Упразднение земской единицы. Выделение революционного Комитета из состава Совета. Добывание средств на революционные нужды

За то время, что я с рядом энергичных революционных крестьян, рабочих-анархистов и сочувствующих анархизму беспартийных революционеров, отсутствовали из Гуляй Поля, последнее обзавелось гостями – агентами Центральной Рады. Гуляй-польскими собственниками-землевладельцами, которые на войне получили чины прапорщиков и теперь были командированы по селам и деревням, чтобы развить идею крайне-шовинистического украинства и его главного оплота – гайдатщины и вильного казачества. Мы приехали в Гуляй Поле ночью, и в ту же ночь мне сообщили солдаты-фронтовики, что у них было общее собрание, на котором агенты Рады выступали и освещали боевую готовность войск Центральной Рады, группирующихся на Подолии и Киевщине. Они призывали фронтовиков организоваться здесь и взять власть в свои руки над безвластным районом. Для помощи этому делу, собранию был подан через именовавшего себя "максималистом" – фронтовика Вульфовича, ряд анонимных записок, указывающих, что существует в Гуляй Поле и на районе какое-то богатое общество, которое может регулярно оказывать организации фронтовиков денежную помощь и т. д. и т. д.

Я решил арестовать "максималиста" Вульфовича. В час ночи я пошел к секретарю группы анархо-коммунистов – тов. Калашникову, с ним вызвал ряд товарищей и, обсудив все, о чем я был информирован солдатами-фронтовиками, мы "максималиста" Вульфовича арестовали. Он запротестовал, заявляя, что обратится с протестом в Группу А-К. Он знал, что я о своих действиях на общественно-революционном посту от времени до времени делаю доклады группе и вместе с нею решаем, не противоречат ли мои действия той нашей общей задаче, которую мы, как группа революционных анархо-коммунистов, поставили перед собой (когда решали, что необходимо нашим членам идти в Советы и Общественные Комитеты, если их трудящиеся избирают). Он был убежден, что мне за его арест влетит. Но я ему заявил, что он арестован до выяснения, от кого он на собрании фронтовиков получал анонимные записки о существующем в Гуляй Поле и в районе обществе, обладающем денежными средствами для организации войск Украинской Центральной Рады. "Максималист" Вульфович больше не протестовал. "Максималист" быстро начал таять и совсем растаял. Он сказал мне, что записки, за час до собрания он получил от гражданина Альтгаузена (дядя известного провокатора, по делу нашей группы, Наума Альтгаузена), хозяина постоялого двора и отеля в Гуляй Поле.

Сейчас же был арестован и гр. Альтгаузен, которому я объяснил, за что он арестовывается, и сказал, что они с Вульфовичем будут преданы через Совет суду всеобщего схода-собрания крестьян и рабочих Гуляй Поля. Гражданин Альтгаузен понял, что дело принимает серьезный оборот. Сход-собрание потребует от него раскрытия тайного финансового агентства Украинской Центральной Рады. Он предпочел поэтому, объяснить всю правду сейчас же.

"Еврейская община в Гуляй Поле, сказал он, боялась украинцев-шовинистов и поэтому решила заранее связаться с ними, оказав им денежную помощь, чтобы, на случай торжества их власти, последняя знала, что евреи стоят за Украину и за тех, кто боролся за нее", и тут же добавил: "Поймите, гражданин Махно, тут нет ничего такого, что вредило бы революции. Скорее это повредит нашему обществу, потому что эти деньги должно выплатить отсюда – и показал на свой левый карман".

Товарищи, члены Совета Крестьянских и Рабочих Депутатов, которые услыхали о том, что в Центре Гуляй Поля какая-то тревога, все почти сбежались. Они очень возмутились поведением еврейской общины и требовали ареста и опроса всех ее руководителей, с целью окончательного выяснения правды об их подлом поведении по отношению к свободе Гуляй Поля. Сознавая, какую ненависть все это вызовет у нееврейского населения к еврейскому, я много труда и усилий положил на то, чтобы этого дела не раздувать, а ограничиться показаниями Альтгаузена, сделать об этом обширный доклад сходу крестьян и рабочих и просить его тоже не раздувать этого дела и не поощрять ненависти за этот акт, учиненный несколькими лицами, ко всему еврейскому обществу.

