Должны ли требования игроков и спорщиков пользоваться судебной защитой? А почему нет? Действительно, почему?

А почему нет? Действительно, почему? Игра и пари — это договоры, совершенные под отлагательным условием; из этих договоров вытекают права и обязанности имущественного со­держания для их участников. Последние юридически равны друг с другом; осуществление прав из договоров игры и па­ри не может происходить с помощью административных и властных методов. Иными словами, правоотношениям, возни­кающим из игр и пари, присущи все признаки гражданских обязательственных правоотношений. Почему же правам, со­ставляющим содержание этих правоотношений, законодатель отказывает в судебной защите?

Обращаясь к российской истории мы увидим, что подоб­ная позиция законодателя в отношении обязательств из игр и пари сформировалась не сразу. Первоначально закон ни­как не регулировал процессов и последствий игр. Начало же такого регулирования оказалось связанным с полицейским запретом проведения игр и пари и участия в них.

Впервые такой запрет встречается в законодательстве Петра Великого, но первым мотивированным запрещени­ем игр прославилась, видимо, императрица Анна Иоаннов-на, которая в своем Указе от 23 января 1733 г., постановила, «чтобы никто, съезжался в партикулярных и вольных до­мах, как в деньги, так и на пожитки, дворы и деревни и на людей ни в какую игру отнюдь не играл»[146]. Играть же недозволительно потому, что игроки «не только в крайнее убожество и разорение приходят и в самый тяжкий грех впадают и души свои в конечную погибель приводят»[147].

Хотя цитированный Указ подразумевал запрещение всех без исключения игр, с точки зрения современной юри­дической техники такую задачу нельзя считать решённой, ибо объявление Указом негативных последствий игр в ка­честве причины их запрета означало, что игры, которые не порождают описанных негативных последствий, не запре­щены. Из таких игр возникают обязательства, к которым закон относится нейтрально, т. е. хотя прямо и не устанав­ливает возможности их судебной защиты, но с другой сто­роны, прямо такую возможность не отнимает.

Уже Елизавета Петровна (Указ от 16 июня 1761 г.) при­водит форму в соответствие с содержанием, отходя от принципа огульного запрещения всех игр. Было призна­но, что некоторые игры наносят вред, другие нет; соответ­ственно, первые запрещены, вторые дозволены. «Позволя­ется употреблять игры в знатных дворянских домах; толь­ко ж не на большие, но на самые малые суммы денег, не для выигрыша, но единственно для препровождения вре­мени»[148]. Молено заметить, что здесь критерий негативно­го последствия игр «разбавляется» иным, новым принци пом — принципом намерения игроков, цели участия в игре. Полной замены его, однако, не случается, ибо из контекста видно, что цель участия в игре рассматривается как внеш­ний признак возможных негативных последствий.

Разделение игр на запрещенные и разрешенные исклю­чительно по цели (намерению) игроков — обогатиться или приятно провести время — впервые проводит Устав благо­чиния, принятый в царствование Екатерины Второй. Пара­граф 67 Устава постановляет следующее: «Игры домашние и игрища, поелику в оные не входит беззаконие или против­ное узаконению, полиция не запрещает; в запрещенной же игре смотреть на намерение, с каким играли, и обстоятель­ства. Буде игра игроку служила забавою или отдохновени­ем посреди своей семьи и с друзьями, и игра не запрещена, то вины нет; буде же игра игроку служить единственным упражнением и промыслом, или дом, в котором происходи­ла игра, открыт день и ночь для всех людей без разбора, и что тут же и оттого происходит прибыток запрещенный, то о том исследовав, учинить по законам. Просьба же и иск о долге по игре да уничтожатся» [149].

Вот она — первая (!) норма, гласящая о лишении обя­зательств из игр судебной защиты. Обратим внимание, что относится она к обязательствам не из всех, а лишь только из запрещенных игр (контекст не оставляет никакого со­мнения, что последнее цитированное предложение не отно­сится к играм домашним и играм публичным (игрищам) в которые «не входит беззаконие или противное узаконе­нию»). Обязательства, следовательно, из не запрещенных игр, ничем не хуже всех иных обязательств и наравне с ни­ми подлежат судебной защите.

