера появится новая любовница. Когда я закончу работу с вами, то не найдется уже никого более восхитительного.

Кат залилась счастливым смехом.

– Сожалею, мадам де Круа, но придется вас разочаровать. Я не собираюсь являться ко двору, я еду в Италию, чтобы выйти замуж. И вы должны сшить мне платья по итальянской моде.

Лицо малышки‑портнихи сразу померкло.

– А куда в Италию, мадам графиня?

– В Неаполь.

– Ах, – улыбка засияла вновь, – Неаполь! Климат умеренный, а знать – модна! Мы возьмем легкий бархат, хлопок, лен и шелк разной тяжести. Декольте будет очень, очень низкое, юбки текучие и летящие. Вы будете настоящим сказочным видением!

Она дала знак помощницам, и те немедленно принялись развертывать рулоны материи.

У Катрионы захватило дух. Никогда раньше она не видела таких чудесных тканей. Остановив взор на мягком сиреневом шелке, она кивнула на него и сказала:

– Для моего свадебного платья.

Мадам де Круа широко улыбнулась.

– Да! Но только для верхнего. Для нижнего мы возьмем ткань того же цвета и вышьем золотой нитью и жемчужинами. Рукава сделаем текучими, словно вода, и тоже оторочим вышивкой. Очень подходит для Неаполя. Конечно, если бы вы остались здесь и захотели бывать при дворе, то я бы скроила их облегающими на плече и запястье, а посередине – широкими, но… – портниха пожала плечами, – это для теплого города выйдет слишком душно. А теперь, мадам графиня, давайте снимем с вас мерку.

Одетая в одну сорочку, Кат взобралась на стул, а портниха и все три ее помощницы запорхали вокруг, переговариваясь на своем быстром парижском диалекте.

Внезапно графиня почувствовала, что в комнате присутствует еще один человек, и, подняв глаза, увидела Жиля де Пейрака, который стоял в дверях, прислонясь к косяку, и жадно ее разглядывал. Не подавая виду, она сказала Сюзан по‑гаэльски:

– Приведи Конолла, пусть уберет гадину.

Прошло несколько напряженных минут, а затем возле Пейрака появился Конолл. Тщательно выговаривая французские слова, он негромко сказал:

– Можно сделать это двумя способами, милорд. Либо вы тихо удалитесь по‑хорошему, либо по приказанию миледи я вас уберу.

Ничего не ответив, француз повернулся и исчез. Конолл ушел следом.

– Как быстро вы будете шить? – спросила Кат у портнихи. – Сможете делать в день по платью?

– С тремя девушками смогу, мадам графиня.

– Тогда вызовите из Парижа помощниц, мадам де Круа. Пусть приедут два десятка лучших ваших швей, я заплачу им сама. Двенадцать будут работать над моими платьями; остальные займутся сорочками, ночным бельем, плащами, вышивкой и что там еще!..

Увидев на лице у портнихи недоверчивое выражение, Катриона улыбнулась.

– Пошлите кого‑нибудь, кому доверяете, в банковский дом Жискара Кира и спросите, может ли мадам графиня Гленкерк позволить себе так швыряться деньгами. Вы увидите, что может. Я Хочу уехать из Пети‑Шато через две недели. – И, вздрогнув. Кат посмотрела в сторону двери, теперь пустой.

За два дня до отъезда графини в замок прискакал незнакомый всадник. Через час Катриону вызвали в библиотеку. Видно было, что Дэвид Лесли де Пейрак смущен и весьма обеспокоен. На стуле сидел, развалившись, элегантный господин, который при появлении Кат вскочил на ноги.

– Моя племянница, мадам графиня Гленкерк. Катриона, это месье маркиз де ла Виктуар.

Щеголь низко склонился и почтительно поцеловал ее руку, задержав на миг в своей. Его голубые глаза окинули графиню восхищенным взглядом, и он не смог удержаться, чтобы самую чуточку не пококетничать с ней; кончики маркизовых усов слегка задергались.

– Мадам, я ваш верный раб, – прошептал Виктуар, дыша фиалковым ароматом.

Катриона ответила звонким смехом, и ее зеленые глаза озорно засверкали.

– Вы мне вскружите голову такими любезностями, месье маркиз, – деланно возмутилась она.