Товарищи из Совета со мной согласились, доверяя мне, что я здесь не делаю никакого политического шантажа. И гг. Вульфович и Альтгаузен тут же были освобождены…

Но нужно было быть на сходе крестьян и рабочих тому, кто когда либо честно, для истины, вздумает писать историю Гуляй Поля, писать о том колоссальнейшем деле революции, которое намечалось в Гуляй Поле анархистами-крестьянами, вместе с трудовым населением Гуляй Поля и района, которое, когда власти попытались задавить его, разразилось целой революционной бурей, увы! – не получившей своего полного развития. Я говорю, нужно было бы быть таким людям на этом сходе, чтобы убедиться, как труженики серьезно и в то же время с величайшей осторожностью подходили к этому вопросу, к вопросу, который в других местностях Украины безусловно вызвал бы погром и избиение невинных, всеми и вся гонимых, в Русской и Украинской истории, не знавших до сих пор покоя – бедных евреев.

Правда, может быть, большую роль здесь играл докладчик, но вопрос им не был затушеван. Все язвы были обнажены перед сходом. Сход решил оставить все то, что нами было раскрыто, на совести еврейского общества в целом, а руководителям его на первый раз послать свое презрение и заявить, что при повторении со стороны общественных деятелей еврейской общины таких актов против свободы Гуля-Поля, – придется отнестись к ним иначе. Мы принуждены будем в революционном порядке притянуть их к ответу. И этим вопрос был исчерпан. Право участия евреев на всех съездах Советов, во всех общественных делах и их решениях ни на йоту не было урезано. Свобода и равенство мнений признавались одинаково за всеми, кто сознавал право человека на разрушение старого вредного для хода социально-революционных событий и для нарождающегося нового общества, требующего великих жертв и тяжелых усилий от коллективных созидательных сил человека.

До сих пор в Гуляй Поле и в районе существовала; как территориальная единица "земская единица". Но в это время это название совершенно вышло из употребления. Оно было окончательно убито Советом, который общественные функции взял на себя и выделил, по согласию со сходом крестьян, Революционный Комитет для определенного группирования боевых революционных отрядов. В этот комитет для совместного сотрудничества были приглашены: Группа Анархистов-Коммунистов, левые с.-р., поскольку они одиночками существовали у нас (большевиков у нас совсем не было, ни в самом Гуляй Поле, ни в районе), и украинские с.-р., которые представляли группу при "Просвите" во главе с агрономом Дмитриенко. Выделение из Совета Революционного Комитета было результатом тактических соображений Совета, которые поддерживались группой анархистов. Через Революционный Комитет, как особо правомочную в рамках торжества большевистско-левоэсеровского блока революционную единицу, мы более прочно доводили до конца организацию крестьянства. (На рабочих города в то время обратить особое внимание нам не позволяли наши силы, да и жила в нас напрасная вера в наших анархических деятелей, которые сидели по городам... и вели на пустом месте, без всякой связи с ходом революционных событий, ненужные, вредные для дела анархизма споры). В этой определенной задаче, перед Советом встал вопрос: кому из членов поручить идейное руководство Революционным Комитетом? Для Совета нежелательно было передать его кому-либо из не анархистов, и он хотел поручить руководство Революционным Комитетом мне, хотя я к этому не стремился. Я был убежден, что где бы я ни был, Комитет будет следовать в своих действиях той линии поведения, которая будет намечена в группе анархо-коммунистов, разработана Советом и Революционным Комитетом и поддержана населением.

В результате длительного обсуждения, руководство Революционным Комитетом, как единицей революционно-боевой, требующей инициативы и решительного действия, было поручено мне.

За моим уходом из Совета руководство им хотели поручить тов. Максиму Шрамко (беспартийный рабочий-матрос, бывший голова земской единицы. Это пост, от которого я отказался, уехав даже при перевыборах из Гуляй Поля, чтобы не слушать уговариваний и просьб крестьян принять пост Головы). Но Шрамко, после моего отъезда из Гуляй Поля на фронт в Александровск, собрал братию и поехал в имение Косовца-Тихомирова (в двух верстах от Гуляй Поля), которое по моей инициативе было отобрано для школы детей, сирот. Там он растащил богатейшую библиотеку, которой и половины не удалось собрать, и поснимал оконные рамы. Этим он себя, как общественный деятель, скомпрометировал, несмотря на то, что его уважали крестьяне. Руководство Советом ему не поручили, а поручили проверить весь мертвый и живой инвентарь в имениях помещиков, чтобы приготовить списки для весеннего распределения.

Руководство же Советом было поручено бывшему до революции активному члену нашей группы, теперь же только сочувствующему ей – тов. Луке Коростылеву.

Группа анархистов-коммунистов поставила перед Революционным Комитетом вопрос о выяснении его функций.