Статья 2014 т. X Свода Законов Российской Империи, установившая безденежность «займа по игре» (т. е. долга, происшедшего из всякой игры, как запрещенной, так и раз­решенной), в данной своей части появилась только 19 декаб­ря 1800 г., уже без каких бы то ни было объяснений. За её объяснения взялись ученые. «Воззрение законодательства на долговое обязательство по игре таково, что пока игра производится на наличные деньги, она может быть допу­щена — запрещаются у.нас.тоАько азартные игры. Вооб­ще игра на интерес не запрещается — как карточная, так и другие игры; но когда игра производится в кредит, то она уже предосудительна. Законодательство имеет в виду, что игра человека, не имеющего чем заплатить проигрыш, как и заём, сделанный для игры, легкомысленна, и что как скоро игра происходит в кредит или занимаются деньги для того, чтобы вести игру, игрок более рискует, легче решается на проигрыш, нежели когда ему приходится расплачиваться наличными деньгами. Вместе с тем законодательство име­ет в виду, что есть люди, которые пользуются таким лег­комыслием, приглашают играть в кредит, рассчитывая тем побудить другого к большему проигрышу, будучи уверенны­ми, что рано или поздно они все равно получат выигрыш. Наконец, и нравственное чувство порядочного человека за­прещает основывать долговые претензии на игре — самом праздном и дешевом способе приобретения имущественных средств, осуждает расчёты на средства играющего, когда в наличности у него их нет. И вот, по всем этим соображе­ниям, законодательство отказывает в охранении долговым обязательствам, возникшим по игре»[150]. То есть, если при­нять за основу объяснение «отца русской цивилистики», то игры должны подразделяться по качеству выигрыша (про­игрыша)— был ли таковой наличным или долговым. В пер­вом случае игра не запрещена, причем, о мотивах и послед­ствиях здесь не упоминается. Очевидно, первые не имеют значения, а за вторые, коль скоро они окажутся беззакон­ными, предполагается карать, как за самостоятельные пра­вонарушения. Предосудительна лишь всякая игра в долг, каковую Д. И. Мейер, называет азартной игрой, рассматри­вая такую игру, по сути, как разновидность сделок, совер­шенных (1) либо в состоянии, не способном в надлежащей мере отдавать отчет в своих действиях, (2) либо под влияни­ем заблуждения. По общему правилу такие сделки оспори­мы, т. е. могут быть признаны недействительными по иску участника, бывшего не способным отдавать отчета в своихдействиях или действовавшего под влиянием заблуждения (ст. 177 и 178 современного РК). Нет оснований отказывать в применении этого (общего!) правила к сделкам, составля­ющим азартные игры и пари. Если признать, что игра в долг заставляет человека более легкомысленно подходить к своему возможному проигрышу, т. е. что игра в долг и есть азартная игра, игра, участники которой поневоле входят в азарт, то получается, что игры и пари, приведшие к возник­новению долговых обязательств, могут быть оспорены по правилам ст. 177 и 178 ГК. Итак, самый факт возникнове­ния долга по игре, не объясняет норм, отказывающих таким долгам в судебной защите. На чем же тогда основан такой отказ? Получается, что только на «нравственном чувстве порядочного человека». Однако, сам Д. И. Мейер призна­ет, что обязательства из игр и пари «... исполняются, быть может, добросовестнее, чем другие обязательства»[151]. Како­во же, в таком случае, содержание нравственного чувства порядочного человека, если он готов преступить закон ради участия в игре и исполнить обязательства из игры несмотря на отсутствие у кредитора возможности просить содействия государственной судебной системы в таком исполнении? Не получается ли, что закон, отказывающий в судебной защите обязательств из игр и пари, суть безнравственный закон?