Придя в восторг от этой прелестной женщины, не терявшейся к тому же в светской пикировке, гость произнес новую изысканную фразу:

– Мадам, мне выпало невероятное счастье. Король избрал меня, чтобы сопровождать вас в Фонтенбло.

– Ваш король желает меня видеть? Должно быть, здесь какая‑то ошибка, месье маркиз. Я просто нахожусь проездом во Франции по пути в Италию.

– Вы вдова Патрика Лесли?

– Да.

– Тогда ошибки нет, мадам.

– Мне нужно время переодеться, месье маркиз. И, конечно же, мне нужен подобающий эскорт. Меня будут сопровождать обе мои служанки, мой духовник и мой начальник стражи со своими людьми. И естественно, мы поедем в моем экипаже.

– Ну безусловно, мадам. Все приличия будут соблюдены.

Прошел еще час, и Кат уже ехала по лесу из Пети‑Шато в Фонтенбло. Пути было семь миль. По совету Ниалла графиня надела изысканное соблазнительное платье из темно‑зеленого бархата, подчеркивавшее цвет ее глаз и белизну кожи. Очень глубокий вырез выставлял напоказ ее пышные прелести. Поверх она накинула плащ с капюшоном, сшитый из чередующихся полос темно‑зеленого бархата и мягкого, тоже темного бобрового меха.

Крупную золотую пряжку на шее украшал изумруд.

По дороге Ниалл тихим голосом давал наставления:

– Нельзя его недооценивать, Катриона. Генрих Наваррский очень хитер. Отвечайте на его вопросы прямо, но говорите только то, что ему следует знать. И не более.

Он любит женщин, особенно поумнее и поживее. И сам тоже обладает сильным обаянием!

– Но что же, – беспокойно вопрошала Кат, – что же ему от меня нужно?

– Полагаю, Джеймс Стюарт обнаружил ваше отсутствие и надеется, что собрат‑король поможет вас вернуть.

– Я не поеду обратно, Ниалл!

– Если Генрих хочет видеть вас именно поэтому, то попробуйте отговорить его, используя все ваши чары. Я знаю, вы можете.

– Святой отец! – возмутилась Кат. – Что вы мне советуете?

– Что бы ни было, вы хотите стать женой лорда Ботвелла или нет?

– Хочу! О, Боже милостивый, конечно, хочу!

– Тогда идите на все ради этой цели. Несколько минут спустя они приехали в Фонтенбло. Маркиз де ла Виктуар подскочил к дверце коляски, готовясь проводить Катриону в покои короля.

– Ваши служанки и все остальные люди могут подождать здесь, – сказал он.

Ниалл легко выскочил из кареты. Глядя прямо в глаза маркизу, он тихо молвил:

– Пойду‑ка я навещу своего старого друга отца Гюго, духовника короля. Буду готов вернуться по вашему приказанию, мадам графиня.

Кутаясь в плащ, Катриона проследовала за маркизом по лабиринту кривых полутемных коридоров. Наконец, он остановился и, указывая на дверь, обшитую панелями, тихо произнес:

– Сюда, мадам.

А потом повернулся и исчез во тьме. Кат стиснула зубы и, тронув ручку двери, вошла в небольшую, прекрасно обставленную библиотеку. Сначала комната ей показалась пустой. Но тут из занавешенного алькова шагнул невысокий мужчина.

– Приблизьтесь, мадам графиня. Я вас не укушу.

Кат подошла прямо к королю и приветствовала его глубоким реверансом.

– Монсеньор, вы так любезны, что принимаете меня.

В уголках его рта мелькнула усмешка.

– Снимите плащ, мадам. Поговорим.

Кат расстегнула золотые застежки. Аккуратно положив плащ на стул, она снова повернулась к Генриху. У него было чувственное, красивое лицо с темно‑карими бархатными глазами. Король оглядел гостью с явным одобрением. Взор его обласкал прекрасное лицо, а затем нескромно задержался на пышных грудях, выпиравших над вырезом платья.

– Великолепно! – выдохнул он наконец. – Мне вполне понятно страстное желание Джеймса Стюарта заполучить вас обратно, мадам графиня.