Комитет объяснил ей и перед всем населением, что он займется, главным образом, революционно-организационной работой среди трудящихся, в целях объединения на одной платформе борьбы за расширение, углубление и развитие революции, против которой со всех сторон строятся фронты, чтобы низвести ее с ее революционной высоты на положение орудия политических партий и их власти.

Тогда группа анархо-коммунистов потребовала от него разоружения батальона бердянского 48-го полка, который был расположен в гор. Орехове (35 верст от Гуляй Поля) и который держался политики наполовину генерала Каледина, наполовину Украинской Центральной Рады. Революционный Комитет еще слаб был для такого действия, это знала и группа А. К. Но он эту идею группы всецело поддерживал. Группа сговорилась на счет разоружения этого батальона с александровской федерацией анархистов, и они выехали, каждая со своими силами, с двух сторон в г. Орехов и разоружили батальон.

Революционная по тому времени власть большевистско-левоэсеровского блока восхищалась действиями анархистов. Командующий силами блока Богданов, – говорят, – изумлялся и радовался, с нетерпением ожидая, что все оружие, отобранное у батальона будет привезено, если не ему, то, во всяком случае, александровскому Революционному Комитету, тем более, что в разоружении участвовала вместе с анархистами М. Никифорова, остававшаяся еще членом этого Комитета.

Но этого не случилось и не могло случиться.

Гуляйпольская Группа Анархистов-Коммунистов, с июля-августа месяца 1917 года, упорно проводила свою линию: овладеть психикой крестьянства, развить и поддержать в нем дух свободы и независимости, который ее лучшие члены, большей частью уже погибшие, на протяжении 12 лет стремились среди крестьянства развивать. Теперь, когда группа вышла из подполья, она могла, без слащавых и пустых, бессодержательных речей простым крестьянским языком проповедовать с глубокой верой и упорно, как только могла, свой идеал. Она стремилась увидеть в жизни плоды своей веры и своей работы; она решила, что момент наиболее удобен, чтобы создавать вооруженные силы труда, без которых ему не справиться со своими многочисленными врагами. В этом александровская федерация ее поддерживала. Поэтому все оружие: винтовки, бомбометы, пулеметы были перевезены в Гуляй Поле, в официальное ведение Гуляйпольского Революционного Комитета.

Трудящиеся Гуляй Поля и прилегающих к нему сел и деревень становятся еще более решительными. Они присылают своих представителей в Гуляй Поле с заявлением о своей готовности от старого до малого взяться за оружие и отстаивать свою независимость и свободу от всякой власти, даже от революционной власти большевистско-левоэсеровского блока, если она вздумает наложить свою лапу на вырабатываемые ими самими, непосредственно у себя на местах, в своей свободной жизни новые общественные отношения.

Я, как руководитель Революционного Комитета, казалось, должен был быть занят исключительно его делами, если бы Комитет по своей цели представлял из себя тип Революционных Комитетов того времени. Меня же чуть не ежедневно, по два и по три раза группа анархистов-коммунистов отрывала для совещания с теми или другими крестьянскими представителями того или другого села или целого района. Мы разрабатывали, совместно с этими тружениками, приезжавшими из других сел в Гуляй Поле – одни с революционной целью, другие по личным делам, но тоже заходившими в бюро группы, чтобы узнать то, что группа еще не успела осветить через своих всюду разъезжавших по району пропагандистов, планы – с чего начать ту или другую работу, как и чем защищать её от властей.

"Какая радость!" – восклицали крестьяне, зайдя бывало в бюро группы, в Революционный Комитет, или в Совет Крестьянских и Рабочих Депутатов. – "Мы действительно начинаем ощущать под собою почву свободы, мы становимся совершенно свободными в своем деле"...

И радости не было конца.

Работа развертывалась во всю ширь, а средств никаких.

Я с рядом товарищей серьезно над этим думал, так как начало открытой организации боевых сил требовало средств. Я знал, что стоит только обратиться в Александровский Ревком, как нам нужные средства пришлют, но я не мог пойти на это, и как член группы, и как человек, поставивший своей задачей создать революционное единство крестьянства, которое являлось бы совершенно независимым от каких бы то ни было политических партий и государственных органов в особенности.

