Забота о здоровье

«Прежде ружейного выстрела солдат сражается с тремя главными врагами: труды, суровость времени и голод». Это заявление, прозвучавшее в вышедшей в 1813 г. «Карманной книге военной гигиены» «медицинского доктора и хирурга» И. Энегольма, довольно точно охарактеризовало проблемы здравоохранения в армии. В целом все профилактические мероприятия, направленные на сохранение здоровья, призваны были содействовать солдату в этом «сражении». Читателей не должна вводить в заблуждение дата издания труда, ибо все методы профилактики нарабатывались десятилетиями и десятилетиями же практически не менялись.

Уже согласно «Наставлению о сохранении здоровья солдат в Финляндии» 1808 г., например, профилактическими мерами признавались: ежедневные занятия на улице (кроме холодной и сырой погоды), порционное довольствие (не менее 4 порций мяса в неделю), употребление укрепляющих напитков (квас, «хренное» пиво, клюквенный сок), ежедневные умывания холодной водой (голова, лицо, рот, руки, грудь), мытье ног два раза в неделю, еженедельная баня с переменой белья, ношение в большие морозы лаптей поверх сапог, общее утепление при долговременном нахождении на улице [2].

В 1812 г. одним из ярких примеров заботы о солдатах является приказ П.И. Багратиона по 2-й армии от 3 апреля:

«…Для предварения умножения болезней предписать ротным командирам, дабы они наблюдали:

1-е. Чтоб нижние чины не ложились спать в одежде, а особливо не разувшись.

2-е. Солому, на подстилку употребляемую, чаще переменять и смотреть за тем, что после больных не подстилали б под здоровых.

3-е. Надзирать, чтоб люди чаще переменяли рубашки и где возможно устроить за селениями бани для избежания пожаров.

4-е. Как скоро погода будет теплее, избегая тесноты, размещать людей по сараям.

5-е. Для питья в артелях иметь квас.

6-е. Наблюдать, чтоб хлеб был хорошо выпечен» [120, т. 11, с. 48].

В труде И. Энегольма чрезвычайно подробно описывались меры по сохранению здоровья солдат на квартирах, в лагерях и во время походов. Во многом книга эта и сейчас не потеряла своего значения. Мы изложим лишь некоторые советы автора, помещенные в разделе «Главные предосторожности в походе» и проверенные на опыте целого ряда кампаний. На остановках солдатам запрещалось сразу пить воду, для чего перед колодцами и реками даже выставлялись патрули. Для утоления жажды предписывалось жевать «внутреннюю корку дерева, коренья, травы и кислые растения». На привалах солдат должен был не ложиться на землю (от чего нередко возникала простуда), а отдыхать стоя, опершись на ружье. Зимой очень опасной считалась резкая смена температур (вхождение с мороза в натопленную избу и выход из избы), поэтому по возможности выгоднее было ночевать в сараях и амбарах. Распухшие ноги погружали в холодную воду или делали примочки с водкой. Перед началом марша солдат должен был причесаться, прополоскать рот, вымыть холодной водой лицо, руки и шею; в «худых» (нездоровых) местах полезным считалось выпить рюмку вина и закусить хлебом. На походе солдаты пили водку, разбавленную водой, и закусывали сухарями; чай с ромом в таких случаях рекомендовался для офицеров. Зимой перед выходом пили вино или сбитень. В холодное время года самым важным считалось предохранение ног от влаги: вместо шерстяных чулок или онучей, в которых нога быстро потела, нужно было надевать полотняные онучи, предварительно смазанные жиром (салом натирали и ноги). Соответственно довольно часто солдаты должны были мыть ноги и стирать онучи (летом онучи стирали каждый день). На марше зимой нужно было чаще останавливаться и раскладывать костры для обогрева. Обмороженные части тела автор советовал натирать снегом или погружать в холодную воду; только после этого можно было входить в теплое помещение. В тепле на обмороженные места накладывали примочки из масла с водкой или снега с салом и солью.

Широко распространенной профилактикой заболеваний в 1812 г. было питье водки с перцем, распоряжения о своевременной доставке которого отдавались на самом высоком уровне. Так, в приказе по 1-й армии от 24 августа говорилось: «Генерал-провиантмейстером армии доставлено в каждый корпус по два пуда перцу, который употреблять нижним чинам с вином. Г-м начальникам вообще озаботиться о точном выполнении сего повеления» [44, с. 453].