Хотя в глубине души Катриона и ожидала этого, потрясение оказалось слишком велико. Она слегка пошатнулась. Король мгновенно оказался рядом и обвил ее талию своей сильной рукой.

– Я не поеду обратно, монсеньор. Разве что в гробу!

Генрих расстроился.

– Ах нет, дорогая, я не могу такого допустить.

Кат снова закачалась, и король, подхватив ее на руки, быстро перенес в занавешенный альков на кровать. Его длинные тонкие пальцы умело ослабили шнурки корсажа. Налив в кубок немного янтарной жидкости, он обнял графиню рукой за плечи и заставил выпить.

У Кат перехватило дыхание, и она закашлялась.

– Боже мой! Виски!

– Отличное восстанавливающее средство.

Вдруг осознав, что сидит почти раздетая, Кат изо всех сил попыталась зашнуровать корсаж, но тут она вновь почувствовала головокружение и только откинулась назад. Король склонился над ней, мягко зажав между своими руками.

– Не бойтесь, дорогая. Я не заставлю вас ехать обратно к вашему королю. Совершенно ясно, что он вам отвратителен, а я никогда не думал, что стоит принуждать женщин. В битве полов нежная уступка гораздо очаровательнее изнасилования.

Карие глаза жгуче ее обласкивали, и Кат поняла, что краснеет. Она услышала его бархатный голос.

– Уступаете ли вы мне, дорогая? – спросил король, и она едва успела прошептать «монсеньор», как уста ей накрыл его горячий рот.

Готовая пережить то же, что и с Джеймсом, графиня с удивлением ощутила трепет. Тело расслаблялось. Глаза ее закрылись, и она глубоко вздохнула.

А Генрих негромко засмеялся, его тонкие пальцы быстро расшнуровали корсаж, обнажив гостью до талии.

Рот короля спустился по ее стройной шее к шелковистым шарам грудей. Она не смогла остановить его, хотя какой‑то краткий миг и пыталась, несмотря на возмутительно сладостные ощущения, которые на нее накатывали. Так было нельзя! Она его даже не знала.

– Нет, нет, дорогая, – ласково возразил король, вжимая ее спину в подушки. – Вы хотите этого не меньше меня.

И пораженная. Кат осознала, что король говорит правду. Она не знала его, однако ей нужно было его настоящее мужское тело, чтобы заново утвердиться в своей чувственности. С Джеймсом она ощущала себя шлюхой.

С Генрихом Наваррским, почти что незнакомцем, снова чувствовала себя живой и женственной.

Губы мужчины чертили узоры по ее трепещущим грудям, шли ниже к дрожащему пупку. Широкие мягкие руки ласкали ее с таким умением, что дух захватывало, и она даже почти лишилась чувств. Эти руки проникли под ее пышные юбки, поглаживали атласные бедра, а затем перешли к самому сокровенному. Внутри нее накапливалось мучительное пульсирующее напряжение.

Учащенно дыша, она закричала: «Монсеньор!», а когда жесткий орган вошел в нее, благодарно расплакалась.

Король двигался мягко, радуясь ее страстному ответу, с готовностью задерживаясь в ее теплой плоти и следя, чтобы она, ощущая миг своего великого наслаждения, обрела его вполне. Затем, вознеся ее в последний раз к высотам блаженства, Генрих и сам испытал его. Возбужденная этим искусным любовником, Кат лишилась чувств, а затем, не открывая глаз, погрузилась в расслабленный сон.

Несколько часов спустя, когда графиня проснулась, король сразу подошел к ней с бокалом охлажденного вина.

Вспомнив, что произошло между ними, она зарделась и приняла подношение, опустив взгляд.

– Посмотрите на меня, дорогая, – нежным голосом приказал Генрих и рукой властно поднял ее лицо. – Мне жаль Джеймса, и, конечно же, я завидую моему другу лорду Ботвеллу, – сказал он.

Изумрудные глаза графини широко раскрылись, и она проглотила комок, поднявшийся в горле.

– Вы… Вы знаете Френсиса?

– Да, милая, знаю. Мы немало вместе поразвлекались, пока он по‑глупому не убил на дуэли одного де Гиза. А у меня и так достаточно хлопот с этой семьей, и я вынужден был изгнать из Франции своего друга.