Наконец, последнее объяснение, которое зиждется то­же на аргументации Д. И. Мейера, как ни странно — аргу­ментации второстепенной, восходит к составителям Проек­та Гражданского уложения и традиционно воспроизводится в современных изданиях[152]. Вот оно: «Игры, направленные к развитию физических и умственных сил, во все времена встречали сочувствие и в их пользе никто никогда не сомне­вался. Непредосудительны и те игры, которые служат лишь приятному времяпрепровождению и сближению играющих; но и эти игры становятся предосудительными с того мо­мента, когда результатом их является обогащение одной стороны в ущерб другой, когда нет взаимного обмена цен ностей или услуг, а есть лишь ни на чем не основанная при­быль одной из сторон. Игра мы деньги момсет иметь лишь развращающее влияние, которое значительно возросло бы, если бы суд принял под свою защиту возникающие из та­ких игр требования, хотя бы игры эти велись добросовестно и не были запрещены правительством. Но не следует забы­вать, что, при игре на деньги происходят сплошь и рядом весьма неблаговидные проделки, шулерство, вовлечение в азарт, немалую роль при этом играют вино и женщины. Возникшие при таких условиях обязательства, хотя обле­ченные в форму долговых актов, не могут и не должны пользоваться защитою закона, так как это было бы против­но добрым нравам и деморализовало бы общество»[153]. Пояс­нение же вопроса о том, когда же договор считается совер­шенным с достаточным экономическим основанием, выгля­дит так: «...необходимо, чтобы договор делал возможным достижение общеполезных целей, а не вызывался желани­ем удовлетворения личной прихоти, капризу»[154]. По сути пе­ред нами оказывается совершенно самостоятельный мотив, имеющий к понятию об экономическом основании сделки весьма посредственное отношение.

В приведенном объяснении на первое место среди мо­тивов, объясняющих отказ в судебной защите обязатель­ствам из игр и пари, находится ни на чем не основанное обогащение одной стороны за счёт другой. В остальном — полная противоположность взглядов. Если у Д. И. Мейера «игра на интерес не запрещается», то по мнению редакто­ров Проекта Гражданского Уложения «игра на деньги мо­жет иметь лишь развращающее влияние». Как указывалось выше, речь в данном случае ведется с помощью категорий нравственности, между тем, как именно понятие о «добрых нравах» (чести, достоинстве, совести) заставляет проиграв­ших гасить игорные долги. Что же касается таких условий возникновения обязательств из игр и пари, как «неблаго­видные проделки», шулерство, азарт, вино и женщины, то это, повторимся, основание для признания игр и пари недей ствительными сделками, но не основание для отказа в су­дебной защите прав, возникших из таких сделок.

Сделанный исторический обзор мнений о причинах (пер­воначально) запрета игр, а затем — отказа в судебной защи­те прав, возникших из игр и пари, свидетельствует об их неустойчивости. Так, в течение относительно небольшого ис­торического отрезка времени, объяснения причин указанных явлений изменялись следующим образом:

1) Запрещена всякая игра, ибо предполагается, что всякая игра имеет вредные последствия (разорение, крайнее убоже­ство, грех, погибель и т. д.).

2) Запрещена игра, производящаяся ради выигрыша (обо­гащения).

3) Запрещена игра ради профессионального выигрыша; обязательства из таких игр не пользуются судебной защитой.

4) Не пользуются судебной защитой любые долговые обя­зательства из любых игр (и пари), как возникшие при ненад­лежащих условиях (азарт, вино, женщины и т. п.)

5) Не пользуются судебной защитой любые долговые обя­зательства из любых игр (и пари), как возникшие без доста­точного на то экономического основания и не приводящие к достижению общеполезных целей и направленные исключи­тельно на удовлетворение личной прихоти.