С большим риском я решил предложить группе обсудить следующее. В Гуляйполе был коммерческий банк, которого мы сознательно пока что не конфисковывали, деньги которого находились в Александровском государственном казначействе, но канцелярскими работами он еще занимался, надеясь и после Октябрьской революции развернуть свою работу для наживы бездельников. Можно было ему предложить внести известную сумму денег на нужды Революционного Комитета. Помню, мы с неделю возились с этим вопросом. Группа принципиально была против этого. С трудом я добился от нее согласия не мешать мне в этом вопросе в Революционном Комитете. Я группе обещал взять всю ответственность за этот шаг на себя, если коммерсанты откажутся исполнить добровольно предложение. Группа дала мне свое согласие, но предупредила меня, чтобы я готов был к тому, что она, согласно правилам ее внутренней организации может мне предложить бросить Революционный Комитет и Совет и заняться исключительно групповой работой. К этому я всегда был готов. Это – то, на чем я больше всего настаивал, когда мы установили положения о целости группы и обязанности членов по отношению к ней, к ее работе.

После получения гарантии от группы, что другие товарищи, которые вошли от нас в Рев. Комитет, не подставят мне ножку в моем предложении коммерсантам внести на нужды Революционного Комитета 250.000 рублей, предложении, которое я хотел, чтобы члены Революционного Комитета и Совета утвердили, я созвал заседание Рев. Комитета совместно с Исполнительным Комитетом Совета Р. и Кр. Депутатов, на котором сделал прежде всего доклад о том, что ходят непроверенные слухи, будто Украинская Центральная Рада ведет переговоры о мире с немцами, а большевики, расходясь по этому вопросу со своими коллегами по власти над Революцией и революционным народом – левыми эсерами, поспешили во вред Центральной Раде и себе, повести переговоры с немецким кайзером о мире. Правда, – говорил я собранию Рев. Комитета и Исполнит. Комитета Советов, – эта версия требует проверки и она будет проверена в ближайшие дни. Но я лично уже убежденно могу утверждать, что Украинская Центральная Рада – этот позорный союз с австрийскими и немецкими монархами – Карлом и Вильгельмом – тоже уже заключила. (Примечание: у меня был ряд писем из Одессы и Хотина, привезенных одним товарищем, в которых товарищи сообщали мне это определенно). Теперь момент самый решительный для революции. Победить на ее пути сможет тот, кто во время приготовится к этому… Мы должны до зубов вооружиться сами и вооружить все население, иначе и Центральная Рада и большевики своим заключением союза с монархами, готовят смерть для революции и ее носителей – революционных тружеников. Мы должны приготовиться к встрече этой смерти так, чтобы сломить ее напор и разбить ее силы. Мы должны устранить со своего пути всякое сближение, всякую зависимость от революционной власти большевистско-левоэсеровского блока, также как мы устранили ее по отношению к Центральной Раде и коалиции Керенского с буржуазией. Путь к этому – самостоятельное действие на всех фронтах революции.

Далее я развил мысль о том, как мы нуждаемся в денежных средствах и как рады были бы в Александровском уездном Революционном Комитете, если бы мы за ними обратились к нему, но как пагубно бы это отразилось на нашем районе, ибо только после этого власти из уезда решатся наложить свою лапу на развитие нашей независимости и свободы. "А средства нужны и они есть здесь, в Гуляй Поле, или через Гуляй Поле их можно достать, не давая повода властям даже помыслить о том, что мы перед ними благоговеем. Пока мы со своими головами, – говорил я тогда своим слушателям, – мы этого не сделаем".

С мест начали раздаваться голоса: "Скажи же, тов. Махно, где же эти средства и как их можно перенесть на наше общее, дело?"

– Средства эти я укажу далее. Сейчас же я остановлюсь на том, что я вижу в наших рядах и в рядах наших врагов, конечно, всех толков и на всех фронтах, которые они занимают, борясь на словах против реакции, за свободу, фактически же против свободы, за реакцию. Товарищи, никто из нас, здесь присутствующих, не будет отрицать того, что среди трудового крестьянства развивается мысль о независимости и свободе от экономического и политического рабства. Кто помог крестьянству стать на этот путь? Я говорю, что помогла революция и упорная, подчас непосильная, работа здешней Группы Анархо-Коммунистов, членом которой я являюсь. Какие будут результаты развития этой мысли крестьянства – определить трудно сейчас, когда мы видим вокруг себя одних врагов, и мало, даже слишком мало, друзей, да и те не в нашей среде. Они окопались по городам и к нам лишь время от времени заглядывают. Эти наши друзья-анархисты. Они, и только они не думают о том, чтобы подневольная деревня оставалась и далее подневольной у власти города. Но они мало уделяют подневольной деревне того, что они могли бы ей уделить в настоящее время. Правда, этому есть причины и их трудно охватить и выразить сейчас, когда речь идет о совершенно другом. Но они, анархисты, духом всегда с нами здесь! (Начались рукоплескания и возгласы: да здравствует анархизм! да здравствуют его выразители – наши друзья!..) – Не увлекайтесь, друзья, я перехожу к тому, что нам наиболее нужно. Нам нужно вооружиться, нам нужно вооружить все население, чтобы представить из себя мощную вооруженную силу революции, с которой мы должны вступить на путь строительства нового общества непосредственно самим, своим умом, трудом и волей.