– Тогда вы, очевидно, знаете, что я еду в Неаполь, чтобы выйти за него замуж?

– Да, милая.

– И вы с самого начала не собирались препятствовать мне?

– Да, милая.

– О‑о‑о‑о!

Кат раскрыла глаза от возмущения. В ярости она соскочила с кровати и отчаянно принялась снова себя зашнуровывать.

– Боже мой, монсеньор! Как вы могли? Как вы могли?

Генрих Наваррский не смог удержаться и рассмеялся заливистым смехом. Он ухватил маленькую ручонку, колотившую его по груди.

– А дело в том, чудесное вы создание, что в окружении целого двора, полного восхитительных, ластящихся красавиц, Френсис только и делал, что вздыхал да грезил о вас! Я не мог поверить, что существует такое совершенство. Но теперь, – и король улыбнулся, глядя на нее сверху, – я верю, дорогая моя!

Он поднял ее лицо.

– Вы же не расскажете моему доброму другу Френсису, что я так постыдно воспользовался вами? Ведь не скажете, милая?

Губы Кат задрожали.

– Вы несносный человек, монсеньор, – выговорила она Генриху, начиная помимо своей воли смеяться.

Пальцы хозяина алькова умело зашнуровали ей корсаж.

– Разве так было страшно наше деяние? У меня создалось впечатление, что вы наслаждались не меньше моего.

Их глаза встретились, и король услышал ответ:

– Наслаждалась, монсеньор, но по причине, о которой вы не подозреваете.

– Скажите же!

– На прошлое Рождество мой сын женился на Изабелле Гордон, и Джеймс Стюарт приехал в Гленкерк, чтобы проводить дни на охоте, а ночи – в моей постели.

Когда он прикасался ко мне, я ничего не ощущала. Чтобы не оскорбить короля, я была вынуждена изображать чувства, которых не испытывала. После нескольких таких ночей я стала бояться, не случилось ли уж со мной чего‑нибудь.

– А сегодня, – ухмыльнулся Генрих, – вы обнаружили, что с вами ничего не случилось, так?

– Да, – тихо ответила она.

– Я счастлив своим вкладом в ваше успокоение, мадам графиня, – сухо молвил король.

Катриона озорно улыбнулась.

– Не изображайте из себя обиженного, монсеньор!

Это вы меня соблазнили!

Генрих улыбнулся тоже.

– Не буду отрицать, мадам, что мы провели восхитительные минуты. – Он прикоснулся пальцем к ее носу и вздохнул. – Но теперь вам надо ехать обратно в замок вашего дядюшки и готовиться к путешествию в Италию.

Кат схватила его руки и поцеловала.

– Спасибо, спасибо, монсеньор! Тысячу раз спасибо!

Король снова взял ее лицо в свои ладони.

– Вы очень любите его, да, милая?

– Да, монсеньор, люблю. Эти три года тянулись страшно долго и одиноко. Без него я жила лишь наполовину.

– А я подобных чувств ни к кому не испытывал, – вздохнул Генрих.

– Не думаю, что такая любовь выпадает многим, и не понимаю, почему выпало именно нам с Френсисом, но это так!

Генрих нежно провел пальцем по ее щеке.

– Как вы прекрасны, дорогая, со всей вашей невинной любовью, которая светится в этих чудесных зеленых глазах. Спокойно отправляйтесь к вашему ненаглядному повесе и передайте, что я по нему скучаю. Каким бы украшением вы оба стали для моего двора!

Взяв плащ Катрионы, король бережно накинул его на плечи. Потом за руку проводил до выхода и открыл дверь.

– Вот она, святой отец, жива и здорова.

Напоследок Генрих поцеловал ей руку и сказал:

– Прощайте, мадам графиня.

Дверь в комнату закрылась, и Кат осталась в коридоре одна с Ниаллом Фиц‑Лесли. Священник отвел ее обратно к карете. А когда они уже спокойно ехали, спросил:

– Итак, мадам, вы уходите из лап льва невредимыми?

Графиня рассмеялась.

– Почти, святой отец. И все‑таки мне понравился ваш король.

– Тогда вы свободны и можете продолжить путь к лорду Ботвеллу?

– Да, Ниалл. Свободна.