Такая неустойчивость во мнениях относительно, в общем-то, несложного вопроса, говорит о том, что тот найденный на него ответ, который пытаются объяснить с помощью при­веденных выше мотивов, является неправильным. И в самом деле:

1) Вредные последствия (включая несостоятельность, са­моубийство и др.) могут повлечь неудачи в совершении любых гражданско-правовых сделок (займа, купли-продажи и др.). Однако, данное соображение не служит основанием для отка­за в судебной защите прав, возникших из подобных сделок.

2) Цели получения выигрыша (дохода) могут служить лю­бые или практически любые'сделки, что, однако, также не является основанием для запрещения таковых.

3) Цели профессионального получения выигрыша (пред-¹ принимательской прибыли) могут служить практически лю­бые сделки', что, однако, также не является основанием для запрещения таковых.

4) Сделки, совершенные лицом при ненадлежащих услови­ях, в частности, таких, как неспособность понимать значения своих действий, заблуждение и др., могут быть оспорены за* интересованным лицом. Однако, ни одно из перечисленных обстоятельств не является основанием для отказа в судебной защите прав, возникших из таких сделок.

5) Существует целый ряд обязательств, возникающих без достаточного экономического основания, исполнение по кото­рым, однако, будучи добровольно учиненным, не подлежит возврату (сюда относятся, кстати, и обязательства из игр и пари).

6) Лицо, совершающее сделку, не обязано заботиться о до­стижении общеполезных целей. Предполагается, что эти цели и без того достигаются, ибо сделка — суть правомерное дей­ствие. Лицо, совершающее правомерное действие, вправе рас­считывать на то, что юридические последствия этих действий будут пользоваться защитой судебной системы государства.

7) «Удовлетворение личной прихоти, капризу» само по се­бе не может служить основанием отказа в охране субъектив­ных гражданских прав, назначенных к такому удовлетворе­нию.

О юридическом значении индивидуальности замеча­тельно сказал И. А. Покровский. «Перед лицом современ­ного правосознания общество не стадо однородных челове­ческих особей, величин заменимых, а союз самоценных лич­ностей, имеющих право на индивидуальность. Пусть даже эта индивидуальность значительно отклоняется от средне го типа; если только она не вредит другим, она заслужи­вает охраны закона. Пусть эта индивидуальность кажется нам порой странностью, чудачеством,' нужды нет: мы долж­ны даже за чудаком признать право на существование»[155]. Да, быть может, кому-то кажется странным, что некие ли­ца соглашаются играть или спорить о каком-либо предмете и намереваются создать при этом правовые последствия, но это не основание отвергать данные последствия и тем более, отказывать потребностям и интересам таких лиц в государ­ственной защите.

Сказанное позволяет сделать следующий вывод: основа­ний для изъятия обязательств из игр и пари из-под государ­ственной судебной защиты не существует; во всяком слу­чае, они до сих пор не обнаружены. На наш взгляд, их и нель­зя обнаружить, ибо «Будучи одним из проявлений свободно­го распоряжения своею собственностью, пари не может, вы­зывать возражений с точки зрения существующего строя имущественного обладания; от моей воли зависит, куда и как употребить принадлежащие мне деньги. С точки зре­ния интересов общественного блага представляется, однако, ненормальным такое распоряжение своими средствами, кото­рое совершается под влиянием страсти и может повести к полному разорению»[156].

Итак, обязательства, возникающие из игр и пари долж­ны подлежать судебной защите — таково должно быть об­щее правило. Из него могут быть сделаны только следующие исключения: не подлежат судебной защите (1) обязательства из игр и пари, признанных по иску заинтересованного участ­ника, недействительными сделками и (2) обязательства из игр и пари, прямо запрещенных публичным законодательством.

В последнем случае, имея в виду, что участие в играх и пари, запрещенных с точки зрения публичного законода тельства, представляет собой правонарушение и, следова­тельно, действие, не являющееся сделкой, нужно признать, что обязательств из подобных игр и пари не возникает во­все—как пользующихся, так и не пользующихся судебной защитой.