Лето 1812 г. стало первым испытанием для солдат. «Для наших солдат несносен был только летний зной. В продолжение больших переходов, под тяжестью ранцев и киверов, в суконной толстой одежде, молодые солдаты скоро уставали; при всякой лужице они с манерками бросались черпать теплую грязную воду, которую пили с жадностью, никогда не утоляя жажды; наконец, изнеможенные, отставали от полков своих, заходили в сторону, и где-нибудь завалившись для отдыха, попадались в руки неприятеля», — писал И.Т. Радожицкий [133, с. 63].

Достаточно регулярно в армии вспыхивали эпидемии различных болезней, основными из которых были различные виды «горячек» (в том числе и «нервическая горячка» — сыпной тиф). Широко распространенным заболеванием оставалась оспа. Ежегодно в тех или иных полках людей валила цинга, особенно усиливающаяся во время боевых действий. «Верным спутником» солдат оставался «кровавый понос» (дизентерия), провоцируемый перепадами температур, трудностями марша и плохим питанием. В списке солдатских болезней постоянно присутствовали венерические заболевания. Применяемые эффектные ружейные приемы вызывали «повторные ушибы груди» и как следствие — «опасные костяные наросты на ребрах и грудной клетке».

Самый большой размах эпидемии приобрели во время наступления русской армии, ибо тяжелейшие условия похода равным образом действовали как на французов, так и на русских, а болезни, начавшиеся в одной армии, очень быстро перекидывались и на другую. Во время движения от Тарутинского лагеря к Вильно небоевые потери русских войск, по разным оценкам, составляли от 40 до 50 тысяч чинов [85].

^{Бритье солдата у обозной телеги. И.А. Клейн. 1815 г. Городской исторический музей г. Нюрнберга. Германия.}

* * *

Медицинские кадры по-прежнему набирались различными путями: в лекари зачисляли выпускников Императорской Медико-Хирургической академии, приезжающих иностранных врачевателей и прошедших «аттестацию» практиков из фельдшеров. В вышедшем в 1812 г. «Учреждении об управлении большой действующей армией» предусматривались должности главного доктора, главного медика и главного хирурга, координирующих работу полковых лекарей и фельдшеров, подвижных госпиталей и медицинских складов.

Первая медицинская помощь редко оказывалась своевременной. Раненые на полях сражений зачастую не могли добраться до лазаретов и умирали прямо на позициях, причем иногда их ужасная агония длилась несколько дней. Редкому счастливцу в подобном случае удавалось спастись. Под Смоленском удача выпала на долю 15-летнего унтер-офицера А.В. Камаева, эпизод из жизни которого был описан позже его племянником: «6-го августа 1812 года, в сражении под Смоленском, Селенгинский полк был разбит полчищами Наполеона. Полковник Мещеряков и дядя мой были ранены и потеряли друг друга из виду После сражения, когда убирали раненых и хоронили убитых, дядя лежал под кустами, истекая кровью из ран. Одна нога его была прострелена пулею навылет, а в другой пуля остановилась. Проезжавший мимо гусар, вероятно, отыскивая кого-нибудь из близких к нему, заметил дядю, плавающего в крови, но еще живого, прицеливаясь из пистолета, спросил: «русский или француз?» Собравши последние силы, дядя мог только сказать: «русский»; услышав этот отклик, гусар подъехал ближе, и увидев в этом защитнике отечества мальчика… солдатской форме., доставил его на перевязочный пункт» [90, с. 664, 665].

На перевязочном пункте раненый погружался в атмосферу казавшегося бесконечным ужаса. Сотни стонущих и уже умерших окровавленных людей лежали и сидели около навесов или палаток, в которых такие же залитые кровью врачи без всякого обезболивания наскоро проводили операции. Здесь все были равны — офицеры и солдаты терпели одинаковые мучения. Раненный под Витебском офицер-артиллерист описывает одну из таких операций, проделанную уже в относительно спокойной обстановке:

«Господа городовые хирурги… не замедлили явиться к нам — с инструментами. Тогда показались они мне страшнее Французской кавалерии. Синий фрак и пудреный парик главнейшего Оператора с длинным носом несколько ночей сряду снились мне ужасными привидениями. Хирурги обратились сперва к Тутолми-ну (дивизионный адъютант, у которого оторвало руку выше локтя. — И.У), ободрили его, обласкали, дали каких-то капель, потом посадили на стул, и стали развязывать руку… Резатели обмыли рану, из которой клочьями висело мясо и виден был острый кусок кости. Оператор в пудреном парике вынул из ящика кривой нож, засучил рукава по локоть, потом тихонько приблизился к поврежденной руке, схватил ее, и так ловко повернул ножом выше клочьев, что они мигом отпали. Тутолмин вскрикнул и стал охать, хирурги заговорили, чтобы шумом своим заглушить его, и с крючками в руках бросились ловить жилки из свежего мяса руки; они их вытянули и держали; между тем пудреный Оператор стал пилить кость. Это причиняло, видно, ужасную боль: Тутолмин вздрагивал, стонал, и терпя мучения, казался изнеможенным до обморока; его часто вспрыскивали холодною водою и давали ему нюхать спирт. Отпиливши кость, они подобрали жилки в один узелок и затянули отрезанное место натуральною кожею, которая для этого была оставлена и отворочена; потом зашили ее шелком, приложили компресс, увязали руку бинтами — и тем кончилась операция. Тутолмин лег в постель как полумертвый» [133, с. 89, 90].

Но и те, кому удавалось получить первую помощь, отнюдь не могли считать себя спасенными. Перевозка на телегах по разбитым дорогам уже сама по себе была пыткой, которую многие не переносили. Оставленные же в населенных пунктах при отступлении раненые оставались без помощи и, как правило, становились жертвами огня, болезни или голода.

Первым пристанищем для вовремя эвакуированных больных и раненых служили полковые лазареты. Далее они поступали в подвижные госпитали, а при необходимости — в стационарные. К 1811 г. насчитывалось 52 стационарных госпиталя, рассчитанных на 36 320 мест. К сожалению, в большинстве случаев выздоровление зависело прежде всего от самого пациента. Применяемые методы лечения были крайне несовершенны, а врачи редко имели должные навыки. Недостаток пищи и лекарств в госпиталях стал хроническим. Поэтому смертность среди больных и раненых была очень высока. В одном только Орловском госпитале в декабре из 3500 пациентов умерло 598 [143, с. 453].

^{Солдат-ветеран 1812 г. Раскрашенная литография. 1844 г.}

Даже раненые русские солдаты демонстрировали примеры подлинного христианского смирения и воинской дисциплины. Офицер 26-го егерского полка вспоминал: «Не могу, да и не должно, умолчать о геройском духе одного гренадера нашего полка, которого имени я не дознал и теперь упрекаю себя за такое невнимание. При отступлении нашем от Полоцка гренадер догнал нашу колонну, и, остановив моей роты унтер-офицера, просил его оторванную ядром руку и висевшую на одной только жиле, отрезать ему, ибо самому невозможно этого сделать — так он объяснял унтер-офицеру Унтер-офицер, убедившись просьбою и положением жестокой раны, не думая долго, вынул тесак, начал пилить и, кажется, не отрезал, а просто оторвал, ибо, как я потом удостоверился собственными глазами, тесак, часто употребляемый в походном случае для рубки говядины, был весь иззубренный, как серп или, надо сказать, весьма хуже. Признательный гренадер поблагодарил за операцию унтер-офицера.

Но каково было терпение гренадера под этим инструментом — удивительное! Любопытство заставило меня обратиться на этот случай всем вниманием. Я приостановился и, дождавшись к себе гренадера, спросил, зачем он решился дать отрезать руку и, притом, тесаком. Гренадер мой равнодушно отвечал: «Мешает идти, а отстать от полка и попасть в плен французам избави Боже; ежели суждено мне умереть, то пусть же между своих…» Такие чувства весьма меня тронули. Я похвалил его героизм и любовь к родине, подумав: «Великого духа ты, товарищ и верный патриот отечества…»

Он долго шел при нашей колонне. Я предлагал ему одного своего солдата проводить до перевязки и пособить нести ранец, но гренадер отказался, сказав, что теперь ничто не мешает и самому дойти. — «По крайней мере, я говорил ему скинь с себя суму и портупею и сколько-нибудь облегчись». — «Да кому же я это отдам?» — спросил меня.- «Французам», — говорил я, и, таким образом, быв мною разрешенным, тогда только решился сбросить, иначе, Бог знает, куда бы потащил на себе казенную амуницию…» [78, с. 125,126].

И такие примеры были не единичны. После Бородинского сражения «…вся Можайская дорога была покрыта ранеными и умершими от ран, но при каждом из них было ружье. Безногие и безрукие тащились, не утрачивая своей амуниции» [108, с. 111].

Date: 2015-10-21; view: 650; Нарушение авторских прав