На следующий день обе семьи Лесли собрались попрощаться с Кат. После ужина графиня удалилась сразу же, как только позволили приличия; выезд она назначила на раннее утро. И ее экипаж, и вторая, меньшая, повозка, оказавшаяся нужной для разросшегося гардероба, уже были загружены, оставалось только запрячь. Тем же самым утром прибыл маркиз де ла Виктуар с грамотой свободного проезда, выписанной от Генриха Наваррского для мадам графини Гленкерк. Эта бумага позволит ей беспрепятственно проехать не только по Франции, но и по некоторым итальянским княжествам.

Глубокой ночью Кат внезапно проснулась, почувствовав, что в темной спальне она не одна. В ногах ее кровати молча стоял какой‑то мужчина. Она сразу узнала его.

– Что тебе надо, Жиль?

– Как ты поняла, что это я, Катрин?

– Кто же еще посмеет вторгнуться ко мне?

– Ты и в самом деле покидаешь нас утром?

– Да.

– Почему же?

– Потому что, – терпеливо, словно ребенку, объяснила она, – я еду в Неаполь, чтобы выйти замуж за лорда Ботвелла.

– Этот мужчина не для тебя, Катрин! Он жестокий и грубый викинг. Он убил моего друга, Поля де Гиза. Ты не знаешь, какой он на самом деле!

– Это ты не знаешь лорда Ботвелла, Жиль. Я же знакома с ним уже много лет. Я люблю его и всегда любила.

Жиль замолчал, а потом она услышала его резкий вздох.

– Ты! Тогда это ты – та женщина, по которой он страдал! Это из‑за тебя он презрел и оскорбил Кларис де Гиз.

Жиль перешел из темноты в полусвет и встал у края кровати. Его голос стал напряженным и мстительным.

– В отместку мы лишили Ботвелла почти всего состояния, а потом король изгнал его. Когда этот нечестивец покидал Францию со своим вшивым слугой, то у них не оставалось ничего, кроме платья, что было на них, и лошадей, на которых они ускакали. И теперь ты хочешь найти его и усладить ему жизнь? Мой лучший друг мертв! – В глазах у Жиля де Пейрака засверкал все тот же странный золотистый огонь. – А любопытно, прекрасная моя кузина, как твой возлюбленный примет тебя, зная, что я поимел тебя как животное. А он узнает!

– Жиль! – Она нарочно повысила голос, но кузен до того распалился, что даже и не заметил. – Жиль! Немедленно убирайся из моей спальни!

Из гардеробной послышался тихий шорох, и Кат с облегчением поняла, что служанка проснулась.

Жиль де Пейрак протянул руку. Схватив за вырез ее рубашки, он легко разорвал прозрачную ткань. Ничего уже поделать графиня не успела, кузен сразу бросился на нее. Она отчаянно завизжала, но мерзавец приглушил этот визг своей ладонью. Она яростно изворачивалась всем телом, пытаясь ускользнуть от ненавистных пальцев, которые щипали ее и причиняли боль. Черные глаза Жиля безжалостно блестели, в них мерцал безумием золотистый огонек.

– Так! – возбужденно шептал Пейрак. – Отбивайся! Отбивайся! Я люблю, когда женщины отбиваются.

«Боже мой, – подумала Катриона, – он же сумасшедший! Но я не дам себя снова изнасиловать! Не дам!»

Но внезапно руки Жиля оказались заломлены назад, а сам он уже болтался в воздухе.

– Я предупреждал тебя, парень, – тихо произнес Конолл и вонзил кинжал ему в сердце.

Дикие глаза Пейрака удивленно расширились, а затем потеряли всякое выражение. Он рухнул на пол. Ошеломленная Катриона увидела, как из темноты шагнул Ниалл. Совершив последний обряд, святой отец приказал:

– Сбросьте тело со стены у служебных ворот. Пусть его примут за разбойника.

Эндрю и Конолл молча подхватили труп и унесли из комнаты.

Судорожно вздохнув, Катриона от облегчения заплакала, едва ощущая, что кто‑то привлекает ее к своей широкой груди. Бережно поддерживая графиню, Ниалл поглаживал рукой ее золотистые волосы. Внезапно он почувствовал, что к нему прижимаются мягкие обнаженные выпуклости. Сердце священника дико забилось, и на короткий миг он закрыл глаза, наслаждаясь. Затем, собрав остатки самообладания, тихо произнес:

– Жиль де Пейрак был развратным чудовищем, он, можно считать, убил свою жену. Я хочу, чтобы вы забыли о том, что произошло сегодня. С вами все в порядке?