По району, трудящиеся к этому строительству приготовились, они его начали еще с осени 1917 года, но ему грозит смерть от идущих против него черных сил реакции: власти большевиков и левых социал-революционеров с одной стороны, и с другой – украинской Центральной Рады, которая, я имею точные сведения, заключила союз с королями Австрии и Германии и при их помощи несет, под флагом спасения "Ненькi Украiны", смерть для Украины и всего лучшего, что украинские труженики села и города могли завоевать себе в революции. Вооружение всего населения, товарищи, мыслимо только в том случае, если население признает его необходимым. За прошлую неделю, я принял здесь в Комитете, а секретариат группы в своем бюро, много представителей из района от крестьян, которые все в один голос говорят о необходимости такого вооружения. Но этого мало: мы должны непосредственно от крестьянских общих сходов услыхать на местах эту мысль и совместно с ними обсудить, чтобы провести ее в жизнь с хорошими результатами. Поэтому необходимо послать повсюду пропагандистов. Мы будем отрывать крестьян от приготовлений к весенним посевам, беря у них подводы. Чтобы не делать этого, нам нужно брать подводы извозчиков. Им нужно платить. Нужны, стало быть, деньги. Деньги есть, но не у нас, а у наших врагов, здесь, в Гуляй-Поле, у хозяев землевладельцев и купцов, банк которых – вот слева, через один двор от Комитета. Хотя я должен вам, товарищи, сказать, что денег в его кассе здесь в Гуляй Поле нет. Все они – в государственном Казначействе, в г. Александровске. Но их можно оттуда получить. Необходимо утвердить это мое предложение.

Все время революции кредитный банк в Гуляйполе спекулировал и мародерствовал за счет труда. По праву он должен бы быть давно экспроприирован и передан в общий фонд труда. Ни коалиционное правительство Керенского, ни большевистско-эсеровское правительство этого сами до сих пор не сделали и мешают сделать это самому революционному народу. Поэтому я предлагаю, чтобы Гуляйпольский районный революционный комитет постановил не считаться с правительством большевиков и левых эсеров и потребовать от правления банка внести в революционный комитет на революционные цели в 24 часа двести пятьдесят тысяч рублей. Эта резолюция была принята без прений, единогласно.

На другой день я зашел в банк и объяснился по этому постановлению с директорами. Они попросили комитет продлить срок взноса на три дня. Сами же собрали всех вкладчиков и с ними сообща, при энергичном участии социал-демократа Збара, стоявшего за требование комитета, подписали свои пропорционально ими самими распределенные чеки. А кто не явился на это банковское собрание, тому дирекция банка послала своего агента вместе с членом революционного комитета, чтобы он подписал свой чек. В течение четырех дней чеки были собраны, а на пятый – член комитета с уполномоченным от банка поехал в Александровск и получил указанную сумму денег.

Так на первые шаги революционного дела, дела, открывающего путь борьбы за расширение, углубление и творческое развитие великой русской революции, которая находилась все время под гнетом власти, даже революционной, какой в это время была власть большевистско-левоэсеровского блока, революционный Гуляйпольский район трудящихся добыл себе денежные средства, нужные на литературу и разъезды пропагандистов и организаторов труда против капитала и власти.

Часть этой суммы была передана в распоряжение Совета Кр. и Раб. Депутатов на общественные нужды. Вторая часть, по моей инициативе, была дана для открытия и поддержки детского приюта в бывшем доме пристава, с хорошим садиком для детей сирот, оставшихся за время войны без отцов и матерей. Третья же, большая, часть осталась в распоряжении Революционного Комитета. Половина этой суммы была передана во временное пользование продовольственной секции при Совете, которою, по поручению Совета, утвержденного сходом крестьян и рабочих, руководил член группы анархо-коммунистов тов. Серегин и которая настолько развила свою работу по снабжению населения нужными предметами потребления, что власти из центра начали ей завидовать и через свои заграничные отряды начали мешать в этом деле всему Гуляйпольскому району.

Date: 2015-10-19; view: 294; Нарушение авторских прав