Концептуальные рамки

В обществах охотников и собирателей обмен происходит прежде всего за счет межличностных повторяющихся взаимодействий; все отношения являются личными. Стандартная единица взаимодействия – это группа из 25 человек, при условии, что спорадически формируются временные группы большего размера. Общества охотников и собирателей решают проблему насилия не самым эффективным образом: они формируют группы, в которых личное взаимодействие – это взаимодействие между индивидами, которые прекрасно друг друга знают и взаимодействуют друг с другом на постоянной основе. Уровень насилия как внутри групп, так и между ними может быть крайне высок.

Естественные государства выстраиваются на межличностных отношениях добывающих порядков, эти государства способны расширяться и превосходить по своим масштабам более простые общества. Отношения внутри естественных государств строятся вокруг традиционных межличностных взаимодействий, однако иерархии элит формируют личные отношения, которые увеличивают контроль господствующей коалиции. Порядки ограниченного доступа позволяют решить проблему насилия: могущественные члены общества объединяются в коалицию военной, политической, религиозной и экономической элиты. Элиты обладают привилегированным доступом к ценным ресурсам или к ценным формам действия. Кроме того, у них есть возможность формировать организации, санкционируемые всем обществом. Уникальные идентичности членов элит тесно увязаны с теми привилегированными организациями, которые эти члены возглавляют или в которых они состоят. Так как в случае выплесков насилия рента, извлекаемая элитой, будет снижаться, создание ренты позволяет элитам достоверно гарантировать друг другу ограничение насилия. Однако в силу того, что социальный мир зависит от баланса интересов в господствующей коалиции, порядки открытого доступа чувствительны к переменам, затрагивающим интересы и возможности элит. Как социальный порядок порядок ограниченного доступа стабилен, однако каждое естественное государство претерпевает постоянные изменения; так как естественные государства опираются на сложную систему элитных интересов, им не всегда удается оставаться устойчивыми в меняющихся обстоятельствах. В хорошо развитых естественных государствах элитные привилегии включают контроль над могущественными социальными организациями, такими как церковь, правительство, суды и военные силы.

Порядок открытого доступа выстраивается на организационных структурах естественного государства, но при этом он распространяет обезличенное гражданство на все большую часть населения. Все граждане получают возможность формировать экономические, политические, религиозные или социальные организации, призванные выполнять любые мыслимые функции. При этом порядки открытого доступа запрещают использование насилия всем организациям, кроме армии или полиции. В отличие от естественного государства, которое активно манипулирует интересами элит и неэлит с целью поддержания социального порядка, порядок открытого доступа позволяет индивидам преследовать собственные интересы посредством создания всевозможных организаций. Индивиды продолжают оставаться мотивированными экономической рентой как на политическом, так и на экономическом рынке, но присутствие открытого доступа стимулирует конкуренцию, что делает подобную ренту лишь временным явлением. Социальный порядок поддерживается за счет комплексного взаимодействия конкуренции, институтов и убеждений. Контроль над военной силой концентрируется в руках правительства, а контроль над правительством вытекает из политической и экономической конкуренции, а также из особых институциональных ограничений. Попытки использовать правительство для принуждения граждан – напрямую, через военную силу, или же косвенно, через манипулирование экономическими интересами – приводят к активизации существующих организаций или же к созданию новых организаций, призванных мобилизовать экономические и социальные ресурсы, с тем чтобы добиться контроля над политической системой. Сохранение открытого доступа важно для поддержания социального порядка.

Как порядки открытого доступа, так и порядки ограниченного доступа являются в равной степени динамичными, они претерпевают продолжительные и зачастую неожиданные изменения. Этот динамизм не может быть назван прогрессивным, так как не существует никакого телеологического движения, которое бы толкало общества к тому, чтобы становиться все более и более сложными, стабильными и развитыми. Суть динамизма – в постоянных переменах. Если совсем упрощать, то отличие динамизма ограниченного доступа от динамизма открытого доступа заключается в том, как именно социальные порядки используют доступ для сдерживания насилия и обеспечения порядка. Естественные государства реагируют на изменения попытками манипулировать доступом и перераспределять ренту внутри господствующей коалиции. Что касается порядков открытого доступа, то они более стабильны не потому, что их институты прочнее, наоборот, эти институты гораздо более гибки, они реагируют на меняющиеся условия с куда большей пластичностью. Порядки открытого доступа более устойчивы к переменам, так как их внутренние институциональные и организационные структуры более свободны в смысле вариантов приспособления, они могут ассимилировать изменения в куда большем диапазоне опций, так как в них не распространена практика создания ренты с целью сдерживания насилия. Оба социальных порядка динамичны, однако внутренняя логика их динамизма различна.