Все еще прижимаясь, Катриона обратила к нему лицо, залитое слезами, и он простонал:

– Господи, Катриона! Не смотрите на меня так! Я священник, но тоже мужчина!

– Тогда отпустите меня, Ниалл! Я чувствую, как вы дрожите. Идите, пока мы не сотворили глупости.

Священник нехотя выпустил ее, и графиня прикрыла свою наготу простынями. Хотя служители церкви и нарушали частенько обет безбрачия, сам Ниалл никогда раньше не испытывал соблазна. Прежде чем сделать окончательный выбор, он поимел многих шлюх и никогда не жалел, что отказался от плотских радостей. Но теперь, как бы прочитав его мысли, Катриона сказала:

– Честные сомнения укрепляют веру, святой отец!

Спасибо за то, что спасли меня, но теперь я отдохну.

Скоро рассветет, и, что бы ни случилось, сегодня я непременно должна уже быть в пути.

Он тупо кивнул.

– Не выслушаете ли вы мою исповедь перед тем, как я уеду? Думаю, лучше не выносить эту тайну из семьи.

Вновь обретя голос, Ниалл с готовностью ответил:

– Да. Приходите на заре в часовню. Я буду ждать.

И он медленными шагами вышел из комнаты. Пришла Сюзан – удостовериться, что все в порядке. Катриона слабо улыбнулась и потрепала ее по руке.

– Со мной все хорошо. Спасибо, что привела Конолла. Я знала, что, если повышу голос, ты услышишь.

Сюзан зарделась.

– Это была не я, миледи. Это Мэй. Она спит чутко.

– Возблагодарим же Бога!.. А теперь – в постель, дитя мое. Скоро утро.

Катриона подремала в темноте, пока внутренним чувством не ощутила, что рассвет близок. Проснувшись, она быстро оделась и прошла в часовню, где уже находился Ниалл. Молодой священник вновь стал самим собой, хоть и выглядел изможденным. Преклонив колена, графиня вложила свои руки в его ладони и начала исповедь.

Священник молча слушал, пока она перечисляла свои мелкие прегрешения, затем и несколько больший грех, совершенный вместе с Генрихом Наваррским. Епитимью Ниалл наложил легкую, а когда, отпуская грехи, нежно прикасался к ее склоненной голове, рука у него подрагивала. Катриона вскинула свои зеленые глаза и, плутовски сверкнув ими, сказала:

– А вам, святой отец, за ваши грехи три Аве и три патера.

Ниалл прямо‑таки задохнулся от смеха.

– Катриона, вы несносны и непочтительны, но я благодарю вас. Ведь я наделал столько шума из ничего, вы согласны?

– Да, святой отец. Но между мыслью и делом существует огромное расстояние.

– Спасибо, дочь моя.

Катриона поцеловала протянутую руку, затем поднялась и позволила Ниаллу проводить ее из часовни. Приглушив голос, он сказал по‑гаэльски:

– Труп пока не нашли. Если вы поторопитесь, то успеете уехать прежде, чем его найдут.

– Мы уже готовы.

– Вы поели?

– Нет. Поедим в дороге.

Когда графиня со священником вошли во двор замка, то увидели, что их ждет Дэвид Лесли де Пейрак.

– Адель велела мне попрощаться с вами, если вы все‑таки решите нас покинуть. Ей казалось, что вы можете задержаться, хоть и не понимаю почему.

Дядюшка расцеловал ее в обе щеки.

– Но прежде чем пускаться в дорогу, племянница, не могла бы ты удовлетворить мое любопытство? От кого ты бежишь?

– От Джеймса Стюарта, – честно призналась Катриона.

– А король знает и все равно тебя не задерживает?

– Да, дядюшка.

Де Пейрак усмехнулся, – Езжай с Богом, племянница, и если тебе когда‑нибудь потребуется моя помощь, то только попроси. Хотя сомневаюсь, что при таких могущественных друзьях я могу тебе понадобиться.