Как именно происходит переход от одного социального порядка к другому? В предыдущей главе мы сделали набросок перехода к открытому доступу в Великобритании, Франции и США. Переход в каждом отдельном обществе зависит от особых черт данного общества, но все же в переходе могут быть вычленены и общие черты. Пороговые условия позволяют элитам взаимодействовать друг с другом обезличенным образом, снижать эффективность разрушительного насилия и в конечном счете создавать и поддерживать институт обезличенных прав. В каждом случае элиты сталкиваются со стимулом трансформировать привилегии в обезличенные права. Создание зачатков элитных прав в пороговых условиях предоставило возможность расширить эти права так, чтобы они были поддержаны представителями всей элиты. Например, привилегия владеть акциями в акционерной компании вначале может считаться уникальной привилегией. Однако если эта привилегия становится повсеместной, а доли отныне можно передавать друг другу, то тогда интерес элит к поддержанию обезличенного механизма передачи долей может начать возрастать. В свою очередь обезличенный механизм передачи долей может создать интерес в обезличенном формировании компаний. Можно было наблюдать эту последовательность во всех трех странах‑первопроходцах. Она заняла весь XIX в. Идея открытого доступа к корпоративным формам начала пользоваться доверием в тот момент, когда большая часть элиты начала получать прямую выгоду от такого доступа. Точно так же открытый доступ к политическим организациям становится возможен тогда, когда влиятельные политические группы начинают понимать, что поддержка политических партий целиком отвечает их интересам.

Переход – это именно институционализация открытого доступа посредством утверждения обезличенных отношений. То есть переходом не может быть названо создание тех или иных институтов, например принятие Билля о правах или же всеобщего избирательного права. Институты важны постольку, поскольку они структурируют стимулы индивидов и сдерживают их. Однако одни и те же институты в зависимости от обстоятельств могут работать совершенно по‑разному. Чуть ли не основной фактор здесь – наличие или отсутствие открытого доступа. Например, институты выборов и институты корпораций в естественных государствах работают иначе, чем в порядках открытого доступа.

Подобный способ мышления о процессе перехода позволяет говорить о новой интерпретации экономической и политической истории рождения современных обществ открытого доступа в конце XVIII – начале XIX в. Наша экономическая история делает особый акцент на обеспокоенности развитием новых могущественных форм элитных экономических организаций, а также «коррумпирующим» влиянием этих организаций на политику. Все это в середине XIX в. привело к созданию открытого доступа. Наша политическая история делает особый акцент на модификациях институтов естественного государства, случившихся в XVIII в., эти модификации вызвали обеспокоенность элит тем, что внутри‑ элитная политическая конкуренция неизбежно приведет к консолидированному политическому контролю со стороны той фракции, которой за счет манипулирования экономикой удастся заполучить в свои руки рычаги управления. В конечном счете элиты приняли решение защитить свои привилегии путем превращения их в права. Сделано это было посредством создания институтов, гарантирующих открытую экономическую и политическую конкуренцию. Отныне можно было свободно формировать экономические и политические организации. Ничего подобного в мире еще не было. Трансформирующий эффект открытого доступа, берущего свой отсчет с середины XIX в., дает о себе знать в политических и экономических процессах конца XIX в., эти процессы продолжаются и в XX в. Среди последствий данных процессов можно отметить общее благоприятствование технологическому прогрессу.

Исторические особенности и уникальные институциональные механизмы, развивавшиеся в каждом конкретном обществе, играли главную роль, однако ни в одном из случаев перехода они не были идентичными. В середине XIX в. переход был закреплен путем институционализации открытого доступа для все большего числа граждан. Эти граждане получили обезличенные права, а также доступ к целому ряду социальных институтов, призванных подкрепить обезличенные отношения. Функционирование существующих институтов естественного государства, даже имевших очень долгую историю (например, британский парламент), начало претерпевать изменения, вызванные необходимостью подстраиваться под условия открытого доступа. Избираемые собрания в условиях наличия конкурирующих политических партий начали разительно меняться. То же самое произошло и с экономическими корпорациями, которые оказались в ситуации открытого конкурентного входа.

Создание схожих институтов в иных обществах, но уже чуть позже, не привело к мгновенному переходу данных обществ. Например, страны Латинской Америки приняли конституции, схожие с конституцией США, а некоторые страны Европы утвердили законы об общей инкорпорации, однако всего этого оказалось недостаточно для того, чтобы стимулировать переход. Интересы элит в ограничении доступа могут быть легко учтены и в условиях наличия выборов, представительных собраний, а также более сложных корпоративных форм организаций. Принятия институтов Великобритании, Франции или США без обеспечения открытого политического и экономического доступа недостаточно для обеспечения перехода. История показывает, что создание лучших институтов позволяет обществам усовершенствовать свое функционирование в качестве естественных государств, но никакой переход без открытого доступа не возможен.